Вошедший в комнату человек был высок, худощав, стар и тщедушен. На
высокий лоб свисали редкие пряди иссиня-черных волос. Над впалыми щеками
торчали высокие скулы, восковая кожа туго обтягивала короткий нос. В
глубоко запавших глазах горел огонь фанатизма. Одет он был в простой
монашеский балахон без рукавов. На веревке, которой он был перепоясан,
висел кошель.
Устремив взор на Фафхрда и Серого Мышелова, человек проговорил
замогильным голосом:
- Приветствую вас, жестокие люди.
Затем он с неудовольствием посмотрел на труп Раннарша.
- Здесь снова пролилась кровь. Это скверно.
С этими словами костлявым пальцем левой руки он нарисовал в воздухе
причудливый тройной квадрат, священный знак Великого Божества.
- Молчите, - бесстрастной монотонно продолжал он, - цель ваша мне
известна. Вы явились, чтобы взять спрятанные в этом доме сокровища. Многие
пытались сделать это. Но их постигла неудача. Постигнет она и вас. А мне
никакие сокровища не нужны. Сорок лет я живу на черством хлебе и воде,
посвятив свой дух Великому Божеству. - Старик опять начертал замысловатый
знак. - Самоцветы и украшения этого мира, равно как драгоценности и
безделушки мира демонов не способны ввести меня во искушение или
совратить. А цель моего прихода сюда - уничтожение зла. Я, - тут он
прикоснулся рукою к груди, - Арвлан Ангарнджийский, девятый прямой потомок
Ургаана Ангарнджийского. Я всегда это знал и сокрушался об этом, ибо
Ургаан Ангарнджийский был злой человек. Но лишь две недели назад, в день
Паука, я обнаружил в древних документах, что Ургаан построил этот дом,
дабы он вечно служил ловушкой для неблагоразумных и дерзких. Он оставил
здесь стража, и страж этот до сих пор на посту. Хитроумен был мой
проклятый предок Ургаан, хитроумен и злобен. Самым искусным архитектором
во всем Ланкмаре был Ургаан, человек, умудренный в обработке камня и
геометрических науках. Но он насмехался над Великим Божеством. Он
стремился войти в сношение со злыми силами. Он совершил сделку с демонами
и получил от них неслыханные сокровища. Но они оказались ни к чему. В
стремлении к богатству, знаниям и могуществу он утратил способность к
радости и даже вожделению. Поэтому он спрятал свои сокровища, однако
сделал это таким образом, чтобы они непрестанно несли миру зло - точно так
же, как, по его мнению, многие мужчины и одна гордая и высокомерная
женщина, жестокая и бездушная, как этот храм, причинили зло ему самому.
Моя цель и мое право - уничтожить зло, порожденное Ургааном. Не пытайтесь
разубедить меня, иначе проклятие падет на ваши головы. А причинить вред
мне не может никто. Великое Божество простерло надо мною свою длань,
готовую отвести любую опасность, которая будет угрожать его преданному
слуге. Молчите, жестокие люди! Я пришел, чтобы уничтожить сокровища
Ургаана Ангарнджийского.
С этими словами изможденный монах размеренной поступью, словно
привидение, двинулся вперед и скрылся за узкой дверью, которая вела в
переднюю часть главного купола.
Фафхрд смотрел ему вслед своими широко раскрытыми зеленоватыми
глазами, не испытывая ни малейшего желания пойти за ним или хоть как-то
вмешаться. Ужас не оставил его, но принял несколько иное направление,
Фафхрд по-прежнему ощущал страшную опасность, но казалось, теперь она
угрожает не лично ему.
Тем временем в голову Мышелову пришла забавная мысль. Ему показалось,
что только что он видел не почтенного старца святой жизни, а смутное
отражение умершего столетия назад Ургаана Ангарнджийского. Несомненно,
Ургаан имел такой же высокий лоб, отличался такой же затаенной гордостью и
повелительными манерами. И эти пряди по-юношески черных волос, которые так
плохо сочетались с изможденным лицом старца, тоже казались деталью
портрета, всплывшего из прошлого. Портрета туманного и искаженного
временем, однако сохранившего в себе кое-что от силы и индивидуальности
оригинала.
