отсутствия.
- Затопи, друг, печурку, а? - попросил Семен, проходя к диванчику и
валясь на него пластом.
- Можно, - отвечал Мишка и завозился на коленях у печки. Скоро затре-
щало в ней, усердно раздуваемое Мишкой, и озарились красным светом наду-
тые Мишкины щеки. - Друзьишки, нечего сказать, - говорил Мишка подкиды-
вая в печку дровяной горючий сор, - прямо на голову гадят! Заочно при-
дется Брыкина твоего судить, в острастку; не иначе, как по Половинкинс-
кому приказу гадил. Гниль парень!
- Что Брыкин! Вот и приятель твой намедни пришел ко мне. Клад, гово-
рит, нашел: баба средь нас. Хочешь, спрашивает, приведу? Бери, а то
расхватают!
- Юда? - поднял голову Мишка.
- Юда.
Печка трещала во всю. Мишка сел в ногах у Семена.
- Семен... - странно было слышать пьяного, говорящего в таком тоне. -
Отымешь ты у меня Настюшку?.. Говори прямо, я не боюсь.
Семен не ответил, потому что дверь раскрылась, ударенная снаружи, мо-
жет быть, тремя сапогами враз, и несколько барсуков проскочило в зимни-
цу. Сильные руки втолкнули во внутрь что-то людское, подобие человека,
кучу. Озлобленный и глухой галдеж сопровождал происшествие.
- Входи, входи... - крикнул Семен, отстраняясь от Мишки, и голос его
был деланно тверд. Сам он подошел к столу и стал зажигать светильник.
Фитиль отсырел. Спичка уже жгла пальцы, а огонь все не зажигался. Он по-
ложил остаток спички на фитиль, и тот затеплился чадно, скудно и желто.
- Дверь-то закройте, все тепло упустите!
- Ты что?.. - подошел Мишка со стороны. - Случилось, что ль, что?
- Нет, ничего... а что тебе? - Семен оскорбительно обмерил Мишку, но
тот заметил, несмотря на хмель, как зарделись Семеновы уши. - Ты, что
ль, Егор Иваныч? - наклонился Семен к сидевшему на полу. - Поди, зови,
Миша, ребят! - и опять наклонился над Брыкиным. - Судить тебя, Егор Ива-
ныч, будем. Сам знаешь, в лесу, без стен живем... - и уже вторично, ухо-
дя, учуял Мишка в Семеновых словах еле приметное волненье.
То были как бы остатки от Брыкина. Его ударили всего один раз, покуда
волокли в зимницу, об этом говорил подбитый глаз, но он сам уже развали-
вался, как зрелый по осени плод. - Егорова душа разлагалась заживо, и
сам Брыкин созрел к смерти. - Светильник потрещал и потух, робкое пламя
не справлялось с водой, капельками стоявшей по застывшей поверхности жи-
ра. Больше светильника и не зажигали, довольствуясь неспокойным красным
светом из печки.
...Зимница была втесную набита барсуками. Все стояли, потому что не
было места сесть.
- Ну, зеленые атаманы, начнем теперь... - сказал Семен, а Мишка видел
с удивлением: никогда доселе не делал такого неискреннего обращенья Се-
мен, никогда так не заискивал в смехе барсуков. Только Петька Ад, стояв-
ший впереди, хмыкнул, подражая смеху, и тотчас же оглянулся на других.
- В писании сказано: если рука заболит, руку и отруби... - тихо ска-
зал откуда-то из угла Юда, награжденный тотчас же общим смехом.
И последний раз подошел Мишка к Семену:
- Может, прямо разменять его, а? О чем допрашивать, дело ясное! - но
уже видел: лошадь понесла, разбивая таратайку на бездорожьи. Губы Семена
раздвинулись, обнажая влажный оскал зубов, зрачки расплылись. Мишка сто-
ял в ожиданьи ответа, хмель его, казалось, прошел весь.
- Где его нашли?.. - резко и звучно крикнул Семен, оставаясь в тени.
- А вот Подпрятов нашел, - пальнул Петька Ад.
- Подпрятов! - вызвал Семен.
- Он до ветру побежал... - сообщил Юда, и все засмеялись. - Иди, тебя
начальник кличет? - потопал Юда на входящего Подпрятова, и опять смех.
- Ты где его нашел? - начал с нарочным безразличием Семен.
- Брыкина-т? - скосил глаза на сидевшего на полу с закрытыми глазами
Подпрятов Андрей. - Вышел я до ветру...
- Да с чего ж это ты все до ветру ходишь? Больной, что ли? - вставил
унизительно для себя Семен, и, точно по сговору, барсуки ответили мол-
чаньем на Семенову шутку.
