Поскольку одета она была в черный плащ с капюшоном и почти сливалась с
темным туманом, один из купцов чуть было не налетел на нее в потемках. Он
помог ей обойти зловонную лужу и сочувственно заулыбался, когда она
дрожащим голосом принялась сетовать на состояние улиц и на многочисленные
опасности, подстерегающие старую женщину. Распрощавшись с купцом, она
двинулась дальше, глуповато приговаривая: "Ну, пошли дальше, осталось уже
немного, совсем немного. Но осторожно. Хрупки старые косточки, ой хрупки!"
Какой-то неотесанный подмастерье красильщика, проходя мимо, грубо
толкнул старушку и, даже не взглянув, упала она или нет, пошел дальше. Но
не успел он сделать и двух шагов, как получил прицельный и увесистый пинок
пониже спины. Подмастерье неуклюже обернулся, но увидел лишь сгорбленную
фигурку, которая семенила прочь, неуверенно постукивая палочкой по
мостовой. С выпученными глазами и отвисшей челюстью подмастерье попятился,
в замешательстве и не без суеверного изумления скребя в затылке. Позже,
этим же вечером, он отдал половину жалованья своей престарелой матушке.
А старушка, остановившись у дома Ивлис, несколько раз глянула на
освещенные окна, словно пребывая в сомнении и не доверяя слабому зрению,
затем с трудом вскарабкалась по ступенькам к двери и тихонько поскреблась
в нее клюкой. Подождав немного, она постучалась снова и крикнула капризным
фальцетом:
- Впустите меня! Впустите же! Я принесла весть от богов обитательнице
этого дома. Эй, вы там, впустите меня!
В конце концов в двери отворилось окошечко, и грубый низкий голос
отозвался:
- Ступай своей дорогой, старая ведьма. Сегодня сюда не пускают.
Но старушка, не обращая на эти слова никакого внимания, упрямо
твердила:
- Впустите меня, слышите? Я предсказываю будущее. На улице холодно,
моя старая глотка вконец простыла от этого тумана. Впустите меня. Сегодня
в полдень ко мне прилетела летучая мышь и поведала о том, что ждет
обитательницу этого дома. Мои старые глаза видят тени еще не
свершившегося. Впустите меня, слышите?
В окне над дверью показалась стройная женская фигурка и через
несколько мгновений исчезла.
Перебранка между старушкой и стражником продолжалась. Внезапно с
верхней площадки лестницы раздался мягкий хрипловатый голос:
- Можешь впустить вещунью в дом. Она ведь одна, да? Я поговорю с ней.
Дверь отворилась, хотя и не слишком широко, и фигурка в черном плаще
проковыляла внутрь. Дверь была немедленно закрыта и заперта на засов.
Серый Мышелов оглядел стоявших в полумраке передней трех
телохранителей - дюжих лбов, каждый из которых был вооружен двумя
короткими мечами. Они явно не принадлежали к Цеху Воров и чувствовали себя
не в своей тарелке. Держась за левый бок и не забывая изображать
астматическое дыхание с присвистом. Мышелов с глупой косой ухмылкой
поблагодарил стража, открывшего ему дверь.
Тот с плохо скрываемым отвращением отошел. Мышелов и впрямь
представлял собою премерзкое зрелище: лицо его было покрыто удачно
подобранной смесью жира с пеплом, усеяно чудовищными восковыми
бородавками, а из-под капюшона свисали серые космы волос с напяленного на
макушку высушенного скальпа настоящей ведьмы - так, по крайней мере,
утверждал Лаавьян, торговец париками.
Мышелов начал медленно подниматься по лестнице, тяжело опираясь на
клюку и через каждые несколько ступенек останавливаясь, чтобы перевести
дух. Ему было нелегко двигаться таким черепашьим шагом - ведь полночь
приближалась. Во три его попытки проникнуть в этот хорошо охраняемый дом
уже провалились, и он знал, что любой, даже самый незначительный промах
может его выдать. Не успел он добраться до середины лестницы, как снова
послышался хрипловатый голос, отдавший какое-то распоряжение, и к
Мышелову, неслышно ступая босыми ногами, сбежала темноволосая служанка в
черной шелковой тунике.
