- 18 -
вая конечно, научные предложения, - обязано было технически точно
их исполнять.
Вот такое партнёрство.
Научные предложения, не ограниченные влиянием власти имущих
людей, и полная возможность для исполнения этого предложения, ко-
торое, скажем, с инженерной точки зрения нравилось руководству
Министерства, было правильным.
Затем история пришла к тому, что наука оказалась в подчине-
нии Министерства. Подросли Министерские кадры, набрались
собственного большого инженерного опыта. Им казалось, что они уже
и сами уже, в научном плане, все понимают. И вот, научная ат-
мосфера и научный дух в реакторостроении - он стал постепенно как
бы подчиняться такой инженерной воле - министерской воле.
Это я видел ,это тоже меня тревожило и это осложняло мои от-
ношения с Министерством, когда я пытался как-то по этому поводу
высказываться, не очень осторожно. И победить я в этих проблемах
не мог потому, что я был химиком для реакторщиков министерских и
это позволяло им как-то не очень внимательно прислушиваться к мо-
ей точке зрения, а к предложениям: относиться как к неким фанта-
зиям.
Таков общий фон, на котором происходила вся эта работа.
Что касается реактора РБМК. Вы знаете, у нас этот реактор, в
кругах реакторщиков, считался реактором плохим. Вот Виктор
Алексеевич СИДОРЕНКО неоднократно его критиковал . Но плохим этот
реактор считался все-таки не по соображениям безопасности. С точ-
ки зрения безопасности он даже скорее выделялся (так при обсужде-
нии, как я их понимал) в лучшую сторону. Он считался плохим по
экономическим соображениям, - во-первых; по большему расходу топ-
лива, по большим капитальным затратам; по неиндустриальной основе
его сооружения. Беспокоило то что это некоторая, выделенная, со-
ветская линия развития.
Но, действительно, по аппаратам водо-водяным, корпусным, -
накапливался все больший и больший мировой опыт, которым можно
было обмениваться: опытом эксплуатации; использованными техни-
ческими решениями; программным обеспечением (как-то можно было
обмениваться, приспосабливаться к этому).
А, что касается реакторов РБМК, - то весь опыт был наш -
отечественный , но и конечно, если брать накопленную статистику,
то статистика по эксплуатации реакторов РМБКа была наименьшей,
если сравнивать ее с аппаратом ВВЭР. Вот это, конечно, так же
беспокоило.
Меня, как химика, беспокоило то, что в этих аппаратах зало-
жен огромный потенциал химической энергии . Там много графита,
много циркония, воды и при каких-то аномальных ситуациях (в обыч-
ных-то ситуациях конечно графит контактирует с инертной средой,
это обеспечивается соответствующими техническими решениями) тем-
пература, при которой может начаться паро-цирконивая реакция,
сопровождающаяся выделением водорода, в принципе и регламентными
- 19 -
работами, техническими условиями, - была недопустимой.
Но, все таки, потенциально , запас химической энергии в этом
типе аппарата был максимальным, относительно, скажем, любых дру-
гих, с которыми можно было бы его сравнить.
Это тоже представляло предмет беспокойства. Смущало меня,
например тогда, когда я смотрел на этот аппарат: необычное и
по-моему недостаточное построение системы защит, которые действо-
вали бы в экстремальных ситуациях, - потому что защита аппарата в
случае каких-то элементов аномального его поведения, скажем, там
ведь положительный коэффициент реактивности - в этом аппарате,
если бы он начал развиваться, давать о себе знать, то операторы и
только оператор мог ввести стержни аварийной защиты, либо автома-
тически они могли ввестись, с подачи (по команде) одного из дат-
чиков (их несколько таких систем защиты было), либо вручную, спе-
циальной кнопкой АЗ-5, сбросить аварийные стержни.
Механические стержни , которые могли как-то (механика - ну
она могла работать хорошо, могла работать плохо ) и других ка-
ких-то систем защиты, которые бы были бы независимы от оператора,
которые срабатывали бы исключительно от состояния зоны аппарат, -
в этом аппарате не было .
Это, конечно, как-то, неуютную ситуацию создавало. Но, тем не
менее, практика уже какая-то накапливалась, специалисты уверен-
ность проявляли в этих вопросах.
Скорость введения защиты была, казалось бы, недостаточной. Я
был наслышан о том , что специалисты , в частности: КРАМЕРОВ
Александр Яковлевич, обсуждая с Анатолием Петровичем АЛЕКСАНДРО-
ВЫМ эти проблемы, - вносили предложение конструктору об изменении
системы аварийной защиты (СУЗ), об улучшении СУЗов этого аппарата
и они не отвергались, но разрабатывались как-то очень медленно.
Тем более сложились к тому времени отношения между научным
руководителем и главным конструктором - ну, довольно напряженные.
Применительно ко всяким новым проектам, к новым идеям, эта
конструкторская организация вполне признавала авторитет Института
атомной энергии, и охотно с ним советовалась, и поддерживала все
контакты. А вот в отношении именно этого аппарата , они считали
себя как-бы полными авторами, хозяевами и, не нарушая формальных
порядков, при котором научное руководство оставалось за Институ-
том атомной энергии, - фактически это руководство носило, в боль-
шой мере, ну, номинальный характер и использовалось главным обра-
зом для таких случаев когда, скажем, ну принимались принципиаль-
ные решения: делать ли реактор РБМКа полторы тысячи; вводить ли
интенсификатор теплообмена в этот реактор; скажем, когда нужно
было вносить предложение о том, чтобы доля аппарата РБМК в атом-
ной энер гетике была увеличена, - тогда требовалась поддержка
Анатолия Петровича АЛЕКСАНДРОВА по этому поводу.
