но не было и сладких мучений, разгоряченной жажды недоступного.
Они миновали прихожую, где обычно храпел Триан и прошли в комнату
Уррия.
Он бережно положил свой "Несокрушимый", взял у служанки факел и
воткнул в специальный держак, сделанный на всякий случай - Уррий не
помнил, чтобы им пользовались. Теперь пригодился - Уррий хотел рассмотреть
ее голой.
Он стянул с себя рубаху, следя как она воспримет вид его перевязанной
груди.
И она отреагировала как он и ожидал - охнула и спросила:
- Что это?
- Так, пустяки... - гордо ответил Уррий. - Размахивал один мечом...
- И что?
- Больше не размахивает!
Он подошел и взял за подол ее рубашку. Она покорно подняла вверх
руки, ничего не сказав. Он освободил тугие округлости ее груди из плена
ткани. В свете факела он увидел, что подмышки у нее поросли черным
вьющимся волосом и это неприятно задело его. Но Уррий тут же отогнал этот
пустяк, как неприятную муху, о которой тут же, отогнав, забывают - он
смотрел.
Он не торопился, медленно бросил ее рубаху на постель. Она молчала,
ожидая его действия. Но наконец-то опустила руки, прикрыв непонравившуюся
юноше поросль под мышками.
Уррий вспомнил морок у Красной часовни, встал на одно колено и
прикоснулся губами к темному соску. Почувствовал легкий озноб пробежавший
по ее телу, ноздри его щекотал приятный едва ощутимый запах пота,
смешанный с запахом каких-то трав.
Юбка была из плотной грубой материи, ее стягивал кушак, узел которого
никак не давался Уррию. Она все так же молча отстранила его руки и
развязала сама. Уррий посмотрел в это мгновение ей в лицо. Губы ее
исказила стеснительно-оправдательная улыбка, мол, ты бы, конечно, и сам
справился, но так быстрей. Глаза Сарлузы были устремлены в потолок.
Бесчисленные нижние юбки с ласковым шорохом упали к ее ногам, она вышла из
них и Уррий повалил ее на постель.
- Я так давно ждала этой минуты! - вдруг выговорила Сарлуза.
Она была настоящая! Не наваждение бессловесное и безвольное, а
настоящая, красивая женщина, пахнущая теплом и жизнью. Кровь ударила Уррию
в голову, но на краю сознанию пронеслась мысль, что окажись на месте
служанки сейчас любая другая привлекательная женщина он чувствовал бы себя
точно так же. Он целовал подрагивающий бугорок налившегося желанием соска
и смотрел на разметавшиеся по кровати черные волосы, на задранный вверх
плотный холм левой груди с таким же трепетным соском. Он чуть повернулся и
увидел плоский живот, плотные ноги и черную, но вызывающую жжение во всех
членах, поросль - он старался запомнить каждый фрагмент ее тела. И думал:
а как выглядит та, с золотыми волосами - Лорелла!
Нет, она не существует, эта дивная девушка с золотыми волосами, она -
призрак, морок, наваждение, посланное ему волшебным шаром! Зачем ему
думать о той, кого нет, когда перед ним лежит живая женщина, которую можно
погладить, ощутить, которая будет принадлежать ему всецело. Он провел
рукой по гладкой поверхности женского бедра, подбираясь к укромному месту.
Сарлуза вдруг встрепенулась и притянула его к себе, не в силах больше
ждать, она вся горела жаром. Впилась в него страстным поцелуем и у Уррия
закружилась голова. Через несколько мгновений он изведает неземное
блаженство, по которому инстинктивно тосковало его тело, которое
мерещилось ему в безумных снах!
Уррий не понял, как все произошло - силы покинули его, а блаженство
не наступило. И остался голод по женскому телу, ему хотелось смотреть и
гладить, гладить и смотреть на нее.
Он смахнул со лба капельку пота. Эль в первый раз показался ему
горьким и противным. Может и любовь с первого раза не распробуешь?
