Пусто.
Он облегченно вздохнул, вытерев со лба капельки пота. Его нервы были
готовы полопаться от напряжения. Вернувшись в комнату, он вновь присел на
край саркофага и только тут обратил должное внимание на его присутствие в
комнате. Догадка была мгновенной. Третий участник ночных событий был тут,
когда появились Арамант и киборг. В этой самой криогенной камере. И он ушел
через дверь!
Джон огляделся. Он чувствовал не страх. Это помещение нагоняло на него
жуть хуже, чем сама Башня и склеп с голограммами. Он понимал, что стоит на
пороге какой-то тайны, которую ему вовсе не хотелось разгадывать. Интуиция
подсказывала ему, что лучше не знать того, что хранят эти стены...
В углу, у стола возвышался внушительный компьютерный терминал. На дисплее
серебрилось хаотичное мерцание точек. Джон присел на край стола. Компьютер
был включен. Кто-то пользовался им совсем недавно и забыл или не смог
выключить. Он поднял руку и ткнул первую попавшуюся клавишу.
Машина послушно вышла из режима ожидания. На мониторе впыхнули контуры
сервисной оболочки со списками файлов. Часть из них была выделена инверсной
строкой, и курсор все еще стоял на них.
Группа файлов была озаглавлена одним словом - "Дневник".
Джон понял, что это была последняя информация, которая извлекалась из
памяти машины.
Оставив курсор на месте, он нажал ввод, почемуто чувствуя, что лучше бы
ему этого не делать...
Андрэ Сент-Иво пребывал в сверхвозбужденном состоянии, которое
представляло собой странную и непропорциональную смесь страха, восторга,
отчаяния и растерянности.
Судьба преподнесла ему шанс, о котором заточенный в цилиндр мозг не мог и
мечтать. Арамант мертв, Тея сбежала, а Джон отказался от командного
приоритета!
Он вновь был властелином Башни!
Нет. Он был властелином "Киберсистем"!
Нет... Он был... Он был... всего лишь куском серого вещества, в котором
сложный прибор поддерживал жизнь...
Последнее умозаключение ввергло Андрэ в секундный шок.
Все открывшиеся ему перспективы превращались в ничто.
Мозг Андрэ беспорядочно перескакивал с чувства на чувство, испытывая то
страх, то наслаждение, то отчаяние, пока среди этого хаотичного
калейдоскопа, как спасительный берег, не возникла единственная мысль:
"Арамант!"
Он говорил им о новых телах.
Андрэ не был настолько наивен, чтобы поверить человеку, сидящему в кресле
наверху, пусть даже это был его собственный сын.
Как бы поступил он сам в подобной ситуации?
Естественно, он бы использовал мозги стариков для достижения собственных
целей, а потом бы сел и хорошенько подумал, стоит ли выполнять данные
обещания, когда работа уже сделана.
Именно поэтому Андрэ не стал перечитывать посланный на его терминал файл.
Он связался с процессором Башни и вызвал все последние разработки Араманта.
Он почти сразу нашел то, что было нужно.
Информационное поле, выделенное в отдельный, хорошо защищенный от
вторжения терминал, носило условное название "Вечная Жизнь". Прежде чем
открыть себе доступ в эту разработку, Андрэ вызвал из памяти процессора
схему коммуникаций и с удовлетворением убедился в верности своих
умозаключений. Содержавший информационное поле терминал был связан с целым
комплексом биолабораторий.
Через секунду мозг Андрэ Сент-Иво погрузился в изучение информационного
поля под названием "Вечная Жизнь".
Это произошло почти одновременно с пробуждением Джона.
Если бы он сразу разобрался в ситуации, сломя голову ринулся вниз, в
склеп, и обесточил аппарат, питающий мозг отца, то все бы закончилось, еще
не начавшись, но увы... как бы смешно или горько это ни прозвучало, порой
судьба целых миров зависит от количества принятой накануне марсианской
текилы...
...К тому времени, как Джон появился в складе, Андрэ уже принял
определенное решение.
Он обнаружил Джона в тот момент, когда тот дочитывал его дневник. Лицо
сына было бледным как смерть.
