был уверен, что в ясную ночь в ней отражаются звезды.
Он пришел в ужас, хотя и не удивился, когда приятель предложил просто
пересечь этот громадный ледяной скат. Своим острым взором Северянин
разглядел, что прямо под ними есть более пологий участок, после которого
вновь начинается крутизна. Заверив, что спуститься по этой пологой ленте
ничего не стоит, Фафхрд зашагал вперед, не дожидаясь ответа.
Смирившись с неизбежностью и пожав плечами, Мышелов двинулся следом,
ступая сперва с величайшей осторожностью и непрестанно бросая тревожные
взгляды на расстилающийся перед ним обширный склон. Вот бы ему сейчас
подбитые бронзовыми гвоздями башмаки, пусть даже стоптанные, как у
Фафхрда, или какие-нибудь шипы, чтобы не было так скользко идти! Однако
мало-помалу Мышелов стал чувствовать себя увереннее и делал все более
длинные и быстрые, хотя и осторожные шаги, так что вскоре нагнал Фафхрда.
Пройдя вслед за Северянином по бесконечному склону примерно три
полета стрелы. Мышелов вдруг краем правого глаза заметил какое-то легкое
движение и обернулся.
Выйдя из какого-то укрытия на иззубренной вершине, в их сторону
быстро и бесшумно скользили в ряд три оставшихся в живых жреца. Ноги они
ставили, как опытные лыжники, и, похоже, действительно шли на чем-то вроде
лыж. Двое держали в руках копья, сделанные из метательных ножей, которые
были вставлены в длинные трубки для отравленных стрел, а у шедшего
посредине вместо копья была острая сосулька футов восемь длиной.
Хвататься за пращу или лук было уже поздно, а как проткнешь мечом
человека, который уже успел проткнуть тебя самого копьем? К тому же,
скользкий склон - вовсе не место для изысканного позиционного
маневрирования. Уверенный, что Фафхрд поступит точно так же и не говоря
ему ни слова. Мышелов заскользил вниз по грозному, сворачивающему влево
склону.
У него сразу же возникло чувство, что он отдался в руки демону
головокружительной скорости. Лед тихо шуршал под его подошвами, недвижный
воздух превратился в ветер, который трепал его одежду и морозил щеки.
И все же скорость оказалась недостаточной. Стоявшие на лыжах жрецы
уже успели разогнаться. Мышелов надеялся, что на пологом участке им
придется туго, однако все трое величественно, несмотря на свой невысокий
рост, взмыли с него в воздух и четко приземлились всего в двух длинах
копья позади. Кинжалы и сосулька заблестели леденящим блеском.
Мышелов вытащил из ножен Скальпель и после нескольких безуспешных
попыток разогнаться, используя его в качестве лыжной палки, присел на
корточки, чтобы уменьшить сопротивление воздуха. Но черные жрецы все равно
продолжали его настигать. Ехавший рядом Фафхрд оперся на свой длинный меч
с драконьей головой, так что лед брызнул фонтаном, и сделал плавную дугу в
сторону. Жрец с сосулькой свернул вслед за ним.
Тем временем двое других уже почти догнали Мышелова. Продолжая
нестись по льду, он изогнулся и увильнул от одного копья и отбил
Скальпелем другое. Затем в течение нескольких секунд он вел весьма
странную схватку - словно бы стоя на месте, поскольку все трое двигались с
одинаковой скоростью. Какое-то время Мышелов даже скользил задом наперед,
с трудом парируя удары самодельных копий своим коротким клинком.
Но двое на одного - расклад всегда непростой, а на сей раз он мог бы
оказаться просто фатальным, если бы в последний момент не появился Фафхрд:
он заметил где-то небольшой уклон, набрал на нем скорость и теперь летел
во весь дух, размахивая над головой мечом. Он пронесся за спинами у
жрецов, и две головы продолжали скользить по льду, но уже отдельно от
туловищ.
Однако и Северянину грозила неизбежная гибель: последний черный жрец,
быть может, благодаря весу своего ледяного копья, настигал Фафхрда, летя с
еще большей скоростью, и неминуемо пронзил бы его, если бы Мышелов не
отбил громадную сосульку вверх, держа Скальпель обеими руками, и в
результате ее острие лишь взъерошило рыжие развевающие волосы Фафхрда.
