на груди.
- Прошу прощения за беспокойство, но меня к вам привела не праздность, а
дело.
- Я вас слушаю, - сказал Гаврила Васильевич и спохватился: - Да вы
садитесь! - подвинул гостю табурет.
- Благодарю.
Отец Гаврон сел, расправил на коленях рясу и понюхал воздух.
- Мясным пахнет.
- Да вот, обедать собрался.
- Однако постный день сегодня.
- Запамятовал.
- Грех!
- Грех, - согласился учитель.
Отец Гаврон уложил свои большие руки на колени и посмотрел Гавриле
Васильевичу в глаза.
- Я вот зачем к вам, - начал он. - Вы занимаетесь делом, угодным Богу. Вы
воспитываете в детских сердцах понятия о нравственности и начиняете их
добром, а также знаниями, данными Господом. Что поселилось в детском сердце,
то и останется в нем до последнего причастия... Правильно ли я говорю?
- Правильно, - поддержал Теплый.
- Так вот, есть у вас ученик, Джеромом зовут.
- Есть такой, - подтвердил славист.
- Столкнула меня с ним мирская суета, и заметил я в мальчике жестокость
необычную.
- В чем это выразилось?
- Мальчик убивает кур.
- Кур?!
Он считает, что куры заклевали его отца, капитана Ренатова, а потому
мстит, безжалостно сворачивая им головы. И дело не в том, что мальчик
заблуждается, относясь к Ренатову, как к отцу (Ренатов вовсе ему не отец), а
в том, что он убивает. Сегодня он лишает жизни птицу, а завтра... Согласны
вы со мною?
- Конечно.
- Наша с вами задача сейчас не упустить детскую ДУШУ" а направить ее
совместными усилиями на путь истинный.
- Спасибо, отец, за своевременный сигнал. Трудно уследить за всеми сразу.
Есть и в моем деле упущения.
- Вот все, что хотел вам сказать...
Отец Гаврон встал с табурета.
- Прощайте, - поклонился он.
- До свидания.
Когда монах ушел, Гаврила Васильевич вернулся на кухню и, передвинув
сковороду обратно на огонь, подумал: - Ишь ты, кур убивает!.. Вот странность
какая!.." Еще Теплый с удовольствием подумал, что сегодня, после обеда, ему
будет особенно хорошо работаться над расшифровкой рукописи Елены Белецкой -
все-таки любая обнова создает приподнятое настроение.
23
Хотя после изуверского убийства подростка-сироты город охватила волна
протеста и ужаса, эта волна скорее была показушной, нежели истинным накатом
народного страха. У народа своя логика: если существует город, то в нем
должно найтись место всем - и святому, и маньяку. Святых в Чанчжоэ за все
времена было предостаточно, а вот маньяк завелся в городе впервые. В
необъятной душе народа теплилась невысказанная надежда, что убийство сие не
последнее и что если маньяк настоящий и решится на серию ужасных
кровопролитий, то Чанчжоэ встанет в один ряд с известными городами Европы,
родившими Джеков-Потрошителей и всякую прочую нечисть.
Впрочем, сегодняшним днем народ более всего волновала не смерть
подростка, а полет на воздушном шаре всеобщего любимца, ученого и
общественного деятеля, физика Гоголя.
После падения с Башни Счастья купца Ягудина все человечество Чанчжоэ
ожидало от Гоголя выполнения обещанного - то есть выстроить для всех
воздушный шар и улететь на нем к всеобщему счастью. Наконец этот светлый
день настал.
Вернее, это было свежее утро с ласковым ветерком, трепыхающим шевелюры
горожан, собравшихся в полном составе на главной городской площади.
Уже установлен был шар и зажжена горелка. На возведенной трибуне, в
зеленом смокинге, слегка бледный, стоял сам герой дня, физик Гоголь. Почти
все отметили в выражении его лица трогательную печаль и неподдельный налет
героизма.
Предстояло выслушать вступительную речь.
- Сограждане! - начал Гоголь. - Соотечественники!
В толпе притихли...
Несмотря на полное понимание городскими властями всей абсурдности
происходящего, губернатор города Контата, стоящий здесь же на трибуне, вдруг
ощутил прилив патриотизма к своим грудям, а оттого сложил ладони вместе и
потряс ими в сторону физика, показывая ему тем полную свою поддержку.