Мозг Андрэ отдал распоряжение процессору Башни.
Три киборга пришли в движение. Два из них поднялись на сотый уровень.
Третий спустился в склеп.
Впереди них, по бесконечным коридорам, расползался ледянящий страх.
Джона трясло как в лихорадке.
Он только что разобрал видеокамеру и прокрутил ее запоминающее устройство
на терминале.
Он видел, как мать, восставшая из холода гиперсна, убила Араманта.
Джон понимал, что она безумна, и этот удар предназначался Андрэ Сент-Иво,
но легче от этого не становилось.
Он бы сошел с ума от сотой доли выпавших ей страданий.
Кровь ломилась в виски гулкими, ритмичными ударами. Его разум был не в
состоянии осмыслить той чудовищности, что так заурядно творилась на
протяжении многих лет в стенах Башни. Не потому ли он чувствовал стойкое
отвращение ко всему, что было связанно с корпорацией и семейным бизнесом.
Проклятие Шииста! Да не один из Сент-Иво не имел даже права на жизнь...
их нужно было душить еще при рождении!
Как будто он сам не принадлежал к этой семье...
Горькие размышления Джона были прерваны шелестом открываемой двери. Он
вздрогнул. В дальнем конце склада стояли два киборга в униформе охраны
Башни.
Остальное происходило как при замедленной съемке.
Расширенными от ужаса глазами он наблюдал, как обе машины синхронно
подняли оружие. Время утратило всякий смысл. Он различал мельчайшие детали,
даже то, как дернулись электромагнитные затворы двух "ФЛАУ - винтовок и
зрачки стволов уставились в его грудь.
Джон закричал, повалившись на пол, и тут же время сорвалось в обычном
бешеном темпе. Его спасла криогенная камера, материал которой имел высокую
прочность. Снаряды импульсных винтовок рикошетили от нее, наполняя
пространство вокруг остервенелым, выматывающим душу воем и мельчайшей
пластиковой крошкой, взметнувшейся в воздух острой метелью.
Два киборга двинулись вперед, не прекращая огня. На полпути магазины их
винтовок опустели, и они, не останавливаясь, синхронно нажали сброс. Пустые
магазины полетели на пол.
Джон выскочил из-за укрытия, выстрелил, попав в руку правой матине.
Киборг дернулся и перехватил магазин левой рукой. Второй уже перезарядил
винтовку и собирался возобновить огонь, когда пуля угодила ему в лицо. Ноги
машины подкосились, но, падая, робот продолжил начатое движение, и винтовка
в его руках затряслась, уродуя тело "напарника".
В складе наступила оглушающая тишина.
Джон стоял и смотрел на изрешеченные пулями тела, понимая, что только
случайность спасла его от смерти.
Поднимая выпавшую из рук мертвого киборга импульсную винтовку, он
заметил, как мелко дрожат пальцы. Джон внезапно подумал, что совершенно не
готов к тому, во что вляпался в силу обстоятельств. Он вздохнул, затравленно
оглядевшись. Пол вокруг был обильно залит кровью, свежей и уже засохшей.
Ему стало по-настоящему страшно, так, как никогда в жизни. Все, что
происходило в стенах этой проклятой Башни, было бесчеловечным, а он, как
последний лох, исполнял поручения Араманта и жил на те самые деньги, что
зарабатывала корпорация. Хотя его брат был едва ли не лучшим во всей
семейке...
Джон понимал, что утрирует проблему, но как еще можно мыслить, стоя в
луже крови, с ясным, неумолимым сознанием того, что собственный отещ
которого он когда-то любил, попросту садист-извращенец, убивший мать и
сознательно превративший ее в безвольную куклу...
Он понимал, что должен бежать, немедленно, сломя голову нестись к любому
выходу, чтобы убраться отсюда как можно скорее и как можно дальше... но
вместо этого он брезгливо отряхнул с ботинок капли крови и достал сигарету.
Бежать не было сил. Ночная попойка вытянула из него все соки. Это только
супермены в кино бегают по десять суток кряду.
