никогда ничего не рассказывал. Служба была непостоянная то сутки в неделю,
то неделю в месяц, никакого соглашения, деньги получал в конверте солидные.
Чаще других в "заповедник" приезжал тот старый, седой с золотыми
зубами. Иногда с семьей, чаще с приятелями. Собирались компании и без него
иногда с девчонками. Толик быстро научился отличать жен от девочек,
последние пили и шумели первые приказывали и упрекали, да и возраст и
внешность у них были совершенно различные.
Годам к семнадцати Толик уже составил для себя своеобразную табель о
рангах. Хозяева и гости. Кто из хозяев поважнее отличить было просто. Один
говорит, другой слушает, один перебивает другой при этом замолкает. Да и за
стол садились по-особенному кто-то уже расположился, а кто-то оглядывается
выжидает. Очень Толик любил за всем этим наблюдать, большое удовольствие он
получал, когда ритуал по чьей-либо вине нарушался, возникали пауза и
замешательство.
Гости вели себя совсем иначе. Приехав пытались свою машину загнать в
укромное место. Старые и не очень, толстые и худые они все, без исключения
обладали одинаковыми походками и голосами. Приближались к особняку, шаркая,
непрестанно кивая хотя у них еще никто ничего не спрашивал говорили тихо,
пришептывая.
Толик, в белом джинсовом костюме, пробковом шлеме африканского
колонизатора (подарок золотозубого хозяина) с коричневым непроницаемым лицом
(взгляд чуть выше головы пришельца) встречал вежливым поклоном молча, зная,
что такая манера хозяину нравится.
С годами к Толику настолько привыкли, что на него не обращали никакого
внимания, вели деловые разговоры, кого-то снимали, кого-то назначали. Иногда
убирая посуду. Толик видел пухлые конверты, о содержимом которых
догадывался. Подарки привозили в багажниках и контейнерах ящиках банках
коробках свертках. Командовал разгрузкой и погрузкой Степаныч, к Толику он
благоволил, называл крестником однако держал в строгости.
Здесь, в "заповеднике", Толик прошел высшую школу, научился отвечать,
угадывая, что спрашивающий желает услышать, молчать, ничего не видеть, все
мгновенно забывать, лгать, улыбаясь, лгать с непроницаемым выражением лица,
без разрешения Степаныча не прикасаться к голым девкам, даже когда зовут и
грозят наябедничать.
Здесь он встретил немолодую, некогда красивую женщину. От нее пахло
дорогими духами и коньяком, она годилась ему в матери, даже в бабушки и была
женой лица очень важного.
- Ты, мальчик, можешь пойти далеко, - сказала она, - только худощав
больно займись своим телом.
Толик приобрел гантели, штангу, в сарае организовал спортзал.
Через год "учительница" вновь пригласила его к себе, оглядела довольно
улыбаясь ощупала наливающиеся мышцы сказала.
- Каждому свое. Будешь слушаться, сделаю человеком.
Толик слушался, жил красиво. Степаныч перестал разговаривать с ним
покровительственно в его голосе зазвучали нотки уважительные. Несмотря на
холуйский и паразитический образ жизни Толик вырос парнем не злым, страстью
к вещам и накопительству не страдал, охотно ссужал пятерки менее удачливым
Сверстникам. Его нельзя было назвать галантным кавалером, но девушек он
никогда не обижал, прощал пьяные истерики профессионалкам относился к ним с
искренним сочувствием, зная, что жизнь их тяжела, унизительна.
Толик начал задумываться над своей жизнью. Двадцать два года - немного,
но уже и немало, надо как-то определяться. Газет он не читал, программу
"Время" не смотрел, не знал, что надвигается гроза. Толик обратил внимание,
что седой и золотозубый хозяин в "заповеднике" появляться стал реже, но не
придал этому значения.
Наступил май, Толик убирал дорожки парка, думая о том, что проводит
здесь последний сезон, а потом...
За воротами раздался низкий автомобильный гудок, Толик бросился
открывать, "Чайка" подплыла к вилле из машины вышел Степаныч.