- Ты очень добра к старухе, - просипел он, похлопывая по гладкой
ручке, подхватившей его под локоть.
Вдвоем дело пошло немного быстрее. Мысли Мышелова сосредоточились на
украшенном драгоценностями черепе. Он буквально маячил у него перед
глазами: светло-коричневый овал в полумраке лестницы. Череп был ключом к
Дому Вора и спасению Фафхрда. Маловероятно, что Слевьяс отпустит
Северянина, получив череп. Во добыв его. Мышелов сможет поторговаться. А
без черепа ему придется брать штурмом логово Слевьяса, где каждый вор уже
ждет - не дождется его. Прошлой ночью обстоятельства и удача оказались на
его стороне. По вряд ли это повторится. Размышляя таким образом. Мышелов
не забывал ворчать и сетовать на высоту лестницы и негнущиеся старые ноги.
Служанка ввела его в комнату, устланную толстыми коврами и увешанную
шелковыми гобеленами. С потолка на толстых бронзовых цепях свисала
незажженная большая медная лампа, покрытая затейливыми узорами. Комната
была наполнена мягким светом и нежным ароматом - это горели бледно-зеленые
свечи на низких столиках, расставленные среди склянок с духами, пузатых
баночек с благовонными притираниями и тому подобным.
Посреди комнаты стояла рыжеволосая девица, унесшая череп из Дома
Вора. На ней было белое шелковое платье, в ярко-рыжих волосах, собранных в
высокую прическу, торчали булавки с золотыми головками. Рассмотрев как
следует ее лицо. Мышелов обратил внимание на жесткое выражение
желто-зеленых глаз и плотно сжатые челюсти, как-то не сочетавшиеся с
мягкими полными губами и кремовой кожей. В позе девицы угадывалась
напряженность.
- Ты предсказываешь будущее, ведьма? - вопрос прозвучал почти как
приказ.
- По руке и волосам, - ответил Мышелов, придав своему фальцету
жутковатое звучание. - По ладони, сердцу и глазам. - Он проковылял
поближе. - Дала, крошечные существа разговаривают со мною и рассказывают
всякие секреты.
С этими словами он внезапно выхватил из-под плаща маленького черного
котенка и сунул его под нос девице. Та от неожиданности попятилась и
вскрикнула, однако этот маневр еще прочнее утвердил ее в уверенности, что
перед нею самая настоящая колдунья.
Ивлис отпустила служанку, и Мышелов поспешил воспользоваться
созданным впечатлением, пока у девицы не прошел страх. Он заговорил о
судьбе и роке, о знаках и предзнаменованиях, о деньгах, любви и
путешествиях по воде. Он играл на суевериях, которые, как ему было
известно, бытуют в среде ланкмарских танцовщиц. На девицу сильно
подействовали его слова о "темном чернобородом человеке, который недавно
умер или находится на пороге смерти", хотя имени Кроваса он не упоминал,
опасаясь вызвать подозрение. Перед Ивлис сплеталась хитроумная паутина из
фактов, догадок и впечатляющих общих мест.
Девица вся предалась болезненному очарованию, которым веяло от
запретного будущего, она наклонилась к Мышелову, сплела тонкие пальцы и
прикусила нижнюю губу, дыхание участилось. Ее торопливые вопросы касались
в основном "жестокого, бесстрастного, рослого мужчины", в котором Мышелов
узнал Слевьяса, а также того, следует ли ей уехать из Ланкмара.
Мышелов продолжал безостановочно говорить, делая время от времени
паузы лишь затем, чтобы для пущего правдоподобия откашляться, перевести
дыхание или фыркнуть. Временами ему казалось, что он и в самом деле колдун
и его пророчества - грязная, нечестивая правда.
Однако на первом плане были все же мысли о черепе и Фафхрде - Мышелов
не забывал, что полночь приближается. Он успел узнать об Ивлис многое и в
первую очередь то, что она ненавидит Слевьяса даже сильнее, чем боится.
Однако заполучить самые нужные сведения никак не удавалось.
