выглядел на все шестьдесят. Он очень следил за собой, кажется, брился дважды
в день, его костюмы всегда отутюжены, рубашки свежи. От вопроса, где и кем
он работает Артеменко не уклонился, просто свел ответ к шутке. Мол,
администратор руководитель среднего масштаба, которому жить не стыдно, но и
хвастать нечем. В гостинице, да и в других ресторанах и кафе, куда Гуров с
ним заходил, Артеменко знали, встречали наилучшим образом. С первого дня
Гуров установил с ним немецкий счет - каждый платит за себя, и Артеменко
отнесся к этому просто. Деньгами не сорил, непомерных чаевых не давал и
причина его авторитета у обслуживающего персонала оставалась для Гурова
неизвестной. Несколько раз Гурову приходилось видеть гуляющих "цеховиков" -
подпольных миллионеров. Артеменко никак не походил на них. Он видимо
достаточно много и часто пил, но пьяным ни разу не был, похмельем не страдал
и руки у него никогда не тряслись. Неумеренность не бросалась в глаза.
Сейчас Гуров все это вспомнил, попытался как-то систематизировать,
понять Артеменко, однако цельного образа не получилось. И еще, пустяк,
казалось бы, задумываться не стоит, однако чем скромный "юрисконсульт" Лев
Гуров мог заинтересовать этого странного человека?
Майя. Фамилии ее Гуров не знал. Инструктор физкультуры на каком-то
предприятии. Лет около тридцати.
Гуров задумался. Кургузая обрывочная информация, собранная из случайно
оброненных фраз. В прошлом Майя была в большом спорте, как она выразилась "Я
лишь бронзовая до золота силенок не хватило". "Ходила" замуж, не
понравилось, скучно.
У гостиницы стояла ее сверкающая "Волга", которой Майя почти не
пользовалась "И зачем я велела сюда ее пригнать, сама не пойму, - сказала
она. - Надо позвонить, чтобы прилетели и забрали".
Кажется, ничего в Майе загадочного, но чем дольше он думал, тем больше
в нем росла уверенность эффектная, остроумная казалось бы открытая Майя в
чем-то, причем в главном лжет. Как лжет и Артеменко, которого все зовут по
имени, что так же противоестественно, как гладить хищника, хотя он и из
породы кошачьих
- Лев Иванович, разрешите нарушить ваше уединение?
Гуров повернулся и увидел еще одного лгуна самого неумелого в их
компании.
Леонид Тимофеевич Кружнев был среднего роста, болезненно худой с
темными кругами под глазами, тонкими поджатыми губами, он не вызывал к себе
симпатии. Мягкий тембр голоса и постоянный вопрос, как бы застывший в
глазах, придавали Кружневу такой беззащитный вид, что отказать ему в общении
было невозможно. Он пытался держаться развязно и беззаботно, это получалось
у него плохо, и, словно понимая свою актерскую бездарность, постоянно
смущенно улыбался, как бы извиняясь.
Два дня назад утром он подошел в кафе гостиницы к столику Гурова и
сказал:
- Приветствую уважаемый, не выпить ли нам по стаканчику вина? По случаю
знакомства так сказать. - Он прищелкнул каблуками, поклонился. - Кружнев
Леонид Тимофеевич. Москвич. Бухгалтер. Нахожусь в очередном отпуске.
Гуров взглянул на пустые столики, пожал плечами, вздохнул.
- С утра не пью, поручик. А вы никак ночью проигрались? - Гуров
копировал тон и лексикон Кружнева, надеясь, что тот обидится и отойдет.
- Не судите да не судимы будете Лев Иванович. - Кружнев расставил
принесенную на подносе закуску, вынул из кармана пиджака бутылку сухого
вина, сходил за стаканами, налил. - Не извольте удивляться. Вчера слышал,
как к вам обратилась дежурная. А нахальство мое исключительно от
стеснительности.
Он чокнулся со стаканом Гурова и выпил одним духом.
- Знаете, пятый десяток разменял, Черное море впервые вижу. Один.