- Соотечественники! - продолжил Гоголь. - Настал день, которого мы так
все ждали! Он действительно настал. То, что вы видите за моей спиной, не
просто воздушный шар, а Шар Счастья! Стоящий слегка в стороне Генрих
Иванович Шаллер разглядывал сооружение, наполняющееся теплым воздухом, и не
будь он передовым человеком, не считай себя образованным по-европейски,
вероятно, его естество поверило бы, что на этакой штуковине можно улететь к
неведомому. Воздушный шар, его конструкция действительно внушала трепет и
вызывала из недр душ что-то первобытное, первородное. Переливаясь всеми
цветами радуги, волнуясь своей ненаполненностыо, шар достигал в диаметре
четырехсот футов. Корзина, прикрепленная к нему, была столь вместительна,
что, казалось, способна действительно вознести в поднебесье все городское
население. От вознесения сие сооружение удерживала дюжина канатов толщиной в
человеческую руку, которые сторожили крепкие мужики с топорами в руках.
Шаллер оглядел толпу и заметил Франсуаз Коти, стоящую рука об руку со
скотопромышленником Туманяном. Полковник подумал, что все это время не
вспоминал о девушке, и ему почему-то стало грустно. Чуть бледная, со слегка
растрепавшимися волосами, она была прекрасна. Еще более прекрасна она была
тем, что стояла почти обнявшись с членом городского совета Туманяном, глаза
которого то и дело страстно глядели на девичью шею.
Все это собственничество, подумал Генрих Иванович и заставил себя
смотреть на трибуну.
- Друзья! Мы полетим к счастью! Мы вознесемся все! - вещал Гоголь. - На
моем шаре хватит места для всех!
- Из чего корзина сделана? - раздался голос из толпы. - Выдержит ли?
- Корзина сделана из виноградной лозы и панциря майского жука! Обмазана
гречишным медом!
- А сам шар? Из чего пошил?
- Кожа дикого голубя.
- А что такое воздушный шар? - спросил другой голос.
В толпе засмеялись.
- Прошу занимать места! - возвестил физик.
- Предлагаю к вознесению сначала увечных, слепых, горбатых и слабоумных!
- выкрикнул человек, когда-то летавший на аэроплане. - Пусть они уподобятся
птицам! А мы пока поглядим и все взвесим!
В толпе опять засмеялись.
- Да как же! - захлопал глазами Гоголь. - Я же для всех старался!
- Да подожди, Моголь! Мы же еще недвижимость свою не реализовали!
- А зачем вам деньги, когда мы летим к счастью! - закричал в отчаянье
Гоголь.
- А чтобы еще более счастливыми быть! - резонно заметил кто-то.
- А ты, Гоголь, корейцев с собою возьми!
На глаза физика навернулись слезы. Потерявший самообладание, он закрыл
ладошками лицо и всхлипывал.
- Не для себя я старался... - слышали стоящие рядом. - Не для себя...
- Не плачь, Моголь! Мы тебя уважаем!
Физик открыл заплаканное лицо и в надежде спросил:
- Ну что, полетите?
В толпе молчали, понурив головы.
- А как же труд мой, как старания?!
Гоголь был столь трогателен в своем детском отчаянии, что горожанам стало
неловко, а некоторые особенно сердобольные зашмыгали носами. На помощь
согражданам пришел человек, имевший летный опыт.
- Не обижайся на нас, Гоголь. Мы слабые по сути своей. Мы боимся лететь!
А вдруг там нет счастья?! Тогда шар упадет на землю, и мы все разобьемся!..
Может быть, ты первый полетишь?.. Только обещай нам, что вернешься, если
счастье отыщешь. Тогда мы точно с тобой вознесемся...
- Обыватели мы! - поддержал летуна кто-то. - Мещане!
Гоголь простер руки к какой-то голове, выделяющейся лысиной из толпы.
- Может быть, вы полетите? - с надеждой спросил герой.
Лысая голова загрустила и отрицательно покрутилась в накрахмаленном
воротничке, закраснев ушами.
- А вы? - обратился физик к толстой бабе с ужасными бородавками на лице.
- Там ваше лицо станет прекрасным!
- А не с лица воду пить! - нашлась уродина.