Грудь Сарлузы ходила вверх вниз перед его глазами, она задыхалась, ее
всю колотило, глаза ее были закрыты, сквозь зубы вырывался с трудом
сдерживаемый сладкий сон. Это польстило Уррию и заставило поверить в
собственные силы.
Что ж, можно попробовать еще раз. И он нашел губами ее губы.
И совершенно отчетливо вспомнил горячечный поцелуй на берегу
Гуронгеля, вдохнувший в него угасающую жизнь.
Лорелла!
Но он отогнал от себя эти мысли, стараясь думать о том, что у него
есть. О том, что сегодня дня него великий день - день посвящения в
мужчины. Во всех смыслах - и на поле брани, и на любовном фронте.
И как победитель, он мял и наслаждался своей добычей. Первой, но не
последней - никакой любви к Сарлузе он не испытывал. Было только
оглушающее плотское желание ее тела, которое он никак не мог насытить,
стараясь запечатлеть в памяти сладкие моменты этой ночи.
Сарлуза ликовала. То, чего она добивалась так долго - свершилось. И
пусть на ней нет уже амулета, который бы сейчас засверкал - это неважно.
Но что-то щемило ее грудь, сливаясь с уже хорошо знакомым телесным
удовольствия.
И колдунья вдруг отчетливо поняла, что она влюбилась. Влюбилась в
этого неопытного юношу, страстно и удивительно нежно сейчас терзающего ее
грудь, а другой рукой бедра. Что дотоле неизвестное ощущение наслаждения,
ни с одним мужчиной не посещавшее ее, покрывает мелкой рябью кожу. Что он
может свести своими ласками с ума. И что он, обладатель пока ей неведомой,
но могущественной силы, достоин любви. Не менее, чем Белиал. А может и
более - еще неизвестно каков он, этот хваленый Князь Тьмы в постели.
Волна непередаваемого наслаждения накрыла ее с головой и она не
смогла сдержать крик счастья от приобретенной любви.
Узкая кровать Уррия не была предназначена для двоих, и когда Уррий
понял что Сарлуза погрузилась в забытье сна, он последний раз провел рукой
по широкому овалу ее груди и коснулся губами щеки девушки.
Встал, погасил факел и отправился спать в комнату Эмриса, который
подло обманул Уррия, отправившись вместе с Ламораком к озеру Трех Дев без
него.
Улегшись в постель Эмриса, он некоторое время прислушивался к сладкой
истоме, наполнявшей усталые члены. Перед глазами вновь появились
золотистые волосы, прикрывающие прекрасную, но совсем не такую как у
черноволосой служанки, грудь.
- Лорелла! - сладко улыбнулся он и уснул с этим именем на устах.
Сарлузе приснилось, что она стоит рядом с Уррием - он в золотых
доспехах и рассекает сверкающим мечом надвое Белиала, тот кричит, хрипит,
и превращается в клубок ядовитых змей, тут же расползшихся в разные
стороны. А Уррий поворачивается к ней, Сарлузе, снимает свой яркий шлем и
горячо целует ее...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КЛЯТВА У ОЗЕРА ТРЕХ ДЕВ
Ах, я с таблицы памяти моей
Все суетные записи сотру,
Все книжные слова, все отпечатки,
Что молодость и опыт сберегли;
И в книге мозга моего пребудет
Лишь твой завет, не смешанный ни с чем,
Что низменнее; да, клянуся небом!
Уильям Шекспир "Гамлет"
7. НЕЖДАННЫЕ ЗАЩИТНИКИ
Когда природа крутит жизни пряжу
И вертится времен веретено,
Ей все равно, идет ли нитка глаже
Или с задоринками волокно.
Иоганн Гете "Фауст"
В подземелье вечная ночь.
Утро для заблудившихся друзей началось, когда Триан зажег один из
факелов. Вымотанные бесплодными блужданиями по бесконечным тоннелям, они
отключились вчера, прислонившись спинами к земляной стене. Словно птенцы
прижавшись с разных сторон к Триану, спали они, дрожа от холода. Ноги
занемели от неудобных поз, после скудного ужина бурчало в желудках. Но
спать, слава богу, больше не хотелось - значит времени прошло достаточно
много. Но ночь ли сейчас наверху, раннее ли утро или яркий следующий день
- они могли лишь гадать.