Вот эти вопросы как-то еще с научным руководителем обсужда-
лись.
А вопросы конкретной технической политики, вопросы совер-
шенствования этого аппарата, - в общем-то, как-то, конструктор не
- 20 -
охотно воспринимал точку зрения Института, - не считая его доста-
точно развитым партнером для того, что бы он был полезен
конструктору в его деятельности .
В этом смысле я хотел бы высказать точку зрения, такую, в
которой я абсолютно убежден, но которая не разделяется, к сожале-
нию, моими коллегами и вызывают трения между нами, - иногда, да-
же, - драматические.
Дело заключается в том, что на Западе, на сколько мне из-
вестно, да и по логике вещей, и в авиации, у нас в Советском Сою-
зе, - нет (в развитых отраслях промышленности) понятия Научного
руководителя и Конструктора. Я и сам это понимаю, научное руко-
водство - проблемой. Например, научное руководство проблемой ави-
ации, хотя такого наверное нет, но я мог бы себе его представить.
Это такая организация, которая овладела бы стратегией развития
авиации: сколько малых самолетов; сколько больших; чему отдать
предпочтение: комфорту при загрузке-выгрузке пассажиров или ско-
рости перемещения аппарата из точки в точку; отдать ли предпочте-
ние гиперзвуковым каким-то самолетам или самолетам летающим с
звуковыми скоростями; что важнее, с точки зрения безопасности, -
обеспечение комфортабельной надежной работы наземных служб или
деятельности персонала на борту самолета; доля в авиации различ-
ных типов самолетов...
Такое научное руководство авиацией мне представлялось бы до-
пустимым. Но, когда речь идет о конструкции самолета, о самолете,
то у него должен быть один хозяин. Он и конструктор, он и проек-
тант, он и научный руководитель этого самолета - в этом вся
власть и вся ответственность - они должны наёходитсься в одних
руках - это мне казалось совершенно очевидным фактом.
В момент зарождения атомной энергетики все было разумно,
поскольку это была совсем новая область науки - ядерная физика,
нейтронная физика. То понятие научного руководства сводилось к
тому, что конструктору задавались основные принципы построения
аппарата и научный руководитель отвечал за то, что эти принципы
являлись физически правильными и физически безопасными. Но
конструктор уже реализовывал эти принципы ежедневно практически и
постоянно консультируясь с физиками: не нарушаются ли какие-то
физические законы этого аппарата.
На заре создания атомной промышленности это все было оправ-
данно. Но когда конструкторские организации выросли, когда у них
появились собственные расчетные, физические отделы, то наличие
такой системы двоевластия над одним аппаратом: есть и научный ру-
ководитель и конструктор, а на самом деле трое-властие - потому,
что еще появилось Главное управление или какой-то там зам. ми-
нистра, который имел право решающего слова по тому или иному тех-
ническому решению.
Многочисленные Советы (межведомственные и ведомственные),
создавали, в общем обстановку коллективной ответственности за ка-
чество работы аппарата. Эта ситуация продолжается сегодня. Она,
по моему, является неправильной. По прежнему я убежден, что Науч-
- 21 -
ный руководитель, организации Научного руководителя - это органи-
зация, которая проводит экспертизу тех или иных проектов, выбира-
ет из них лучший, а значит - стратегию развития атомной энергети-
ки определяет. Вот в этом функции научного руководителя, а не
функции создания конкретного аппарата с заданными свойствами. Вот
эта вся перепутанность, она привела, в общем-то, к большой безот-
ветственности, что и показал, скажем, Чернобыльский опыт.
Но так или иначе система многовластия, система отсутствия
одного персонально ответственного за качество аппарата, со всеми
инфраструктурами его, - в общем, она отсутствовала, конечно. И
это вызвало соответствующую тревогу у профессионалов в техни-
ческом смысле, в инженерном смысле. Мне конечно трудно было оце-
нивать достоинство или недостатки того или иного аппарата. Но
единственное, что мне удалось мне сделать - это создать такую
экспертную группу, которая проводила бы экспертное сравнение раз-
личных типов аппаратов: и по вопросам их экономичности; и по воп-
росам их универсальности; и по вопросам их безопасности.
Первые два последовательных таких экспертных труда оказались
интересными. Идея создания такой экспертной группы и проведения
такой работы, принадлежала мне. Я организационно помогал этой де-
ятельности, а фактическую работу вела создана специально для этих
целей лаборатория Александра Сергеевича КАЧАНОВА, который органи-
зовывал работу, по моему, прекрасно. Потому, что его лаборатория
была некой ячейкой: ставящей вопросы; физически формулирующие эти
вопросы, а ответы на вопросы давали специалисты, не только в раз-
ных подразделений Института, но и из разных институтов вообще. И
в итоге появлялась основа, которая могла бы широко обсуждаться,
критиковаться, дополняться. И эта работа, к сожалению, в самом
начале была приостановлена, первоначально: - серьезным заболева-
нием Александра Сергеевича КАЧАНОВА и невозможностью найти ему
эквивалентную замену; ну, а затем последовавшими Чернобыльскими
событиями.
И 26 апреля 1986 года застало Институт атомной энергии в до-
вольно странной позиции, когда с одобрения директора института с
его полной поддержкой первый заместитель занимался организацией
общесистемных исследований по структуре атомной энергетики, дея-
тельность которой мало интересовала Министерство и шла исключи-
тельно на поддержке Анатолия Петровича АЛЕКСАНДРОВА и Институт
приобретал в ней вкус. Вот из неё уже можно было выбирать пра-
вильность тех или иных технических решений.
Одновременно мне удалось создать лабораторию мер безо-
пасности, которая, сопоставительно с другими видами энергетики,
оценивала различные опасности атомной энергетики.