Супруга недавно умерла, погибла, так сказать в автомобильной катастрофе. Я и
решил гульнуть, оказалось, не умею. Молчать становилось неприличным и Гуров
сказал:
- Я по части отдыха тоже не мастак.
- Вижу, но вчера вечером вы находились в развеселой компании - светская
львица и преуспевающий современный бизнесмен. Еще с вами был эдакий плейбой,
как я понял из местных.
- Толик? - Гуров усмехнулся. - Действительно из местных. Работает
физкультурником в санатории. Ну, какой он плейбой?
Вечером Кружнев сидел с ними за столиком и рассказывал древние
анекдоты. Никакой настороженности он у Гурова не вызывал разве что жалость и
раздражение. Неудачник слабый поверхностный человек...
С физруком Толиком Гуров познакомился элементарно - парень просто
преградил ему дорогу и сказал:
- Привет старик. Меня зовут Толик. Какие проблемы? Чем могу?
Гуров ответил мол, проблем никаких, и попытался обойти улыбающегося
атлета. Но не тут-то было.
- А у меня есть. - Толик широко улыбнулся. - Твоя жена? - Он кивнул в
сторону стоявшей неподалеку Майи.
Гуров неожиданно для себя разозлился и заговорил певуче на блатной
манер:
- Не жена, парень. И мальчик, что стоит с ней рядом - он взглянул на
Артеменко, - не ейный муж. Я твоего имени не называл, катись. Счастливой
охоты!
- Во дает! - Толик хлопнул его по плечу. - Ты мне сразу понравился,
хоть и выглядишь интеллигентом.
Он взял Гурова за локоть подвел к Майе и Артеменко.
- Честной компании салют! Даме персонально! - Он поклонился. - Вот
друга встретил, а он жалуется, мол, некуда в вашем городишке девать время и
деньги. Да - он хлопнул себя по широкой гулкой груди, - меня Толик зовут.
Человек я в плохую погоду незаменимый. Все знаю, везде мне рады, за мной как
за каменной стеной.
Так в их компанию ворвался непрестанно улыбающийся Толик.
Итак, за несколько дней с Гуровым познакомились: Майя, Артеменко,
физкультурник Толик, бухгалтер Кружнев, а на пляж стала приходить Таня. И
чем дальше вспоминал, тем ему больше случайные знакомства не нравились.
- Не помешал? - Кружнев, склонив голову набок, заглядывал Гурову в
глаза и виновато улыбался. Он был не один. За его щуплой фигуркой
громоздился атлет Толик.
- Извините, занят, - сухо сказал Гуров и зашагал прочь от гостиницы.
- Лев Иванович, - бормотал за спиной Кружнев. - У нас предложение...
- Бухгалтер, - перебил Толик, - оставь человека в покое.
Гуров поднялся в город, долго бродил под накрапывающим дождем, потом
пообедал в столовой, зашел в кинотеатр, через полчаса сбежал. Вернувшись в
гостиницу, прокрался в номер, заперся, не подходил к телефону, не отвечал на
стук в дверь. Вечером стучали особенно настойчиво.
- Лева, ты жив? Отзовись! - громко требовала Майя.
Пришлось подойти к двери.
- Жив, но болен и лег спать, - сердито сказал Гуров.
На следующее утро ему пришлось горько пожалеть о своем поведении.
Столько дней терпел, мог бы потерпеть еще один.
Таким образом, непосредственно перед катастрофой он никого из компании
не видел.
АРТЕМЕНКО
Владимир Никитович.
Он родился сыном "врага народа". Отца арестовали, когда мать была на
седьмом месяце. От потрясения она заболела, родила преждевременно. Потом
рассказывала, что Володя глаз два месяца не открывал. Врачи сказали, ребенок
жить не будет. Но он, не открывая глаз, ел непрестанно, окреп и занял
местечко под солнцем.
В войну мать и сын жили как все, впроголодь. В детстве Володя ни разу
не почувствовал, что он сын врага. Отцов в те годы почти ни у кого из ребят
дома не было, борьба за жизнь отнимала столько времени и сил, что на
раздумья ничего не оставалось, а мать помалкивала.
