конкретному делу и что попросят взамен. Заявить о происшедшем прокурору
Артеменко даже в голову не пришло. Он появился на работе к семи утра, вынул
из сейфа дела, которые находились в производстве, и очень быстро установил
какое из них могло стоить такой суммы. Начальник некоего управления,
находясь за рулем личного автомобиля марки ГАЗ 21 в нетрезвом виде врезался
в "Жигули" и находившаяся за рулем молодая женщина не приходя в сознание
скончалась.
Он убрал остальные дела в сейф оставив на столе тоненькую папочку.
Наезд точнее убийство, так как водитель был пьян и значительно превысил
скорость произошел третьего дня.
Артеменко, перечитывая материалы, думал о том, что водитель машины срок
получит внушительный. Одновременно в голове вертелась и другая мысль,
совершенно противоположная, следователь прикидывал, правда пока теоретически
что можно предпринять для спасения водителя какие документы следует из дела
убрать, а какие изменить и вытянуть преступника на условную меру наказания.
"Сегодня податели денег не объявятся, - рассуждал он, - бросили кость и
ждут схвачу я ее или отнесу хозяину. Они не пошли со мной на прямой контакт,
знают я не беру, значит, имеют обо мне информацию. От кого? Прокурор
отпадает, скорее всего, кто-то из коллег. Если я пойду к прокурору?"
Артеменко сам с собой играл в прятки, отлично понимая, что к прокурору
не пойдет будет ждать, как развернутся события.
Через пять лет Владимир Никитович Артеменко жил в двухкомнатной
квартире улучшенной планировки, ездил на собственной машине, работал
директором дома отдыха под Москвой. Он искренне удивился, как легко и
безболезненно произошла перемена, словно он не перебежал в лагерь своих
противников, а зашел в магазин, сбросил с себя все, начиная с белья и носков
и надел новое. И ничего, оказывается, не жмет все подогнано точно по фигуре.
Надо отдать должное, занимались его экипировкой профессионалы.
Тогда в далеком прошлом его остановили на улице пригласили в машину -
никакого принуждения все с улыбкой даже с юмором. В кабинете загородного
ресторана его ждал мужчина лет сорока со скучным, невыразительным лицом.
- Здравствуйте, Владимир, садитесь будем ужинать. Вы не пьете, а я
рюмку себе позволю. - Он налил и выпил, подвинул гостю салатницу.
Стол не ломился от яств: салат из овощей, язык, графинчик водки и
минеральная вода. Хозяин начал разговор без предисловий.
- Как вы относитесь к моему предложению? Вы знаете, о чем идет речь?
Хотите помочь? И возможно ли?
- Не знаю, - ответил Артеменко, - я думаю третьи сутки решить не могу.
- Вас смущает сторона этическая или правовая?
- Не знаю.
Хозяин отложил вилку, взглянул на Артеменко внимательно, прищурился
словно прицеливаясь.
- Вы мне нравитесь. Женщина погибла, мой приятель оказался подонком.
Говоря "оказался" я себя обманываю, давно знал, что он дерьмо. Но я в таком
возрасте, Владимир, когда друзей не выбирают, как и не меняют коней на
переправе. Девочку не вернешь, и за десять лет моего дружка не исправишь.
Возмездие? Чтобы другим неповадно было? Давайте не будем переделывать
человечество! Вопрос идет, как я понимаю, о вашей совести. Вы член партии?
- Естественно.
- Да, на вашей работе естественно. - Хозяин вздохнул. - Проблема
взаимоотношения человека с самим собой сугубо личная, помочь со стороны
невозможно. Конечно, я могу сказать вещи хорошо известные. Ваш лидер
награждает сам себя и, видимо, спит спокойно. Как ведут себя его дочь и
зять, вы тоже знаете. Я могу привести вам примеры, десятки, сотни примеров
безнравственности и откровенной уголовщины среди лиц неприкасаемых. Вы
возразите: мол, пусть так, они такие, а я иной Вы правы, Володя, абсолютно
правы. Чем я могу вам помочь? - Он развел руками. - Вы отлично понимаете,
соверши аварию кто-то из неприкасаемых, у вас и материала в сейфе не было
бы. И ваш прокурор, мужественный фронтовик и честнейший человек, о данном
факте просто ничего бы не знал. Если вы откажетесь, претензий никаких, угроз
тем более, за деньгами заедут, и мы с вами никогда не встречались.