Друзья услышали, как монах прошел по соседней комнате. Потом на
дюжину ударов сердца наступила мертвая тишина. Затем пол у них под ногами
слегка задрожал, как будто началось землетрясение или к дому подошел
какой-то великан. В соседней комнате послышался прерывистый крик,
оборвавшийся после сильнейшего удара, от которого друзья даже пошатнулись.
И вновь наступила мертвая тишина.
Фафхрд и Мышелов в полнейшем изумлении переглянулись: их поразило не
столько услышанное, сколько то обстоятельство, что сразу после удара весь
их ужас как рукой сняло. Выхватив мечи, они бросились в соседнюю комнату.
Она представляла собой точную копию той, в которой они только что
находились, только здесь в куполе было прорезано не два окошка, а три,
одно у самого пола. И дверь в ней была лишь одна - та, через которую они
вошли, а кроме нее лишь плотно подогнанные друг к другу камни - пол, стены
и полукруглый потолок.
У центральной стены, разделявшей купол на две половинки, лежало тело
монаха. Только вот слово "лежало" тут было не совсем уместно. Его левое
плечо и грудь были превращены буквально в кашу. Мертвец плавал в луже
крови.
Фафхрд и Мышелов принялись лихорадочно искать взглядом еще
кого-нибудь, кто, кроме них самих и убитого, находился бы в комнате, - но
тщетно: никого, даже мельчайшей мошки не было видно в облаке пыли,
висевшей в узких солнечных лучах, проникавших через окна. Напрасно их
разгулявшееся воображение пыталось нарисовать существо, нанесшее столь
сокрушительный удар и скрывшееся через одно из крошечных окошек. Быть
может, гигантская змея с головой из гранита?..
Рядом с покойником из стены чуть выдавался камень фута два в
поперечнике. Древнеланкмарскими иероглифами на нем было ясно
выгравировано: "Здесь лежит сокровище Ургаана Ангарнджийского".
Увидев этот камень, двое искателей приключений словно получили
пощечину. В них вновь всколыхнулось их упрямство и безрассудная решимость.
Рядом лежит разможженный труп старика? Ну и что? У них есть мечи! Они
получили доказательство, что в сокровищнице таится какой-то безжалостный
страж? Ну и что? Они могут за себя постоять! Убежать и оставить нетронутым
этот камень со столь оскорбительно вызывающей надписью? Ну нет! Лучше они
попадут прямиком в невонский ад - Кос и Бегемот тому свидетелями!
Фафхрд побежал за киркой и другими инструментами, брошенными на
лестнице, когда лорд Раннарш в первый раз метнул кинжал. Мышелов тем
временем принялся внимательно осматривать выступающий камень. Вокруг него
виднелись довольно широкие щели, заполненные каким-то темным смолистым
составом. Постучав по камню навершием меча. Мышелов услышал глухой звук.
Он прикинул, что в этом месте стена имеет толщину футов шесть - вполне
достаточно, чтобы устроить в ней тайник. Мышелов для пробы стал
простукивать стену по обеим сторонам от камня, но глухой звук довольно
скоро пропадал. Очевидно, полость была не такой уж большой. Он обратил
внимание, что швы между другими камнями были совсем тонкие, без каких-либо
следов раствора. Он даже не был уверен, что они настоящие - может, просто
канавки, выдолбленные в гладком камне. Но все же это казалось
маловероятным. Мышелов слышал, что Фафхрд вернулся, однако продолжал
осмотр.
Мышелов чувствовал себя странно. Непреклонная решимость добраться до
сокровищ заглушала все другие чувства. Необъяснимое и столь внезапное
исчезновение страха парализовало какую-то часть его рассудка, словно для
того, чтобы не давать волю мыслям, пока он не увидит содержимого тайника с
сокровищами. Он старался занять ум конкретными подробностями, но никаких
выводов не делал.