И в следующее же мгновение все трое влетели в ледяной белый туман.
Последним, что успел увидеть Мышелов, была несущаяся вперед голова Фафхрда
- туман приходился Северянину в тот миг как раз по шею. А затем и Мышелов
полностью погрузился в молочную пелену.
Было очень странно и неприятно нестись в этом белом дыму,
чувствовать, как к щекам прилипают кристаллики льда, и не знать, в какую
секунду ты налетишь на невидимую преграду. Мышелов слышал, как кто-то
хрипло заворчал - кажется, это был Фафхрд, - и одновременно звонкий удар,
как будто сломалось копье-сосулька, за которым последовал тихий и скорбный
стон. Вслед за этим Мышелов почувствовал, что достиг дна впадины и едет
вверх, а еще через секунду он вынырнул из тумана на красновато-желтый
дневной свет и, подкатившись к мягкому сугробу, дико расхохотался от
внезапного облегчения. Только через несколько мгновений он обнаружил, что
Фафхрд, тоже сотрясаясь от смеха, лежит рядом с ним в снегу.
Северянин взглянул на Мышелова, и тот сделал вопросительный жест в
сторону оставшегося позади тумана. Фафхрд утвердительно кивнул.
- Последний жрец мертв. Не осталось ни одного! - радостно
провозгласил Мышелов, растянувшись на снегу, словно это была пуховая
перина. Теперь он думал лишь о том, чтобы побыстрее найти пещеру - он не
сомневался, что какая-нибудь да отыщется - и как следует отдохнуть.
Но оказалось, что в голове у Фафхрда совсем другое, а сам он так и
кипит от избытка энергии. Им следует не расслабляться и непременно идти до
самого заката, говорил Северянин, рисуя такие заманчивые перспективы
выбраться из Стылых Пустошей к завтрашнему дню или даже еще раньше, что
Мышелов через какое-то время обнаружил следующее: он сам послушно шагает
за своим могучим другом и то и дело удивляется, как тому удается держаться
нужного направления в этом хаосе льда, снега и кучевых облаков крайне
неприятного оттенка. Не могли Стылые Пустоши быть местом детских игр
Фафхрда, думал Мышелов, внутренне содрогаясь при мысли, что ребенок
способен резвиться в подобном месте.
Сумерки спустились прежде, чем они успели добраться до обещанного
Фафхрдом леса, и Мышелов настоял на том, чтобы найти место для ночлега. Но
на этот раз пещера что-то не попадалась. Было уже почти темно, когда
Фафхрд заметил скалистую расщелину с кучкой чахлых деревьев, что обещало
по крайней мере топливо и сносное укрытие от ветра.
Однако оказалось, что дерево вряд ли понадобятся: совсем рядом друзья
обнаружили выход черного угольного пласта, очень похожего на предыдущий.
Но едва Фафхрд радостно занес топор, как черный пласт ожил и бросился
на него с кинжалом, метя прямо в живот.
Жизнь Фафхрду спасли его молниеносная реакция и неутомимость. Он
втянул живот и увернулся с проворством, поразившим даже Мышелова, после
чего обрушил топор на голову нападавшего. Приземистая черная фигурка
задергала конечностями и вскоре затихла. Хохот Фафхрда прозвучал, словно
раскат грома.
- Ну что, Мышелов, будем считать его черным жрецом номер ноль? -
поинтересовался он.
Но Мышелов не видел особых причин для веселья. Его опять стала
одолевать тревога. Если они просчитались на одного жреца - скажем, на
того, который скатился с горы в снежном коме, или на другого, вроде бы
убитого в тумане, - то почему они не могли просчитаться и на второго? Да и
как они могли быть так уверены, лишь прочитав древнюю надпись, что черных
жрецов всего семь? А если признать, что их могло быть и восемь, то почему
тогда не девять, десять или даже двадцать?
