церемонии посвящения в первобытных обществах. Проще всего признать эти
церемонии заслуживающими устранения в силу их иррациональности. Но такую
точку зрения не возьмет под защиту и прагматик, потому что все относящиеся
к культуре действия и вправду "не являются необходимыми", но лишь в том
смысле, что их роль в других культурах выполняют иные церемонии или
ритуалы. На пути обретения зрелости (групповой, семейной,
профессиональной, половой) общество создало системы препятствий, которые
личность обязана преодолеть и которые являются не просто "излишними
затруднениями". Уничтожая их, мы одновременно ликвидируем определенные
мотивы поведения. Форсирование таких "улучшений", таких "рационализаций"
может вызвать "аксиологический коллапс", то есть спад системы ценностей, и
тем самым необратимо нарушить общественное равновесие.
Мы не утверждаем, будто противозачаточная фармакология может
уничтожить чувственную любовь и привести ко всеобщему промискуитету. Мы
лишь считаем, что это фактор, который придает "сексуальным ситуациям без
любви" статистически большую вероятность. Интенсивность, с которой
"упрощающие дело" технические средства подрывают ценности, имеет
положительную корреляцию с их эффективностью. Наукой, например, можно
овладеть путем длительной напряженной учебы - лишней ее сделает
"информационная пилюля", которая снабдит человека комплектом
соответствующих знаний. Такой техники "дарового" учения пока еще нет,
однако она представляется - хотя бы частично - осуществимой. Но труды
учения нужны не только для того, чтобы добыть известный информационный
капитал. Они играют и другую роль, не зависящую от природы этого капитала:
они пробуждают страсть к соревнованию, учат преодолевать препятствия,
укрепляют "сопротивление стрессам" и таким образом формируют структуру
личности. "Информационная пилюля", уничтожая круг явлений, сопутствующих
учению, может, таким образом, изуродовать психическое развитие человека.
Немедленные успехи, даваемые подобными улучшениями, заслоняют последующий
вред, которым они оплачиваются. Чем богаче общество, тем более явно
вступает оно на этот путь. Кто знает, не начнут ли когда-нибудь вводить в
жизнь "синтетические затруднения" для того, чтобы они вернули ценность
достижению целей, которое чрезмерно облегчено. Но такое спасительное
вмешательство отягчено антиномиями: можно заниматься - под
административным давлением - физической гимнастикой, которая будет
укреплять тело, но аналогичной "духовной гимнастикой" не удастся укрепить
личность, потому что одно дело - гимнастика, имеющая явно служебную роль,
и совсем другое дело - относительность (или же условность) обычаев. Так,
скажем, отступление обоих полов с позиций уже достигнутого максимального
упрощения сексуальных связей было бы почти невозможным. Как же вернуть
этим связям - лишенным ореола романтики, интимной серьезности,
ответственности - все эти качества, коль скоро настоящие чувства не
поддаются ни административным постановлениям, ни личному обдумыванию?
Самое большее - можно было бы приучить оба пола к актерству, то есть
симуляции, совершенно расходящейся с тем, чего они на самом деле желают.
Не будем говорить уже о том, что план образования некоего "Министерства
Всеобщих Затруднений" неотразимо смешон. Дело в том, что атрофия
ценностей, начало которой положено технологией, имеет характер
необратимого процесса. Тем временем технология начинает наступление на
новых фронтах нашей структурной организации, и неведомо, как укреплять
наши тела против ее осады и стоит ли это вообще делать, ибо подступающий
враг является самым доброжелательным из наших союзников. Если идеал
совершенства находится там, где все максимально облегчено, то хотя философ
Панглосс, быть может, и не был прав двести лет назад, мы в настоящее время
со скоростью пушечного снаряда приближаемся к лучшему из миров. В "аптеке"
этого мира можно будет получить знания без учения, мистические состояния
без веры и наслаждения без угрызения совести. Да и против "чистого
разума", если он все еще будет докучать, определенно найдется средство.
Такие действия - обмен ценностей на выгоды - это современная форма
хищнического хозяйничанья. Трудно противиться введению противозачаточных
средств, так как отчаянная ситуация требует отчаянных средств. Но тогда их
надо хотя бы называть настоящим именем. Технология не может заменить
аксиологический хребет цивилизации. В современном мире ни обычаи, ни
ходовые нормы морали не в силах противиться натиску технологии. И дело
может дойти до притормаживания этого натиска (как в случае с ДЛК), лишь
если результаты инструментального новшества входят в решительный конфликт
с установленными законами. Если же ситуация такого фронтального
столкновения заменена обходным маневром технологии, общество и его
правовые нормы оказываются практически бессильными. Спохватываться задним
числом, как правило, бесполезно: если техническое средство единожды широко
распространилось, задержать его невозможно - слишком оно вездесуще.
Поэтому на практике прибегают к незначительным - и явно бесплановым -
отступлениям в сфере этики (не знаю, исследовал ли кто-нибудь, например,
социально-этические аспекты высвобождения атомной энергии).
Диахроническое и синхроническое сравнительное изучение этик
показывает, что системы их представляют собой "древа" неодинаково
разветвленных ценностей, выводимых из одного и того же зародыша, которым
является принцип сотрудничества. В зависимости от цели исследования в
"этическом древе" можно либо раскрыть ценности различных категорий, либо
же признать, что разницу между ценностями вызывает лишь различное их
положение в иерархии древа (то есть отношение взаимного подчинения
отдельных ценностей), причем ценности, имеющие приоритет, могут в
определенных позициях понижать другие до нуля. Первый подход скорее
статичен и синхроничен, второй - динамичен, диахроничен, а следовательно,
и эволюционен или же только трансформативен, поскольку так называемые
"этические древа" в ходе времени подвергаются своеобразным превращениям.
