Текст из пяти магнитофонных кассет,
надиктованных академиком Легасовым В.А.,
"Об аварии на Чернобыльской АЭС".
академик Легасов В.А.
(текст из кассеты N 1)
Все-таки всю жизнь не дум ал, что мне придется в таком, по
крайней мере возрасте, в котором я сейчас нахожусь, только что
пережив свое пятидесятилетие, обратиться по существу к мемуарной
какой-то части, причем части трагической, во многом запутанной и
непонятной.
Но произошли такие события, такого масштаба и такого участия
людей противоречивых интересов, ошибок и побед, удач и неудач, и
столько здесь различных толкований потому, что произошло и как
произошло, то, наверное, в какой-то степени мой долг сказать то,
что я знаю, как понимаю, как видел происходящие события.
26 апреля 1986 года была суббота, прекрасный день, я разду-
мывал: поехать ли мне в Университет на свою кафедру, чтобы
кое-что там доделать для кафедры, а может на все наплевать и пое-
хать с Маргаритой Михайловной, моей женой и другом, отдохнуть ку-
да не будь, или поехать на партийно-хозяйственный актив, который
назначен на десять утра в Министерстве, которому принадлежит
Институт атомной энергии им. Курчатова ?
Но, естественно, по складу своего характера, по многолетней
воспитанной привычке, я вызвал машину и поехал на партийно-хо-
зяйственный актив.
Перед его началом я услышал, что на Чернобыльской атомной
станции произошла какая-то неприятная авария. Сообщил мне об этом
начальник 16 Главного управления Николай Иванович ЕРМАКОВ. Имено
в подчинении этого Главка и этого человека находился наш Инсти-
тут.
Сообщил он об этом как-то достаточно спокойно, хотя и с
досадой.
Начался доклад Министра СЛАВСКОГО Ефима Павловича. Доклад
был, честно говоря, надоевшим, стандартным. Мы все уже привыкли к
тому, что этот престарелый, но демагогически весьма активный дея-
тельно громким уверенным голосом в течении часа излагает то, как
у нас в ведомстве замечательно и прекрасно. Все показатели хороши
в его изложении: самые хорошие совхозы, самые хорошие предприя-
тия, все плановые задания мы выполняем, ну и в общем это все
носило характер таких победных реляций.
В отдельных точках, которые того заслуживали, он останавли-
вался и ругал кого-то из руководителей, специалистов либо за то,
что где-то был высокий травматизм, либо за какие-то финансовые
упущения, либо за какую-то конкретную, технически не точную опе-
рацию, проведенную в том или ином месте многочисленного нашего
Министерства.
- 2 -
Как и всегда, в этот раз, воспевая гимн атомной энергетике,
большие успехи в построении которой были достигнуты, он скорого-
воркой сказал, что сейчас, правда, в Чернобыле произошла какая-то
авария.
Чернобыльская станция принадлежала соседнему Министерству,
Министерству энергетики. Ну, так скороговоркой сказал что, вот
они там что-то натворили, какая-то там авария, но она не остано-
вит путь развития атомной энергетики.
Дальше традиционный доклад, длившийся в общем два часа.
Около 12 часов был объявлен перерыв, я поднялся на второй
этаж в комнату ученого секретаря Николая Сергеевича БАБАЯ, но для
того, чтобы в перерыве обсудить основные позиции доклада. Тут же
в эту комнату заглянул Александр Григорьевич МЕШКОВ, - первый за-
меститель Министра и сообщил, что создана Правительственная ко-
миссия по Чернобыльской аварии, что я также включен в ее состав и
что Правительственная комиссия должна собраться в аэропорту "Вну-
ково" к четырем часам дня. Немедленно я покинул актив, сел в ма-
шину и уехал к себе в Институт. Я пытался найти там кого-то из
реакторщиков.
С большим трудом мне удалось найти начальника отдела, кото-
рый разрабатывал и вел станции с реакторами типа РБМК, а именно
такой реактор был установлен на Чернобыльской АЭС, - Александра
Константиновича КАЛУГИНА, который правда уже знал об аварии,
сообщил мне, что со станции ночью пришел тревожный серьезный сиг-
нал, шифрованный по заведенному в атомной энергетике порядку,
когда при всяких отклонениях от нормы станция информирует Ми-
нистерство энергетики или то Министерство которому она принадле-
жит, шифрованным образом о том, что случилось.
В данном случае поступил сигнал 1;2;3;4, что означало, что
на станции возникла ситуация с ядерной опасностью; радиационной
опасностью; пожарной опасностью; и взрывной опасностью, - т.е.
присутствовали все возможные виды опасности.
Казалось бы, самая тяжелая ситуация, но в то же время он мне
сказал, что заранее определена соответствующими приказами коман-
да, которая в зависимости от типа аварии, должна немедленно соби-
раться, либо на мест оставаясь, руководить действиями персонала
на объекте, либо вылетать на место. Что соответствующая команда
была ночью собрана и примерно в течении трех-четырех часов выле-
тела к месту происшествия. Но пока туда летели, со станции стали
поступать сигналы, что реактор, а это был реактор 4-го блока ЧА-
ЭС, он в общем-то управляем. Операторы пытаются вести его охлаж-
дение, правда, уже было известно, что один или два человека уже
скончались. Причем один скончался от механических повреждений под
обломками разрушившихся сооружений, а второй погиб от термических
ожогов, то есть от пожара. О лучевых поражениях ничего не сообща-
лось и мало понятного было в этой информации. Но она все-таки
вносила некоторое успокоение.
Забрав все необходимые технические документы и от товарища
КАЛУГИНА получив некоторое представление о структуре станции, о
- 3 -
возможных неприятностях, которые могут там быть, я заскочил к се-
бе домой. В это время водитель привез мою жену, как мы договари-
вались, с ее работы, мы должны были там состыковаться, как-то ре-
шить некоторые свои семейные проблемы, которые, конечно, оказа-
лись не решенными. Я ей кратко бросил, что уезжаю в командировку,
ситуация непонятная, на сколько я еду, не знаю и вылетел во Вну-
ково.
Во Внуково я узнал, что руководителем Правительственной ко-
миссии утвержден заместитель Председателя СМ СССР Борис Евдокимо-
вич ЩЕРБИНА - председатель Бюро по топливно-энергетическому комп-
лексу. Он был вне Москвы, находился в это время в одном из регио-
нов страны, проводя там партийно-хозяйственный актив. Мы узнали,
что он летит на самолете оттуда и как только прилетит, мы загру-
зимся в уже подготовленный самолет и вылетим в Киев, откуда на
машинах отправимся на место происшествия.
В состав Правительственной комиссии первый, утвержденный,
сейчас это говорю по памяти, был включен, кроме товарища ЩЕРБИНЫ,
Министр энергетики МАЙОРЕЦ, заместитель Министра здравоохранения
ВОРОБЬЕВ Евгений Иванович, который то же прибыл с другого региона
Советского Союза во Внуково, чуть раньше ЩРБИНЫ. Был включен в
состав Правительственной комиссии Заместитель Председателя Госа-
томэнергонадзора Виктор Алексеевич СИДОРЕНКО, давний сотрудник
нашего Института, член-корреспондент АН СССР. Был включен в
состав Правительственной комиссии, кроме нас, товарищ СОРОКА -
заместитель Генерального прокурора СССР, а также Федор Алексеевич
ЩЕРБАК, руководитель одного из важных подразделений Комитета
Государственной безопасности, и в состав Правительственной ко-
миссии был включен также заместитель Председателя СМ Украины, ко-
торый должен был ждать нас на месте, тов. НИКОЛАЕВ и Председатель
облисполкома тов. Иван ПЛЮЩЬ. Вот примерный состав Правительст-
венной комиссии, который мне запомнился первым.
Как только Борис Евдокимович прилетел во Внуково, тут же он
пересел в подготовленный самолет и мы вылетели в Киев.
В полете разговоры были тревожными. Я пытался рассказать Бо-
рису Евдокимовичу аварию на станции "Тримайален", которая прои-
зошла в США в 1979 году. Показать, что скорее всего причина, при-
ведшая к той аварии, никакого отношения не имеет к событиям в
Чернобыле из-за принципиальной разности конструкций аппаратов.
Вот в этих обсуждениях-догадках прошел часовой полет.
В Киеве, когда мы вышли из самолета, первое, что бросилось в
глаза, - кавалькада черных правительственных автомобилей и тре-
вожная толпа руководителей Украины, которую возглавлял Председа-
тель СМ Украины тов. ЛЯШКО Александр Петрович. Лица у всех были
тревожные, точной информацией они не располагали, но говорили,
что там дело плохо. Поскольку какой-то конкретной информации мы
здесь не получили, то быстро погрузились в автомобили и я ока-
зался как раз в автомобиле с тов. ПЛЮЩЕМ. Поехали на атомную
электростанцию. Расположена она в 140 км. от Киева. Вечерняя до-
рога была. Информации было мало, готовились мы к какой-то необыч-
- 4 -
ной работе и поэтому разговор носил такой отрывочный характер с
длинными паузами и, вообще все были в напряжении и каждый из нас
желал побыстрее попасть на место, понять что же там на самом деле
произошло и какого масштаба событие, с которым мы должны встре-
титься.
Вспоминая сейчас эту дорогу, я должен сказать, что тогда мне
и в голову не приходило, что мы двигаемся на встречу событию
надпланетарного масштаба, событию, которое, видимо, навечно вой-
дет в историю человечества как извержение знаменитых вулканов,
скажем - гибель людей в Помпее или что не будь близкое к этому. В
дороге мы этого еще не знали, мы просто думали, какого же масшта-
ба работа нас ждет. Просто или сложно будет там, на месте, в об-
щем, все мысли наши были направлены на то, что нас ждет.
Через несколько часов мы достигли города Чернобыля, хотя
атомная станция называется Чернобыльской, расположена она в 18
километрах от этого районного города, очень зеленого, очень при-
ятного, такого тихого, сельского - такое впечатление произвел он
на нас когда мы его проезжали. Там было тихо, спокойно, все как в
обыденной жизни.
Свернули мы на дорогу, ведущую к городу Припяти, а вот город
Припять - это уже город энергетиков, город в котором жили и стро-
ители и работники Чернобыльской АЭС. О самой станции, истории ее
сооружения, е эксплуатации я расскажу чуть позже, чтобы не преры-
вать хронологию событий. Вот в Припяти уже чувствовалась тревога,
мы сразу подехали к зданию городского комитета партии, располо-
женного на центральной площади города. Одним словом, гостиница,
довольно приличная находилась рядом и вот здесь нас встретили ру-
ководители органов местной власти.
Здесь уже находился МАЙОРЕЦ, он прилетел туда раньше, чем
правительственная комиссия. Находилась также группа специалистов,
прибывших туда по первичному сигналу тревоги.
Сразу было устроено первое заседание Правительственной ко-
миссии. К нашему или, по крайней мере, к моему удивлению Прави-
тельственной комиссии не было доложено сколь не будь точной
обстановки, которая сложилась и на самой станции и в городе.
Точно было доложено только то, что это произошло на 4-м бло-
ке ЧАЭС во время проведения внештатного испытания работы турбоге-
нератора 4-го блока в режиме свободного выбега. Во время этого
эксперимента произошли последовательно два взрыва и было разруше-
но здания реакторного помещения. Пострадало заметное количество
персонала. Цифра была еще не точна, но было видно, что в масштабе
сотен человек получили лучевое поражение. Доложили так же что уже
два человека погибли, остальные находятся в больницах города и
что радиационная обстановка на 4-м блоке довольно сложная. Радиа-
ционная обстановка в г.Припяти существенно отличалась от нормаль-
ной, но не представляла еще сколько не будь существенной
опасности для радиационного поражения людей, находящихся в Припя-
ти.
Правительственная Комиссия, заседание которой очень энергич-
- 5 -
но, в присущей ему манере провел Борис Евдокимович ЩЕРБИНА, сразу
распределила всех членов Правительственной комиссии по группам,
каждая из которых должна была решать свою задачу.
Первая группа, возглавить которую было поручено Александру
Григорьевичу МЕШКОВУ, который также был в составе Правительствен-
ной комиссии. Эта группа должна была начать определение причин,
приведших к аварии.
Вторая группа, во главе с тов. АБАГЯНОМ должна была опреде-
лить и организовать все дозиметрические измерения в районе стан-
ции и в городе Припяти и близлежащих районах, а дальше группы
гражданской обороны. А в это время появился генерал ИВАНОВ, возг-
лавлявший службу гражданской обороны того региона и должны были
начать подготовительные меры к возможной эвакуации населения и
первостепенными дезактивационными работами. Генерал БЕРДОВ, возг-
лавлявший Министерство внутренних дел республики должен был
действовать с точки зрения определения порядка нахождения в пора-
женной зоне людей.
Сам я вошел и возглавил группу, целью которой было вырабо-
тать мероприятия, направленные на локализацию происшедшей аварии.
Группе Евгения Ивановича ВОРОБЬЕВА было поручено заняться
больными и всем комплексом медицинских мероприятий.
Уже когда мы подъезжали к городу Припяти, поразило небо, ки-
лометров за восемь- десять от Припяти. Багровое такое, точнее ма-
линовое, зарево стояло над станцией, что делало ее совсем не по-
хожей на атомную станцию. Известно, что на атомной станции с ее
сооружениями, с ее трубами, из которых обычно ничего видимым об-
разом не вытекает, представляют собой сооружения очень чистые и
очень аккуратные. И глазу специалиста атомная станция представля-
ется всегда объектом, которые не имеет никаких газов. Это ее от-
личительный признак, если не говорить о специфических конструк-
тивных особенностях таких станций. А тут такое вдруг - как метал-
лургический завод или крупное химпредприятие, над которым такое
огромное малиновое в пол-неба зарево. Это тревожило и делало си-
туацию необычной.
Сразу стало видно, что руководство атомной станции и руко-
водство Минэнерго, какое там присутствовало, ведут себя противо-
речиво. С одной стороны, большая часть персонала, руководители
станции, руководство Минэнерго, прибывшие на место, действовали
смело, готовы были к любым действиям. Скажем, операторы первого и
второго блока не покидали свои посты. Не покидали своих постов
операторы и все работающие на третьем блоке, а третий блок нахо-
дился в том же здании, что и четвертый блок. В готовности были
различные службы этой станции, т.е. была возможность найти любого
человека, была возможность дать любую команду, любое поручение.
Но какие давать команды, какие давать поручения и как точно опре-
делить ситуацию до приезда Правительственной комиссии ?!
Она прибыла 26 в 20 час. 20 мин. Плана действий к этому вре-
мени какого-то ясного и осознанного не было. Все это пришлось де-
лать Правительственной комиссии. Ну, прежде всего, третий блок
- 6 -
получил команду на остановку реактора и его расхолаживание. Пер-
вый и второй блоки продолжали работать несмотря на то, что его
внутренние помещения имели уже достаточно высокий уровень радиа-
ционного загрязнения измерявшиеся десятками, а в отдельных точках
- сотнями миллирентген в час.
Это внутреннее загрязнение помещений первого и второго бло-
ков произошло за счет приточной вентиляции, которая не была сразу
же моментально отключена и загрязненный воздух с площадки через
приточную вентиляцию попал в эти помещения. А люди продолжали там
работать. И вот, по инициативе Александра Егоровича МЕШКОВА пер-
вая команда, которая туда пошла, должна была немедленно присту-
пить к расхолаживанию и первого и второго блока. Эту команду дал
именно МЕШКОВ, а не руководство станции и не руководство Минэнер-
го. Команда начала немедленно выполняться.
Юорис Евдокимович ЩЕРБИНА немедленно вызвал химвойска, кото-
рые довольно оперативно прибыли во главе с генералом ПИКАЛОВЫМ и
вертолетные части, расположенные неподалеку в г. Чернигове. Груп-
па вертолетов прибыла во главе с генералом АНТОШКИНЫМ, который
был начальником штаба от соответствующего подразделения ВВЭС. На-
чались облеты, осмотры внешнего состояния 4-го блока ЧАЭС.
В первом же полете было видно, что реактор полностью разру-
шен. Верхняя плита это, так называемая, "Елена", герметизирующая
реакторный отсек, находилась почти в строго вертикальном положе-
нии, но под некоторым углом, т.е. видно было, что она вскрыта, а
для этого нужно было довольно приличное усилие. Значит верхняя
часть реакторного зала была разрушена полностью. На крышах машин-
ного зала, на площадке территории валялись куски графитовых бло-
ков, либо целиковые, либо разрушенные. Виднелись довольно крупные
элементы тепловыделяющих сборок. И сразу же по состоянию, по ха-
рактеру разрушения мне, например, было видно, что произошел объ-
емный взрыв и мощность этого взрыва порядка, так по опыту из дру-
гих работ, как я мог оценить, - от трех до четырех тонн тринитро-
толуола - так в тротиловом эквиваленте это можно было оценивать.
Из жерла реактора постоянно истекал такой белый, на несколь-
ко сот метров столб продуктов горения, видимо, графита. Внутри
реакторного пространства было видно отдельными крупными пятнами
мощное малиновое свечение. При этом однозначно было трудно ска-
зать, что является причиной этого свечения - раскаленные графито-
вые блоки, оставшиеся на месте - потому, что графит горит равно-
мерно, выделяя белесые продукты обычной химической реакции. А ви-
димый все-таки свет, который потом отражался в небе, это было
свечение раскаленного графита. Такая мощная раскаленность графи-
товых блоков.
Были быстро определены мощности излучения в различных точках
вертикальных и горизонтальных плоскостей.
Было видно, что активности вышло наружу 4-го блока достаточ-
но много, но первый вопрос, который всех нас волновал, был вопрос
о том, работает или не работает реактор или часть его, т.е. про-
должается ли процесс наработки короткоживущих радиоактивных изо-
- 7 -
топов. Поскольку это необходимо было быстро и точно установить
была предпринята первая попытка военным бронетранспортером, при-
надлежавшим химвойскам, были вмонтированы датчики, которые имеют
и гамма каналы измерений и нейтронные каналы измерений. Первое
измерение нейтронным каналом показало, что якобы существует мощ-
ное нейтронное излучение. Это могло значить что реактор продолжа-
ет работать.
Для того, чтобы в этом разобраться мне пришлось самому на
этом бронетранспортере подойти к реактору и разобраться в том,
что в условиях тех мощных гамма-полей, которые существовали на
объекте, нейтронный канал измерений, как нейтронный канал, конеч-
но, не работает, ибо он чувствует те мощные гамма-поля, в которых
этот нейтронный канал как измеритель просто неработоспособен.
Поэтому, наиболее достоверная информация о состоянии реакто-
ра была нами получена по соотношению коротко и долго относительно
живущих изотопов йода 134 и 131 и, путем радиохимических измере-
ний, довольно быстро убедиться в том, что наработки короткоживу-
щих изотопов йода не происходит и, следовательно, реактор не ра-
ботает и он находится в подкритическом состоянии.
Впоследствии, на протяжении нескольких суток, неоднократный
соответствующий анализ газовых компонент показывал отсутствие
истекающих короткоживущих изотопов. И это было для нас основным
свидетельством подкритичности той топливной массы, которая оста-
лась после разрушения реактора. Сделав эти первичные оценки о
том, что реактор не является работающим, далее нас стали следую-
щие вопросы волновать. Это судьба населения, количество персона-
ла, которое должно быть на станции и которое должно ее, даже в
таком положении обслуживать - первые вопросы. Прогнозирование
возможного поведения той топливной массы, которая осталась после
разрушения реактора, определение геометрических размеров и всяких
возможных ситуаций и избрание способа действия.
К вечеру 26-го все возможные способы залива активной зоны
были испробованы, но они ничего не давали кроме довольно высокого
парообразования и распространения воды по различным транспортным
коридорам на соседнем блоке. Ясно было, что пожарники в первую же
ночь ликвидировав пожары и очаги пожаров в машинном зале, то сде-
лали это они очень оперативно и точно.
Иногда вот думают, что значительная часть пожарников получи-
ла высокие дозы облучения потому, что они стояли в определенных
точках как наблюдатели за тем не возникнут ли новые очаги пожаров
и кое-кто их осуждал за это, считая, что это решение было негра-
мотным, неправильным.
Это не так, потому, что в машинном зале находилось много
масла и водород в генераторах и много было источников, которые
могли вызвать не только пожар но и взрывные процессы, которые
могли привести к разрушению, скажем и третьего блока ЧАЭС. Поэто-
му действия пожарных в этих конкретных условиях были не просто
героическими но и грамотными, правильными и эффективными в том
смысле, что они обеспечивали первые точные мероприятия по локали-
- 8 -
зации возможного распространения случившейся аварии.
Следующий вопрос возник перед нами когда стало ясно, что из
кратера разрушенного четвертого энергоблока выносится довольно
мощный поток аэрозольной газовой радиоактивности. Ясно было, что
горит графит и каждая частица графита несет на себе достаточно
большое количество радиоактивных источников. Значит, стала перед
нами сложная задача: - скорость, обычная скорость горения графита
где-то составляет тонну в час. В 4-м блоке было заложено около
двух с половиной тысяч тонн графита. Следовательно 240 часов, при
нормальном горении эта масса могла бы гореть, унося с продуктами
своего горения ту радиоактивность которую могла набрать и расп-
ространить на большие территории.
При этом температура внутри разрушенного блока скорее всего
была бы ограничена температурой горения графита, то есть, в райо-
не полутора тысяч градусов или чуть выше, но выше бы не поднима-
лась. Установилось бы некоторое такое равновесие. Следовательно,
топливо, таблетки окиси урана, могли бы расплавиться и не давать
дополнительного источника радиоактивных частиц. Но этот многод-
невный вынос радиоактивности с продуктами горения значит, конечно
привел бы к тому, что огромные территории оказались бы интенсивно
зараженными различными радионуклидами. Поскольку радиационная
обстановка какие-то эффективные действия предполагала, делать их
представлялось возможным производить только с воздуха и с высоты
не менее чем двести метров над реактором, то соответствующей тех-
ники, которая позволяла бы, скажем, традиционно с помощью воды и
пены и других средств завершить гашение графита, не было.
Надо было искать нетрадиционные решения и мы начали думать
об этих нетрадиционных решениях. Нужно сказать, что наши размыш-
ления сопровождались постоянными консультациями с Москвой, где у
аппарата ВЧ постоянно находился, скажем, Анатолий Петрович
АЛЕКСАНДРОВ. Активно участвовал в наших рассуждениях целый ряд
сотрудников Института атомной энергии, сотрудники Министерства
энергетики. Каждая служба, например, пожарники по своей части
держали соответствующую связь со своими Московскими организация-
ми. Уже на второй день пошли различные телеграммы, предложения.
Из-за рубежа предлагали вообще разные варианты воздействия на го-
рящий графит с помощью различных смесей.
Логика принятия решения была такая. Прежде всего нужно было
ввести столько, сколько можно боро-содержащих компонентов, кото-
рые при любых перемещениях топливной массы, при любых неожиданных
ситуациях, обеспечили бы в кратере разрушенного реактора доста-
точно большое количество эффективных поглотителей нейтронов. К
счастью на складе оказалось незагрязненным достаточно большое ко-
личество (сорок тонн) карбида бора, который и был прежде всего с
вертолетов сверху заброшен в жерло разрушенного реактора.
Таким образом, первая задача - задача введения нейтронного
поглотителя максимального размера и количества была выполнена
быстро и оперативно.