Глаза Гоголя отыскали в толпе безногого инвалида, сидящего на дощечке с
колесиками. Инвалид внимательно слушал оратора и, казалось, мучительно
раздумывал над чем-то.
- А вы!.. Вам-то что здесь делать? Сидите целыми днями на паперти в
ожидании копеечки! Полетели со мной, и там вы будете счастливы!
- А действительно! - поддержал кто-то. - Лети с ним, Петрович! Чего тебе
здесь делать? Может, бабу там какую сыщешь!
- А я-то чего! - испугался калека, сжимая в руках два увесистых
пресс-папье.
- Да надоел ты всем здесь! Проваливай на небеса! А то клянчишь все, а
после пьяный валяешься!
- Там водки море разливанное! - со смехом сказал кто-то. - И ноги там
вырастут новые! А может, и еще кой-чего!..
- Чего пристали-то! - зашипел Петрович и, отталкиваясь пресс-папье от
мостовой, потихонечку стал выкатываться из толпы. - Ишь, нашли дурака! А
нужны мне эти ваши ноги!..
Остатки мужества покинули Гоголя, и он, еле удерживаясь от обильных слез,
отворачивая лицо от соотечественников, полез в корзину.
- Прости нас, Гоголь! - послышалось из толпы. - Прости!
И тут же со всех сторон от молодых и старых посыпались низкие поклоны в
сторону воздушного шара, сопровождаемые возгласами - прости!".
Настал прощальный миг. Наполнившись теплым воздухом, шар рвался к
облакам, словно ядро из пушки. Гудели от напряжения канаты и казалось, что
они вот-вот лопнут, не выдержав такого могучего влечения.
- Прощайте, - прошептал Гоголь, оборотив лицо к согражданам. - Не
поминайте лихом! - и махнул рукой.
В ту же секунду стоящие наготове мужики взмахнули топорами, блеснув
солнцем в металле, и радостно опустили чугунные языки на канаты. Шар
дрогнул, качнулся, как будто не веря в свою свободу, затем выпрямился и
поплыл потихоньку к небу.
- Лечу! - крикнул Гоголь. - Улетаю!
Толпа рухнула на колени, а митрополит Ловохишвили затянул - Отче наш"...
Проводив взглядом шар, величественно уплывающий в поднебесье, Генрих
Иванович в смятении покинул городскую площадь и направился к Гавриле
Васильевичу Теплому.
На стук учитель ответил не сразу. Лишь после того как Шаллер заколотил в
дверь кулаком, из квартирки донеслось какое-то шебуршание и недовольный
голос слависта спросил:
- Кто там?
- Я это, я. Кормилец ваш! Открывайте!
Дверь тут же открылась, и в ее проеме появилось заспанное лицо Гаврилы
Васильевича.
- Ах, это вы! А я тут после обеда задремал!.. Что ж вы в дверях-то,
проходите, не обижайте меня!
Первым делом, пройдя в комнату, полковник осмотрел письменный стол
Теплого, затем уселся на табурет, пригладил волосы и спросил:
- Что ж вы на проводах Гоголя не были? Весь город собрался!
- Все улетели? - ехидно поинтересовался славист.
- Да нет. Все героями быть не могут.
- Значит, физик в гордом одиночестве?
- Так точно.
- Ну ничего, полетает и вернется. Будьте увере ны... Денежки принесли?
- А есть за что?
- А как же! Тружусь не покладая рук. Так сказать, в обильном поте лица!
- Покажите!
- Пожалуйста.
Теплый вытащил из-под еженедельника - Курьер" пачку листов и протянул их
гостю.
- В последнее время мне особенно хорошо работалось! Пожалуйте сотенную.
Глаза полковника бегали по строчкам, он машинально вытащил из кармана
портмоне и отсчитал из него сто рублей десятками.
- Получите.
Гаврила Васильевич аккуратно сложил деньги и спрятал их в ящик стола,
заперев его на ключик.
- Посидите еще? - спросил он.
- Что?
- Может быть, чайку?
- Да нет, надо идти.
- Ну что ж...
Шаллер скрутил в трубочку рукопись и направился к двери. Там он
неожиданно остановился и оборотился к Теплому:
- Скажите, это вы убили Супонина?
Гаврила Васильевич вздрогнул и сжал кулаки.