Темп этих превращений раньше имел характер "органично" постепенный и хотя
не абсолютную, но несомненную автономность. Ускорение техноэволюции в ее
"улучшающих" формах нарушает эту автономность и эволюционный темп. Быть
может, вся проблема заключается в том, как заменить неконтролируемые
возмущения регулированием с обратной связью, с тем чтобы аксиологическая
динамика не поддавалась пассивно вторжениям технологии, вторжениям,
которые достигнутым совершенством инструментальных действий диктуют
"рыночный курс" нравственности. Результатом здесь является дрейф ценностей
в потоке начатых технологией общественных пертурбаций. Эту проблематику
можно переложить на язык "теории причинных сетей", поскольку речь идет о
характеристике обратных связей внутри общественной структуры, снабженных
предпочтениями-ценностями. Длина путей, по которым бегут команды
управления от "аксиологического ядра" цивилизации к ее "технологическому
источнику", должна быть сокращена, эффективность же этих распоряжений -
усилена. Задача трудна для моделирования, так как "параметры слияния с
внутренним "я" этических предписаний еще нужно суметь формализовать. При
этом неизвестно, правильно ли приравнять степень упомянутого "слияния" к
сохранности этических норм, которая остается после устранения чисто
внешних влияний, вызывающих применение этих норм. Кибернетика уже
исследует избранные проблемы этики, но не делает этого в сложных
социо-технических контекстах. Между тем это одна из ее наиболее срочных
задач. Удивительно, что вопросам, от которых в такой мере зависит наше
будущее, те, кто исследуют этику, не уделяют до сих пор необходимого
внимания.
3. Заключение книги - это в некоторой степени подведение ее итогов.
Поэтому, может быть, стоит в последний раз задуматься над той
торопливостью, с которой я переложил на мертвые плечи несуществующих машин
ответственность за будущий "Гнозис" нашего вида. Кое-кто мог бы спросить:
не явилось ли это результатом некоего крушения надежд, не вполне автором
осознанного и возникшего потому, что из-за ограниченности исторической
эпохи и своего собственного времени автор не смог проникнуть в глубины
науки со всеми ее перспективами и потому выдумал (а вернее, слегка
модернизировал) вариант пресловутой "Ars Magna", которую уже давненько,
еще в 1300 году, предложил хитроумный Луллий и которую несколько веков
спустя Свифт по заслугам высмеял в "Путешествиях Гулливера" 4.
Оставив в стороне вопрос о моей некомпетентности, я хочу сказать
следующее. Эта книга тем отличается от чистых фантазий, что ищет для
гипотез наиболее надежной опоры, причем за самое прочное принимает то, что
существует реально. Отсюда постоянные ссылки в ней на Природу, поскольку
под этим адресом функционируют как "самодействующие апсихические
сущности", так и "мыслительные устройства" в виде хромосомных корней и
мозговой кроны великого древа Эволюции. Поэтому стоит поразмыслить, сумеем
ли мы подражать Эволюции. Что же касается принципиальной возможности
этого, то она не подлежит обсуждению, поскольку все эти "устройства"
существуют и, как известно, не так уж плохо выдержали опытную проверку на
протяжении миллиардов лет.
Остается вопрос, почему я отдал первенство "хромосомной" модели
неразумного действия, а не "мозговой" - разумной. Это решение опиралось на
чисто конструкторские, материало-информационные предпосылки, поскольку в
смысле емкости, пропускной способности, степени миниатюризации, экономии
материалов, надежности, производительности, стабильности, скорости и,
наконец, универсальности хромосомные системы превышают мозговые, одерживая
верх над ними в конкуренции во всех вышеперечисленных смыслах. Кроме того,
они лишены - в языковом аспекте - каких бы то ни было формальных
ограничений, а в ходе их материального действия нигде не появляются
затруднительные вопросы семантического или мыслительного характера. Мы
знаем, наконец, что непосредственное сопоставление между собой на
молекулярном уровне генотипных агрегатов, имеющее целью обеспечить
оптимальность результатов их материального действия по отношению к
состоянию среды, вполне возможно: об этом свидетельствует любой акт
оплодотворения. Оплодотворение есть принятие "молекулярного решения",
происходящее при сопоставлении двух частично альтернативных "гипотез" о
будущем образе организма. Носителями этих противоположных гипотез являются
гаметы обоих родителей. Возможность подобной рекомбинации элементов
материального предсказания не вытекает из наложения на онтогенетические
процессы каких-то других, по отношению к ним внешних, процессов, а
встроена в самую структуру хромосом. К тому же генотипы исключительно и
полностью посвящены столь ценному для науки делу предсказания. Всех этих
конструктивных качеств лишен мозг. Два мозга в отличие от хромосом не
могут непосредственно сопоставить друг с другом весь свой информационный
запас. Ибо это структуры в большей мере "окончательно замкнутые", чем
генотипные. Значительная же их часть, в высшей степени сложная, навсегда
связанная задачами системного управления, "предсказательной работы"
выполнять не может. Конечно, мозг представляется как бы образцом, или