Вторая задача - задача, связанная с введением таких средств,
- 9 -
которые стабилизировали бы температуру, заставляя энергию выделя-
ющуюся при распаде мощной топливной массы затрачиваться на фазо-
вые переходы. Первое предложение, которое, скажем, мне пришло в
голову, и которое было мною предложено - забросать в реактор
максимальное количество железной дроби. На станции ее было доста-
точно большое количество. Это железная дробь, которая вводится
обычно в бетон при строительстве, что бы сделать его тяжелым, но
оказалось, что склад, на котором эта железная дробь храниться,
во-первых оказался накрытым проходящим первичным облаком после
взрыва и работать с сильно зараженной дробью было практически не-
возможно. Во-вторых, нам не была известна температура, при кото-
рой возможно стабилизировать, допустим, скажем, что там темпера-
тура средне-массовая была бы существенно меньше, чем температура
плавления железа. Тогда введение железа в этом смысле, ну, было
бы недостаточно. По крайней мере потому, что мы пропустили бы мо-
мент возможной стабилизации температуры на более низком уровне.
Поэтому в качестве таких стабилизаторов температуры были предло-
жены и после многочисленных консультаций и обсуждений выбраны два
компонента: свинец и доломит. Первый ясно - он плавится при низ-
кой температуре. Во-первых - легкоплавкий металл. Во-вторых - об-
ладает некоторой способностью экстрагировать радиоактивные эле-
менты. В-третьих он способен, застывая, относительно в холодных
местах создавать защитный экран от гамма-излучения и поэтому это
решение - правильное. Конечно, оставалась опасность того, что
температуры существенно более высокие, то заметная часть свинца
может испариться и где-то там при обыкновенной температуре
1600-1700 градусов и тогда в дополнение к радиоактивному загряз-
нению может возникнуть свинцовое загрязнение местности и с эффек-
тивной стороны роли этот компонент не сыграет. Поэтому группа из
Донецка, принадлежащая Министерству энергетики Украины, была от-
дана в мое распоряжение. Они располагали шведской фирменной (фир-
мы "Ада") техникой, тепловизорами, начали постоянные облеты чет-
вертого блока, фиксируя температуру поверхности. Задача была неп-
ростая потому, что датчиками в этих тепловизорах служат полупро-
водники и нужно было ухитриться правильно интерпретировать ре-
зультат, имея ввиду, что мощное гамма-излучение, попадающее на
полупроводник, существенно искажало результаты измерения. Поэтому
я предложил наряду с вот с такими тепловизорными измерениями тем-
пературы 4-го блока, производимыми с воздуха, дополнить эти изме-
рения с земли прямыми термопарными измерениями.
Эту операцию осуществлял Евгений Петрович РЯЗАНЦЕВ вместе с
вертолетчиками. На длинных фалах опускали термопары. Это тоже бы-
ла непростая работа - измерить температуру поверхности.
И, наконец, поскольку продолжалось горение графита, то мною
было предложено осуществлять в различных точках разрушенного ре-
актора производить воздухозабор проб и направлять в Киев для оп-
ределения компонент СО и СО2 и их соотношение, по которым хотя и
с не очень большой точностью, но все таки можно было судить о
максимальных температурах, в которых находится разрушенный 4-й
- 10 -
блок. Совокупность всех данных привела нас к тому, что в зоне ре-
актора существуют, но небольшие области высокой температуры,
максимальной, которую нам удалось обнаружить, составляло две
тысячи градусов. Ну, а основные поверхности проявляли себя в об-
ласти температуры, не превышающей триста градусов Цельсия. Поэто-
му в этом смысле заброс свинца мог быть эффективным. После таких
оценок было принято соответствующее решение и 2400 тонн свинца в
различных его формах были введены с высокой точностью и с большим
мастерством вертолетными службами.
Количество вводимого свинца возрастало день ото дня. Я был
поражен тому темпу, тому масштабу с которым весь необходимый ма-
териал был доставлен для выполнения этой операции.
Но, учитывая, что были высокотемпературные области, было ре-
шено использовать и карбонат, содержащий породы, в частности, до-
ломит, назначением которого было то же самое. Там где возможно
было стабилизировать температуру, затратив энергию на разложение
доломитовых компонентов, скажем, оставался Магний ОА - оксит, до-
вольно хорошо проводящий тепло и как свинец, попавший на место,
расширяющий зону теплоизлучения, теплопроводя по всем металли-
ческим конструкциям выделяемое тепло. Но оксит магния, конечно не
металл. Теплопроводность его безкорментна и больше, а образую-
щийся оксит в природе нарушал концентрацию кислорода в зоне горе-
ния и способствовал прекращению горения. Вся эта группа металлов,
по этой, примерно, логике вводилась в зону разрушенного реактора.
Анатолий Петрович АЛЕКСАНДРОВ очень советовал нам начать
вводить глину, которые являются неплохими сорбентами для выделяю-
щихся радионуклидов. Вводимые глины и большое количество песка
просто как фильтрующего слоя способно задержать выходящий там
случай, если начнут все таки плавиться таблетки с двуокисью ура-
на, начнут выделяться радиоактивные компоненты, что бы часть из
них хотя бы задержать внутри реактора.
Ясно конечно, что сбросы любых предметов с 200-метровой
высоты, создавал сложную ситуацию вокруг 4-го блока, потому, что
каждый сброс тяжести весом более 200 кг. с высоты 200 метров под-
нимал вверх облако пыли после удара и пыль эта несла с собой мно-
го радиоактивности, но образуемые частицы, поднимающиеся в это
время на верх агломерировались, укрупнялись и выпадали где-то в
зоне 4-го блока или, по крайней мере, на площадке станции. И в
этом смысле даже само облако играло роль защиты для того, что бы
мелкие аэрозольные частицы не продвигались на существенные
расстояния, чем зона самой станции. Судя по характеру выноса ра-
диоактивности из зоны 4-го блока как по величине, так и по дина-
мике этого выноса, все эти мероприятия оказались достаточно эф-
фективными и заметная часть активности была локализована, не
распространилась на большие расстояния, за исключением, скажем,
какого-то количества цезия и стронция - наиболее низко-плавкой
компоненты топлива.
Так, в общем, в сумме мероприятий, позволило как-то закупо-
рить четвертый блок, создать фильтрующий слой, не допустить плав-
- 11 -
ления самого топлива в силу возможности проведения достаточно
большого количества, то есть не проведения естественного прохож-
дения достаточно большого количества эндотермических реакций. И
все это позволило ограничить заметным образом зону распростране-
ния радиоактивности из района 4-го блока станции на наиболее уда-
ленные территории.
Это вот мероприятия, связанные с локализацией. Эти решения,
так по этой схеме принимались 26 вечером, а реализовывались они с
26 апреля и по 2 мая, включительно.
Вот основной период, когда осуществлялся очень интенсивный
заброс всех материалов. После 2-го мая заброс был прекращен,
несколько дней была пауза, затем, где-то после 9-го мая, когда
при облете 4-го блока было обнаружено пламенеющее пятно. Значит,
то ли графитовой кладки, то ли какой-то металлической конструкции
достаточно высокой температуры. Туда было сброшено еще 80 тонн
свинца. Это был последний массированный сброс материалов в зону
4-го реактора.
Кроме вот таких материалов, которые имели назначение стаби-
лизировать температуру внутри 4-го блока, либо создать необходи-
мый фильтрующий слой, в зоне 4-го реактора, по предложению Бориса
Венеаминовича ГИДАСПОВА, члена-корреспондента АН, который прибыл
на помощь работающей там группе (это было уже позднее, где-то
после 10 мая) осуществлялась операция по пылеподавлению. Соот-
ветствующие растворы, содержащие пыленеобразующие материалы зали-
вались в пластиковые мешки, забрасывались в зону реактора, где
при падении они разрывались, раствор покрывал значительную по-
верхность разрушенного блока и полимеризуясь, застывал там тоже.
Дополнительно такой фильтрующий слой создавался на материалах
способных к пылению и дальнейшему распространению. Все это были
мероприятия, намеченные, повторяю, 26 апреля вечером. В общем, во
всей своей совокупности длилось где-то до 12, может, 15 мая, при-
чем загрузка основных материалов был закончен, как уже было ска-
зано - 2-го мая.
Вот эта линия локализации аварии. Естественно, эти мероприя-
тия сопровождались постоянными забросами воздуха на фильтры оцен-
кой и количество выносимых из 4-го блока радиоактивных компонен-
тов и видна была динамика. Если первоначальная сумма активности,
я не имею ввиду первое первичное радиоактивное облако, вынесенное
в момент взрыва, а вынос радиоактивности уже в стационарных усло-
виях составляли 1000 кюри в сутки, то скажем, к моменту моего
отъезда из Чернобыля, второго отъезда, 12 мая - эта величина уже
не превышала 100-н кюри в сутки и потом она все более и более
уменьшалась.
Было, конечно, много споров по точности, правильности забора
проб, по точности и правильности измерения и расчетов, которые
делались на основании проведенных измерений. Все это говорило о
том, что даже простые дозиметрические измерений высокой культуры
во всех точках в которых бы их не проводили, не было. Но об этом
опыте несколько слов будет чуть позже сказано.
- 12 -
Вот я описал работу до и после локализации последствий ава-
рии, но еще более существенным элементом решения Правительствен-
ной комиссии 26-го апреля был вопрос о населении.
Сразу после принятия решения о расхолаживании 4-го блока бы-
ло принято решение об обсуждении вопроса о городе Припяти. 26-го
вечером радиационная обстановка в нем была еще более или менее
благополучная. Измеряемые от миллирентгена в час до максимальных
значений - десятков миллирентген в час, конечно это не здоровая
обстановка, но она еще позволяла казалось бы какие-то размышле-
ния.
Вот в этих условиях с одной стороны, повторяющихся радиаци-
онных измерений, с другой стороны, в условиях, когда медицина бы-
ла ограничена сложившимися порядками, инструкциями, в соот-
ветствии с которыми эвакуация могла быть начата в том случае,
если бы для гражданского населения существовала бы опасность по-
лучить 25 биологических рентген на человека в течении какого-то
периода времени пребывая в этой зоне и обязательной такая эвакуа-
ция становилась только в том случае, если бы угроза получения
населением 75 биологических рентген на человека во время пребыва-
ния в пораженной зоне.
А в интервале от 25 до 75 рентген право принять решение при-
надлежало местным органам. Вот в этих условиях и шли дискуссии,
но тут я должен сказать, что физики, особенно, Виктор Алексеевич
СИДОРЕНКО, предчувствуя, что динамика будет меняться не в лучшую
сторону, настаивали на обязательном принятии решения об эвакуа-
ции, но и, значит, медики здесь, что-ли, уступили физикам и
где-то в 10 или 11 часов вечера 26-го апреля Борис Евдокимович,
прослушав нашу дискуссию, принял решение об обязательной эвакуа-
ции.
После этого представители Украины: тов. ПЛЮЩЬ и тов. НИКОЛА-
ЕВ приступили к немедленной подготовке эвакуации города на следу-
ющий день.
Это была не простая процедура, нужно было организовать необ-
ходимое количество транспорта. Оно было вызвано из Киева. Нужно
было точно разведать маршруты, по которым вести население, а ге-
нерал БЕРДОВ возглавил работу по их определению и оповещению
населения с тем, чтобы они не выходили из каменных домов.
К сожалению это значит, что информация шла путем устного ин-
формирования через заходы в подъезды, вывешивания всяких объявле-
ний и, видимо, не до всех дошла, потому, что утром 27 на улицах
города можно было видеть и матерей, везущих в колясках своих де-
тей, детишек, перемещающихся по городу и вообще некоторые, так
сказать признаки такой обычной воскресной жизни.
Нам одиннадцать часов утра уже было официально объявлено,
что весь город будет эвакуирован к 14 часом. Был полностью собран
весь необходимый транспорт, определены маршруты следования и пря-
мо в два, два с половиной часа, практически весь город, за исклю-
чением персонала, так же определенного, только который был необ-
ходим для функционирования коммунальных служб города и для тех
- 13 -
людей, которые были связаны со станцией, вся остальная часть
населения город покинула.
Персонал, который должен был обслуживать Чернобыльскую АЭС
был перемещен в пионерский лагерь "Сказочный", находящийся за
десять км. от г. Припяти. Вся эта эвакуация была проведена доста-
точно аккуратно, быстро и точно, хотя проходила в условиях нео-
бычных.
Отдельные проколы, неточности, к сожалению были. Ну, напри-
мер, отдельная группа граждан обратилась в Правительственную ко-
миссию с просьбой эвакуироваться на собственных автомобилях, а их
в городе несколько тысяч было, ну, и после некоторых размышлений
- такое разрешение было дано. Хотя, наверное, неправильно, потому,
что часть вот таких автомобилей в которых люди эвакуировались,
были загрязнены, а необходимые дозиметрические посты, проверяющие
качество автомобилей, уровень их загрязненности, все это было ор-
ганизовано несколько позже.
Таким образом в городе вещи, которые люди брали с собой
(правда брали минимальные количества, надеясь что эвакуация на
непродолжительное время - несколько дней) разнесли загрязненность
за пределы Припяти. Но я повторяю, что эвакуация проходила в тот
момент, когда уровень загрязненности самого города еще был не
высок, поэтому и уровень загрязненности предметов, вывезенных
людьми, уровень загрязненности самих людей, не были высоки. Прак-
тика потом показала, что никто из гражданского населения города
Припяти, не бывших на самой станции в момент аварии, а это почти
50 тыс. человек, никто никакого существенного поражения и облуче-
ния не получил.
Это была вторая линия - защита людей. Затем стали прово-
диться более тщательно организованные и службами Госкомгидромета
и службами генерала ПИКАНОВА, станционными службами и службами
физиков, которые по нашему вызову появились на станции. Прово-
дился все более и более тщательный дозиметрический контроль
обстановки, уже более тщательно изучался изотопный состав. Нужно
сказать, что конечно, хорошо поработали дозиметрические службы,
военные, но наиболее точную информацию мы получили от развернутой
на пораженной территории лаборатории радиоинститута, группу кото-
рой возглавлял, приехавший сюда первым тов. ПЕТРОВ. Например, вот
дозиметрической деятельности НИКИЭТа, службу которой возглавлял
тов. ЕГОРОВ, вот они давали нам конечно наиболее точные данные
как по изотопному составу так и по характеру распределения актив-
ности и на их данных мы базировались для принятия тех или иных
решений.
Ясно было, что все первые дни, в силу изменения характера
движения воздушных масс, в силу пыления в районе самого 4-го бло-
ка, сопровождавшего сбросы предметов и масс в реактор, все это
меняло обстановку и зона распространения радиоактивности и за
счет ветрового переноса и за счет пылевого переноса, разносилась
ОБРЫВ.
Несколько слов о том в каких условиях работала Правительст-
- 14 -
венная комиссия, несколько личных впечатлений того периода време-
ни.
Прежде всего я хочу сказать, что удачным наверное оказался
выбор Бориса Евдокимовича ЩЕРБИНЫ в качестве Председателя Прави-
тельственной комиссии. Потому, что он обладает таким качеством
как обязательное обращение к точке зрения специалистов, очень
быстро схватывает эти точки зрения и тут же способен к принятию
решения. Ему не свойственна медлительность, робость, в принятии
тех или иных решений. Это просто было заметно в обстановке чрез-
вычайной.
Я приведу только один пример такой, когда путем сложных
рассуждений по поводу свинца, например, по тому, что скажем когда
разговаривал со мной АЛЕКСАНДРОВ, он очень долго не понимал зачем
и почему нужен свинец. Я ему объяснял, что не возможности ввести
во-первых железную дробь, в силу тех причин о которых я уже ска-
зал, а ждать появления со станции, это значит заранее идти на
стабилизацию температуры на очень высоком уровне, а нам хотелось
все таки стабилизировать ее на существенно более низком уровне.
По моим первым оценкам и прикидкам была заказана партия в 200
тонн, но я сказал Борису Евдокимовичу, что 200 тонн никаких проб-
лем не решают. По настоящему надо было бы и нестрашно было наз-
вать цифру в 2000 тонн для помещения в чрево разрушенного реакто-
ра. Он выслушал меня (мне казалось эта цифра очень большой и
трудной для государства - за какие-то сутки или двое доставить
такое количество) и, как я потом узнал он тут же заказал 6000
тонн свинца, потому, что полагал, что может быть в расчетах мы
ошибаемся и считал, что лучше избыток и не испытывать дефицита в
материале, чем не завершить работу как надо было ее завершать.
Это только частный пример.
Удивление вызывал персонал самой станции. Очень противоречи-
вые представления оставлял
Я уже об этом несколько слов говорил. Мы застали людей гото-
вых к любым действиям в любых условиях. Потом уже в отдельных
фильмах, в отдельных воспоминаниях, в рассказах я читал, что были
люди, в том числе и со станции, которые дезертировали, покинули
свои рабочие места. Но ситуация была сложной. Особенно после эва-
куации многие люди не знали где находятся их дети, матери, потому
что эвакуировали людей в разные стороны.
Кто-то оставался в деревнях и поселках, куда их привезли, а
кто-то немедленно доставал билеты и уезжал к своим родственникам6
но к каким и куда. Это все психологически осложняло картину и,
тем не менее все работники станции от самых рядовых и высоко-
поставленных, работники Министерства энергетики были готовы к са-
мым активным, к самым яростным, как это сказать, отчаянным
действиям.
Но какие нужны были действия, что нужно было делать в этой
- 15 -
ситуации, как спланировать и организовать эту работу, в этом пла-
не никакого понимания необходимой последовательности действий у
хозяев станции и руководства Минэнерго не обнаруживалось и мне
заранее в таком изложении и изученном виде, скажем в вариантах
которые рождались бы тут же вот здесь, эту функцию определения
обстановки и ведения необходимых действий приходилось брать на
себя Правительственной комиссии.
Обращала на себя внимание такая растерянность даже в пустя-
ках. Вспоминаю первые дни, когда Правительственная комиссия нахо-
дилась еще в Припяти, то не было необходимого количества защитных
респираторов, индивидуальных дозиметров, так называемых ТЛД и,
даже не очень надежных карандашей-счетчиков, которые показывали
бы.
Всего этого было мало и не хватало для всех участвующих в
работе. Кроме того большая часть из них либо были не заряжены,
либо были люди не проинструктированы как точно ими пользоваться в
какой момент времени необходимо перезаряжать соответствующий до-
зиметр. Вот это было довольно неожиданно. Там можно было кусать
себе локти, потому, что на станции не было автоматов внешней до-
зиметрии, которые бы кругом выдавали бы автоматическую телеметри-
ческую информацию по радиационной обстановке в радиусе, скажем, -
1, 2, 4 - 10 км.
Поэтому приходилось организовывать большое количество людей
для проведения разведывательных операций. Не было, скажем, ради-
оуправляемых самолетов, снабженных дозиметрическими приборами и
поэтому пришлось изрядное количество пилотов, вертолетчиков
использовать для измерительных для разведывательных целей. Понят-
но, что незаменим человек в тех случаях когда предстояло произ-
вести какие-то технологические работы. Сброску груза или осущест-
вление какой-то другой операции, связанной с крупногабаритными
приборами, поставленными на борт вертолета. Здесь люди необходи-
мы, но простейшие и часто выполняемые операции казалось бы могли
совершаться беспилотными малогабаритными радиоуправляемыми
средствами, летательными.
Вот этой техники в наличии не оказалось. Значит, не оказа-
лось элементарной культуры. В первые дни, по крайней мере, пото-
му, что в городе Припяти, в помещении, в котором 27, 28 и 29 ап-
реля были достаточно грязными, привозили необходимое количество
продуктов, ну что там колбасу, огурцы и помидоры, бутылки с
пепси-колой, фруктовые воды, все это доставлялось в комнаты и тут
же голыми руками резалось, поедалось. Т.е. такой, даже, гигиени-
ческой культуры в первые дни, для правильного принятия пищи, не
было. Это уже потом, спустя несколько дней, когда все более-менее
организовалось появились соответствующие столовые, палатки, соот-
ветствующие санитарно-гигиенические условия. Правда довольно при-
митивные, в которых хоть можно было контролировать руки людей,
которые принимали пищу и качество, с точки зрения загрязненности,
самой пищи.
В первые дни все это было конечно не организованно и это все
- 16 -
поражало. Вот такие бытовые эпизоды.
Правительственная комиссия несколько первых дней работала в
г.Припяти. Штаб размещался в городском комитете партии. Ночь,
если удавалось ее провести, ночевали люди в гостинице, располо-
женной рядом с городским комитетом партии. Когда эвакуация была
закончена, еще пару дней Правительственная комиссия находилась в
Припяти, а затем она переместилась в районный комитет партии го-
рода Чернобыля, как место работы и в одной из военных частей в
казарменном городке. Спустя некоторое время ей были бытовые усло-
вия созданы для работы. Вот бытовая часть - жилье для Прави-
тельственной комиссии было размещено в городе Иванкове, что уже в
50 км. от Чернобыля.
Но было видно, что при таких перемещениях никаких там заго-
родных пунктах управления никаких развернутых пунктах в которых
можно было вести управленческую работу в такой сложной ситуации,
ничего подготовлено не было и все это приходилось изобретать на
ходу вместе, удачно и неудачно.
На второй по моему день или на третий я предложил сразу же
организовать информационную группу в составе Правительственной
комиссии. Пригласил в нее двух или трех опытных журналистов, ко-
торые бы получали информацию технического, медицинского, радиаци-
онного характера от специалистов в том объеме в котором это было
необходимо - в полном ли или в частичном, ограниченном виде, но в
частично ограниченном виде когда у нас самих не было полной
ясности что бы не было неточностей каких-то и выпускать ежеднев-
но, а может быть по несколько раз в сутки соответствующую прессу,
которая могла бы передаваться в ТАСС в газеты по телевидению. Что
и как происходит, какова обстановка, как вести себя населению.
Это не отвергалось, но так, по моему, до сегодняшнего дня,
вот такой пресс-клуб создан не был.
2-го мая Правительственная комиссия уже располагалась в го-
роде Чернобыле. Появились в зоне Николай Иванович РЫЖКОВ и Егор
Кузмичь ЛИГАЧЕВ. Их поездка имела большое значение. Правительст-
венная комиссия еще на кануне их приезда приняла решение продол-
жать эвакуацию населения не только из города Припяти но и из
30-ти километровой зоны окружающей ЧАЭС. На основании разведыва-
тельной работы, прогноза распространения радиоактивных частиц,
было принято такое решение накануне 2-го мая.
Когда наши высокие руководители приехали. А поездку они на-
чали именно с мест расположения людей, которые уже были эвакуиро-
ваны. Они 2-го мая провели совещание в Чернобыльском райкоме пар-
тии вместе с тов. ЩЕРБИЦКИМ (это было первое его появление в ра-
йоне катастрофы).
До этого все правительство Украины очень удачно и активно
представлял зам.Пред СМ Украины НИКОЛАЕВ. Это совещание было су-
щественным. Во-первых, из наших докладов , а в качестве докладчи-
ка выступать пришлось мне они поняли обстановку, поняли, что это
не частный случай аварии, что это крупно-масштабная авария, кото-
рая будет иметь долговременные последствия и что предстоят огром-
- 17 -
ные работы по продолжению локализации разрушенного блока, что не-
обходимо готовиться к крупномасштабным дезактивационным работам,
что предстоит спроектировать и построить укрытие для разрушенного
4-го блока, тщательно оценить обстановку на самой станции, оце-
нить возможности ввода в строй 1, 2 и 3-го блоков. Оценить воз-
можность продолжения строительных работ на 5 и 6 блоках.
Тогда уже все эти вопросы вырисовывались. Кроме того 1-го и
2-го мая повысились фоновые значения и радиационный уровень в го-
роде Киеве и других городах, отстоящий довольно далеко от Черно-
быльской АЭС.
Все это руководителей нашей партии и правительства очень
волновало и они приехали разобраться со всеми делами на месте, но
после докладов, после того как мы объяснили ситуацию так как мы
ее понимали сами были приняты координальные решения, определившие
порядок организации и масштаб этой работы на весь последующий пе-
риод. Масштаб этой работы, отношение к ней всех ведомств, предп-
риятий, руководителей нашей страны.