Присев на корточки, он курил, разглядывая заиндевелое тело клона в
консервирующем саркофаге. Он думал о том, что его семья - обычные люди. И их
пороки присущи всем, просто в силу своего положения и власти они смогли
спокойно реализовать большую часть того, что обычные люди держат взаперти,
из страха перед ответственностью.
И он тоже вкусил этой вседозволенности. Почему его не мучит совесть?
Почему он сидит и курит рядом с остывшим телом брата?
Ответ был прост. Он никогда по-настоящему не любил. Он скользил по
поверхности жизни, ни в чем не нуждаясь, не зная ни горя, ни радости, ни
любви, ни отчаяния. Ему было все равно.
"Теперь это кончилось, - с ужасом подумал он. - Мозг отца послал сюда
киборгов. Из Башни не вырваться..."
Джону вдруг стало жаль себя, и одновременно он испытал отвращение, будто
смотрел со стороны на сгорбленную фигуру с импульсной винтовкой между колен.
Отец раздавит его как клопа.
Джону вдруг отчаянно захотелось жить. Не встать на дороге свихнувшегося
выходца с того света, не ломать копья ради восстановления справедливости и
наказания преступников, а просто выжить. Это почти животное чувство было еще
более противным, чем все остальные. Но оно было сильнее любого другого.
Джон встал, чувствуя себя позорно, как мелкий воришка, схваченный за руку
в прилюдном месте. Он не мог горевать о брате или ненавидеть отца. Максимум,
на что он оказался способен, - это в страхе спасать свою шкуру.
Осторожно пробравшись к выходу, он выглянул в коридор. Тот был пуст из
конца в конец, насколько хватало глаз. Джон шагнул в его стерильную белизну
и тут же почувствовал, как где-то рядом отворилась дверь. Он успел
оглянуться и увидел, как киборг сделал шаг в коридор, вскинул винтовку и
нажал спуск.
Что-то ударило Джона в грудь, чуть пониже ключицы. Энергия снаряда
отшвырнула его к стене. Сползая по ней, он беспомощно хватал руками воздух,
оставляя размазанную кровавую полосу на белоснежном пластике.
Он не потерял сознания, а просто онемел от дикой боли и страха.
Киборг опустил импульсную винтовку. Его шаги эхом отдавались от стен, как
раскаты далекого грома. Подойдя к Джону, он сгреб его за воротник и зашагал
дальше, волоча за собой обезумевшего от боли человека, как тянут мешок с
отходами.
По полу коридора за ними тянулся длинный, кровавый след...
Джон пришел в себя в ослепительном свете хирургических ламп.
Он попытался пошевелиться, и это удалось, хотя всю левую часть туловища
прострелило нестерпимой болью.
Сбоку от него, за пластиком биореконструктивной камеры, какие обычно
использовались для выращивания клонов, находилась странная конструкция,
напоминавшая несколько улучшенный вариант человеческого скелета, выполненный
на сервоприводах, из титано-керамлитового сплава.
Это был эндоостов киборга. Такие модели выпускались очень давно, и от них
отказались в силу неэстетичности пластиковых заменителей кожи и лица-маски.
Гораздо проще и дешевле было вырастить клона, чем монтировать подобных
монстров.
Джон застонал. Он страшно боялся, что сейчас появится ранивший его киборг
и произведет контрольный выстрел. Однако помещение оставалось пустым, лишь
перемигивались контрольные лампочки на компьютерных консолях.
И тут он испытал другой страх.
Зачем его притащили сюда?
Ужас захлестнул все его существо, заставив двигаться простреленные мышцы.
Он сел, несмотря на адскую боль, и попытался встать, но добился лишь того,
что неловко упал с хирургического стола на устланный пластиковыми плитами
пол.
Перед глазами поплыли радужные пятна.
На губах Джона выступила кровавая пена. Внезапно он почувствовал, что уже
не боится. Хуже не будет. Он уже мертв. Окровавленные губы искривила
усмешка. Единственное, чего он желал в тот момент, была смерть, быстрая и
безболезненная. Он чувствовал, что готов к этому, лишь бы его тело не смогли