- ...вышел до ветру, гляжу - чернота в снегу, за кустком, - продолжал
Подпрятов, недовольный, что его прервали. - Подошел, человек. Я его тут
пихнул ногой маленько, он тут и отвалился. Лежит - и все. Я взглянул, а
это он и есть. Конечно, вонь тут от него...
- Вот, ребята... - начал Семен, держа бороду рукой.
- Земляки! - быстро прервал его Мишка Жибанда. - Может, нам его и без
суда кончать?.. Кому суд, а кого и прямо на сук. Полевым судом его, а?
- Зачем! Обсудить надо, - сказал, сопя, Ефим Супонев. - Не горим
ведь!
- Вот я и хочу сказать... - овладел вниманьем барсуков Семен. - Бры-
кин предатель, за то его и судим. А я предложил бы ему снисхожденье
дать, раз он не бежал... - говоря, Семен старался поймать блуждавший те-
перь взгляд самого Егора.
- Ну, это уж совет зеленых атаманов порешит, - неуловимо дразня Семе-
на, сказал Юда.
- Конешно, чего тама? - сказал бородач в углу.
- Миром! - сказал Прохор Стафеев.
- Не спеша, ребятки, надоть... не спеша! - егозливо выступил приятель
бородача и зачем-то поплевал на руки.
- Допрос, значит, можно начинать, товарищи? - спросил Мишка.
- Да уж путлять нечего. Не ужинали еще, - сказал угрюмо Гарасим, и
как только он сказал, все хором вздохнули.
- Начинай, - сказал Семен, а все сразу поняли, что и без Семенова
позволенья все равно начался бы допрос.
Жибанда нагнулся к Брыкину и шевельнул его за плечо.
- Ну, встань, - сказал он спокойно. - Садись вот на обрубок, - и
ждал, все еще согнувшись над Брыкиным.
Тот пошевелил головой и застыл в прежнем оцепененьи. Тогда Жибанда
вскинул бровью, поднял Брыкина с пола и посадил на круглое комлевое по-
лено, стоявшее посреди зимницы. Брыкин качнулся и стал падать с него,
как неживой.
- Попридержи, - грубо сказал Жибанда ближайшему.
Ближайшим оказался Гарасим-шорник. Он послушно вытянул руку и взяв
Брыкина за волосы, держал так, вертя Брыкинское лицо то к свету, то к
тому, кто задавал вопрос. А лицо Егорово было безжизненно, только шеве-
ленье губ его, растрескавшихся и изломанных, показывало, что еще тлеет в
нем чадный уголек сознанья.
- Не держи за волосья-те! Под руки подержи... - заметил брюзгливо
Стафеев.
- А я ему кресло, под руки-то держать? - огрызнулся Гарасим и еще
сильнее поддернул Егора за волосы. Темная сила, которой светился Гарасим
в ту минуту, была столь велика, что никто не посмел остановить его, а
Брыкинское лицо продолжало висеть в воздухе, как белая страница, на ко-
торой уже написан был приговор барсуков.
- Ну, что ж, начнем теперь, - вздохнул Жибанда и помолчал, почесывая
ногтем выбритый подбородок. - Ты, Брыкин, слышишь меня? - он озабоченно
глядел на шевеленье Брыкинских губ. Опять помолчав, он вдруг приблизил
свое лицо к Брыкинскому и почти прокричал в упор: - комиссара Половинки-
на кто отвязал... ну?
Лицо Брыкина постепенно оживлялось, точно спрыснули его живой водой;
тень румянца затемнила место над правой бровью и левое, странно заост-
рившееся, ухо. - "К свету, к свету его поверни..." заворчали барсуки, а
Мишка внимательно наблюдал оживленье Брыкина по движеньям его губ.
- Марфушка босонога! - неожиданно громко прокричал Егор, выпрямился,
открыл глаза, но снова закрыл их, ослепленный печным огнем. Жизнь, то-
ропливая и суетливая, радостными струйками забегала в несогласных еще
между собою мускулах его лица. Брыкин крикнул, и барсуки засмеялись нео-
жиданности. - Марфушка! - еще раз крикнул Брыкин и вырвал голову из Га-
расимовой руки. - Я ее в кустах подслушивал... в клоки хотел стерву
изорвать! Она ему, товарищи: женись, говорит, на мне, развяжу тогда... -
Глаза Брыкинские блестели, он захлебывался своими, стремительными, сло-
вами и радовался тем, которые еще предстояло сказать: каждое слово удли-
няло срок его существования среди живых. Он как бы вырывал каждое слово
от себя самого, ценою себя самого покупая клочок жизни. Щедрость его бы-
ла беспредельна... - Он и говорит ей: развяжи, тогда женюсь! А она: на-
питы, говорит, запитотьку... - Брыкин, подражая Марфушке, даже и лицом
передал выражение Марфушкина лица. - А он говорит: так ведь у меня ру-
ки-то связаны, как же я напишу?.. ты развяжи сперва, я потом напишу. А
она: нет, тперва напиты! Уж я, батюшки мои, хохотал, вот хохотал... шта-
ны стали мокры! - и, весь передернувшись как в судороге, Брыкин с видом
какого-то безумного вдохновенья смотрел на барсуков, но никто не глядел
на него.