Создана была Оперативная группа под руководством Николая
Ивановича РЫЖКОВА, подключена практически вся промышленность Со-
ветского Союза.
С этого момента Правительственная комиссия стала только
конкретным управленческим механизмом той огромной государственной
работы, которая проходила под управлением Оперативной группы По-
литбюро ЦК КПСС. Оперативная группа заседала регулярно и ей док-
ладывали все детали и состояние радиационной обстановки в каждой
точке, которая наблюдалась и оценивалась, все положения по тем
или иным мероприятиям. В общем я не знал ни одного ни мелкого ни
крупного события, которые не были бы в поле зрения Оперативной
группы Политбюро. В состав оперативной группы входили кроме Нико-
лая Ивановича РЫЖКОВА и Егора Кузмича ЛИГАЧЕВА входил тов. ЩЕБРИ-
КОВ, входил тов. ВОРОТНИКОВ , Министр внутрених дел тов. ВЛАСОВ,
Владимир Иванович ДОЛГИХ - секретарь ЦК КПСС, который не-
посредственно от имени ЦК занимался контролем за всеми мероприя-
тиями, проводимыми в зоне ЧАЭС и в атомной энергетике в целом. Он
этим делом занимался мне кажется ежесуточно, не сбрасывая со сче-
тов необходимость проведения всех остальных работ, которые были
ему поручены.
Я должен сказать, что неоднократно, бывая на заседаниях Опе-
ративной группы, что ее заседания и ее решения носили очень спо-
койный сдержанный характер. Они максимально старались опереться
на точку зрения специалистов, но всячески сопоставляя точки зре-
ния различных специалистов. В общем для меня это был такой обра-
зец правильно организованной работы. Знаете, я первоначально не
мог предполагать, что там могут приниматься такие волевые целе-
направленные решения, направленные на то, что бы как можно быст-
рее справиться с ситуацией, как-то приуменьшить, может быть, зна-
чение случившегося - ничего похожего не было. Работа была органи-
зована так как в хорошем научном коллективе.
Первое внимательное изучение информации, желательно из ин-
- 18 -
формации получаемой из разных источников, а часто бывали случаи
когда выдаваемая военными информация отличалась от информации,
получаемой другими гражданскими научными службами. Особенно это
касалось величины выбросов активности из 4-го блока. Различные
научные группы предоставляли различную информацию на первых эта-
пах.
Например, разные научные группы уже в июне месяце по разному
оценивали величину выброшенной из 4-го блока активности.
Например, из ГЕОХИ им. Вернадского, на основании своих изме-
рений в отчете, утвержденном академиком ВЕЛИХОВЫМ, представила
данные в соответствии с которыми более 50% содержимого реактора
выскочило за пределы Чернобыльской АЭС. Они дали колоссальную зо-
ну распространенности плутония, например по территории СЧоветско-
го Союза.
Вторая группа специалистов, которая работала по поручению
Льва Дмитриевича РЯБЕВА, состоящая из специалистов радиационного
института Минсредмаша, измерения она проводила просто на основа-
нии общей активности проявляемой в различных гидрофизических точ-
ках вокруг четвертого блока, распределяли топливо пропорционально
активности, проявляемой различными участками.
Конечно это было неправильно, потому, что не учитывалось са-
мопоглощение, и многие другие процессы. И тем не менее не основа-
нии такого первичного обзора ситуации ими был сделан вывод о том,
что, примерно то же, половина топлива находится в шахте реактора,
а остальное находится вне этого реактора.
Наконец третья группа специалистов, которая самым тщательным
образом обследовала все карты, которые давал Госкомгидромет, ин-
тегрировали всю активность, которая фиксировалась наземной и воз-
душной разведкой, сопоставляя с данными, которые стали поступать
уже к нам из-за рубежа, они никак не могли обнаружить более 3-4%
активности, находящейся вне четвертого блока. И эта информация
поступала в мою подгруппу и имела практическое значение с точки
зрения как действовать и какие прилагать усилия на захоронения,
на дезактивационные работы.
Пришлось создать такую комиссию и просить Анатолия Петровича
быть арбитром. Искать ошибки. В конечном итоге оказалось, что
группа ГЕОХИ была неточна, так как измерения плутония проводились
в условиях таких при которых в пробы анализов попал плутоний и
оружейного происхождения периода ядерных взрывов. Эти неточности
были уточнены. Но подход был не совсем точным.
В конце концов все пришли к единой цифре: 3,0 - 3.5 - 4,0
процента выброшенного топлива за пределы 4-го блока. Но в тот пе-
риод это создавало довольно нервную обстановку. Но сама Оператив-
ная группа какой-бы то ни было нервозности при этом не проявляла.
Она просто настаивала на дополнительных измерениях, на дополни-
тельных уточнениях и всячески старалась понять истинное положение
вещей.
При этом в своих решениях Оперативная группа, я повторяю,
что бы тому свидетелем, старалась идти все время по пути макси-
- 19 -
мальной защиты интересов людей, исходя из возможных вариантов
загрязненности устанавливать величины денежной компенсации, кото-
рая потребовалась бы эвакуированным людям. Они всяческие решения
принимали исключительно в пользу людей, пострадавших от этой ава-
рии. Это касалось каждого случая.
Оперативная группа поразила меня еще и тем, что она не про-
являла стремления законспирировать ранее принятые решения. Ска-
жем, принимались решения какого-то сорта, скажем о сроке пуска
первого и второго блока и на время завершения работ по сооружению
саркофага или о работах по 5-му и 6-му блоках, или первичные ре-
шения которым планировались законсервировать сразу же город При-
пять. И такие решения принимались. Но если вдруг появлялись новые
экспериментальные данные, которые показывали, что город Припять
может быть не законсервирован, что когда обстановка стала более
спокойной, он может быть дезактивирован и в какой-то части засе-
лен, конечно, для проживания и в какой-то части можно организо-
вать нормальное слежение за этим городом, за действием его комму-
нальных служб, то Оперативная группа меняла ранее принятые реше-
ния и не видела в этом какого-то криминала.
Николай Иванович РЫЖКОВ еще не раз бывал на ЧАЭС. Приходи-
лось на Оперативной группе принимать еще не раз принимать решения
и по принятию или не принятию иностранной помощи, которая предла-
галась в этот период времени.
Вот как мне вслух об этом хотелось просто сказать, но те-
перь, возвращаясь к тем майским дням, я должен сказать, что после
того как Николай Иванович РЫЖКОВ и Егор Кузмич ЛИГАЧЕВ посетили
районы бедствия, оценили ситуацию, поступила команда: первый
состав Правительственной комиссии сменить и заменить его на вто-
рой.
Борис Евдокимович оставался руководителем Правительственной
комиссии, но было принято решение дальнейшую работу на месте
вести дублирующими составами и первая группа отбывала в Москву, а
на месте появился дублирующий состав, во главе с заместителем
ПредСовмина Иваном Степановичем СИЛАЕВЫМ.
Вся группа первой Правительственной комиссии улетела, но
ЩЕРБИНА предложил задержаться мне и тов. СИДОРЕНКО для того, что-
бы доводить до конца работу: СИДОРЕНКО - по выяснению причин про-
исшедшей аварии, а мне - довести до конца работу по локализации
аварии на 4-м блоке. Но формально меня в команде СИЛАЕВА должен
был заменить РЯЗАНЦЕВ Евгений Петрович - заместитель директора
нашего Института атомной энергии. Он приехал в этой группе и нео-
жиданно в ней появился и Евгений Павлович ВЕЛИХОВ - уж и не знаю,
по какой команде.
Вот тут я должен несколько слов сказать.
Евгений Павлович ВЕЛИХОВ видимо, насмотревшись кинофильмов
"Китайский синдром", приехал с опасением, которые я докладывал то
же РЫЖКОВУ и ЛИГАЧЕВУ, что в принципе нас волнует неопределен-
ность геометрического положения остатков реактора. Ясно, что теп-
ловыделение из этой массы топлива продолжается. Разогрев продол-
- 20 -
жается и какое-то вертикальное движение этой массы и топлива мо-
жет наблюдаться. При этом нас волновало два обстоятельства: не
может ли это движение привести к тому, что в каком-то локальном
районе создастся вновь критическая масса и вновь начнут нарабаты-
ваться короткоживуюие изотопы. Во-первых это нас волновало, но
как-то мы уповали на то, что большое количество, около 40 тонн,
бора было введено и мы надеялись, что достаточно равномерно с
этой массой были смешаны, но все таки полностью снять угрозу воз-
никновения локальных реакторов было нельзя. Первая проблема. Но и
волновало нас, что температуры могут оказаться достаточно высоки-
ми в этих тепловыделяющих массах. Какие-то элементы конструкции
нижней части реактора могут не выдержать. Может не выдержать
высокие температуры бетон. Может часть топлива попасть, скажем в
бробатеры в верхний или нижний, мы еще не знали к тому времени
есть ли там вода. Боялись мощного парообразования. Если какая-то
заметная масса горячего топлива пойдет туда, то мощное парообра-
зование, которое вынесет дополнительное количество аэрозолей на-
рушу и загрязнит дополнительные территории.
Вот эти проблемы нас волновали. Поэтому Иваном Степановичем
СИЛАЕВЫМ, который сменил ЩЕРБИНУ, было принято решение: во-пер-
вых, выяснить есть ли вода в нижнем бробартере. Это была неп-
ростая операция, которую работники станции героически проводили.
Потом оказалось, что вода есть. Были устроены необходимые опера-
ции по ее удалению. Я снова повторяю, что удаление воды проводи-
лось с тем, чтобы не допустить крупного парообразования. При этом
было уже ясно, что взрыва уже никакого второго мощного парового
произойти не могло, а могло произойти просто интенсивное парооб-
разование с выносом радиоактивных частиц.
Поэтому, на всякий случай, воду нужно было удалить и, в слу-
чае необходимости, введение охлаждения тогда когда масса уже пой-
дет в эти помещения, воду можно было бы снова ввести в эти поме-
щения - охлаждающий такой фактор.
Вот такие решения были приняты и запротоколированы. Но вот в
это время появился Евгений Павлович и стал говорить о возможности
Китайского синдрома, о том, что эти бробатеры - нижний и верхний
- будут проплавлены и, что какая-то часть топлива может попасть в
землю и дальше, проплавляя землю, может дойти до водоносных сло-
ев.
Водоносные слои под Чернобыльской атомной станцией, и в этом
смысле она была очень неудачно поставлена, на глубине 32 метра и,
конечно, если даже какая-то часть топлива попала бы туда, возник-
ла бы угроза заражения достаточно большого бассейна, питающего
заметную часть Украины, радионуклидами, находящимися в этой массе
ядерного топлива.
Вероятность такого события представлялась чрезвычайно малой,
но тем ни менее, как превентивными мерами, после некоторых коле-
баний, все таки приняли приняли, хотя большая часть специалистов
конечно сомневалась в необходимости крупномасштабных работ такого
сорта и, тем не менее, Евгений Павлович настоял на том, чтобы
- 21 -
нижний поддон фундаментной плиты реактора был сооружен. Для этого
очень активно работали шахтеры, во главе со своим Министром, ко-
торый там активно и отчаянно работал. Министр угольной промышлен-
ности тов. ШАДРИН и специалисты, во главе со своим министром тов.
БРЕЖНЕВЫМ из Минспецтяжстроя, которые вели работы по созданию
соответствующих тунелей под фундаменты под фундаментной плитой
4-го блока, с тем, что бы потом в этих тунелях можно было зало-
жить бетонные плиты, причем бетонные плиты с возможностью их ох-
лаждения. Все это было сконструировано и сделано за достаточно
короткий срок, но конечно оказалось бесполезным потому, что ни
разу никакое топливо туда не попало и ни разу не пришлось охлаж-
дать.
Где-то в 10-х числах мая появился по вызову ВЕЛИХОВА, Вя-
чеслав Дмитриевич СВЕТЛЫЙ с чемоданом различных образцов материа-
лов, которые имитационно, лазером или расплавленной какой-то
массой прожигались на глубокие расстояния. Всё это, психологи-
чески как бы, подействовало на Ивана Степановича СИЛАЕВА и он эти
работы разрешил.
Но, в общем, конечно, эти работы были избыточны. Но в то
время можно было понять, что это все таки превентивная мера, на
всякий случай, а вдруг действительно какая-то масса прорвется.
Она и психологически довольно существенно действовала на населе-
ние, как мероприятие защищающее подпочвенные воды. Но, с моей
точки зрения,, почему я не был активным ее сторонником или актив-
но возражающим против этих работ. Потому, что они позволяли на
этом этапе сосредоточить большое количество техники. Мне было
ясно, что предстоит провести огромное количество необычных работ
по сооружению укрытия 4-го блока.
Для этого нужно было отработать и доставку бетона и опреде-
лить какая техника удачна и какая не удачна в этих условиях рабо-
ты. Создать пункты отмывки техники и определить: отмываема ли
она, и с каким коэффициентом запаса нужно доставлять, и в каких
условиях могут находиться люди, работающие на этом участке. И,
поскольку проекты, и проектироваться сам саркофаг только начи-
нался, еще был только в первой стадии проекта и было неясно какая
техника требуется, сколько этой техники необходимо.
А как сооружать подфундаментную плиту это было более или ме-
нее ясно. Мне казалось очень важным на этом, в общем-то таком,
конечно, упредительном, что-ли этапе, начали отлаживать механизм
подвода людей, решать бытовые вопросы их размещения, набираться
опыта организации таких крупно-масштабных строительных работ. По-
этому, в этом смысле, наверное, все решения принимались правиль-
но.
Другое дело, что когда Евгений Павлович предложил уже и под
развалом находящимся вне здания 4-го блока и ему показалось, что
очень много топлива находится, соорудить еще одну такую же плиту,
а для этого потребовалось бы с десяток тысяч метростроевцев при-
вести туда для проведения такой работы, вот здесь я, конечно, не
выдержал и вместе с Анатолием Петровичем написал резкое письмо,
- 22 -
категорически возражающее против совершенно ненужного избыточного
привлечения метростроевцев, которые бы получили высокие дозовые
нагрузки, сооружая вторую защитную плиту. При этом оснований для
проведения этих работ конечно же никакого не было, потому, что
более менее точно знали распределение радиоактивности по различ-
ным зонам реактора.
Но защита вод стала одной из актуальных проблем. Где-то в
майские дни, сразу же. Так как Припять уже сама по себе представ-
ляла заметный водный бассейн. В Днепр она впадала. Но что такое
Днепр говорить не приходится. Повторяю, что подпочвенные воды
неглубоко находились под Чернобыльской атомной станцией. И вот
после того когда стало ясно, что число жертв происшедшей аварии
ограничивается несколькими сотнями человек, причем десятки чело-
век это тяжело пострадавшие люди, остальные люди излечиваемые, то
главная проблема была - обезопасить население, проживающее вдоль
бассейна Днепра.
Это была такая центральная и очень острая задача. Конечно же
проводились измерения уровня загрязнения самой воды.
(Кассета N 1, сторона "В", раздел 2. окончена.)
Текст соответствует аудиозаписи:
Следователи следственной группы
Генеральной прокуратуры Российской Федерации
старший советник юстиции xxxxxxxxxxxx
юрист 1-го класса xxxxxxxxxxxxxxx
академик Легасов В.А.
(текст из кассеты N 2)
Сразу же, все эти дни, предлагались различные решения.
Первое решение, которое предлагалось, в отработке которого
участвовали многие специалисты от Госкомгидромета и контролирую-
щих организаций, а такую активную роль играли организации Минвод-
хоза, конечно было первое решение - создать стену в грунте, т.е.
всю территорию загрязненную промышленной площадкой ЧАЭС и вырыть
необходимые траншеи, забетонировать их и сделать некий такой куб,
который ограничивал бы возможность выхода активной воды за преде-
лы этой промплощадки.
Для этого первоначально даже была закуплена итальянская тех-
ника, которая позволяла бы с высокой интенсивностью вести соот-
ветствующую работу. Но затем более точные изыскания, более точные
оценки радиационной обстановки на воде, миграции радионуклидов в
воде, показало, наряду с испытанием самой итальянской техники и
оценки ее производительности, что это решение не оправдано и Мин-
водхозом было предложено более эффективное решение, связанное с
тем, что бы всю грязную территорию окружить достаточным количест-
вом - это около 1450 скважин, часть из которых были бы скважинами
разведывательными, в которых бы непрерывно мерилась бы радиоак-
тивность воды, поступающей по находящихся в этих скважинах. Тог-
да, в случае необходимости, соответствующими устройствами ради-
оактивную воду, если бы она там появилась, откачивать, не до-
пуская ее прохождения в сторону подпочвенных вод.
Практика потом показала, что это было самое правильное реше-
ние, потому, что все скважины были построены и никакой, по данным
развед-скважин, никакого проникновения радиоактивных вод в глуби-
ну практически не было. Поэтому мне, например, до сегодняшнего
дня не известно, что бы хоть раз приходилось воду откачивать по
причине ее загрязненности. Поэтому в грунте стена была построена
только на одном участке, наиболее загрязненном и на этом ограни-
чились. Скважины которые стоят, наблюдаются и находятся в рабочем
состоянии. Поскольку пруд-охладитель ЧАЭС, так как после выброса
часть радиоактивности попала в воду, следующим мероприятием по
защите, скажем Днепровского моря и всего водного бассейна - было
построение защитных дамб, в состав которых входили циолиты, т.е.
вещества способные атсорбировать радиоактивные частицы и радио-
нуклиды, если бы они на воде появились на всех малых и больших
реках.
Такие защитные дамбы были сооружены и свою положительную
роль они сыграли. Так, что загрязненность вод нигде не превышала
предельно-допустимых концентраций.
Надо прямо при этом сказать, что Украинские товарищи высту-
пили первоначально с проектом вообще создания обводного канала,
который бы все воды Припяти уводил от Днепровского моря. Это мил-
лиардное по стоимости сооружение и такой канал должен был прохо-
- 2 -
дить по территории Белоруссии. Он должен был бы стоить очень до-
рого. Но конечно он бы гарантировал, что никакие бы загрязненные
воды не попали бы в Киевское море. Но опять же тщательно была
создана комиссия с товарищем ВОРОПАЕВЫМ во главе. Она самым тща-
тельным образом оценила ситуацию. Еще до работы этой комиссии мне
было поручено сделать оценку этого проекта, на основании самых
простых оценок, которые мне удалось сделать, оказалось, что это
мероприятие избыточно, так как система скважин, система дамб, а
значит, естественно обмен активности между водой и илами, находя-
щимися на дне не должен создать сколько ни-будь серьезной угрозы
для Днепровского моря. Но затем комиссия провела все эти работы
более тщательно и пришла к такому выводу. Поэтому приложение не
было принято и практика показала, что это мероприятие было бы
экономически нецелесообразно и не принесло бы никаких дополни-
тельных выгод с точки зрения защиты Днепровского бассейна.
Киевляне в это время приняли правильные меры. Они стали го-
товиться к возможности использования другого источника воды из
Днестра для питания города и всячески развили работы по созданию
дополнительных артезианских скважин. В этом случае, если бы Днеп-
ровские воды оказались загрязненными радионуклидами выше допусти-
мых концентраций с тем, чтобы город мог питаться другими источни-
ками воды, вся приготовительная работа прошла очень быстро, очень
организованно. Было подготовлено. Но практически пользоваться ею
не пришлось. Так как ни до весеннего паводка, ни после него, воды
Днепровского бассейна не содержали загрязнений, превышающих пре-
дельно-допустимых концентраций, которые как-то бы угрожали бы
здоровью людей. Из этих слов следует, что вообще никаких загряз-
нений в бассейне рек не происходило.
Первые дни на отдельных участках водных бассейнов до 10 в
минус восьмой степени кюри на литр в отдельных пробах воды содер-
жалось, это надо сказать, во-вторых загрязненными оказались илы в
том числе и в Днепровском бассейне. Наиболее сильно были загряз-
нены илы в пруде-охладителе, рядом с ЧАЭС, но и дальше по течению
Припяти и по течению Днепра. Содержание радионуклидов в илах было
существенно повышено и на сегодня. Но к счастью природа устроила
так, что радионуклиды отдельные частицы в илах удерживаются
достаточно прочно и сейчас ведется тщательное изучение вопросов:
не попадает ли какая-то часть этой радиоактивности, закрепленной
в илах в живые организмы, живущие в реках. Такая работа ведется.
Она будет вестись достаточно длительный срок.
Первые выводы такие, что донные рыбы какую-то часть радиоак-
тивности в себе конечно несут, но о каких-то тревожных симптомах
не обнаруживается. И второе обстоятельство: защита побережье и
малых и больших рек, береговой линия, от выноса талыми водами
различного загрязненного радиоактивными элементами мусора: щепы,
хвои, которая опала в зараженном лесу, могла привести к довольно
значительным поражениям радиацией. Поэтому проблема защита рек от
попадания вот этих грязных предметов представляла собой большую
проблему и тут Советская армия сыграла большую роль для того что-
- 3 -
бы смиминизировать возможность попадания этих загрязненных пред-
метов в реки и проблему уборки и сбора таких загрязненных участ-
ков. Она была серьезной проблемой и решалась армией с большой ин-
тенсивностью.
Коль я уже заговорил уже об армии, последовательно нужно
сказать, что с того момента когда Советской Армии было поручено
организация работ, круг работ был очень велик, но введенные хим-
войска, прежде всего, должны были заниматься работой по разведке
и определению территории загрязненности. На плечи армии были воз-
ложены работы и на самой станции и в 3- км. зоне по дезактивации
деревень, поселков и дорог. Они провели колоссальную работу. Если
отдельные исследователи предлагали различные составы по пылепо-
давлению, летом 1986 года стало одной из основных проблем - недо-
пустить распространение загрязненной пыли на большие расстояния.
Для этого испробовались большой спектр химических составов, кото-
рые способны были бы производиться, закрывать загрязнённые участ-
ки, причем пропуская через себя воду, но не допуская заметного
пылевыноса и в создании таких составов, их испытания и организа-
ция работ по их введению на больших площадях. Вот вся эта работа
легла на плечи армии. Организовывалась эта работа очень тщатель-
но. Огромную работу провела армия по дезактивации города Припяти.
Где-то в районе конца августа, сентябре, октябре, когда город
оказался в таком состоянии, что можно было бы его сохранять, мож-
но было бы в нем находиться. Это не значит, что город мог быть
обитаемым нормально, но то, что этот город уже не представлял со-
бой особой опасности, это сентябрьские и октябрьские операции ар-
мии привели к этому состоянию.
Конечно дезактивация помещений первого и второго блока при
подготовке к пуску - это также армейские части - они приняли са-
мое активное участие. Дезактивация внутренних помещений, уборка
территории, уборка крыш, проводились чрезвычайно активно и в неп-
ростых условиях с соблюдением таких требований, чтобы не один из
участвующих в этой работе солдат или офицер не получил дозовой
нагрузки, превышающей первоначально 25 бэр. Потом эта доза была
снижена и в общем и в целом. Это наблюдалось и выполнялось. Хотя,
конечно, были и досадные такие и смешные и горькие случаи, кото-
рые мне приходилось наблюдать своими глазами.
К числу таких досадных случаев относилась, например ситуация
при которой, скажем группа работающих солдат имела только у свое-
го начальника старшины или офицера единственный дозиметрический
прибор и количество дозовых нагрузок, которые получал тот или
иной солдат определялась его командиром. Это были не частые, а
редкие случаи, но они были. Когда командир, хорошо работающему
солдату ставил больше дозовых нагрузок, как стимул, что-ли к ра-
боте и как возможность быстрее закончить пребывание в этой зоне,
а плохо работающему ставил меньше дозовые нагрузки. Но когда уда-
валось вот такие случаи наблюдать. Устраивался скандал. Все, ко-
нечно, менялось, но такие случаи, к сожалению, были.