Спокойствие создало иллюзию безопасности, по крайней мере
кратковременной. Опыт смутно подсказывал ему, что страж, кем бы он ни был,
который раздавил монаха и играл в кошки-мышки с Раннаршем и ними самими,
не нанесет удар, предварительно не вселив ужас в свои жертвы.
Фафхрд ощущал примерно то же самое, только был настроен еще
решительнее и хотел разгадать загадку камня с надписью во что бы то ни
стало.
С помощью долота и молотка приятели набросились на широкие пазы,
обрамляющие камень. Темное смолистое вещество извлекалось довольно легко -
сперва твердыми кусками, потом слегка тягучими полосками. Когда они
углубились на палец, Фафхрд вставил в трещину лом и чуть сдвинул камень с
места. Это позволило Мышелову проковырять трещину с одной стороны
поглубже. Затем Фафхрд сдвинул камень в другую сторону. Так они и
трудились - то сдвигая камень ломом, то углубляя щель.
Работая, друзья старались сосредоточиться на каждой малейшей детали,
гоня от себя призрак человека, умершего более двух веков назад. Человека с
высоким лбом, запавшими щеками и коротким носом - если, конечно, погибший
был типичным представителем рода Ангарнджи. Человека, добывшего несметные
богатства, спрятавшего их от людей и не искавшего в них славы или выгоды.
Того, кто заявил, что презирает завистливых глупцов, но тем не менее
написал вызывающе убористые красные строчки, чтобы сообщить глупцам о
сокровище и пробудить в них зависть. Того, кто, казалось, тянулся к ним из
пропыленных веков, словно паук из потустороннего мира, ткущий паутину,
чтобы поймать муху.
А между тем, как сказал монах, он был искусным архитектором. Был ли
способен этот архитектор создать каменный автомат в два человеческих
роста? Автомат из серого камня с громадной дубинкой? Мог ли он создать для
него потайное укрытие, из которого тот выходил бы, убивал и возвращался
назад? Нет, все это ребячество, нечего об этом и думать! Нужно
сосредоточиться на работе. Посмотреть, что лежит за камнем с надписью. А
раздумья оставить на потом.
Камень все лучше и лучше поддавался давлению лома. Скоро его можно
будет зацепить как следует и вытащить из стены.
Между тем у Мышелова начало появляться новое чувство, и это был не
страх, а чисто физическое отвращение. Воздух, которым он дышал, начал
казаться ему густым и мерзким. Ему стала противна липкая смесь,
извлекаемая из трещин и теперь напоминавшая чисто воображаемые вещества,
такие как драконий навоз или застывшая рвота Бегемота. Он старался не
прикасаться к ней пальцами и отшвыривал ногой падавшие на пол кусочки.
Отвратительное, тошнотворное ощущение стало невыносимым.
Мышелов пытался ему сопротивляться, но с таким же успехом он мог бы
пытаться подавить приступ морской болезни, на которую, кстати сказать,
новое ощущение было чем-то похоже. У него появилась неприятная дурнота.
Рот был полон слюны. На лбу выступили капельки пота, предшественника
тошноты. Фафхрд, похоже, ничего не испытывал, и Мышелову не хотелось
говорить ему о своих ощущениях - они были нелепы и неуместны, тем более,
что не сопровождались страхом или испугом. В конце концов те же чувства
стал вызывать в нем и камень, наполняя его, казалось, беспричинным, но тем
не менее нестерпимым отвращением. Больше он вынести не мог. С извиняющимся
видом слегка кивнув Фафхрду, Мышелов подошел к низкому окну глотнуть
свежего воздуха.
Это мало чему помогло. Мышелов высунул голову из окошка и глубоко
вдохнул. Из-за невероятной дурноты его разум воспринимал все отстраненно,
окружающее казалось ему очень далеким. Поэтому, когда Мышелов увидел
стоящую посреди поляны крестьянскую девочку, до него далеко не сразу
дошло, насколько это важно. А когда он осознал это, дурнота частично
прошла, во всяком случае он сумел подавить ее и с растущим любопытством