- Ладно... - оборвал его Жибанда тоном, зачеркивающим всю искренность
Егорова показанья. И опять качнулся Брыкин на своем чурбаке, и опять
шепнул Жибанда Гарасиму: попридержи, чтоб не съехал. - Ну, а потом Мар-
фушка сказала ему: ты голый... и убежала. Так? - спросил Жибанда, щурясь
и крутя усы.
- Так... - пошевелились Брыкинские губы.
- А потом ты вышел и отвязал комиссара, - жестко вычитывал Жибанда. -
Как же ты его отпустил? ведь он же жену твою взял!
- Полжизни у мене утащил! - жалобно прокричал Брыкин.
- И как же, без уговору ты его отпускал? - осудительно качнул головой
Жибанда, дотрогиваясь пальцем до Брыкинского лба. Брыкинский взор отра-
зил испуг, сжатые губы - нехотение говорить.
В зимницу входили новые, становились в круг же. Тишина не нарушалась,
но когда Настя пробиралась сквозь плотное кольцо барсуков, побежали шо-
потки, а Тешка, Юдин прихвостень, вздохнул громко и насмешливо, толкая
Евграфа Подпрятова в бок:
- Эх, леденистенькая... куснуть ба!
Подпрятов не ответил.
- Значит, товарищи, выяснено... - голосом покрыл всех Мишка: - ...
Брыкин отпустил комиссара по уговору. Что-де, вот, отпускаю я тебя, а
когда барсуков крошить станут, так ты меня выпустишь. Как, вина доста-
точная, товарищи?..
- Достаточная... хватит!
- Чего его мучить зря?..
- Жрать хотца. - Такие раздались возгласы отовсюду.
- Погодите, погодите... зеленые атаманы! - с неуловимой дерзостью ос-
тановил их Юда и протискался вперед. Общее внимание приковалось теперь к
нему, а он глядел на Мишку, взглядом требуя согласия на что-то. Мишка,
весь багровый от негодования, чесал себе правую щеку, а левую руку, сжа-
тую в кулак, держал вдоль тела. Юда выжидал, а Брыкин опять стал осе-
дать, точно окончательно сломался тот стержень, на котором держалось его
человеческое достоинство. Гарасим переменил руку и опять поддернул Бры-
кина вверх.
- Скоро, что ль, вся рука затекла, - недовольно сказал он.
- Счас, счас... Я вот жду, - сказал Юда тихо. - Миша! - прибавил он
еще тише, - я жду! - И все видели, как Мишка отрицательно покачал голо-
вой.
Из печки вывалилась горящая ветка и чадно горела на железном листе,
набитом перед печкой.
- О чем это ты, Юда? - спросила Настя, и голос ее дрогнул. Она вызы-
вающе смотрела на Юду, но Юда не ответил и стоял, играя серебряным под-
веском пояска и глядя в стену грустными глазами, точно спрашивал совета
у стены.
А уже был брошен последний камень осужденья в Брыкина. Все, лежавшее
втуне на памяти у барсуков, дружно обнажило свои смыслы, остриями нап-
равленные в Егорово имя. Вспомнилось, как пропадал он днями в долгих от-
лучках, а потом хвастливо угощал папиросками соседей по землянке. Как
однажды, зайца приняв за человека, убежал в лес, и разговаривал с зай-
цем... И сам Жибанда только тут сообразил о проскользнувшем мимо него
Брыкинском лице в незабываемую ночь похода на Гусаков. - Сам Егор уже не
слышал ни отдельных возгласов барсуков, ни точных и упорных вопросов
Юды, которыми тот предварял свой последний удар. Расслабленное сознанье
Брыкина окутывалось дремой. Он открыл глаза и увидел тихие, мягко мер-
цавшие из-под ресниц глаза Юды. Но они жгли его и побуждали к действию.
- Братишки... - задыхаясь и всхлипывая, вскочил с обрубка своего Бры-
кин с открытым ртом. Он делал руками движенья, точно играл в жмурки,