Мне ни разу не удавалось быть свидетелем какого-то случая,
- 4 -
когда призванные в СА специалисты или просто любые граждане СССР
как-то пытались монтировать свои работы или чувствовали себя
насильственно привлеченными к трудным и опасным работам. Может
такие случаи где-то были, но мне их ни разу наблюдать не удалось.
Наоборот, мне самому приходилось несколько раз выходить на до-
вольно опасные участки 4-го блока для того чтобы уточнить данные
разведки или для того чтобы представить себе возможный фронт ра-
бот для тех или иных операций и в помощь всегда приходилось брать
солдат. Всегда я спрашивал, когда мне приводили какую-то группу
солдат, я объяснял условия в которых они будут работать и спраши-
вал, что я хотел бы только с теми, кто добровольно может помогать
мне идти на работу и ни разу не было случаев, а число таких слу-
чаев было велико, когда кто ни будь, как это говориться, остался
в строю а не сделал шаг вперед.
Для того чтобы войти в нашу научную команду и помочь нам в
проведении самых разных, а иногда действительно непростых работ.
И здесь солдат не отличался от гражданского человека, который
участвовал в этих работах.
По предложению генерала ДЕМЬЯНОВИЧА довольно быстро в районе
зоны аварии был организован военный центр, где военные специа-
листы, для того, чтобы работу военных частей по дезактивации и по
измерениям и по любым операциям, которые преходилось делать армии
действовали бы не на обум, не методом проб и ошибок, а более
осознанно, - был организован военный центр, который занимался и
подбором соответствующей измерительной техники, наиболее адекват-
ной ситуации и выбором маршрута следования, отработкой технологи-
ческих приемов для проведения дезактивационных работ. Наличие та-
кого военного центра сыграло большую положительную роль в том,
что работы шли достаточно быстро и с минимальными дозовыми наг-
рузками, хотя вообще дозовые нагрузки интегральные были конечно
достаточно велики в силу огромного объема работ, в силу огромного
количества людей, привлеченных к этим работам. Но все таки они
были минимизированы с помощью деятельности этого военного центра,
работавшего в содружестве с научными организациями Академии наук
СССР, Института атомной энергии и Киевских исследовательских ор-
ганизаций. Так, что здесь этот центр сыграл свою большую роль.
Поразительно быстро шли не только дезактивационные работы, пора-
зительно быстро шло сооружения новых жилых поселков, куда пересе-
лялись эвакуированные люди.
Поразительно быстро шло сооружение поселка "Зеленый Мыс",
где должны были работать сотрудники ЧАЭС первого и второго бло-
ков, которые вынуждены были работать вахтовым методом. Работа шла
не только быстро, но ее старались выполнять и достаточно качест-
венно и я бы сказал, - со вкусом.
Вот в этом месте я бы хотел сказать, что особенно первый пе-
риод времени, не смотря на трагизм ситуации, не смотря на такое
отчаяние, я бы сказал - нехватку технических средств, отсутствие
должного опыта в ликвидации аварий подобного масштаба, легко мог-
ла возникнуть растерянность и неуверенность в каких-то решениях,
- 5 -
но все было не так. Как-то, независимо от должностей, независимо
от задач, которые люди решали, все это представляло собой хорошо
настроенный коллектив, особенно в первые дни. Научная часть кол-
лектива, на плечи которого легла ответственность за правильность
принятия решения принимала эти решения не имея поддержку Москвы,
Кинева, Ленинграда. Поддержку в виде консультаций, в виде ка-
ких-то опытных проверок, немедленного прибытия на место любых вы-
зываемых туда специалистов. Когда мы приходили к каким-то разум-
ным научным решениям, то руководство Правительственной комиссии
имело возможность мгновенно с помощью Оперативной группы или от-
дельных ее членов получить за какие-то фантастические короткие
сроки, буквально за дни, а иногда и за часы, все необходимые ма-
териалы, которые нам нужны были для проведения соответствующих
работ.
Вот я помню, что работал тогда когда от Украины был в соста-
ве Оперативной группы, находящейся на месте в Чернобыле, предсе-
датель Госплана Украины Виталий Андреевич. Это был удивительно
спокойный человек. Энергичный. Который улавливал буквально с по-
лу-слова. Он всегда прислушивался к нашим научным разговорам, что
мы обсуждаем, что нам нужно было бы и мгновенно реагировал. Пот-
ребовался нам жидкий азот для охлаждения блока и когда мы пришли
к выводу, что с кистой имеем дело, он усмехаясь сказал, что уже
необходимое количество составов было заказано. То же самое и по
всем тем материалам, скажем, магния, оксит углерода содержащим,
он все с металлургических заводов Украины или где-то еще доставал
и прибывало все это огромное количество материалов. Трудно перео-
ценить работу группы снабжения, которая по поручению СОЛОВА Вита-
лия Андреевича, председателя Госплана Украины занимался председа-
тель Госснаба Украины, который сидя на месте в Киеве, просто чу-
деса там проявлял по обеспечению всех работ, которые на Чернобыле
велись, всем необходимым материалом, хотя количество необходимого
было конечно фантастически большим.
Как по материалам технологическим, так и просто, нужно было
огромную армию людей, введенных в зону, кормить, поить, одевать,
переодевать, организовывать прачечную, мытье, контроль. Это была
колоссальная работа, которая была организована даже сейчас трудно
себе представить как, конечно, мне все это напоминало военный пе-
риод времени, так как я по своим детским воспоминания помню по
мемуарам военным вспоминаю, что эта работа тыловая, работа орга-
низационная она конечно имела значение ни чуть не меньшее, а мо-
жет даже и большее, чем работа тех людей, которые на передней ли-
нии находились и проводили саму дезактивацию, измерения, диаг-
ностировали, что-то делали. Вот работа обеспечения всеми необхо-
димыми материалами, бытовыми условиями. Она играла там важнейшую
просто роль.
Если говорить просто о таких впечатлениях, о таких замечани-
ях, то не могу я умолчать о том, что меня в первый же день пребы-
вания в Чернобыле поразили два обстоятельства:
Я привык относиться к людям, работающим в Комитете Госу-
- 6 -
дарственной Безопасности по роду своей деятельности как к людям,
которые сохраняют государственную тайну, организуют контроль тех
людей, которые допущены к особо секретным и особо важным работам.
Организуют службы, которые позволяют сохранить все документы,
техническую документацию, переписку, которые следят за тем, чтобы
была сохранена государственная тайна. С этой точки зрения, глав-
ным образом я знал КГБ, но и по рассказам и по литературе знал о
той части этого комитета, которая занимается разведывательной или
контрразведывательной работой.
В Чернобыле мне пришлось столкнуться с высоко организованны-
ми с очень четкими молодыми людьми, которые наилучшим образом вы-
полняли те функции, которые там на них легли. А на них легли
функции, в общем не простые: первая - организация четкой и надеж-
ной связи. Это было сделано в течении буквально суток. По всем
каналам, причем тихо, спокойно, очень уверено и видел я кругом
молодых людей, которые возглавлялись Фёдором Алексеевичем ЩЕРБА-
КОВЫМ, там же работающим. Но все это было сделано просто удиви-
тельно четко и быстро. Кроме того на их плечи легла забота, чтобы
проблема эвакуации проходила без паники, что бы не было каких-то
там панических настроений, каких-то эксцессов, которые мешали бы
нормальной работе. И они вели такую работу, но как они ее вели,
как они ее делали, я до сих пор не могу себе представить, потому,
что знал только результат этой работы. Действительно никаких про-
явлений, мешающих организации этой, в общем не обычной, трудной
работы, не было и в этом я был просто восхищен и технической воо-
руженностью и культурой грамотностью этой группы.
Прямой противоположностью деятельностью этой группы была де-
ятельность скажем Гражданской обороны в той структуре в том
составе в котором действовали в первые дни. Это меня просто пора-
зило. Здесь казалось бы мы все часто учимся, переобучаемся, бро-
шюр огромное количество выпускается, время на всех предприятиях
огромное тратиться, но значит взять власть в свои руки по всем
тем вопросам, которые входят в сферу Гражданской обороны, генера-
лу ИВАНОВУ, который вначале этим делом командовал, по-моему
просто не удалось, они и не знали что делать и если даже получали
прямые указания, каких-то каналов воздействия, рычагов управле-
ния, умения исправить ситуацию, ими проявлено не было. Не хочу
все время говорить, что это личные впечатления. Вот на сколько
чувствовались например незаметным образом, но чувствовалась рабо-
та чекистов, на сколько не чувствовалась не видна была позитив-
ная, а видна была негативная беспомощная часть работы Гражданской
обороны в первые дни этих случившихся событий. Но и не отметить
это я бы, скажем, не мог.
В первые дни Чернобыльской трагедии очень бросались в глаза
дефект нашей информационной службы. Не смотря на то, что у нас
есть и Атомэнергоиздат, раньше это было Атомиздат, медицинские
издательства есть, общество Знание есть, оказалось, что готовой
литературы, которая могла бы быстро быть распространена среди
населения, объяснить какие дозовые нагрузки для человека являются
- 7 -
чрезвычайно опасными, как вести себя в условиях, когда человек
находится в зоне повышенной радиационной опасности. Система кото-
рая могла бы давать правильные советы: что мерить, как мерить,
как вести себя с овощами, с фруктами, поверхность которых могла
быть заражена бетта, гамма, альфа излучателями, вся эта литерату-
ра оказалась в полном отсутствии.
Было много книг для специалистов - толстых и правильных,
грамотных, которые находились в библиотеках, но именно таких бро-
шюр, листовок, таких как Японцы сопровождают свою технику - часы,
диктофоны и видеомагнитофоны - вот что нужно сделать в той или
иной ситуации - какую кнопку нажать, сколько времени подождать,
как поступить - вот такой литературы в стране практически не ока-
залось.
Я уже упоминал, о том, что предлагал с самого начала создать
такую пресс-группу при Правительственной комиссии и которая бы
правильно информировала бы население о происходящих событиях. Да-
вала бы правильные советы - это почему-то не было принято.
После приезда в зону бедствия РЫЖКОВА и ЛИГАЧЕВА были допу-
щены журналисты. И большая армия там появилась. Но вы знаете, да-
же нам сейчас трудно сказать. Наверное хорошо, что это было раз-
решено, но плохо что это было организовано не должным образом.
Почему ? Приезжают журналисты. Разные. Большая часть очень хоро-
ших журналистов. Например бригада "Правды" и известный начальник
отдела науки ГУБАРЕВ, ОДИНЕЦ, много хороших Украинских журна-
листов и кинодокументалистов там появилось. Но я видел своими
глазами как они подбегали либо к наиболее известным людям, кото-
рые там находились, брали за пуговицу и брали какое-то частное
интервью по какому-то конкретному вопросу. Иногда им удавалось
спросить председателя Правительственной комиссии или кого-то из
членов комиссии по какому-то частному отдельному вопросу.
Большую часть времени они проводили конечно на местах. Раз-
говаривали с людьми, которые эвакуировались, или с людьми, кото-
рые вели работу на 4-м блоке, по дезактивации и эта информация
передавалась в эфир. То что было ими собрано, то что было напеча-
тано, конечно в историческом, в архивном смысле имеет колосальное
значение, как живой документальный материал. И он является необ-
ходимым и обязательным.
Но при этом, из-за того, что информация каждый раз подава-
лась в неком частном виде, в целом картина ежедневно, а может
быть и хотя бы еженедельно по состоянию событий, - вот такой
цельной картины страна не получала. Потому, что получалась инфор-
мация: идут такие-то, такие-то отдельные блоки: героически тру-
дятся там шахтеры. Но при этом отсутствовала информация: а каков
уровень радиации там где они работают, а что происходит рядом в
Брестской области, а как и кто это меряет и, поэтому, наряду с
очень многими очень точными описаниями и замечаниями, к примеру
было много неточностей.
Например, пресса посвятила большое время так называемой иг-
ле, с которой долго возились. Это был интегральный прибор, кото-
- 8 -
рый должен был в чреве разрушенного 4-го блока быть поставлен и
давать постоянную информацию о температуре там, о радиационных
полях и некоторых других параметров.
Но, практически, усилия, затраченные на то, что бы с верто-
лета ввести эту иглу в нужное место потрачены были огромные, а
информации с этой иглы, практически никакой не было получено.
Нулевая была информация, но она подтверждала только то, что
было получено другими более простыми и более надежными методами.
Вот этот эпизод установки иглы был расписан очень тщательно
и очень, так сказать, подробно. В то же время, когда огромная ра-
бота дозиметристов, скромная работа ребят, скажем, из Курча-
товского института во главе с ШЕКАЛОВЫМ или БОРОВЫМ или ВАСИЛЬ-
ЕВЫМ, работа РЯновской группы, во главе с ПЕТРОВЫМ, работа КОМБА-
НОВА, который там много раз был, испытывал свои составы, которые
позволяли бы проводить пылеподавление. Значит логику всех работ,
анализ проектов, которые делались, - все это не описывалось долж-
ным образом, а главным образом, такой последовательной динамики
самих событий не было описано. В таких ситуациях народу много,
кто-то чего-то услышал и рождались преувеличенные слухи. Естест-
венно и о количестве пораженных лучевой болезнью людей и уровнях
загрязненности, скажем города Киева и о масштабах пораженной тер-
ритории. Любая остановка при последующем строительстве саркофага
очень часто трактовалась как какая-то катастрофа, как обрушение
какой-то конструкции, как появление новых выбросов, как свиде-
тельство работы там реактора, заработавшего вновь внезапно и т.д.
и т.д.
Вот по этим вопросам такой должной систематической информа-
ции не было поставлено и это конечно рождало всякие неверные и
панические, а иногда, может и не панические, но неправильные
представления.
Несколько месяцев дебатировалось и даже в научных кругах
состояние выбросов 4-го блока. Дело заключается в том, что у спе-
циалистов было точно (специалистов работающих непосредственно на
станции, специалистов Гидромета) измеренная динамика выбросов.
Первый, самый мощный выброс, который миллионы кюри актив-
ности в виде благородных газов и йода выбросил на большой высоте
и этот выброс почувствовали практически все страны мира. Затем
несколько дней активных выбросов радиоактивных частиц, топливных,
в основном за счет горения графита. Затем прекращение выбросов
этих топливных частиц, где-то со второго мая, потом разогрев топ-
лива за счет подушки, которая там была и выделение уже сепариро-
ванных частиц, таких как цезий, стронций и распространение их
примерно до 20-22 мая с известными районами распространения и из-
вестными участками загрязнения и постоянное снижение, начиная уже
с 3-4 по 5 мая суммарного уровня активности выбрасываемой из 4-го
блока.
Но, поскольку ранее выброшенная активность, огромное коли-
чество техники, которая на своих колесах распространяла актив-
ность по разным площадям, пылеперенос в сухое лето, он увеличивал
- 9 -
некоторое количество пораженных зон, то все это связывалось с
тем, что реактор живет и продолжает выбрасывать радиоактивность
из себя в увеличивающихся количествах. Это создавало, так ска-
зать, нервное настроение для тех кто там работал, кто проводил
дезактивационные работы. До тех пор пока из 4-го блока что-то вы-
деляется при этом возникли избыточные проекты, типа: поставить
тюбитейку на 4-й блок. Проект, с которым я боролся, начиная с мая
- это проект совершенно бессмысленный, тем ни менее, разными ор-
ганизациями такие работы велись, создавались различные проекты
такой внешней оболочки, которая бы, если бы она была поставлена,
только затруднила бы последующие работы по сооружению укрытия и
никакого эффекта бы, с точки зрения выноса аэрозольной радиоак-
тивности, не дало бы.
Но на столько сильны были эти разговоры, в том что все таки
реактор "чадит" - выделяет радиоактивность в заметных количест-
вах, то были получены команды на изготовление разного рода таких
покрытий. Они создавались, испытывались, но дело кончилось тем,
что одна из последних конструкций, поднятая вертолетом, тут же
рухнула на землю во время испытаний и была полностью снята. От
этих проектов мы отказались.
Под влиянием слухов, неточной информации, рождались эти про-
екты и пытались быть реализованными и не дай Бог, если бы они бы-
ли реализованы - он бы только затруднили работу. Вот, значит,
умение сочетать. Мне вспоминается как во время войны было два
сорта информации5 ежедневная, которая появлялась в наших газетах
- сообщение ТАСС - где мы отвоевали занятые немцами пункты, где
мы отступили, где мы взяли большое количество пленных, где мы по-
терпели какое-то частное поражение - это была точная, официальная
информация, которая давала представление о радостных или горьких
событиях на фронте. Это была точная ТАССовская информация, а на-
ряду с этим было много журналистских очерков о конкретных боях, о
конкретных людях, о героях - тружениках тыла и т.д.
Так вот, наша пресса очень много давала информации второго
сорта о людях, о их впечатлениях, о том, что там происходит, но
очень мало давалось информации типа ТОССовской - регулярной, что
и как на сегодняшний день произошло, что изменилось. Вот это, по-
моему, и был дефект информационной системы, во-первых и во-вторых
было мало выступлений ученых-специалистов.
Я вспоминаю, пожалуй одно единственное выступление профессо-
ра ИВАНОВА из Московского инженерно-физического института, боль-
шая статья которого была помещена, где он просто пытался разъ-
яснить: что такое эти самые бэры, миллирентгены, на каком уровне
они представляют собой реальную угрозу для здоровья человека, на
каком уровне они не представляют собой реальной угрозы, как можно
вести себя в условиях какой-то повышенной, каких-то повышенных
радиационных фонов. Вот это была, пожалуй единственная, если я
чего-то не забыл, статья, которая произвела полезное, трезвое
действие на окружающих. Но число таких статей могло быть конечно
увеличено.
- 10 -
Представляется мне, что излишне скромно и осторожно писалось
и о том, что же произошло в самой станции, почему произошла ава-
рия, в чем здесь и чья вина и реактор ли плох или какие-то
действия персонала были из ряда вон выходящими. Конечно, об этом
писалось много и сам я был причастен к описанию тех событий, ко-
торые предшествовали аварии. Но на самом деле полной картины того
что, почему, как происходило, мне кажется не один человек еще, по
настоящему и не знает.
В общем, эта чрезвычайная ситуация показала, что не триви-
альная ситуация - трагическая ситуация, тяжелая, масштабная ситу-
ация - она требует не просто мобилизации больших информационных
ресурсов, но и очень творческого, очень грамотного использования
этих ресурсов для того что бы в нужной последовательности и в
нужном объеме население получало сведения о происходящем, что бы
относилось к информации с полным доверием и, главное с возмож-
ностью эту информацию использовать для каких-то практических
действий, либо для того, что бы проявить там где нужно беспо-
койство, а там где нужно, наоборот, - успокоиться, что бы это бы-
ло довольно регулярно и не неожиданно. В общем все это были чрез-
вычайно важные вопросы.
Иногда даже мне кажется, что событие такого масштаба могли
бы иметь и специальную телевизионную и газетную рубрику, состоя-
щую из двух частей. Чернобыль: часть этой рубрики должна быть
чисто официальная - от правительственной комиссии давать там точ-
ную информацию, к тому моменту когда эта рубрика выходит; а вто-
рая часть - эмоциональная часть, описательная с личными точками
зрения. В общем это серьезный вопрос в том как, в каком масштабе
освещать подобные крупные очень неприятные и тяжелые события,
затрагивающие, беспокоящие практически все население страны, да и
не только нашей страны.
Поскольку я коснулся немного информации, немного коснулся
реактора, то может быть наступил тот самый момент, когда можно
высказать некоторые личные впечатления о том каким боком я за-
тесался в эту историю, как я с нею был связан, как я понимал
историю и качество развития атомной энергетики и как я понимаю
сейчас. Редко кто из нас по настоящему откровенно и точно на этот
счет высказывался.
Я окончил инженерно-физико-химический факультет Московского
химико-технологического института имени Менделеева. Этот факуль-
тет, который готовил специалистов, главным образом исследовате-
лей, которые должны были работать в области атомной промышлен-
ности, т.е. уметь разделять изотопы, уметь работать с радиоактив-
ными веществами, уметь из руды добывать уран, доводить его до
нужных кондиций, делать из него ядерное топливо, уметь перераба-
тывать ядерное топливо, уже побывавшее в реакторе, содержащее
мощную радиоактивную компоненту, с тем, что бы полезные продукты
выделить. Опасные и вредные компоненты так же выделить. Суметь их
как-то компактировать, захоронить так, что бы они не могли чело-
веку вреда нанести, а какую-то часть радиоактивных источников
- 11 -
использовать для народного хозяйства, медицины, может быть. Вот
эта группа специальных вопросов, которым я был обучен.
Затем я дипломировался в Курчатовском институте в области
переработки ядерного горючего. Академик КИКОЕВ пытался оставить
меня в аспирантуре, потому что ему понравилась моя дипломная ра-
бота, но мы с товарищами договорились какое-то время поработать
на одном из заводов атомной промышленности, что бы иметь какие-то
практические навыки в той области которая потом станет предметом
наших исследований. Я был как бы агитатором за эту идею, а потому
принять предложение об аспирантуре не мог и я уехал в Томск. В
один из закрытых наших городов, где пришлось участвовать в пуске
одного из радиохимических заводов. Это было очень интересно. Жи-
вой период вхождения в практику молодого человека. Работал около
двух лет я на этом заводе, а потом меня вытащили, с согласия пар-
тийной организации (комунистом я был уже с институтских времен),
для обучения в аспирантуре в том же Курчатовском институте.
Кандидатские экзамены, под воздействием своего друга и това-
рища Владимира Дмитриевича КЛИМОВА, который там же работал, я
сдал там в Томском политехническом институте и со сданными канди-
датскими экзаменами уехал для выполнения кандидатской работы.
Первая моя кандидатская работа - мне предложили заняться пробле-
мой такого газофазного реактора, который в качестве горючего со-
держал бы газообразный гексохлорид урана и часть проблем, а имен-
но, проблемы взаимодействия при высоких температурах гексохлорида
урана с конструкционными материалами, вот эти вопросы я исследо-
вал. И много данных получив, написал большой отчет, который мог
бы быть основой диссертационной работы, а может быть это была и
готовая диссертационная работа.
Но в это время мой товарищ, аспирант Виктор Константинович
ПОПОВ сообщил мне о том, что в Канаде профессором БАРБИТОМ сдела-
на великолепная, поражающее воображение химиков, работа по полу-
чению истинного соединения ксенона (одного из благородных газов).
Это сообщение захватило мое воображение и всю свою последующую
профессиональную работу я посвятил синтезу, с помощью различных
физических методов, таких необычных соединений, которые являлись
бы мощными окислителями, обладали целым рядом необычных свойств,
которыми я с удовольствием занимался и на базе которых можно было
построить целый ряд технологических процессов.
И вот в этом плане и шла моя профессиональная деятельность,
которая создала для меня возможности защитить последовательно:
кандидатскую, потом докторскую, диссертации, затем, при развитии
этих работ, их оценка была произведена при выборах меня в Акаде-
мию наук. Научная часть работ была оценена Государственной преми-
ей Советского Союза. Прикладная часть оценена Ленинской премией.
Вот это была моя собственная профессиональная деятельность к ко-
торой мне удалось привлечь интереснейших молодых людей, которые
со вкусом, с хорошим образованием и пониманием до сих пор разви-
вают эту интереснейшую область химической физики из которой, я
уверен, произойдут очень многие, важные для практики, для позна-
- 12 -
вательного процесса, события.