Хозяин выпил еще рюмку и стал аппетитно, неторопливо закусывать.
Артеменко пил минеральную воду, что-то жевал, но вкуса еды не ощущал. В
голове лишь гулкая пустота, обрывки мыслей. Он отлично понимал, его
покупают, но раньше ему казалось, что делается это как-то совсем иначе,
более цинично, что ли.
Человек, сидящий напротив, говорил правду - все так и есть, существуют
неприкасаемые. Он, Артеменко, доказывает вину только тех, кого ему разрешают
отдавать под суд.
Он не заметил, как подали шашлык. С трудом прожевав кусок, налил себе в
рюмку водки.
- Кофе, пожалуйста, - сказал хозяин официанту. - Вы мне нравитесь,
Володя. Не люблю болтунов и людей, принимающих решения быстро. Скоро
соглашаться, легко отказаться. Если вы решите служить у меня, официальное
место работы придется сменить. Согласитесь, располагать деньгами и жить в
коммуналке не имеет смысла.
Артеменко вывел подследственного из-под прямого удара. Передопросив
свидетелей, он одни документы фальсифицировал, другие уничтожил. И друг
хозяина получил три года, условно. Врач с косящими, видимо, от постоянного
вранья глазами обнаружил у Артеменко какое-то заболевание, объяснил
симптомы, научил, на что следует жаловаться, и вскоре он из прокуратуры
уволился и стал директором дома отдыха.
Год Артеменко не беспокоили, анонимно помогая со вступлением в
кооператив, с покупкой машины, организацией быта. Затем в доме отдыха
появился Пискунов, тот самый спасенный им от тюрьмы выпивоха-автолюбитель.
Борис Юрьевич, так звали этого деятеля, передал Артеменко поклон от общих
знакомых и просьбу отвезти в Ригу черный увесистый кейс. Так началась его
служба в подпольном синдикате, размах деятельности которого Артеменко не
представлял. И сегодня, спустя более чем двадцать лет, он знал об этой
корпорации только в общих чертах, что спекулируют валютой, квартирами,
машинами. Но какие суммы оседают в руках хозяина, сколько людей на него
работает, кто и сколько получает - оставалось неясно. Его это вполне
устраивало, опыт прежней работы подсказывал, что чем меньше контактов и
информации, тем меньше риск, а в случае провала короче Срок.
Хозяина звали Юрий Петрович. Сегодня он пенсионер, а где работал раньше
- не говорит. И Артеменко не интересовался. Эта его манера никогда ничего не
спрашивать, брать деньги и не торговаться крайне импонировала Юрию
Петровичу. Он приехал в дом отдыха год назад и сказал.
- Володя, все меняется, надо и нам перестраиваться, иначе посадят. Уже
арестовали две группы, выхода они на меня не имеют, но треть "империи", - он
криво улыбнулся по-старчески бескровными губами, - я потерял.
- А может, самораспуститься? - спросил Артеменко. - Мне лично денег до
конца жизни хватит.
- Деньги, Володя, лишь бумажки. Я без дела и власти жить не могу,
помру.
- А так помрем в тюрьме, в одной камере.
- Чушь! По моим подсчетам новые начинания, по вашей терминологии,
среднее звено похоронят. Чиновники пригрелись, работать не хотят, да и не
умеют.
- На нас умельцы найдутся.
- Возможно. А что делать? Ну, уйдем мы с тобой в сторону. Думаешь, все
наши враз успокоятся? Никогда, будут продолжать, сядут и заговорят. А без
меня они очень быстро сядут.
- А что делать?
- Надо бы двух, лучше трех убрать, похоронить, чтобы на нас не могли
выйти.
- Я на убийство не пойду.
- А куда ты денешься, Володя?
Разговор на этом прервался, но Артеменко знал: шеф никогда ничего не
говорит просто так, надо ждать продолжения.