Но Фафхрд лишь хмыкал в ответ, продолжая рубить дрова и подкладывать
их в гудящий костер. И хотя Мышелов понимал, что костер на много миль
вокруг объявит об их появлении, он был так благодарен за тепло, что не
стал судить Фафхрда очень уж строго. А когда они согрелись и поели
оставшегося с утра жареного мяса, на Мышелова навалилась столь приятная
усталость, что он завернулся в плащ и вознамерился тут же лечь спать.
Однако Фафхрд как назло извлек из мешка алмаз и принялся рассматривать его
в свете костра, поэтому Мышелову волей-неволей пришлось приоткрыть один
глаз.
Но на этот раз Фафхрд, казалось, не собирался входить в транс.
Усмехаясь вполне трезво и даже несколько алчно, он так и сяк крутил
камень, словно любовался его игрой и одновременно прикидывал, сколько
квадратных ланкмарских золотых за него могут дать.
Мышелов успокоился, хотя и почувствовал легкое раздражение.
- Убери ты его, Фафхрд, - бросил он другу.
Фафхрд перестал вертеть камень, и один из лучей сверкнул прямо в
глаза Мышелова. Тот вздрогнул: на какое-то мгновение он ясно ощутил, что
камень смотрит на него осмысленно и злобно.
Но Фафхрд послушно сунул алмаз обратно в мешок и с
полуулыбкой-полузевком тоже завернулся в плащ и лег. Постепенно вид
пляшущих языков пламени успокоил как суеверные, так и вполне оправданные
страхи Мышелова, и он уснул.
Следующее, что осознал Мышелов, было ощущение, будто его грубо
швырнули в густую траву, на ощупь неприятно напоминающую мех. Голова у
него раскалывалась, вокруг мерцало желто-багровое сияние, которое
пронизывало его ослепительными лучами. До Мышелова не сразу дошло, что это
мерцание реально и находится вне его гудящего черепа, а не внутри.
В надежде оглядеться он поднял голову, и ее тут же охватила
нестерпимая боль. Однако, сжав зубы, Мышелов все же решил выяснить, где он
находится.
Оказалось, что он лежит на бугристом, поросшем темной растительностью
берегу озерца с водой, похожей на кислоту, напротив зеленого холма. В
ночном небе горело северное сияние, а из похожей на рот щели в склоне
холма, теперь широко отверзтой, клубами вырывался красный пар, словно это
с трудом дышал человек. Разноцветное освещение делало чудовищные лики
холма совершенно живыми, их рты кривились, а глаза сверкали, как будто в
каждый было вставлено по бриллианту. Всего в нескольких футах от Мышелова,
у приземистого каменного столба, который действительно оказался чем-то
вроде резного алтаря с чашей наверху, застыл Фафхрд. Северянин пел что-то
на каком-то хрюкающем языке - Мышелов такого не знал и никогда не слышал,
чтобы приятель им пользовался.
Мышелов с трудом сел. Бережно ощупал голову и над правым ухом
обнаружил громадную шишку. Тем временем Фафхрд высек над чашей огонь -
очевидно, с помощью камня и кинжала - и из нее взметнулся к небу столб
багрового пламени. Мышелов увидел, что глаза у Северянина плотно
зажмурены, а в руке он держит алмазный глаз.
И тут Мышелов понял, что глаз этот был гораздо мудрее черных жрецов,
служивших холму-идолу. Они, как и многие жрецы, были слишком фанатичны и
по уму даже в подметки не годились своему божеству. Пока они пытались
вернуть украденный глаз и уничтожить воров, алмазное око прекрасно
позаботилось о себе само. Оно заворожило Фафхрда и заставило его пойти
круговым путем, который привел его и Мышелова к мстительному зеленому
холму. На последнем отрезке пути оно даже ускорило события, вынудив
Фафхрда оглушить сильным ударом спящего Мышелова и идти всю ночь, неся его
на руках.
К тому же алмазный глаз был гораздо дальновиднее и целеустремленнее
своих жрецов. У него явно была более серьезная цель, нежели просто быть
возвращенным идолу. Иначе зачем же ему было заставлять Фафхрда сохранить
жизнь Мышелову и взять его с собой? Око хотело каким-то образом