И тут Мышелов заметил нечто, придавшее ему новые силы. За спиной у
Ивлис, в просвете между шелковыми драпировками виднелся кусок стены, и
Мышелов обратил внимание, что один из камней облицовки вроде немного
сдвинут с места. Внезапно его осенило: по размеру, форме и отделке этот
камень - точное подобие другого, находящегося в комнате Кроваса. Стало
быть, здесь, радостно подумал Мышелов, и заканчивается потайной ход,
которым сбежала Ивлис. Он решил, что воспользуется им, чтобы проникнуть в
Дом Вора - хоть с черепом, хоть без оного.
Не желая тратить больше времени. Мышелов решил ускорить события.
Оборвав речь на полуслове, он прищемил котенку хвост, чтобы тот мяукнул,
затем несколько раз повел носом, сделал ужасное лицо и заявил:
- Кости! Чую кости мертвеца!
Ивлис затаила дыхание и быстро взглянула на большую незажженную
лампу, свисавшую с потолка. Мышелов понял, что его трюк удался.
Однако то ли он чем-то выдал свое удовлетворение, то ли Ивлис сама
догадалась, что невольно попалась в ловушку: она пристально посмотрела на
него, ее суеверного возбуждения как не бывало, а глаза снова сделались
жесткими.
- Ты - мужчина! - внезапно бросила она. - Тебя подослал Слевьяс!
С этими словами Ивлис выдернула из волос длиннющую булавка и, метя ею
в глаз Мышелову, бросилась на него. Он левой рукой схватил ее за кисть, а
правой зажал рот. Схватка оказалась краткой и практически бесшумной,
благодаря толстому ковру, по которому катались соперники. Тщательно связав
девицу длинными лоскутами шелковых драпировок и вставив ей в рот кляп,
Мышелов притворил дверь на лестницу и открыл каменную панель, за которой,
как он и ожидал, оказался узкий проход. Ивлис в неописуемой злобе сверкала
глазами, тщетно пытаясь освободиться. Но пускаться в объяснения Мышелову
было некогда. Подоткнув свои нелепые одежды, он подпрыгнул и схватился за
верхний край лампы. Цепи выдержали. Мышелов подтянулся и заглянул внутрь
лампы. В ней лежали светло-коричневый, усеянный самоцветами череп и
косточки с драгоценными камнями на концах.
Верхняя чаша хрустальных водяных часов была уже почти пуста. Фафхрд
флегматично наблюдал за сверкающими каплями, которые, наливаясь, падали в
нижнюю чашу. Он сидел на полу спиной к стене. Его ноги были обмотаны
веревкой от колен до щиколоток, руки связаны за спиной с такой же излишней
тщательностью, так что все тело у него онемело. С обеих сторон Северянина
сторожили сидевшие на корточках вооруженные воры.
Когда верхняя чаша часов опустеет, наступит полночь.
Время от времени он бросал взгляд на темные, смутно различимые лица,
окружавшие стол, на котором стояли часы и были разбросаны замысловатые
инструменты для пыток. Это были лица аристократов Цеха Воров, людей с
лукавыми глазами и впалыми щеками, которые соперничали друг с другом в
богатстве и замусоленности своих нарядов. Мерцающий свет факелов
выхватывал из темноты грязновато-красные и лиловые пятна, потускневшее
серебро и позолоту. Однако за этими бесстрастными масками Фафхрд ощущал
неуверенность. Только Слевьяс, сидевший в кресле покойного Кроваса,
казался действительно спокойным и владеющим собой. Небрежным тоном он
расспрашивал какого-то мелкого воришку, униженно стоявшего перед ним на
коленях.
- Неужто ты и в самом деле такой трус, каким пытаешься казаться? -
осведомился он. - Ты хочешь, чтобы мы поверили, что ты испугался пустого
подвала?
- Магистр, я не трус, - с мольбой в голосе ответил вор. - Я прошел по
следам, которые оставил в пыли Северянин, по узкому коридору и спустился
по старой, давно забытой лестнице. Но никто не может слышать без ужаса эти
странные, тонкие голоса, этот перестук костей. У меня перехватило дыхание
от сухого воздуха, порыв ветра загасил мой факел. Они начали хихикать мне
в лицо. Магистр, я скорее попытаюсь украсть драгоценный камень, бдительно