В последнее время Артеменко покупал множество центральных газет, читал
и радовался, когда находил статью с очередным разоблачением или фельетон о
"подпольщиках". Ему бы следовало пугаться, а он восторгался, смаковал
подробности, и чем выше пост занимал "герой", тем больше Артеменко получал
удовольствия. Ведь министры, замы-взяточники и воры - самим фактом
существования реабилитировали Артеменко в собственных глазах.
Раньше, защищаясь, пытаясь спрятаться от самого себя, он создал такую
конструкцию. "Отца моего ни за что ни про что арестовали, посмертно
реабилитировали, так это лишь бумажка. Хорошо, я стерпел встал под новые
знамена. И что? Я верил, голосовал, поддерживал, шагал в ногу со всеми.
Оказалось, что подняли не то знамя и в ногу я маршировал не в ту сторону.
Снова заиграли марши и начали бить барабаны. Я не так уж ретиво, но зашагал.
Сколько можно верить? Возможно, я человек слабый вышел из колонны, начал
думать о благе личном, нарушать закон, "тянуть одеяло на себя". Ну, слаб
человек, а искушение велико. Так мне высокое звание Героя и не присваивают,
на орден я сам не претендую, и вообще, если от многого взять немножко, то
это не кража..."
Но как он себя ни уговаривал, а спустя годы цинично признавал ты,
Владимир Никитович Артеменко стал вором. Так и есть и не крути живи, пока
живется. Сегодня же когда на свет божий вытащили фигуры - не тебе ровня,
людей, воровавших так, что по сравнению с ними ты просто агнец ликуй
Артеменко, и пой, чист ты перед совестью и перед людьми, хотя с ворованного
партвзносы и не платишь.
Шло время. Петрович не появлялся, мрачные мысли начали отступать,
тускнеть.
Майя приехала в дом отдыха на неделю. Артеменко сразу определил в ней
профессионалку, послал в номер цветы, ужинали они в ресторане. Начало
"романа" походило на все предыдущие, но уже в первый вечер Майя внесла
значительные коррективы.
- Мои номер - "люкс" на ночь не сдается минимум месяц. Стоимость -
тысяча, оплата перед въездом. Естественно клиент может заплатить
переночевать и не возвращаться.
- Считаю, что вы мотовка, подобные апартаменты не встречал, но уверен,
они стоят значительно дороже, - ответил Артеменко.
- Дороже можно, - милостиво согласилась Майя.
Через неделю Артеменко влюбился. Он не почувствовал в какой момент
превратился из квартиросъемщика в постояльца с которого плату берут вперед,
а ночевать пускают по настроению из милости. К материальной стороне
Артеменко относился просто, наворовал достаточно, наследников нет, в
крематории деньги не требуются. Зависимость в которую попал он недооценивал.
"Станет невмоготу - сорвусь, от любви в моем возрасте еще никто не умирал".
В течение года Артеменко пытался порвать с Майей дважды. Когда она
рядом - плохо, когда далеко еще хуже. Преследовал ее запах, голос, порой он
вздрагивал, слышал стук ее каблуков, но Майя не появлялась.
Вернувшись после второго побега Артеменко сделал предложение.
- Зачем? - Майя взглянула удивленно. - Разве нам плохо? Ты старше меня
почти на тридцать лет, над нами смеяться будут. Мужик, мол, из ума выжил, а
девка- хищница.
- А ты не хищница?
Майя иронически улыбнулась и не ответила. Артеменко подарил ей свою
старую "Волгу". Так как дарить машину непрямому родственнику не разрешается,
он продал ее через комиссионный оплатив стоимость расходов. Майя погладила
Артеменко по щеке, сказала:
- Спасибо, - и укатила на собственной машине домой, ночевать не
осталась.
Артеменко так запутался в своих отношениях с Майей, так устал от
круглосуточной борьбы с ней и собственным самолюбием, что на время забыл о
последнем разговоре с Юрием Петровичем, о той угрозе, что нависла над ними.
Шеф явился к нему в служебный кабинет без звонка не подчеркивал своего