Окончена сторона "А" (3)
Успешная деятельность в этой области, обратила на себя вни-
мание директора института и он приблизил меня к себе, сделал за-
местителем директора института. Научные функции ограничивались
моими собственными научными работами. По распределению обязан-
ностей, которые у нас в дирекции существовали, да и существуют до
сих пор, за мной было записано: задача химической физики, радио-
химической физики и использование ядерных и плазменных источников
для технологических целей. Вот это круг тех профессиональных дел
которыми я занимался.
Когда Анатолия Петровича АЛЕКСАНДРОВА избрали Президентом АН
СССР, он сделал меня первым заместителем директора института, до-
верив большой круг вопросов по управлению институтом, но никак не
изменил моей научной ответственности. Не появилось, ни новых тем,
за которые я бы отвечал.
По-прежнему, за крупнейший кусок деятельности Института -
физику плазмы и управляемый термоядерный синтез - отвечал пол-
ностью Евгений Павлович ВЕЛИХОВ. За лазерную технику стал отве-
чать Вячеслав Дмитриевич ПИСЬМЕННЫЙ. За вопросы ядерной физики,
ее специальных прикладных применений - отвечал и умный и талант-
ливый человек - Лев Петрович ФЕОКТИСТОВ. У Анатолия Петровича был
заместитель по атомной энергетике - сначала Евгений Петрович РЯ-
ЗАНЦЕВ, до него директором отделения ядерных реакторов работал
Виктор Алексеевич СИДОРЕНКО, сейчас - ПОНОМАРЕВ-СТЕПНОЙ является
первым заместителем директора по атомной энергетике, которые за-
нимались реакторостроением.
Я, конечно, вращаясь в этом кругу, выбрал свою задачу. Мне
было просто интересно: какая доля атомной энергетики и по каким
причинам должна присутствовать в Советской энергетике. Мне уда-
лось организовать такие системные исследования, связанные с тем:
какого типа станции должны строиться; по целевому назначению; как
они должны быть разумно использованы; должны ли они только элект-
роэнергию производить или должны производить и другие энергоноси-
тели, в частности: водород. Вот водородная энергетика стала об-
ластью моего пристального внимания. Все это было необычные ка-
кие-то вопросы, дополняющие атомную энергетику.
Поскольку Анатолий Петрович сам то был реакторщиком, созда-
телем и участником создания многих реакторов, то ему то я был ну-
жен не как реакторщик, а человек, который со стороны может дать
какие-то необычные советы, найти нетривиальные решения, но все
эти решения и советы, касались не конструкции реакторов, чем я
никогда не занимался, а касались возможных областей использования
всех тех компонент которые содержатся в ядерном реакторе.
Поскольку вопросы безопасности атомной энергетики наиболее
острые в разных сферах международного общественного мнения, мне
было просто интересно сопоставить те реальные опасности, те ре-
альные угрозы, которые несет в себе атомная энергетика с угрозами
- 13 -
других энергетических систем. Вот этим я то же с увлечением зани-
мался, главным образом выясняя опасности других, альтернативных
атомной энергетике источников энергии.
Вот, примерно, тот круг вопросов, которыми мне профессио-
нально приходилось заниматься. Ну, и помогать Анатолию Петровичу,
в активной форме, учитывая его занятость в Академии наук, делами
управления Институтом: планированием работы Института, некоторым
режимом его работы; много я пытался создать таких элементов кото-
рые бы институт объединяли - общий Курчатовский Совет, общеинсти-
тутский семинар, выпуск различных изданий, которые ложились бы на
стол научных сотрудников по их заказам, для того, что бы они мог-
ли быстро получать новинки из своих областей; пытался как-то ор-
ганизовать такие возможности для сопоставления различных точек
зрения, различных подходов к общефизическим, энергетическим проб-
лемам. Этим я занимался довольно много и с увлечением.
Что касается физики и техники реакторов, то это была запрет-
ная для меня область, как по собственному образованию так и по
табу, которое было наложено Анатолием Петровичем АЛЕКСАНДРОВЫМ и
его подчиненными, работающими в этой области. Они не очень любили
вмешательства в свои профессиональные дела посторонних лиц.
Помню как однажды Лев Петрович ФЕОКТИСТОВ, только начавший
работать в нашем институте, пытался проанализировать концептуаль-
но вопросы более надежного реактора, более интересного реактора,
который бы исключал (тогда эта проблема волновала) наработки та-
ких делящихся материалов, которые могли бы из реактора изъяты и
использованы в ядерном оружии. Но его предложения были встречены
в штыки. Равно как и предложения, пришедшего в Институт Виктора
Владимировича ОРЛОВА о новом более безопасном типе реактора. Они
как-то не воспринимались сложившейся реакторной общественностью.
Поскольку административной властью над этим подразделением я
не обладал, но, в общем-то понимал многие конкретные детали того
что происходит и хотя беспокойство за то, что начал предлагать
среде реакторщиков инженерный, а не физический подход к решению
проблем у меня было, но как-то существенно изменить эту картину
я, естественно, не мог.
А у Анатолия Петровича была такая, по человечески понятная
и, даже, привлекательная черта, а именно - опора на людей, с ко-
торыми он много лет проработал. Вот он, как-то доверился опреде-
ленным людям, занятым флотскими аппаратами, занятыми станционными
аппаратами, специальными аппаратами и очень не любил появления
там новых лиц которые могли бы как-то беспокоить его или застав-
лять сомневаться в ранее принятых решениях. Вот таки примерно де-
ло и шло. И в научном плане я выбрал для себя интересную область,
о которой я уже сказал, - химическая физика, связанная с создани-
ем необычных веществ, созданием систем, которые позволяли бы по-
лучать водород тем или иным способом, привязать к ядерным источ-
никам места получения водорода и с увлечением, с привлечением
внешних организаций занимался этой областью.
Занимала она в Институте весьма малую долю, как в денежном,
- 14 -
так и в человеческом отношениях. Люди там были активные, инте-
ресные, много предлагали таких необычных решений, которые вызыва-
ли дискуссии, поэтому складывалось впечатление, что этому уделя-
ется достаточно большое внимание, а на самом деле это была актив-
ность новых людей, пришедших в новую отрасль. А ресурсы, в виде
зданий, сотрудников, финансирования,- шедшие на эту область, они
конечно были совершено не измеримы с теми затратами, которые шли
на...(затерта запись).
Я был членом Научно-технического Совета Министерства Средне-
го машиностроения СССР, но не был членом реакторной секции этого
Совета , поэтому многих деталей, конкретных дискуссий я не знал.
На НТС Института довольно часто обсуждались концептуальные воп-
росы развития атомной энергетики, но крайне редко - технические
аспекты; качества того или иного реактора; качества топлива;
проблемы которые стояли. Эти вопросы обсуждались либо на реактор-
ных секциях Министерства либо на научно-технических советах соот-
ветствующих подразделений.
Но, тем не менее та информация, которой я располагал, она
убеждала что не все благополучно, как мне казалось, в деле разви-
тия атомной энергетики, потому что невооруженным глазом было вид-
но, что наши аппараты принципиально мало отличались от западных,
скажем, по своей концепции, в некоторых вопросах даже превосходя
их, но больно были обеднены хорошими системами управления, были
крайне обеднены системами диагностики.
Вообще, скажем, сам факт, когда я узнал о том, что проделан-
ный американцем РАМСОМСОНОМ анализ безопасности атомных элект-
ростанций (последовательно он искал возможные источники каких-то
неприятностей, приводящих к авариям, систематизировал их, вел ве-
роятностные оценки того или иного события, оценки того с какой
вероятностью данное событие может привести, скажем, к выходу ак-
тивности наружу) вот это мы узнавали из зарубежных источников. Я
не видел ни одного в Советском Союзе коллектива, который ма-
ло-мальски компетентно ставил бы и рассматривал эти вопросы.
Наиболее активно за безопасность атомной энергетики у нас
выступал Виктор Алексеевич СИДОРЕНКО, но мне казался подход его к
вопросам безопасности был серьезным, потому, что он реально знал
картину связанную с эксплуатацией станции, с качеством изготавли-
ваемого оборудования, с теми неприятностями, которые порой встре-
чались на атомных станциях. Но его усилия были направлены главным
образом на то, что бы справиться с этими наприятностями: во-пер-
вых, организационными мерами; во-вторых, системой совершенствова-
ния документов, которые должны находиться на станциях и у проек-
тантов; в-третьих, он очень беспокоился о создании надзорнных ор-
ганов, которые контролировали бы ситуацию. Все это он называл та-
кими организационными мерами.
Большое беспокойство проявлял он и его единомышленники по
вопросу качества оборудования, которое поставлялось на станции. В
последнее время мы все вместе стали проявлять беспокойство по ка-
честву обучения и подготовленности персонала, который проектиру-
- 15 -
ет, строит и эксплуатирует атомные станции, потому что число объ-
ектов резко возросло, а качество персонала, участвующего в этом
процессе, скорее понизилось и понижалось на наших глазах.
Вот вокруг этих вопросов я бы сказал, что Виктор Алексеевич
СИДОРЕНКО был лидером людей, которые проявляли беспокойство. Он
не получал должной поддержки в нашем Министерстве, каждый доку-
мент, каждый шаг давался с мучительным трудом и то же, это психо-
логически можно понять, потому что ведомство, в котором мы все
работали, было построено на принципах высочайших квалификаций лю-
дей, исполняющих любую операцию с высочайшей ответственностью.
И, действительно, в руках квалифицированных людей, хорошо
ведущих свою работу, наши аппараты казались и надежными и безо-
пасно эксплуатируемыми. В этом круге беспокойство о дополнитель-
ных мероприятиях повышающих безопасность атомных станций казалось
каким-то надуманным вопросом, потому, что это была среда высокок-
валифицированных людей, которые привыкли полагаться и были убеж-
дены, что вопросы безопасности решаются исключительно квалифика-
цией и точностью инструктирования персонала, который ведет про-
цесс. Военная приемка в большой мере присутствовала в нашей от-
расли, поэтому, значит, качество оборудования было достаточно
высокого класса.
Это все как-то успокаивало и даже научные работы, направлен-
ные на решение важнейших вопросов дальнейшего совершенствования
станций, как с точки зрения безопасности, так и с точки зрения
экономичности, - не пользовались поддержкой.
Все большее количество ресурсов тратилось на создание объек-
тов, не имеющих прямого отношения к атомной энергетике. Создава-
лись мощности по производству плееров, создавались мощности ме-
таллургического и металловедческого плана. Большое количество
строительных ресурсов тратилось на создание объектов, не имеющих
отношения к тематике ведомства. Начали ослабляться, не укреп-
ляться научные организации.
Они потихоньку, бывшие когда-то в стране самыми мощными,
стали терять уровень оснащенности современным оборудованием.
Персонал стал стареть. Молодёжи меньше стало появляться. Не очень
приветствовались новые подходы. Постепенно, незаметно, но это бы-
ло, все таки происходило. Оставался привычный ритм работы, при-
вычный подход к решению тех или иных проблем.
Я все это видел, но мне было трудно вмешаться в этот про-
цесс сугубо профессионально, а общие деклорации на этот счет,
воспринимались в штыки. Опять же потому, что попытка непрофессио-
нала внести какое-то свое понимание в их работу навряд ли могла
быть приемлемой.
Все время требовались новые здания, новые стенды, новые люди
для выполнения работ, потому, что число объектов возрастало. Но
наращивание носило, все-таки, не качественный, а количественный
характер. Причем, вновь приходящие специалисты уже по своей ква-
лификации повторяли уровень конструкторских организаций: часто
проходили там практику и хорошим специалистом-реакторщиком счита-
- 16 -
ется тот, который хорошо освоил конструкцию данного реактора,
который хорошо умел считать, скажем зону, который знал все ава-
рийные случаи, происходящие на станции, который умел приехать на
любой объект и помочь в его физическом и энергетическом пуске,
быстро разобраться в том, что там происходит, доложить руко-
водству института или в Министерство.
И вот, выросло числено-великое поколение инженеров, которые
квалифицированно знали свою работу, но не критически относились к
самим аппаратам, не критически относились ко всем системам
обеспечивающих им безопасность, а главным образом знали эти
системы и требовали наращивания их числа.
Эта ситуация была для научного центра не нормальной. При
этом многочисленные разговоры о том, что бы укреплять конструк-
торские организации такого рода специалистами и такого рода под-
ходами полтора десятка лет звучали в институте, на профессиональ-
ных и на партийных уровнях, но практически конструкторские орга-
низации не укреплялись, за исключением одной, а оставались на том
же привычном уровне выполнения исходно-заданных обязанностей.
Поэтому картина такая и складывалась: что вроде все благопо-
лучно и нужно просто наращивать количество известных стендов,
увеличивать количество людей, работающих по известному алгоритму,
- и все будет в порядке.
Червь сомнения меня гложил, потому что в своей профессио-
нальной области мне казалось надо делать всегда не так. Надо де-
лать всегда обязательно что-то новое, очень критически относиться
к тому, что было сделано до тебя, пытаться отойти в сторону и
сделать как-то иначе, чем делалось до тебя. Можно было на этом
деле конечно рисковать
И я рисковал довольно сильно, но мне за свою жизнь, не очень
короткую, не очень длинную, пришлось вести десять проектов на
уровне, скажем, мира. И вот я должен сказать, что пять проектов
из них провалилось. Я принес на этих провальных проектах порядка
25 млн. рубл. ущерба государству. Провалились эти проекты не по-
тому, что они были исходно неправильными.
Они были привлекательными, интересными, но оказывалось что
толи нет нужных материалов или материаловеды не хотели или не су-
мели их сделать, то не было организации, которая взялась бы за
разработку нетривиального компрессора, нетривиального, скажем,
теплообменника, со ссылкой опять же на отсутствие нужного матери-
ала или опыта.
В итоге, исходно привлекательные проекты, при их проектной
проработке, оказывались очень дорогими, громоздкими и не приняты-
ми к исполнению. Вот из 10 проектов 5 оказались проваленными. Два
из этих десяти проектов, я боюсь, ожидает такая же судьба и, при-
мерно, по тем же причинам.
Но три проекта оказались очень удачными там где мы нашли хо-
роших партнеров и где выложились максимально, с использованием
высших эшелонов власти, с использованием авторитета Анатолия Пет-
ровича, Центрального Комитета партии. И в итоге, одна только из
- 17 -
трех состоявшихся работ, на которую мы затратили 17 млн. рубл.
стала приносить ежегодного дохода - 114 млн. рубл.
Четыре года уже работает соответствующая промышленность,
техника. Более 0,5 млрд. рубл. дохода она государству принесла,
что с лихвой покрыло те 25 млн. рубл. затрат, которые не кончи-
лись до сегодняшнего дня позитивно. Но степень риска в моих
собственных работах была достаточно высокой. Ну так или 30 или 50
или 70 процентов риска - высокий конечно процент риска. Но зато
он и давал поразительный эффект, тогда когда работу удавалось до-
вести до завершения.
В реакторных направлениях я не видел ничего похожего и поэ-
тому мое внимание привлек: высокотемпературный гелий (охлаждаемый
реактор), жидко-солевой реактор, которые мне казались каким-то
новым словом, хотя и не совсем новым потому, что и тот и другой
реактор уже пробовались американцами. Пробовались, скажем, газо-
охлаждаемые реакторы немцами. Обнаруживали эти реакторы свои
большие преимущества: и с точки зрения коэффициента полезного
действия, и с точки зрения потенциально возможного расхода воды
на охлаждение реактора, и с точки зрения ширины зоны использова-
ния подобных реакторов в технологических процессах. Вот они мне
казались новым словом и, кстати говоря, эти реакторы казались и
более безопасными чем традиционные.
Поэтому какое-то покровительство, ну, в рамках дирекции
Института, которое я мог оказать этим направлениям, я оказывал. И
более того, в некоторой профессиональной своей работе, какое-то
соучастие в этих направлениях - принимал. Но вот традиционное ре-
акторостроение меня как-то мало интересовало, ну, и не поручено
оно мне было, и казалось довольно скучным.
Конечно степени его опасности (в тот период времени), масш-
таб опасности, который заложен в этих старых аппаратах, - я не
представлял. Но вот сосало такое чувство тревоги. Но там были та-
кие киты, такие гиганты и опытные люди, что мне казалось что они
не допустят чего-то неприятного.
И, поскольку литература-то (наиболее подобранная) была за-
падная, то, сопоставляя западные аппараты с нашими, это позволяло
мне в некоторых книгах, статьях, делать выводы о том, что хотя
здесь много проблем, связанных с безопасностью существующих аппа-
ратов, но все таки они меньшие, чем опасности от традиционной
энергетики с ее большим количеством концерогенных веществ, выб-
расываемых в атмосферу, с радиоактивностью, выбрасываемой в ат-
мосферу из тех же угольных пластов. И, так сказать, на это я
больше (на эту сторону) обращал внимание.
Раздражала меня конечно ситуация, которая сложилась между
руководством Министерства и научным руководством. Она неправиль-
ная была. По рассказам, по документам я знал, что исходная пози-
ция была такая: Институт, например, наш, - не входил в состав Ми-
нистерства среднего машиностроения. Он стоял рядом с ним, как от-
дельная самостоятельная организация и имел право диктовать свои
научные требования, свои научные позиции. А Министерство, оцени-
- 18 -
вая конечно, научные предложения, - обязано было технически точно
их исполнять.
Вот такое партнёрство.
Научные предложения, не ограниченные влиянием власти имущих
людей, и полная возможность для исполнения этого предложения, ко-
торое, скажем, с инженерной точки зрения нравилось руководству
Министерства, было правильным.
Затем история пришла к тому, что наука оказалась в подчине-
нии Министерства. Подросли Министерские кадры, набрались
собственного большого инженерного опыта. Им казалось, что они уже
и сами уже, в научном плане, все понимают. И вот, научная ат-
мосфера и научный дух в реакторостроении - он стал постепенно как
бы подчиняться такой инженерной воле - министерской воле.
Это я видел ,это тоже меня тревожило и это осложняло мои от-
ношения с Министерством, когда я пытался как-то по этому поводу
высказываться, не очень осторожно. И победить я в этих проблемах
не мог потому, что я был химиком для реакторщиков министерских и
это позволяло им как-то не очень внимательно прислушиваться к мо-
ей точке зрения, а к предложениям: относиться как к неким фанта-
зиям.
Таков общий фон, на котором происходила вся эта работа.
Что касается реактора РБМК. Вы знаете, у нас этот реактор, в
кругах реакторщиков, считался реактором плохим. Вот Виктор
Алексеевич СИДОРЕНКО неоднократно его критиковал . Но плохим этот
реактор считался все-таки не по соображениям безопасности. С точ-
ки зрения безопасности он даже скорее выделялся (так при обсужде-
нии, как я их понимал) в лучшую сторону. Он считался плохим по
экономическим соображениям, - во-первых; по большему расходу топ-
лива, по большим капитальным затратам; по неиндустриальной основе
его сооружения. Беспокоило то что это некоторая, выделенная, со-
ветская линия развития.
Но, действительно, по аппаратам водо-водяным, корпусным, -
накапливался все больший и больший мировой опыт, которым можно
было обмениваться: опытом эксплуатации; использованными техни-
ческими решениями; программным обеспечением (как-то можно было
обмениваться, приспосабливаться к этому).
А, что касается реакторов РБМК, - то весь опыт был наш -
отечественный , но и конечно, если брать накопленную статистику,
то статистика по эксплуатации реакторов РМБКа была наименьшей,
если сравнивать ее с аппаратом ВВЭР. Вот это, конечно, так же
беспокоило.
Меня, как химика, беспокоило то, что в этих аппаратах зало-
жен огромный потенциал химической энергии . Там много графита,
много циркония, воды и при каких-то аномальных ситуациях (в обыч-
ных-то ситуациях конечно графит контактирует с инертной средой,
это обеспечивается соответствующими техническими решениями) тем-
пература, при которой может начаться паро-цирконивая реакция,
сопровождающаяся выделением водорода, в принципе и регламентными
- 19 -
работами, техническими условиями, - была недопустимой.
Но, все таки, потенциально , запас химической энергии в этом
типе аппарата был максимальным, относительно, скажем, любых дру-
гих, с которыми можно было бы его сравнить.
Это тоже представляло предмет беспокойства. Смущало меня,
например тогда, когда я смотрел на этот аппарат: необычное и
по-моему недостаточное построение системы защит, которые действо-
вали бы в экстремальных ситуациях, - потому что защита аппарата в
случае каких-то элементов аномального его поведения, скажем, там
ведь положительный коэффициент реактивности - в этом аппарате,
если бы он начал развиваться, давать о себе знать, то операторы и
только оператор мог ввести стержни аварийной защиты, либо автома-
тически они могли ввестись, с подачи (по команде) одного из дат-
чиков (их несколько таких систем защиты было), либо вручную, спе-
циальной кнопкой АЗ-5, сбросить аварийные стержни.
Механические стержни , которые могли как-то (механика - ну
она могла работать хорошо, могла работать плохо ) и других ка-
ких-то систем защиты, которые бы были бы независимы от оператора,
которые срабатывали бы исключительно от состояния зоны аппарат, -
в этом аппарате не было .
Это, конечно, как-то, неуютную ситуацию создавало. Но, тем не
менее, практика уже какая-то накапливалась, специалисты уверен-
ность проявляли в этих вопросах.
Скорость введения защиты была, казалось бы, недостаточной. Я
был наслышан о том , что специалисты , в частности: КРАМЕРОВ
Александр Яковлевич, обсуждая с Анатолием Петровичем АЛЕКСАНДРО-
ВЫМ эти проблемы, - вносили предложение конструктору об изменении
системы аварийной защиты (СУЗ), об улучшении СУЗов этого аппарата
и они не отвергались, но разрабатывались как-то очень медленно.
Тем более сложились к тому времени отношения между научным
руководителем и главным конструктором - ну, довольно напряженные.
Применительно ко всяким новым проектам, к новым идеям, эта
конструкторская организация вполне признавала авторитет Института
атомной энергии, и охотно с ним советовалась, и поддерживала все
контакты. А вот в отношении именно этого аппарата , они считали
себя как-бы полными авторами, хозяевами и, не нарушая формальных
порядков, при котором научное руководство оставалось за Институ-
том атомной энергии, - фактически это руководство носило, в боль-
шой мере, ну, номинальный характер и использовалось главным обра-
зом для таких случаев когда, скажем, ну принимались принципиаль-
ные решения: делать ли реактор РБМКа полторы тысячи; вводить ли
интенсификатор теплообмена в этот реактор; скажем, когда нужно
было вносить предложение о том, чтобы доля аппарата РБМК в атом-
ной энер гетике была увеличена, - тогда требовалась поддержка
Анатолия Петровича АЛЕКСАНДРОВА по этому поводу.
Вот эти вопросы как-то еще с научным руководителем обсужда-
лись.
А вопросы конкретной технической политики, вопросы совер-
шенствования этого аппарата, - в общем-то, как-то, конструктор не
- 20 -
охотно воспринимал точку зрения Института, - не считая его доста-
точно развитым партнером для того, что бы он был полезен
конструктору в его деятельности .
В этом смысле я хотел бы высказать точку зрения, такую, в
которой я абсолютно убежден, но которая не разделяется, к сожале-
нию, моими коллегами и вызывают трения между нами, - иногда, да-
же, - драматические.
Дело заключается в том, что на Западе, на сколько мне из-
вестно, да и по логике вещей, и в авиации, у нас в Советском Сою-
зе, - нет (в развитых отраслях промышленности) понятия Научного
руководителя и Конструктора. Я и сам это понимаю, научное руко-
водство - проблемой. Например, научное руководство проблемой ави-
ации, хотя такого наверное нет, но я мог бы себе его представить.