Война кончилась, отец умер в лагере. К последнему событию Володя
отнесся равнодушно, никогда человека не видел, а сообщения о смерти в те
годы поступали ежедневно, среди сверстников говорили о ней обыденно. К
Сталину Володя Артеменко относился, как и подавляющее большинство
окружающих, с восторженным благоговением. Он кое-как окончил десятилетку,
перебиваясь случайными заработками, зимой помогал в котельной своего дома,
летом работал в ЦПКиО имени Горького на аттракционах, катал отдыхающих.
Поступил на юридический факультет Университета. В метрике в графе "отец" у
него стоял прочерк, но к этому времени мать уже получила бумажку, в которой
фиолетовыми чернилами было написано, что Артеменко Никита Иванович
реабилитирован за отсутствием состава преступления. Володя уже знал, что
слова эти означают: никакого преступления отец не совершал.
Что теперь поделаешь, убили и убили. Паспорт у тебя, парень, есть,
метрику с позорным прочерком никому показывать не надо, тебе еще вместо отца
и справку, написанную фиолетовыми чернилами с гербовой печатью выдали,
дорога перед тобой светлая, шагай, человек - сам творец своего счастья.
Володя Артеменко зашагал. С товарищами-студентами поехал на целину. И
сегодня, спустя больше тридцати лет, он порой вспоминает энтузиазм той
"компании", сутки без сна, непроходящую усталость, костры и песни. А вот
чего он никогда не сможет забыть так это ту осень, когда они молодые и
гордые, увидели, как гибнет выращенный ими хлеб.
Целина была их Великой Отечественной, проверкой молодого поколения.
Казалось, они достойны отцов, выстояли и победили. Хлеб, убранный бригадой
Артеменко, не вывезли. И ему долго виделись горы гниющего зерна, за которое
заплачено щедро, не торгуясь.
Володя вернулся в Москву, узнал, что мать похоронили два месяца назад,
телеграммы его не нашли. А может, телеграммы потеряли, а то и вовсе забыли
передать. Так он остался один в двенадцатиметровой комнате, девять семей в
квартире со всеми удобствами.
Культ личности был всенародно развенчан. Сталина заклеймили. Володя
Артеменко помалкивал, наблюдал. Отметил без любопытства, что шумят и
воинствуют люди, которых культ напрямую, непосредственно не коснулся.
В семьях, обезглавленных культом, только вздыхали, заглядывали в
семейные альбомы, доставали и рассматривали потускневшие фотографии. И будто
успокоились отцов не воскресить, детям жить надо. Как фронтовики говорят о
войне лишь друг с другом, так и родственники погибших в лагерях не ведут
бесед с посторонними. Обмолвятся несколькими словами и замолчат, раньше
разговаривать страх мешал, а теперь бессмысленно.
Артеменко получил, диплом стал работать следователем в районной
прокуратуре, оклад получал небольшой жил бедно и однообразно. Скучно женился
и скучно развелся, детей, слава богу, не нажили.
Сейчас, вспоминая свою молодость, время когда жизнь вокруг бурлила, все
призывали к свободе и обновлению, он удивлялся себе почему он тогда будто
задремал?
У женщин Артеменко всегда имел успех, но ему нравились женщины
праздничные шикарные. Чтобы обладать ими требовались либо деньги, либо
талант. Ни тем, ни другим следователь Артеменко не располагал и обходился
кратковременными равнодушными связями. Вино он почти не пил, отчего близких
друзей не имел, известно, мужчин объединяют работа, семьи или застолье.
Работал он много, пользовался авторитетом засиживался в кабинете порой
допоздна - торопиться-то некуда. Взяток не брал, с подследственными держался
довольно мягко, получавшие срок зла на Артеменко не держали.
Так он жил-поживал, добра не наживал и уже смирился с мыслью, что жизнь
не удалась. Взрыв произошел неожиданно и разнес его сонное существование в
клочья.
Он вернулся с работы около восьми часов и обнаружил в своей квартире
сверток, в котором находилось двадцать тысяч рублей. Входная дверь в
квартиру открывалась копейкой, войти мог всякий, кто хотел. Записки не было
лежали двадцать тысяч и вся недолга.
Он отлично понимал, что его покупают, не знал только, по какому