- Все, парень. Праздники кончились, начинаются серые будни, - сказал
он.
- Случилось что?
Степаныч тяжело вздохнул, оглядел Толика с ног до головы, словно
впервые увидел, и, неизвестно почему, запел:
- Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону. Помоги мне, Толик,
кое-что забрать-упаковать да собирай свои манатки, я тебя подброшу. Ты здесь
никогда не был, никого не видел, ничего не знаешь. Что не воровал Толик,
одобряю, да иначе и выгнал бы давно. Деньжат хоть немного скопил?
- Не знаю, - искренне ответил Толик, - рублей триста, наверное.
Степаныч снова вздохнул пошел в дом. Толик вернулся к родителям.
Вечером за ужином отец долго молчал поглядывая на сына.
- Прикрыли твою кормушку. - Он закурил. - И правильно. Да, а как у нас
теперь будет?
- Да что случилось? - не выдержал Толик.
Отец махнул на него рукой.
- Москва конечно далеко. Но первая волна докатилась, боюсь дальше хуже
будет.
Так Толик Зинич узнал о том, что в жизни страны начались серьезные
перемены.
Толик тоже изменил свою жизнь, мама помогла. Он оформился физруком в
санатории. У человека с такой фигурой спрашивать документ о специальном
образовании просто неприлично, его и не спросили.
В новой ипостаси Толик акклиматизировался быстро - заповедник не только
его развратил, но и научил многому. Он хорошо усвоил, что командуют в жизни
мужчины, а правят женщины. Но определенной категорией женщин Толик управлять
умел.
Через месяц работать в санатории ему уже больше нравилось, чем в
заповеднике. Там конечно богаче жирнее, но за забором здесь же беднее, зато
простор аудитория признание.
Когда он появлялся на спортивной площадке или пляже многие дамы
украдкой вздыхали и отворачивались от своих супругов. Мужчины завидев
Толика, втягивали животы переставали временно дышать выпячивали грудь
напрягали атрофированные дряблые мышцы. Он быстро усвоил не следует лезть к
женщинам, которые взглядом не зовут, необходимо аккуратно держаться со
спортсменами - их рельефными мышцами не обманешь станешь "надуваться" тут же
вызовут на какие-нибудь соревнования, позора не оберешься.
Толик честно работал в своем санатории, но чтобы ему особенно не
досаждали он создал определенную систему. Когда происходил очередной заезд
отдыхающих он садился в радиорубке у микрофона и начинал уговаривать вновь
прибывших не увлекаться едой и врачами посвятить весь отпущенный срок
физической культуре.
На следующий день утром Толик собирал откликнувшихся энтузиастов
демонстрировал свое тело выводил группу на пробежку и как он выражался
легкую разминку. На третий день не только в спортзал или на площадку, но и к
завтраку выходили немногие. Толик специального образования, как известно не
имел, но занимаясь сам давно выяснил какие с виду легкие упражнения
впоследствии вызывают у нетренированного человека сильную мышечную
крепатуру.
На данный заезд работа Толика заканчивалась, он лишь натягивал
волейбольную сетку изредка подметал площадку и был свободен.
Закон Толик чтил и по возможности старался его не преступать. Однажды
он столкнулся с майором Антадзе, когда позволил себе демонстрировать
физическое превосходство перед двумя парами измученных тяжелой сессией
студентов. Бахвалясь перед напуганными девчонками Толик взял одного из
кавалеров поднял над головой и тряс приговаривая, что вытряхнет из него все
формулы. Зрители и возмущались и восхищались одновременно разделившись на
два лагеря болельщиков.
Отари подошел, раздвинул зрителей и сказал.
- Поставь мальчика на место.
Толик опустил будущего ученого на землю взглянул на низкорослую
округлую фигуру Отари усмехнулся.
- Иди отец кушай иначе похудеешь.
Болельщики довольно хохотнули.
- Ты сильный парень. Уважаю, - сказал Отари, подхватил Толика за плечи,
раскрутил швырнул в кусты и уже милицейским голосом сказал:
- Пойди сюда!