Это такая организация, которая овладела бы стратегией развития
авиации: сколько малых самолетов; сколько больших; чему отдать
предпочтение: комфорту при загрузке-выгрузке пассажиров или ско-
рости перемещения аппарата из точки в точку; отдать ли предпочте-
ние гиперзвуковым каким-то самолетам или самолетам летающим с
звуковыми скоростями; что важнее, с точки зрения безопасности, -
обеспечение комфортабельной надежной работы наземных служб или
деятельности персонала на борту самолета; доля в авиации различ-
ных типов самолетов...
Такое научное руководство авиацией мне представлялось бы до-
пустимым. Но, когда речь идет о конструкции самолета, о самолете,
то у него должен быть один хозяин. Он и конструктор, он и проек-
тант, он и научный руководитель этого самолета - в этом вся
власть и вся ответственность - они должны наёходитсься в одних
руках - это мне казалось совершенно очевидным фактом.
В момент зарождения атомной энергетики все было разумно,
поскольку это была совсем новая область науки - ядерная физика,
нейтронная физика. То понятие научного руководства сводилось к
тому, что конструктору задавались основные принципы построения
аппарата и научный руководитель отвечал за то, что эти принципы
являлись физически правильными и физически безопасными. Но
конструктор уже реализовывал эти принципы ежедневно практически и
постоянно консультируясь с физиками: не нарушаются ли какие-то
физические законы этого аппарата.
На заре создания атомной промышленности это все было оправ-
данно. Но когда конструкторские организации выросли, когда у них
появились собственные расчетные, физические отделы, то наличие
такой системы двоевластия над одним аппаратом: есть и научный ру-
ководитель и конструктор, а на самом деле трое-властие - потому,
что еще появилось Главное управление или какой-то там зам. ми-
нистра, который имел право решающего слова по тому или иному тех-
ническому решению.
Многочисленные Советы (межведомственные и ведомственные),
создавали, в общем обстановку коллективной ответственности за ка-
чество работы аппарата. Эта ситуация продолжается сегодня. Она,
по моему, является неправильной. По прежнему я убежден, что Науч-
- 21 -
ный руководитель, организации Научного руководителя - это органи-
зация, которая проводит экспертизу тех или иных проектов, выбира-
ет из них лучший, а значит - стратегию развития атомной энергети-
ки определяет. Вот в этом функции научного руководителя, а не
функции создания конкретного аппарата с заданными свойствами. Вот
эта вся перепутанность, она привела, в общем-то, к большой безот-
ветственности, что и показал, скажем, Чернобыльский опыт.
Но так или иначе система многовластия, система отсутствия
одного персонально ответственного за качество аппарата, со всеми
инфраструктурами его, - в общем, она отсутствовала, конечно. И
это вызвало соответствующую тревогу у профессионалов в техни-
ческом смысле, в инженерном смысле. Мне конечно трудно было оце-
нивать достоинство или недостатки того или иного аппарата. Но
единственное, что мне удалось мне сделать - это создать такую
экспертную группу, которая проводила бы экспертное сравнение раз-
личных типов аппаратов: и по вопросам их экономичности; и по воп-
росам их универсальности; и по вопросам их безопасности.
Первые два последовательных таких экспертных труда оказались
интересными. Идея создания такой экспертной группы и проведения
такой работы, принадлежала мне. Я организационно помогал этой де-
ятельности, а фактическую работу вела создана специально для этих
целей лаборатория Александра Сергеевича КАЧАНОВА, который органи-
зовывал работу, по моему, прекрасно. Потому, что его лаборатория
была некой ячейкой: ставящей вопросы; физически формулирующие эти
вопросы, а ответы на вопросы давали специалисты, не только в раз-
ных подразделений Института, но и из разных институтов вообще. И
в итоге появлялась основа, которая могла бы широко обсуждаться,
критиковаться, дополняться. И эта работа, к сожалению, в самом
начале была приостановлена, первоначально: - серьезным заболева-
нием Александра Сергеевича КАЧАНОВА и невозможностью найти ему
эквивалентную замену; ну, а затем последовавшими Чернобыльскими
событиями.
И 26 апреля 1986 года застало Институт атомной энергии в до-
вольно странной позиции, когда с одобрения директора института с
его полной поддержкой первый заместитель занимался организацией
общесистемных исследований по структуре атомной энергетики, дея-
тельность которой мало интересовала Министерство и шла исключи-
тельно на поддержке Анатолия Петровича АЛЕКСАНДРОВА и Институт
приобретал в ней вкус. Вот из неё уже можно было выбирать пра-
вильность тех или иных технических решений.
Одновременно мне удалось создать лабораторию мер безо-
пасности, которая, сопоставительно с другими видами энергетики,
оценивала различные опасности атомной энергетики.
Впервые появились специалисты, которые заняли ... (запись
затерта).
...вскоре нужно было добиваться правильности выполнения всех
технологических режимов, буквально с боем. Вот уже здесь, недавно
совсем Александр Петрович и Вячеслав Павлович ВОЛКОВ, директор
сначала Кольской, а потом Запорожской атомной станции, рассказы-
- 22 -
вал мне вот такой эпизод, когда группа его товарищей побывала на
Кольской станции и убедилась, что там полный непорядок, с его
точки зрения, в организации технологического процесса.
Ну какие примеры он приводил: скажем приходил на смену де-
журный, заранее заполнял все показатели журналов, все заранее па-
раметры, еще до завершения смены, потом до конца смены смотрел в
потолок и ничего практически не делал. Ну, может только СИУР
(старший инженер управления реактором), иногда поднимался со сво-
его места для того, чтобы провести некоторые операции. А так -
тишина, спокойствие, никакого внимательного наблюдения за показа-
телями приборов; никакого внимания к состоянию оборудования до
планово-предупредительных ремонтов.
То есть, вот его товарищ, - он приехав ознакомиться с рабо-
той этой станции, показал, что там все неправильно, а директор
станции БРЮХАНОВ прямо говорит: "Что ты беспокоишься, - когда ему
ВОЛКОВ позвонил, - да атомный реактор это самовар - это гораздо
проще чем тепловая станция и у нас опытный персонал и никогда ни-
чего не случиться".
Ну он очень насторожился. Как мне он рассказывал: позвонил
он об этом и ВЕРЕТЕННИКОВУ в Минэнерго и, вот, ШАШАРИНУ, и до НЕ-
ПОРОЖНЕГО добрался, товарищу МАРЬИНУ в ЦК Партии об этом сообщил.
Но ему, примерно сказали так: "Не сунь нос не в свое дело".
Только НЕПОРОЖНИЙ сказал: "Съезжу - посмотрю". Съездил, посмотрел
и сказал, что все там в порядке и него неверная информация. А это
было незадолго до Чернобыльской аварии.
Я думаю, что если бы посмотреть работу других отраслей. Вот
мне приходилось бывать на различных химических предприятиях. Осо-
бенно меня привел в ужас в Чемкентской области завод по перера-
ботке фосфора.
Фосфорный завод - это что-то ужасное, как с точки зрения ка-
чества ведения технологии, как с точки зрения насыщенности диаг-
ностической аппаратурой этого предприятия. Дичайшие условия тру-
да. Просто отсутствие многих руководителей, которые должны быть в
штатном расписании, но которых просто не было.
Завод очень трудный и очень опасный был по существу пре-
доставлен какому-то вольному течению обстоятельств. Делалось
страшно когда приходилось знакомиться с такими ситуа-
циями.
Поэтому я расширительно понимал слова нашего Председателя
Совета Министров, что дело не в специфике развития атомной энер-
гетики, которая дошла до такого состояния, а это специфика разви-
тия народного хозяйства страны, которая привела к этому.
Не долго пришлось ждать подтверждения правильности моего по-
нимания этих слов, потому что, спустя несколько месяцев действи-
тельно значит: - столкновение корабля "Нахимов" и такая тяжелая
авария с такой же безалаберностью и безответственностью; потом
взрыв метана на угольной шахте на Украине; столкновение поездов
на Украине - все это в течении короткого времени.
Все это отражало некую общую серьезную технологическую деп-
- 23 -
родуктность и недисциплинированность во всех, самых ответствен-
ных, сферах нашей деятельности.
И сейчас, когда ситуация действительно сложилась такой, как
вот у Льва Николаевича ТОЛСТОГО рассказ есть такой - "Нет в мире
виноватых".
Когда посмотришь цепочку событий: почему один поступил так,
другой так-то, и т.д., и т.д. - то назвать единственного виновни-
ка - инициатора каких-то неприятных событий, которые привели к
преступлению, - назвать нельзя. Потому, что это именно цепь, за-
мыкающаяся.
Операторы делали ошибки, потому, что им нужно было обяза-
тельно завершить эксперимент, - это они считали делом чести. Все
это вело их и руководило их действиями.
План проведения эксперимента был составлен очень некачест-
венно, очень не детально и не санкционирован теми специалистами
которыми он должен был быть санкционирован.
Вот у меня в сейфе где-то хранится запись телефонных разго-
воров операторов накануне происшедшей аварии. Мороз по коже де-
рет, когда читаешь такие записи. Один оператор звонит другому и
спрашивает: "Валера, вот тут в программе написано, что нужно сде-
лать, а потом зачеркнуто многое из того что написано, как же мне
быть?". Второй собеседник на проводе: - "А ты действуй по зачерк-
нутому". Понимаете?
Вот уровень просто подготовки документов на таком серьезном
объекте как атомная станция, когда кто-то чего-то зачеркивал,
оператор мог толковать зачеркнутое как правильное или неправильно
и мог совершать произвольные действия.
Но снова хочу сказать. Всю тяжесть вины возложить только на
оператора было бы неправильно, потому, что кто-то же и план
составлял и кто-то черкал в нем, и кто-то его подписывал, а
кто-то его не согласовывал. И сам факт, что станция могла са-
мостоятельно производить какие-то действия, не санкционированные
профессионалами, - это уже дефект отношений профессионалов с этой
станцией. Тот факт, что на станции присутствовали представители
Госатомэнергонадзора, но были не в курсе проводимого эксперимен-
та, не в курсе этой программы - это же есть не только факт биог-
рафии станции, но факт биографии работников Госатомэжнергонадзо-
ра, и факт условий существования самой этой системы.
Это вот все мысли, которые приходят в голову в связи с Чер-
нобыльской аварией.
Но теперь вернемся снова к Чернобыльским событиям, от кото-
рых я так далеко отклонился в сторону. По моему я окончил рассказ
на том, что меня поразила четкость работы служб чекистских наших,
которые очень не шумно, очень малым числом проводили большую ра-
боту по установлению связей, по установлению порядка в зоне
бедствия.
Близкие слова могут быть произнесены в адрес службы Ми-
нистерства внутрених дел, как Союзного, так и Украинского, потому
что: и процесс эвакуации, и быстрое оцепление зоны, и быстрое на-
- 24 -
ведение режима и порядка, на столько на сколько это возможно, все
таки они сделали по-моему неплохо, хотя конечно были отдельные,
нужно сказать, отдельные факты мародерства, отдельные факты про-
никновения в закрытую зону с целью хищения имущества, но число
таких попыток было невелико и они достаточно быстро пресекались.
Очень четко работали военно-воздушные силы - вертолетные
группы. Это просто, я должен сказать, пример высокой организован-
ности и пренебрегая всякой опасностью, работая очень аккуратно,
четко, все экипажи стремились всегда выполнять задания, каким бы
трудным и сложным это задание не было.
Особенно трудные были первые дни. Была дана команда: засы-
пать мешки с песком. Почему-то местные власти не смогли сразу ор-
ганизовать достаточное количество людей, которые бы подготавлива-
ли мешки, подготавливали песок необходимый, с тем что бы в функ-
ции вертолетчиков входила только одна операция - довести до места
и сбросить мешок.
(конец стороны "В", кассеты 2. разд. 4.)
Текст соответствует аудиозаписи:
Следователи следственной группы
Генеральной прокуратуры Российской Федерации
старший советник юстиции xxxxxxxxxxxx
юрист 1-го класса xxxxxxxxxxxxxxx
- 25 -
- 26 -
академик Легасов В.А.
(запись на кассете 3)
Своими глазами видел как командиры экипажей, офицеры молодые
загружали мешки песком, нагружали эти мешки в вертолеты, летели,
устанавливали, выходили на цель, сбрасывали, возвращались и снова
проводили эту работу.
Вот, примерно 27 или 28 апреля - эти два дня, ни Минэнерго,
ни местные власти никак не могли организовать работу, такую
форсированную, четкую, по подготовке тех предметов, которые тре-
бовали заброса в шахту реактора.
Где-то с 29 числа этот порядок был организован. Были уста-
новлены нужные карьеры, пошел свинец. Уже были расставлены люди и
после этого дело пошло на лад. Вот к этому же времени, примерно,
вертолетчики нашли способ действий своих очень такой эффективный,
расположив наблюдательный пункт на крыше здания райкома партии в
городе Припять. Оттуда они наводили на цель экипажи которые нахо-
дились над четвертым блоком.
Я должен сказать что эта работа в общем-то была не безо-
пасна, потому что нужно было зависнуть, сбросить большую тяжесть,
уйти вовремя, не получив избыточных доз облучения и, главное, -
попасть в цель. Все это было отработано. Если мне память не изме-
няет, то цифры были такие: десятки тонн в первые сутки были сбро-
шены, сотни тонн потом, пошли на вторые и третьи сутки.
И, наконец, майор АНТОШКИН, он как-то нам, Правительственной
комиссии, вечером рапортовал о том, что за одни сутки было сбро-
шено 1100 тонн материала. В общем такое форсированное, активное
действие всех людей, доставлявших материалы и производивших
сбросы этих материалов, привели к тому, что ко 2-му мая практи-
чески реактор был закупорен. И вот с этого времени выделения ра-
дионуклидов (сколь ни-будь заметное суммарное выделение радионук-
лидлов) из чрева реактора уменьшилось.
Одновременно воинские части продолжали проводить все необхо-
димые разведывательные операции.
Работа Правительственной комиссии в первые дни происходила
следующим образом. Рано утром Борис Евдокимович ЩШЕРБИНА собирал
членов Правительственной комиссии. Приглашались все отвечающие за
те или иные операции. Заседание начиналось, как правило, с докла-
да генерала ПЕКАЛОВА, который показывал состояние радиационной
обстановки в зоне станции и прилегающих зонах. Конечно все эти
дни, каждый день, обстановка становилась все более и более слож-
ной, потому что и уже изученные участки давали более повышенный
(день ото-дня) уровень радиации и число таких участков увеличива-
лось. Увеличивалось оно потому что выходили на новые объекты раз-
ведчики, ну и старые объекты получали большое количество попавших
на них радиоактивных нуклидов.
В общем обстановка так осложнялась, что становилось понят-
ным, что масштаб операции должен был быть увеличен. Еще в момент
конгломерации процессов в самом четвертом блоке сразу же начались
- 2 -
первые дезактивационные операции.
Но к чему они сводились? Я помню, как будущий Министр сред-
него машиностроения товарищ РЯБЕВ, сменивший МЕШКОВА в составе
Правительственной комиссии, сам возглавил группу, (получив рецепт
от специалистов о том как нужно готовить составы, способные обра-
зовывать при застывании полимерной пленки), организовал на откры-
той площадке на одном из хозяйственных участков города Припяти
команду, которая занималась приготовлением таких растворов.
Затем сами группой они ходили и поверхности, наиболее заг-
рязнённые, покрывали этими растворами. В это же время, группа,
мною вызванная, под руководством товарища ЩУПАКА Александра Федо-
ровича из нашего Института, занималась изучением способов введе-
ния таких компонентов в почву и на ее поверхность, которые
способны были бы сорбировать наиболее подвижные радионуклиды, к
каким относили цезий.
Вот тогда появились фосфатные составы. Группа Новосибирцев
телеграфировала мне о необходимости более широкого использования
туфов, целитов, а значит мы устанавливали Закарпатские, Армянские
месторождения этого материала и заказали его составами.
Использование таких целито-содержащих материалов оказалось
полезным. Полезными даже очень сильно, как и при внесении в почву
для удержания радионуклидов, так и для внесения в тело плотин,
уже начавших строиться по рекам, малым и большим.
Должен сказать, что, конечно, и бестолкового было много в
этой работе. Не все точно документировалось, что уже сделано, а
что не сделано. Давались команды. Проверка выполнения и точность
выполнения команд иногда откладывалась на позже.
Так, уже спустя некоторое время, приехав на площадку я обна-
ружил, что в районе ливневой канализации сорбенты просто засыпа-
ют, в то время когда нужно было сделать соответствующие поддоны,
с помощью которых можно было бы по мере насыщения сорбентов ради-
онуклидами, быстро и просто менять один поддон на другой, а про-
изводилась просто механическая засыпка.
Лев Алексеевич ВОРОНИН, который в это время командовал Пра-
вительственной комиссией, довольно быстро меня понял. Мне пока-
зал, что дал соответствующие команды, но по-моему эти команды так
до исполнения, в конечном счете, и не дошли.
Кроме того сама, периодически проводящаяся, смена состава
Правительственных комиссии приводила к тому, что, - один состав
закажет какое-то количество регентов, сорбентов, нужных материа-
лов, - а другая команда приезжающих начинает действовать по
несколько другой схеме и на приемных транспортных путях скаплива-
лось достаточно большое количество неразгруженных вагонов.
Стали возникать такие материально-хозяйственные вопросы,
возникла разделительная ведомость, связанная с тем, что всё, что
проводится в штатном испытанном режиме - вот эти материалы заби-
рает армия и используют их при дезактивационных работах, а все
что должно испытываться, это все должно было поступать к органи-
зациям Министерства среднего машиностроения. Они должны были по-
- 3 -
редварительно материалы испытать и дать по ним соответствующее
заключение и только после этого можно было их передавать армии
для серийного использования.
Использовалось материалов много: и наши советские отечест-
венные предложили, но, в общем-то все, в конце-концов, дело све-
лось к тому, что наиболее эффективными методами было пылеподавле-
ние и защиты свелись к следующим операциям: первая - на наиболее
загрязнённых участках, это конечно прежде всего - механический
сбор наиболее зараженных частиц.
Этот механический сбор при разных попытках использования,
скажем, роботов, закупленных, в том числе и в ФРГ, оказался неу-
дачным, потому, что все роботы, которые были испытаны в первый
период времени, - они оказались либо механически неработоспособны
в условиях развалов, в условиях больших неровностей на поверх-
ности. Просто не могли механически преодолевать препятствия, а на
ровных поверхностях, в условиях больших радиационных полей,
электроника, как правило, управляющая отказывала, и эти роботы не
могли действовать.
Поэтому, в конечном счете, наиболее удачным способом оказа-
лись бульдозеры дистанционно-управляемые, или просто бульдозе-
ры-скреперы. Такая наша обычная техника, кабины которых была на-
дежным образом освинцована и водитель защищался, находясь в этой
кабине. Вот на первых этапах это и оказалось наиболее эффективным
способом, когда с помощью обычной техники, но при надежной защите
человека, управляющего этой техникой, удалось собрать и захоро-
нить наиболее грязные частицы, наиболее опасные загрязнения.
Следующая операция было бетонирование уже очищенной земли с
предварительным подслоем. Это такая операция проводилась. Включа-
лись в действие мощные пылесосы, перед тем как бетонирование про-
изводилось и убиралось достаточно большое количество загрязненной
пыли.
Бетонирование, выведение различных лакусов, которые иногда
оказывались и неудачными. Затем химические составы. Наиболее ин-
тересными из них оказались составы, предложенные член-корреспон-
дентом Виктором Александровичем КАБАНОВЫМ, испытанные ранее в ра-
йонах пылевых бурь в Средней Азии. Составы, которые были способны
закреплять частицы почвы, но в то же время пропускать влагу и
позволять подпочвенному слою жить нормальной жизнью. Вот эти
испытанные составы оказались удачными. Виктор Александрович КАБА-
НОВ, с помощью руководителей Министерства химической промышлен-
ности, сумел в Дзержинске организовать достаточное производство
этих средств и они в общем довольно широкое использование этих
средств и они, в общем, в широкое использование вошли.
Самые тривиальные методы очистки имели то же большое значе-
ние: постоянное мытье дорог, создание пунктов дезактивации техни-
ки и людей, - это все, по мере развития событий, становилось все
более широко используемым и все более организованным.
Начал я было говорить о том, как были организованы работы
Правительственной комиссии. Начинала она работу свою очень рано,
- 4 -
где-то в 7 или 8 утра проходило первое заседание, под руко-
водством Председателя, на котором выслушивалась соответствующая
дозиметрическая обстановка в различных регионах области. Давались
соответствующие задания. Проверялось выполнение ранее сделанного.
Затем все специалисты приступали к выполнению своих заданий и
где-то поздно вечером (при ЩЕРБИНЕ это было, по крайней мере,
где-то часов в 10 вечера) снова подводились итоги: давалась оцен-
ка радиационной обстановки, состояния работ по сооружению дамб,
скважин, по получению необходимой техники по новым данным, по
возведению саркофага.
Вся эта информация выслушивалась, тут-же принималось опера-
тивные решение. Регулярно, несколько раз в день, с руководством
Правительственной комиссии последовательно разговаривали товари-
щи: ДОЛГИХ Владимир Иванович, товарищ РЫЖКОВ Николай Иванович.
Это было обязательно каждый день.
После приезда на место событий РЫЖКОВА и ЛИГАЧЁВА, я уже, по
моему говорил об этом, но повторюсь - Правительственная комиссия
первого состава выехала. При этом было объявлено, что она будет
постоянной Правительственной комиссией, а менять её будут дубли-
рующие составы. Но меня и СИДОРЕНКО оставили для того, чтобы я
заканчивал работу по дезактивации, а СИДОРЕНКО - продолжал тща-
тельно анализировать роль Госатомэнергонадзора, в том что было и
в том, что происходит в настоящее время.
Поздно ночью, 4-го мая, там уже руководил Иван Степанович
СИЛАЕВ (очень спокойный, очень деловито проводящий свои работы).
По его приказанию меня разыскали. Оказывается меня вызвали в
Москву, на заседание Политбюро на 5-е мая. Первым самолетом я вы-
летел.
Прилетел в Институт, где меня встретили, обмыли, отмыли,
очистили, на столько, на сколько это было возможно. Вот, заскочил
я домой, увидел свою жену, конечно, очень расстроенную, ну и к
10-ти часам приехал на Политбюро, где последовательно тов. ЩЕРБИ-
НЕ, тов. РЫЖКОВУ и мне пришлось давать объяснение всему тому, что
происходит.
Председательствующий на Политбюро Михаил Сергеевич ГОРБАЧЁВ
сходу предупредил, что сейчас его не интересует проблема винов-
ности и причинности аварии. Его интересует состояние дел и те не-
обходимые мероприятия, еще дополнительные, нужные государству для
того, чтобы быстрее справиться с возникшей ситуацией.
По завершению этого заседания Политбюро, Михаил Сергеевич,
обращаясь неизвестно к кому, но видимо к Министрам БРЕЖНЕВУ, ЧА-
ЗОВУ, которые при этом присутствовали, попросил товарищей вер-
нуться на место и продолжить работу.
После заседания Политбюро я зашел в кабинет Бориса Евдокимо-
вича ЩЕРБИНЫ и спросил: относится ли эта просьба и ко мне, или
мне нужно задержаться, как и всей Правительственной комиссии
здесь в Москве для продолжения своей текущей работы?
Он сказал: "Да, ты остаешься здесь и продолжаешь текущую ра-
боту". Я поехал в Институт, но еще не доезжая до Института, в ма-
- 5 -
шину мне позвонили от ЩЕРБИНЫ и сказали, что все-таки, по просьбе
СИЛАЕВА, с который он обратился к Генеральному Секретарю, мне
нужно выехать обратно в Чернобыль, потому, что односторонние
действия ВЕЛИХОВА, который там оставался, по каким-то причинам,
беспокоили Ивана Степановича.