Эмрис рывком встал - не сидеть же так вечно, надо что-то делать,
как-то выбираться отсюда. Он протянул руку Ламораку и помог ему подняться
на ноги.
- Перекусить ничего не осталось? - спросил Ламорак у Триана.
Тот развел руками.
Эмрис посмотрел через щель в колдовскую пещеру. Выход из нее, ведущий
в просторный и не такой уж длинный коридор по сравнению с теми, что
исхожены юношами вчера, заслоняла неприступная гранитная плита. Эх, надо
было вчера подсмотреть, как Сарлуза отодвигала ее - может какое тайное
хитрое устройство? Тогда они мечами бы расширили щель, пролезли бы в
пещеру и через тот коридор выбрались бы из подземелья. А так предстояло
вновь блуждать по узким тоннелям, вчера дважды их обманувших.
- Зажги нам факела, Триан, - попросил Эмрис. - И пойдем, попытаемся
найти выход еще раз.
Триан знаками показал, что пакля на факелах почти сгорела и что лучше
пользоваться ими по одному, чтобы не остаться совсем без света, если они
заблудятся окончательно.
- Ну что ж, - вздохнул Эмрис. - Пошли с одним факелом. Держитесь
ближе другу к другу, чтобы не потеряться.
И они без особой надежды двинулись вперед. Разговаривать абсолютно не
хотелось. Думать о чем-либо, кроме как о выходе на дневной свет, на свежий
воздух - тоже.
В алмазной пещере они снова выбрали тоннель, отмеченный крестом
Триана - вдруг вчерашние чудеса прекратились?
И в конечном итоге опять оказались у колдовской пещеры.
Они решили опробовать другой тоннель в алмазной пещере, где, с божьей
помощью и святыми молитвами, чудовище больше не осмеливалось появляться из
недр водоема.
Дабы потом не возникало никаких споров, прежде чем войти в тот
коридор, что на полтора ярда правее, Триан кинжалом нацарапал треугольник
на стене у входа. Тоннель был ровным и достаточно просторным, но через
пятнадцать ярдов резко сворачивал влево. Этого быть не могло - он должен
тогда пересекать тот коридор, по которому они уже ходили вчера и сегодня.
Но против всех законов природы тоннель сворачивал именно влево и длина
его, насколько хватало света факела Триана, была не несколько ярдов -
значительно больше.
Друзья двинулись дальше - не стоять же на месте! - и через минут
пятнадцать ходьбы, тоннель вновь повернул налево. За поворотом они
заметили ярко пробивающийся дневной свет, льющийся в коридор из прохода
слева ярдах в трехстах от поворота.
- Я же говорил вчера, что мы не в тот проход вошли! - ликующе
воскликнул Ламорак.
Они со всех ног кинулись вперед, всем хотелось скорее увидеть
ласковое небо и зеленую листву деревьев. Даже Триан, пропустив юношей
вперед, хотя и был твердо убежден, что прежде они ходили тоннелем, который
он пометил крестом, тоже поверил, что выход близко.
Ламорак первым добежал до долгожданного выхода и встал, пораженный,
на пороге. Эмрис чуть не сбил его с ног.
Перед ними было не знакомое дно лесного оврага, а большой круглый зал
с тщательно обтесанными известняковыми стенами. Но вместо потолка было
голубое, до боли родное неба - яркое, хоть солнца в квадрате, очерченном
стенами, и не видно, без единого облачка. Посреди помещения стоял круглый
стол, заставленный бронзовыми блюдами с копченым, жареным и вареным мясом,
глиняными вазами с фруктами, и серебряными графинами - видимо с вином. От
блюд с мясом валил пар. Около стола стояли три высоких кресла - без резьбы
или каких-либо других украшений, но удобных. Вдоль одной из стен
располагались три ложа, на которых ворохом были накиданы различные, и на