Толик вылез из кустов оглушенный покачиваясь.
- Ты Толик Зинич. - Отари ткнул его коротким пальцем в грудь, - запомни
в следующий раз я тебя зашвырну в камеру. Ты понял. - И в голосе его звучал
не вопрос а утверждение. - Громко скажи, чтобы люди слышали: я все понял,
Отари Георгиевич больше не буду.
Толик слово данное держал, никогда ни при каких обстоятельствах силу
молодецкую больше не демонстрировал. С женщинами - дело другое так то было
не хулиганство а услуги, можно сказать, работа. А за работу полагается
платить. Попадались недогадливые либо стеснительные, у таких он деньги
"занимал", зная, что такого рода деятельность Уголовным кодексом не
предусмотрена.
За два года Толик забыл особняк огороженный высоким забором узнал, что
золотозубого седого хозяина выгнали из партии и в бывшем "заповеднике"
теперь какая то школа по усовершенствованию. Ностальгия не мучила жил днем
сегодняшним.
Зимой дни были скучнее и беднее. Отдыхающие в основном люди пожилые и
серьезные на Толика внимания почти не обращали. Женщины приезжали и в
подходящем возрасте лет сорока с небольшим, и развлечься были не прочь одно
плохо - деньги у зимнего контингента отсутствовали. Толик убедился, можно
какие угодно порядки заводить, менять начальников, тасовать подчиненных, а
человек с деньгами получит номер в гостинице или путевку в санатории и
поздней весной и ранней осенью, а безденежный прибудет с декабря по март.
В феврале, когда Толик изнывал от тоски и безденежья (откладывать на
черный день он так и не научился все заработанное в сезон он спускал с
дружками), в кафе к нему за столик подсел незнакомый пожилой мужчина.
- Здравствуй Толик, - сказал он осторожно слизывая с ложки жидкую
сметану, - как живешь?
Толик взглянул на незнакомца безразлично даже не пытаясь его вспомнить.
Какой прок от человека, прихлебывающего кислую разбавленную сметану в
дрянном кафе?
- Спасибо.
Незнакомец согласно кивнул, будто получил подробный исчерпывающий
ответ, сказал.
- Пройдем в ресторан, пообедаем.
Толик не шелохнулся, случай, когда у приглашающего в конце обеда не
оказывается денег, не так уж редок. Со старого прилизанного хмыря которому,
возможно, опохмелиться не на что взятки гладки, а с него, Толика Зинича
официантка всегда получит.
- Выиграли, отец, по лотерее?
- Занял в кассе взаимопомощи. - Незнакомец достал из кармана несколько
мятых сторублевок. - Меня зовут Иваном Ивановичем.
Через час Толик ел настоящий шашлык по-карски обсасывая нежные
ребрышки, запивал марочным коньяком. Он поглядывал на пожилого гостя с
любопытством пытался его вспомнить, однако безуспешно, понял лишь, не
курортник, а из прошлого "заповедника" Иван Иванович был невысок, сутул в
массивных очках седые волосы почти прикрывали невысокий лоб. Ходил тяжело,
опираясь на дорогую инкрустированную палку.
"Как же я его с такой приметной внешностью не запомнил?" - удивлялся
Толик, не подозревая, что ни внешность, ни имя в данной ситуации не играют
никакой роли.
Иван Иванович молчал пил боржоми, а когда Толик принялся за кофе
сказал:
- Знаешь Толик какова первейшая заповедь там? - Он махнул рукой, и
Толик заметил на его запястье бледную татуировку. - Не у капиталистов, упаси
меня боже, а в зоне, где тоже люди живут. Она проста: никого не бойся, ни у
кого не проси и никому не верь.
Одновременно с татуировкой Толик отметил и тягучую блатную манеру
говорить. Он ответил:
- Не ведаю, та жизнь ко мне никаким краем.
- Степаныч. - Помнишь его, - тоже так полагал, так он уже год под
следствием скоро суд. Если под - вышку не подведут у него "в особо крупных