Ну, и в этот же день, в 4 часа дня, с Чкаловска я вылетел на
самолете и вновь оказался в Чернобыле, где и продолжал работу.
Работа шла примерно в старом плане, т.е. шла она в трех нап-
равлениях:
1. наблюдение за состоянием 4-го блока, ибо основные засыпки
уже кончились, а вводились различные зонды, с помощью которых
можно было мерить температуру, радиационные поля, контролировать
движение радионуклидов в 4-м блоке;
2. расчистка территории промышленной площадки самой Черно-
быльской АЭС;
3. работы по сооружению тонелей под фундаментом 4-го блока и
ограждение 30-ти километровой зоны, продолжение дозиметрических
работ, и начало дезактивационных работ.
В это же время армия выделила строителей, областные органи-
зации выделили строителей для сооружения поселков, в которых мог-
ли бы жить эвакуированные люди.
Огромная была работа, требовавшая, и движение масс людей, и
создание необходимой пропускной системы, и немедленного на месте
составления плана организации работ.
В эти же дни, где-то 9-го мая нам казалось, что дышать,
жить, гореть, 4-й блок перестал. Он внешне был спокойный и мы хо-
тели день Победы нашей, 9-го мая, как-то вечером поздно, торжест-
венно отпраздновать, но, к сожалению, именно в этот день было об-
наружено небольшое, но ярко светящееся малиновое пятно внутри
4-го блока, что говорило о том, что температура высокая там еще
имеет место, трудно было определить: горят ли это парашюты, на
которых сбрасывался свинец и другие материалы. На мой взгляд, на
это было очень не похоже, скорее всего это была раскаленная
масса, как потом уже много позже я понял, раскаленная масса
песка, глины и всего того, что было набросано.
Мы были, конечно, огорчены. Праздник 9-го мая был испорчен и
было принято решение дополнительно ввести 80 тонн свинца в жерло
этого реактора, что и было сделано. После этого свечение прекра-
тилось и праздник 9-го мая мы уже более в такой спокойной и нор-
мальной обстановке отпраздновали 10-го мая.
Не могу не отметить какую большую роль играл там маршал АГА-
НОВ, со своими инженерными войсками, потому, что сплошь и рядом
возникали задачи. Для того, что бы пройти к той или иной отметке,
протащить тот или иной шланг. Нужно было пробить отверстия. При
этом каждый раз, когда решалась задача, скажем, пробивать это от-
верстие с помощью военно-инженерных средств, т.е. стрелять, нап-
ример, из пушек соответствующего калибра, то каждый раз возникала
опасность - не рухнет ли оставшаяся конструкция. Нужно было сде-
лать соответствующие оценки, прикидки. И вот всю эту работу мар-
- 6 -
шал АГАНОВ и его подчиненные вели предельно четко, предельно ор-
ганизованно, собранно и очень точно.
Уже тогда, в эти трудные и тяжелые дни мы все таки имели не-
которое, парадоксальное казалось бы, приподнятое настроение. Оно
было связано конечно не с тем, что мы присутствовали при ликвида-
ции такого трагического события. Трагизм, конечно, был основным
фоном, на которым все происходило, но некоторую приподнятость
создавало то как работали люди, как быстро откликались на наши
просьбы, как быстро просчитывались различные инженерные варианты,
а мы уже там на месте начали просчитывать первые варианты соору-
жения купола над разрушенным блоком.
Впоследствии эта работа была поручено заместителю Председа-
теля Совета Министров товарищу БАТАЛИНУ, который взял руководство
проектными работами в свои руки. А впоследствии само сооружение
было поручено Министерству среднего машиностроения.
Где-то 9-10-го мая, вот в это время, после разговора по те-
лефону с Михаилом Сергеевичем ГОРБАЧЁВЫМ, в котором он просил ме-
ня лично дать ему некую хронологию событий, описание того что
происходит, поскольку он готовился к выступлению по Центральному
телевидению перед Советским Союзом, я приступил к написанию соот-
ветствующей записки, где изложил, все, что к тому времени мне бы-
ло известно: как развивались события; каким образом произошло
разрушение 4-го блока; какие работы уже сделаны; какой большой
объем работ предстоит сделать.
Эту записку я показал Евгению Павловичу ВЕЛИХОВУ, он в нее
не внес никаких дополнений и Ивану Степановичу СИЛАЕВУ, который
внес целый ряд организационных замечаний, - после чего втроем мы
эту записку подписали и отправили Михаилу Сергеевичу ГОРБАЧЁВУ.
Она и была частично использована в его (текст стерт).
Видимо я хотел сказать, что в Институте впервые образова-
лась, удалось собрать группу специалистов, которые смотрели на
атомную энергетику как на систему, все элементы которой должны
были быть равно экономичны, равно надежны и, в зависимости от
размера того или иного элемента системы, его качества, в целом
система атомной энергетики могла быть более или менее оптималь-
ной.
Вот такие работы были только начаты. Мне всегда казалось,
что это правильный подход. Понять какая доля энергии должна в
форме ядерной энергии даваться в задании, вместе с энергетической
комиссией Анатолия Петровича. Затем посмотреть какого качества
энергия нужно, замещать ядерными источниками, потом посмотреть в
каких регионах это сделать наиболее целесообразно и после этого
сформулировать требования к аппаратам, которые могли бы наиболее
оптимальным образом соответствовать тем задачам, которые вытекали
из топливо-энергетического баланса страны. И выбрав соответствую-
щие аппараты, уже над ними, инженерным образом работать так, что
бы они отвечали всем международным критериям безопасности.
Вот эта группа вопросов мною была... Ну, к ней я был при-
частен, по крайней мере, в постановке задачи, в развитии этих ра-
- 7 -
бот. Она довольно успешно началась. Но вот с болезнью Александра
Сергеевича КОЧИНОВА и с последующими событиями, - все изменилось.
Сейчас снова возобновлен чисто инженерный подход, где просто ап-
парат с аппаратом сравниваются.
Каждый специалист, который придумал либо какое-то усовер-
шенствование существующего аппарата, либо принципиально новый, -
доказывает его преимущества. Единой системы, критериев оценки та-
кой нет. Может быть сейчас ее пытаются создать.
Я в последние месяцы уже не знаю, что происходит потому что
когда-то я сформулировал характер этой работы, как он должен про-
истекать, но, а затем оказался из самой этой работы исключенным.
Что там происходит сейчас, мне трудно сказать.
В общем составе работающей группы есть конечно умные специа-
листы, может все и станет на свои места.
Вот на заседании 14 июня Николай Иванович РЫЖКОВ в своем
выступлении сказал, что ему кажется, что эта авария на Черно-
быльской АЭС была не случайной, что атомная энергетика с некото-
рой неизбежностью шла к такому тяжелому событию. Тогда меня эти
слова поразили своей точностью, хотя сам я не был еще в состоянии
так эту задачу сформулировать. Но вот он сформулировал - таким
образом.
Я действительно хочу понять те многочисленные остановки,
случай, например, на Кольской АЭС, когда главный трубопровод, на-
иболее ответственный трубопровод, по сварному шву, вместо того,
что бы нормальным образом осуществить сварку, сварщики заложили
просто электрод и потом слегка его приварили сверху и, конечно,
это могла быть страшная авария - разрыв большого трубопровода
ВВЭРовского аппарата - это самая крупная авария с полной потерей
теплоносителя, с расплавлением активной зоны и т.д.
Хорошо, что персонал, как мне говорил потом директор
Кольской АЭС ВОЛКОВ Александр Петрович, был так вышколен что бы
быть внимательным и точным, потому, что свищь первый, который был
замечен оператором, его то и в микроскоп не увидишь. Помещение
шумное, каких-то звуковых сигналов то же можно было не услышать,
- тем не менее оператор этот был на столько внимательным, что за-
метил аномалию на этом основном сварном шве.
Начались разбирательства. Выяснили, что это просто халтура
была. Ответственный трубопровод халтурно заверен. Стали докумен-
тацию смотреть. Там вроде подписи есть. При проверке документации
оказалось, что не только подпись сварщика есть, что он качествен-
но сварил шов, но подпись гамма-дефектоскописта, который проверил
этот шов, - шов, которого не существовало в природе. И все это
было сделано, конечно, во имя того, что бы увеличить производи-
тельность труда. Больше швов варить. И такая халтура, которая
просто поразила, помню, наше воображение.
Это потом проверялось на многих станциях: эти же участки,
эти же сварочные швы, - и не везде все было благополучно. Частые
остановки аппаратов, частые свищи ответственных коммуникаций, не
удачно работающие задвижки, выходящие из строя каналы реакторов
- 8 -
типа РБМК, - все это каждый год происходило.
Значит, десятилетние разговоры о тренажерах, которые все
успешнее, в большом количестве и лучшего качества ставились на
Западе, и которых мы, по-прежнему, не имели в Советском Союзе.
Пятилетние, по крайней мере, разговоры о создании системы
диагностики состояния наиболее ответственного оборудования, - ни-
чего этого не делалось.
Вспоминалось, что качество инженеров и любого другого персо-
нала, эксплуатирующего атомную станцию, постепенно понижалось. Но
и всякий человеке, который бывал на стройках атомной станции, по-
ражался возможности деже там, на таких ответственных обёектах ра-
ботать, знаете, как на самой такой последней халтурной стройке.
Все это, как отдельные эпизоды, было у нас в головах, но
когда Николай Иванович РЫЖКОВ сказал, что атомная энергетика шла
к этому, - то вот перед моими глазами встала вся эта многолетняя
создаваемая картина. Перед моими глазами встали специалисты
собственного института, которые уж очень конкретно, очень привыч-
но относились ко всему происходящему в области строительства
атомных электростанций.
Вспомнил я Министерство, с его какими-то странными, в об-
щем-то говоря, заботами - это не Главк, который нами руководил, -
этот главк который действительно сводил концы с концами, доставал
деньги, доставал деньги, передавал информацию со станций на вы-
шестоящий уровень, посылал куда-то людей на пуски-приемки.
И я стал вспоминать, что нет ни одного человека, ни одной
группы людей, которые вели бы целенаправленную работу по анализу
ситуации в атомной энергетике, по изменению практики строительст-
ва станций, поставки оборудования, - хотя отдельные такие спаро-
дические движения происходили.
Например, многолетняя борьба Виктора Алексеевича СИДОРЕНКО,
поддержанная академиком АЛЕКСАНДРОВА, увенчалась, например, реше-
нием Правительства о создании Госатомэнергонадзора - такого госу-
дарственного Комитета, представители которого должны быть на каж-
дой станции, на каждом предприятии, изготавливающем ответственное
оборудование для атомных станций, должны, так сказать, давать или
разрешения или останавливать работу, в зависимости от ее качест-
ва.
Этот же Госатомэнергонадзор должен был тщательно пересмот-
реть все документы нормативные и улучшить их, и проверять соблю-
дение всех нормативных требований, при практической работе. Вот
этот, скажем, вопрос был как-то решен.
Но был решен по чудному как-то. Вроде, знаете, как сейчас
Госприёмка. Ну появилась большое количество специалистов, хороших
специалистов, отвлеченных от конкретной инженерной практической и
научной деятельности.
Сели они за столы. Начали выбивать себе дом, столы, долж-
ности. Начались какие-то такие дополнительные, конечно, временные
осложнения в проведении тех или иных операций, но как видно было
уже в начале деятельности этого Комитета, как показала Черно-
- 9 -
быльская авария - эта организационная надстройка, из-за
отсутствия продуманности собственно реальных механизмов воз-
действия на качество атомной энергетики, в общем себя этот коми-
тет или не успел проявить, а может и никогда не проявит, с точки
зрения повышения качества нашей атомной энергетики.
И требования ими формировались не идеальные, не такие кото-
рые должны быть для того что бы атомная энергетика была безо-
пасной, а в требованиях своих они как-то исходили в общем от ре-
альной ситуации, у нас сложившейся, используя некоторый опыт за-
падный, - такая комбинация западного опыта, нашего опыта, сложив-
шихся представлений, уровня машиностроительного производства Со-
ветского Союза, которое не может обеспечить или не обеспечивает
те или иные требования, - и все это оставляло довольно такое впе-
чатление клептической картины - не стройной, не сложной.
Многие регламенты, правила, требования были такими сложными,
путанными. В отдельных частях противоречащими друг другу. Может
быть, на первый взгляд, что бы понять что этого противоречия нет
- надо было провести какую-то дополнительную работу.
Все, что казалось бы в нормальном режиме должно просто хра-
ниться на одной-двух дискетах на персональном компьютере, находя-
щемся рядом с оператором, и он мог бы в любую минуту что-то для
себя уточнить.
Все это хранилось в старых, затрепанных книжках, за которыми
надо было идти, надо было изучать, смотреть засаленные страницы,
- все это, конечно, производило довольно убогое впечатление.
Но мне показалось, что впечатление этой убогости, остроту
эту испытывали очень не многие люди. Я не видело своих сторонни-
ков.
Как-то в руки мне попал журнал "Бизнесувит" - это еще,
по-моему 1985 год, в котором была статья критикующая французов за
активное сотрудничество (за попытку активного сотрудничества) с
Советским Союзом в области ядерной технологии.
Ну, предполагалось, что мы увеличиваем Франции поставку при-
родного газа, а в ответ на этот товарный продукт французы нам
поставляют ядерные технологии, имея ввиду: роботов, которые
способствовали бы проведению ремонтных работ, разгрузочно-перег-
рузочных операций, некоторое количество диагностических систем и
целый ряд приспособлений, делающих технологию в реакторостроении
и в эксплуатации атомных станций более современной.
Но вот американский автор статьи критиковал французов, что
они зря это делают (по политическим мотивам, мол - зря, по эконо-
мическим мотивам - зря).
Но в этой статье было написано четко и ясно: во-первых, что
физика реактора и, так сказать, физические основы атомной энерге-
тики Советский Союз создал такие как во всем мире, ни в чем не
уступают, но технологический разрыв, осуществления этих физи-
ческих принципов - огромен и незачем французам помогать русским
преодолевать этот технологический разрыв.
И перед этой статьей была такая паршивая, в общем, картинка
- 10 -
нарисована, когда на фоне полуразвалившейся градирни около атом-
ной станции французский, такой усатый, моложавый специалист пыта-
ется с помощью указки объяснить как надо строить градирни русско-
му медведю, который заложил палец в рот и с трудом понимает, что
качество градирни имеет такое же неотъемлемое значение для ка-
чества атомной электростанции, как и сам ядерный реактор.
Вот такая карикатура злая была. Вот я помню, что с этой ка-
рикатурой я бегал по разным кабинетам: показывал ее МЕШКОВУ,
СЛАВСКЛМУ, Анатолию Петровичу АЛЕКСАНДРОВУ и показывал как воп-
рос, на самом деле, очень серьезный.
Вот вопрос разрыва между физическими представлениями о том
каким должен быть реактор; между некачественным изготовлением
топлива; и всей суммы технологических операций, многие из которых
казались мелкими, и которые практикуются на наших станциях.
Вы знаете, я не в одном месте не встретил понимания, а даже
наоборот - Анатолий Петрович АЛЕКСАНДРОВ позвонил КОКОШИНУ - за-
местителю директора Института США и Канады (доктор такой - КОКО-
ШИН - интересный человек, молодой) и просил его написать ан-
тистатью, - разоблачить, значит, автора этой статьи, что ничего
подобного, что Советская атомная энергетика на полном уровне на-
ходится и так далее и так далее.
Хотя в статье утверждали, что Советская атомная энергетика с
точки зрения вводимых мощностей, действительно находится не на
мировом уровне; что реакторные концепции, принятые в Советском
Союзе, являются физически правильными и обоснованными, что Со-
ветские специалисты-реакторостроители являются хорошими.
Но, что технологическое обеспечение - всего этого сложного
цикла - является очень отсталым, поэтому: много людей работает на
станции, много плохих приборов, много неточностей в работе
систем, обслуживающих станцию и т.д.
То есть, писалась там правда. Но, нет, - Анатолий Петрович
настаивал на том, что бы КАКОШИН написал статью как такую, зна-
чит, ну, разоблачающую эти точки зрения.
Но у КОКОШИНА хватило мудрости или не хватило времени для
того, чтобы вот такой антистатьи не появилось. Ибо, если бы она
появилась, - она появилась бы как раз бы в Чернобыльские дни.
По этому эпизоду я хотел подчеркнуть, что я был единствен-
ный, пожалуй, ну из круга людей с которыми довелось общаться ост-
ро чувствующим эту проблему. Остальные, гораздо лучше меня зная
ситуацию на атомных эжлектростанциях но как-то к этому относились
спокойно.
Однажды я слышал от ПОНОМАРЁВА-СТЕПНОГО Николая Николаевича
(есть такой у нас заместитель директора по атомной энергетике,
первый заместитель директора - сегодня). Он занимался реактором
высокотемпературным, гелио-охлаждаемым и всегда мы этот реактор
рассматривали как реактор обладающий лучшими технологическими
возможностями для народного хозяйства, имеющий более высокую тем-
пературу, значит его можно использовать: и в металлургии, и в хи-
мии, и в нефтепереработке.
- 11 -
То есть рассматривали не как конкурента атомной электроэнер-
гетике, а как дополнение к ней.
Но однажды в разговоре он сказал, что реакторы ВВЭР очень
опасны. И это верно. В этом смысле конечно не дополнение, а, на
самом деле, - альтернатива сегодняшней энергетике.
Вот от реакторщиков я впервые услышал так, в спокойной,
правда, манере произнесенные слова, но очень серьезные, что сов-
ременная наша атомная энергетика на ВВЭРах и РБМК, в равной сте-
пени, является опасной и требует принятия каких-то дополнительных
серьезных мер.
По свойству своего характера я начал более внимательно изу-
чать этот вопрос и кое-где занимать более активные позиции и го-
ворить, что действительно нужно следующее поколение атомных реак-
торов более безопасных и, скажем реактор ТТЭР или жидко-солевой
реактор пытался продемонстрировать как следующую ступень, более
безопасного реактора.
Но это вызвало в Министерстве исключительную бурю. Бурю не-
годования.
Особенно у Министра СЛАВСКОГО, который просто чуть-ли не но-
гами топал на меня, когда говорил, что это разные вещи, что я
неграмотный человек, что лезу не в свое дело, и что совсем нельзя
сравнивать один тип реактора с другим.
Вот такая сложная была обстановка.
Потихоньку работали над альтернативными реакторами. Поти-
хоньку добивались усовершенствования действующих и, что самое пе-
чальное, никак не могли наладить серьезного объективного научного
анализа истинного положения дел, выстроить всю цепочку событий,
проанализировать все возможные неприятности, найти средства изба-
виться от этих неприятностей.
Пытался я, как уже говорил, создать лабораторию мер безо-
пасности. Потом она вошла в состав отдела безопасности атомной
энергетики.
Но, поскольку ее возглавлял СИДОРЕНКО (этот отдел), то у не-
го все это было подчинено, все таки, опять же, - выработке норма-
тивов, документов, процедур, улучшающих дело на сегодняшних атом-
ных станциях.
Но до серьёзной теории, до серьезного анализа, до серьезных
концепций дело не доходило и, в общем, это было достаточно тре-
вожным.
Чем больше атомных станций строилось, тем все реальнее, ко-
нечно, становилась опасность того, что где-то, когда-то может
произойти неприятность.
Это стало людьми как-то ощущаться, но все таки борьба с эти-
ми опасностями велась, как борьба с каждым конкретным случаем: на
какой-то станции выйдет из строя парогенератор - вот начинают
приниматься решения по изменению конструкции парогенератора, ну
и, конечно, рано или поздно добиваться улучшения ситуации.
Потом еще что-то случиться: на РБМК канал какой-то разор-
вется, - вот, значит начинают исследовать - почему канал обор-
- 12 -
вался - в цирконий ли дело; в режиме ли эксплуатации станции; в
каких-то других обстоятельствах.
Ну, улучшается при этом качество производимого циркония и
качество изготовления труб из него, улучшается режим эксплуатации
- и вот успокаиваются до следующего какого-то, - очередного, слу-
чая.
Вот мне все казалось, что это не научный подход к проблемам
безопасности атомной энергетики, но опять же, в силу того, что
мои профессиональные занятия находились в другой области, и здесь
я был наблюдателем, интегрирующим всякого рода такую информацию,
которую невозможно было обсудить в Министерстве абсолютно, - по-
тому что там привыкли к совершенно конкретным инженерным разгово-
рам: как сталь на сталь заменить, изменить ту или иную технологи-
ческую систему.
Все концепционные разговоры, все попытки какого-то такого
научного последовательного подхода к этой проблеме осуществить,
они не воспринимались никак.
Вот, накануне Чернобыльских событий, так дело все и развива-
лось.
Причем, количество предприятий, которым поручалось изготов-
ление различных элементов оборудования атомных станций увеличи-
лось ведь то же.
Начали строить "Атоммаш", вновь появилось много молодёжи,
как наша пресса писала, завод построен был очень неудачно.
Качество, конечно, специалистов, которым еще предстояло
осваивать свои профессии, желало много лучшего. Все это было вид-
но, об этом комсомольцы, которые организовывали при ЦК комсомола
штаб, помогающие развития атомной энергетики, много документов
писали. Это было видно на станциях.
Особенно я был огорчен после посещения нескольких западных
станций.
Особенно когда посмотрел станцию "Ловиса" в Финляндии. Стан-
ция построенная по нашей идеологии. Наша, собственно, станция.
Только строилась она финскими строителями.
Только выбросили всю нашу систему автоматизированного управ-
ления и поставили Канадскую. Заменен целый ряд технологических
средств, - наши были исключены из эксплуатации, а поставлены либо
шведские, либо свои собственные. Порядки, заведённые на этой
станции, резко отличались от наших, начиная от входа на станцию,
внешнего порядка на ней, обучения персонала, потому что на этой
станции был нормальный тренажер, на котором весь персонал прохо-
дил периодическое обучение и разыгрывал возможные ситуации, кото-
рые могут быть на реакторе.
Поразило меня время, за которые на этой станции осуществля-
лась перегрузка. Очень интересно, персонал станции имел 45 чело-
век, если мне память не изменяет, штата людей, которые занимались
операцией подготовки перегрузки, т.е. они планировали кто должен
участвовать в перегрузке из людей не работающих на станции. Под-
бирали персонал. Договаривались о времени. Договаривались об
- 13 -
инструменте. Договаривались о последовательности проводимых опе-
раций. Велась в течении полугода, примерно, очень тщательная раз-
работка процедуры перегрузки.
Зато самая перегрузка занимала 18-19 дней, в то время как у
нас она занимает там месяц-полтора, иногда и два месяца.
Зато оперативного персонала там существенно меньше чем у
нас. Внешняя чистота станции. Оснащенность станционных лаборато-
рий. Всё это разительно отличалось от того, что имеем мы у себя в
Советском Союзе.
Да, еще я хотел бы сказать, о системах управления.
Как только вспомнишь, как же управлялась наша атомная энер-
гетика: Минэнерго, с его главками; Минсредмаш, с его главками;
Главный конструктор; Научный руководитель; на всех уровнях специ-
алисты (от начальника лаборатории до директора института), - мог-
ли запрашивать информацию, вмешиваться в работу станции, писать
докладные, чего-то такого предлагать, излагать, многочисленные
ведомственные Советы, на которых чего-то обсуждалось и все это
очень не стройно, не организованно, и не представляло из себя ка-
кого-то единого естественного рабочего процесса, а каждый раз это
было откликом на некоторое техническое предложение, или на неко-
торую аварию, или на некоторую пред-аварийную ситуацию.
Вот все это создавало впечатление какой-то неряшливости и
какого-то массового движения в неорганизованные работы в области
атомной энергетики.
Это, кстати я менее остро чувствовал потому, что мои
собственные функции сводились к тому, что бы в энергетической ко-
миссии определять темпы ввода атомных электростанций во времени,
ход событий, структуру атомной энергетики. Это, все таки, были
перспективные вопросы.
А текущей деятельности я касался косвенно, в силу того, что
это не было моей профессией, тем более мне не было поручено.
Но так все, чем больше я узнавал что там происходит, - тем
тревожнее становилось.
Ну вот поэтому, когда Николай Иванович РЫЖКОВ на Политбюро и
сказал слова о том, что атомная энергетика с неизбежностью шла к
тяжелой аварии, сразу все эти, накопленные за многие годы, факты
как-то выстроились у меня в одну линию и его слова светили, что
это же так на самом деле и было.
И в общем-то все специалисты, - ученые, по крайней мере, -
каждый в разное время и с разных трибун об отдельных фрагментах,
свидетельствующих, что мы находимся на дороге, ведущей к трудной
аварии, говорили:
- говорил Анатолий Петрович АЛЕКСАНДРОВ, неоднократно приво-
дя разительные примеры небрежности при монтаже атомных элект-
ростанций;
- говорил СИДОРЕНКО, говоря о беспорядках в эксплуатации и
документации;
- говорили молодые специалисты; и
- говорили люди которые занимались материаловедением.
- 14 -
Возникала проблема неожиданно с тем, что, скажем, оказалось,
что образцы-свидетели, опущенные в ту же финскую станцию "Ловиса"
показали, что ресурс корпуса реактора может не выдержать заданных
проектных параметров, - там на 30-40 лет, а он может работать су-
щественно меньше.
Сразу начались отчаянные исследования, предложения, которые
к настоящее время выработаны, - как справиться с ситуацией,
(окончание стороны "А", части 5) как продлить ресурс работы кор-
пуса.
Все это вот носило такой какой-то значит спародический, вне-
запно возникающий, характер. Но с одной стороны это можно было бы
объяснить молодостью этой отрасли техники, и в какой-то степени
это так, но, с другой стороны, это носило отражение и какого-то,
в общем, неправильного стиля работы в целом.
Вот когда Николай Иванович свои слова эти произнес, когда
все это ретроспективно, как прожектором, я осветил - все пред-
шествующие события - я понял, что это правильные слова. Но понял
я и другое, - что это не специфика атомной энергетики, что это
все следствие организации работ вообще по созданию, тем более
быстрому созданию, новой техники в которой нуждается народное
хозяйство.
Вот способ организации работы на строительных площадках:
несостыкованность разного типа производств (производств, скажем,
тепловыделяющих элементов); машиностроительного оборудования; не-
готовности строителей принять это оборудование вовремя; замусо-
ренность строительных площадок; постоянная такая, какая-то непо-
нятная динамика в количестве работающего строительного персонала
(строительного, я имею ввиду, на атомных станциях) - то очень
много, то очень мало; то, так сказать, разворачиваются работы на
станции, то вдруг останавливаются, потому что нет того или иного
оборудования...
Все это вместе взятое очень неприятный характер носило и, в
то же время, вряд ли было исключительным и специфичным только для
атомной энергетики.
Поэтому слова-то Николая Ивановича РЫЖКОВА надо было прини-
мать, наверное, существенно шире. И я для себя, вот после того
как побывал на Чернобыльской станции после аварии, когда познако-
мился со всем что там происходит, - для себя то я лично сделал
точный и однозначный вывод, что Чернобыльская авария - это апофе-
оз, это вершина всего того неправильного ведения хозяйства, кото-
рое осуществлялось в нашей стране в течении многих десятков лет.
Конечно, то что произошло на Чернобыле имеет не абстрактных,
а конкретных виновников. Мы уже сегодня знаем, что система управ-
ления защитой (СУЗ) этого реактора была дефектна и ряду научных
работников это было известно и они вносили предложения как этот
дефект убрать.
Конструктор, не желая, так сказать, быстрой дополнительной
работы, не спешил с изменением системы управления защиты. При
этом есть конкретные, конечно, виновники.
- 15 -
То, что происходило на самой Чернобыльской станции, в тече-
нии ряда лет: вот, проведение, так сказать, экспериментов, прог-
рамма которых составлялась чрезвычайно небрежно и неаккуратно.
Перед проведением экспериментов не было никаких розыгрышей воз-
можных ситуаций, т.е. не разыгрывались ситуации:
- а что будет если вдруг эта защита откажет;
- а что будет если процесс пойдет не так как программа пред-
полагает;
- как персонал должен поступать в том или другом случае;
- а можно ли реактор оставлять на мощности при прекращении
подачи пара на турбину;
- а если это произойдет, то что может при этом случиться;
- а что даст подключение четвертых насосов ГЦН (главных цир-
куляционных насосов).
Вот все это, казалось бы, с точки зрения любого здравого
смысла должно было быть разыграно перед экспериментом и этим или
любым другим.
Но ничего подобного, конечно, не происходило. Принебрежение
к точке зрения Конструктора и Научного руководителя было полным.
С боем нужно было...(запись стерта).
Кстати, о разговорах с Михаилом Сергеевичем ГОРБАЧЁВЫМ.
Трижды мне по телефону приходилось с ним разговаривать там, нахо-
дясь в Чернобыле.
Все это носило довольно странный характер. Он звонил, конеч-
но, второму председателю Правительственной комиссии, товарищу СИ-
ЛАЕВУ Ивану Степановичу, может он звонил ЩЕРБИНЕ и с ним разгова-
ривал, но это было вне моего присутствия. А вот когда мы были у
СИЛАЕВА, то раздавались звонки от ГОРБАЧЁВА. Иван Степанович да-
вал ему свою информацию, а затем, когда дело шло о каких-то более
детальных специфических, профессиональных вопросах, он спрашивал:
"Кому дать трубку, ВЕЛИХОВУ или ЛЕГАСОВУ ?"
Вот в первом разговоре он сказал: "Давай ЛЕГАСОВУ трубку". Я
стал с ним разговаривать. Вот он, Михаил Сергеевич, минуты
три-четыре говорил: "что же там делается, меня эта проблема очень
волнует, уже имя ГОРБАЧЁВА начинают во всем мире трепать, в связи
с этой аварией и, значит, поднялся массовый такой психоз в мире.
Какое там истинное положение ?"
В ответ на это я ему обрисовал положение, что в основном,
поскольку это уже было существенно после 2-го мая, где-то звонок
был 4-5 мая, что в основном основные выбросы из разрушенного бло-
ка прекращены, что в настоящее время ситуация контролируемая.
Масштабы загрязнений и зоны прилегающие к Чернобыльской станции и
масштабы загрязнения всего мира, в целом, нам более или менее по-
нятны. Нам уже было ясно, что пострадавших от лучевого поражения,
кроме тех кто работал во время аварии на Чернобыльской станции,
ожидать маловероятно, что контроль за населением ведется тщатель-
ный, что если будут в странах, на которые попали некоторые ради-
оактивные выпадения в результате аварии, приняты правильные ин-
- 16 -
формационные и санитарные меры, то никаких реальных последствий
для здоровья людей не будет.
Это я говорил Михаилу Сергеевичу 6-го мая, скорее всего еще
не зная того, что 6-го же мая к таким же выводам пришла Сессия
Международной Всемирная организация здравоохранения, специально
собранная по этому вопросу. Она так же пришла к выводу, что ка-
кой-то угрозы населению Западной Европы, других стран, происшед-
шая авария не несет.
Ну, рассказал о конкретной обстановке: где тяжелые участки,
связанные с большими уровнями загрязнения; где обстановка более
менее благоприятная; как идут работы.
Он удовлетворился этим разговором.
На следующий день, во время то же нашего нахождения у Ивана
Степановича СИЛАЕВА повторно раздался его звонок и на этот раз он
просил что бы трубку взял Евгений Павлович ВЕЛИХОВ.
Его он стал спрашивать о причинах, все-таки, происшедшей
аварии, но Евгений Павлович начал давать несколько путанные та-
кие, значит, пояснения и тут же сказал, что лучше об этом расска-
жет Валерий Алексеевич, ну и трубка была передана мне и я, может
быть излишне детально, но передал причины происшедшей аварии.
И вот в этот момент Михаил Сергеевич попросил написать ему
личное письмо, и, что меня удивило, именно мне на мое имя пришли
письмо что как там происходило и что нужно сообщить. Ну вот я тут
же сел за написание этого письма и потом, после некоторой редак-
ции Ивана Степановича СИЛАЕВА, оно ушло в ту же ночь на имя ГОР-
БАЧЁВА, за подписью СИЛАЕВА, ВЕЛИХОВА и моей подписью.
Иван Степанович СИЛАЕВ, в составе своей смены, наибольше
внимания, в процессе работы, уделял строительным работам, органи-
зацией бетонных заводов, или организацией подвоза бетона, потому,
что самому ясно было, что нужно площадку около 4-го блока макси-
мально бетонировать.
Он очень сильно гневался на, скажем, первого заместителя Ми-
нистра энергетики и электрофикации МАКУХИНА, который, казалось
ему, работает нерасторопно, и там даже поторопился принять реше-
ние такое, что я снимаю Вас с работы. Это решение, которое потом
не состоялось, но слова такие произносились.
Именно Иван Степанович СИЛАЕВ ввел систему материального по-
ощрения за проведение наиболее опасных работ. А наиболее опасными
работами, в его бытность, было определение: находится или не на-
ходится, имеется ли вода, в верхнем и нижнем барбатерах, в поме-
щениях находящихся под реакторным залом, потому, что это было
важно.
Еще мы боялись того, что часть расплавленного топлива туда
попадет и возможно такое мощное парообразование, которое вынесет
дополнительную активность наружу.
И вот нужно было бы знать: свободны ли эти барбатеры и, за-
тем, оставлять ли их пустыми, значит, заливать ли их, может быть,
бетоном специальных марок. Вот вся эта группа вопросов, которую
взял в свои руки Иван Степанович СИЛАЕВ.
- 17 -
Подойти к этим борбатерам было довольно трудно, потому, что
рядом расположенные коридоры были заполнены водой с того момента
когда реактор пытались охлаждать водой. Уровень воды, активность
ее была высокой - до кюри на литр доходила активность воды в от-
дельные моменты времени и в отдельных точках.
Включились откачные устройства, эту воду скачивали, и все
таки, значит, задвижку, с помощью которой можно было открыть и, с
помощью которой, можно было понять: есть ли в борбатерах вода,
значит, - удалось сделать одному из работников станции в очень
непростых условиях и вечером его Иван Степанович торжественно
поблагодарил и вручил пакет с тысячей рублей. Он получил на это
соответствующее разрешение.
И я видел лицо человека который был с одной стороны очень
горд, что ему удалось эту непростую работу в непростых условиях
выполнить. И с другой стороны видно было как он этот пакет с
деньгами мял, не как награду, в общем-то говоря, ему и отказаться
от этих денег было неудобно и в то же время сама денежная форма
награды как-то его, значит, не очень радовала, что-ли, потому
что, действительно, в тот период времени, - особенно, люди там
боролись с аварией, старались выложиться, сделать все что можно,
не думая ни о каких поощрениях ни материальных ни моральных.
Все работали единым коллективом, стараясь найти наиболее
правильное решение.
В этот период времени страшно было смотреть на товарища КОН-
ВИЗА. Это главный инженер проекта той станции - Гидропроекта, по-
тому, что он, по-моему не спал ни минуты и естественно для того,
чтобы искать те или иные подходы к различным помещениям. Все вре-
мя обращались: либо к его чертежам, либо просто к его памяти, к
его опыту.
Вот здесь я должен вспомнить таких много досадных эпизодов,
потому что смотришь на чертежи, скажем: должен быть свободный ко-
ридор. По этому коридору начинаешь движение - оказывается коридор
перегорожен какой-то стенкой. Стенкой видимо возникшей, созданной
по каким-то инженерным соображениям после завершения проекта.
Этого не должно было быть в проекте, а она существует и не отра-
жена ни в каких чертежах.
Возникали обратные ситуации, когда, скажем, в соответствии с
чертежами должна быть глухая стена, а на самом деле там был двер-
ной проем. С этим мы то же сталкивались.
Особенно трудно приходилось шахтерам, потому, что оказалось,
что на территории станции огромное совершено количество труб и
плит было захоронено в земле и, поэтому, когда они осуществляли
свои работы щитовой проходкой или иным способом, рассматривая
чертежы подземных коммуникаций, казалось бы для них проход был
свободен, но начиная практическую работу они сплошь и рядом на-
талкивались на препятствия, никак не отраженные в рабочих черте-
жах.
Вот этого в огромном количестве встречающегося несоот-
ветствия между документальной частью, которая находилась на стан-
- 18 -
ции и фактическим положением дел на различных отметках станции и
подземных сооружений было много и все это конечно производило
впечатление огромного невнимания, огромной неряшливости в ведении
такого документального хозяйства, которое должно было быть точно
и на каждый момент времени описывать состояние: и строительных
конструкций, и проходов, и электрических коммуникаций.
Вот таких неряшливых элементов встречалось, к сожалению,
достаточно много.
При этом хотелось бы обратить внимание на то обстоятельство,
что хотя такие факты конечно и в обыденной-то жизни раздражают,
но в тот момент времени настолько целеустремленными были действия
людей, на столько быстрее хотелось каждому закончить свой
собственный участок работы, что вот все эти многочисленные факты
предшествующей неряшливости как-то не вызывали особого крика, шу-
ма и всё это отступало на второй план, относительно желания как
можно быстрее справиться с задачей.
Количество людей, пребывающих на площадку, все время увели-
чивалось потому, что каждая из групп требовала себе новых помош-
ников: приезжающих либо с приборами, либо с документами, либо с
рабочими инструментами, которые требовались для выполнения опера-
ции.
Это увеличение количества людей требовало и новых способов
организации дела потому, что действительно уже так просто - глаз
в глаз нельзя было давать каких-то конкретных поручений и ими ог-
раничиться.
Поэтому, когда основные проблемы оказались решенными (основ-
ными проблемами я называю проблемы ограждения людей от не-
посредственной опасности и локализацию самой аварии), то встал
вопрос способов управления всеми теми многочисленными коллектива-
ми, которые по предложениям Правительственной комиссии, по реше-
нию Оперативной группы Политбюро ЦК КПСС, пребывали, во все воз-
растающем количестве, вместе с техникой, на площадку Черно-
быльской атомной электростанции.
Нужно было организовать одновременно целый ряд совершенно
разнородных по своему содержанию работ. Прежде всего: вести про-
ектирование укрытия, которое потом получило в быту название "сар-
кофаг". Это проектирование должно было происходить одновременно и
на самой площадке и в тех проектных организациях, которые распо-
ложены были в различных городах Советского Союза, главным образом
в Москве и в Ленинграде.
Нужно было немедленно заниматься дезактивацией по-зонно, по
принципу: от наиболее загрязнённых участков к не менее загрязнён-
ным участкам. Нужно было производить разведку территории, продол-
жать эту разведку и уточнять характер распространения радиоактив-
ности уже уже распространяемой ветровым переносом, уже распрост-
раняемой техникой.
Нужно было решать проблему ревизии оборудования 1-го и 2-го
блоков, ревизию здания оставшегося и оборудования 3-го блока.
Нужно было оценить состояние вообще всех помещений, террито-
- 19 -
рий, участков самой Чернобыльской станции, окружающих ее районов,
транспортных магистралей.
Нужно было подготовить место для расположения воинских
частей, прибывших на помощь в этой ситуации, расположение строи-
тельных организаций, организовать четкую систему управления как
научно-исследовательскими, проектными, так и исполнительными ра-
ботами по совершенно различным направлениям самого этого исполне-
ния.
Система управления этого сложного механизма создавалась
постепенно.
Первые две группы: она, во главе с Борисом Евдокимовичем
ЩЕРБИНОЙ, вторая, во главе с Иваном Степановичем СИЛАЕВЫМ заняты
были исключительно решением самых неотложных, самых оперативных
вопросов.
Появление товарища ВОРОНИНА на площадке уже привело к тому,
что начал обрисовываться облик организации всех работ. Уже возник
порядок заказа тех или иных материалов; последовательность выпол-
нения тех или иных заданий, поручений. Уже стало ясно, что одна
группа исследователей занималась территорией, другая группа
исследователей занималась самим 4-м блоком, третья группа, уже не
исследователей, а исполнителей она приступила (это главным обра-
зом это воинские части приступили) к дезактивации помещений 1-го
и 2-го блока и началась подготовка к фронту строительных работ по
сооружению саркофага, потому что в это время в Москве шли проект-
ные работы.
Товарища ВОРОНИНА сменил Юрий Никитич МАСЛЮКОВ и во время
его пребывания уже начались очень активные работы по сооружению
новых помещений, новых поселков для эвакуированных людей, нача-
лась обработка дорог и уже начал готовиться фронт работ перед
четвертым блоком для сооружения саркофага.
Еще сам саркофаг не сооружался но уже подступы к нему бето-
нировались, наиболее загрязненные участки на площадке - либо уда-
лялись, либо бетонировались для того, что бы строители могли на-
чинать работу по сооружению саркофага.
Когда на площадке появился товарищ ГУСЕВ, со своей командой,
то уже основные проектные решения прорисовывались: уже было при-
нято решение о том, что строительство саркофага поручить СУ 605 -
организации Министерства среднего машиностроения, и нужно было
провести тщательную разведку внутренего состояния 4-го блока, в
надежности сохранившихся его конструкций, для того, что бы проект
мог опираться на какие-то экспериментальные, на какие-то прове-
ренные данные.
И когда товарищ ВЕДЕРНИКОВ, со своей командой появился на
площадке, он сменил ГУСЕВА, то в это время уже началось сооруже-
ние саркофага.
Причем, именно при товарище ВЕДЕРНИКОВЕ, с участием руково-
дителя группы Института атомной энергии, товарища ТУТНОВА, было
принято решение, облегчающее и темп и ход строительства саркофа-
га, потому что первоначально по проекту предполагалось возводить
- 20 -
полностью бетонный купол над развалинами, но расчетные оценки по-
казали, что время на сооружение саркофага может быть существенно
сокращено, если бетонный купол, надежность которого ставилась под
сомнение (выдержит ли конструкция его), будет заменена, так назы-
ваемым, трубным накатом, то система трубы до последующей крыши,
которая закрывала бы саркофаг от возможности пылеуноса радиоак-
тивности и, в то же время, конечно, какое-то количество излучения
через это верхнее покрытие саркофага уходило бы, но оно было бы
сравнимым и, даже было бы меньшим чем суммарная активность от
всего того что находилось на площадке.
Правильное решение было принято в период работы товарища ВЕ-
ДЕРНИКОВА. И так последовательно, так вырисовывалась структура
организации работ.
Она сводилась к тому, что исследовательская группа Института
атомной энергии, вместе со специалистами, должны были (группу
Иинститута атомной энергии последовательно возглавляли различные
специалисты такие как Юрий Васильевич СВИНЦЕВ, Анатолий Михайло-
вич ПОЛЕВОЙ, ТУТНОВ, как я уже сказал, затем во главе этой группы
стоял товарищ КУХАРКИН Николай Евгениевич. Очень большую работу
проводили в тот период когда во главе этой группы находился това-
рищ ПОЛОГИХ Борис Григорьевич. Вот исследовательские группы, в
составе которых, особенно большую работу провели КУЛАКОВ, БОРО-
ВОЙ, например), и это было их основное назначение, тщательно
исследовать помещения 4-го блока:
- во-первых, найти там топливо, определить как оно там
распределено;
- во-вторых, ввести максимальное количество датчиков, кото-
рые могли бы характеризовать состояние 4-го блока.
Тут нужно отдать должное специалисту Института атомной энер-
гии товарищу ШЕКАЛОВУ, а также специалистам из Украинского (Ки-
евского) Института ядерных исследований, которые приложили огром-
ные усилия для того что бы найти: правильные проходки, ввести не-
обходимые датчики, протянуть к ним кабели.
Ну, скажем, что касается нейтронных датчиков, то ими зани-
мался ЦНИИП Министерства среднего машиностроения. Его специа-
листы, под руководством товарища ЖЕРНОВА.
В общем, специалисты-исследователи, одна из задач для кото-
рых была: - оснастить 4-й блок всевозможными датчиками измерения
гамма-полей; нейтронных полей, возможных; замера температуры; за-
мера расхода воздуха; замера концентрации водорода, если бы он
вдруг появился в системе и пр. Вот эти датчики размещались на
различных объектах.
Это была, в общем, и опасная, и трудная физически работа,
потому что нужно было каждый раз ходить в блок и искать наиболее
подходящие участки для того что бы надежно диагностировать состо-
яние 4-го блока. Это одна группа работ.
Одновременно проводились непрерывные видео и фотосъёмки по-
мещений 4-го блока, которые позволяли проектантам выбирать пра-
вильно решения для того что бы последовательно сооружать сам сар-
- 21 -
кофаг.
При этом проектная группа НИПИЭТа - Ленинградская проектная
организация Министерства среднего машиностроения - работала не-
посредственно в Чернобыле, на площадке, и целый ряд проектных ре-
шений, хотя генеральный проект был разработан еще в Институте, но
целый рад проектных решений принимался там, на ходу.
Тут просто совершенно огромную работу проводил товарищ КУР-
НОСОВ - главный инженер этого проекта и главный инженер институ-
та, когда каждый раз находил соответствующие решения когда возни-
кала та или другая трудная ситуация.
А трудные ситуации были:
- попытка, скажем, подать бетонный раствор на одну из отме-
ток оказалась неудачной потому что были достаточно большие щели
через которые бетон проливался на нижние отметки. Нужно было при-
думать какие то способы удержания бетона на нужных отметках.
- не все опоры были достаточно надежными, поэтому приходи-
лось их укреплять.
Вот такая дружная работа исследователей и проектантов приве-
ла, в конце концов, к тому, что сооружения оказались достаточно
надежными.
Это была одна группа работ.
Вторую группу работ, в это время, вели специалисты-строители
из Минэнерго, которые возводили временный поселок, временное
жилье на поселке Зеленый мыс.
Там был заказан целый ряд сборных домиков финского произ-
водства, а так же советского производства. И для вахтовиков, ко-
торые должны были обеспечивать работу 1-го и 2-го блоков, был
сооружен очень культурный поселок, со всеми, в общем говоря,
удобствами: с местом для проживания, с магазинами, с культурными
учреждениями.
Этот поселок был возведен буквально за несколько месяцев.
Вот за его сооружением постоянно наблюдал лично Борис Евдо-
кимович ЩЕРБИНА, обращал внимание не только на то что бы было там
место где людям было бы где выспаться после работы, но и на то,
что бы там были цветы, что бы столовая работала не хуже чем в лю-
бых других точках Советского Союза, с тем что бы люди чувствовали
себя комфортно.
Вот эти организации Минэнерго и занимались поселком в Зеле-
ном мысу, а также сооружением целого ряда станций дезактивацией
техники, которой, к тому времени, появилась уже на площадке
достаточно много.
Сама Правительственная комиссия в это время уже перебралась.
Работа проходила по прежнему в Чернобыле, в помещении районного
комитета партии, бывшем, а место пребывания и место ночевки было
перенесено на расстояние примерно 50 км от Чернобыля и там распо-
лагалось и руководство Правительственной комиссии и целый ряд
специалистов которые приезжали для выполнения тех или иных работ.
Большая группа исследователей из разных учреждений Советско-
го Союза, из Академии наук, из Института атомной энергии им. Кур-
- 22 -
чатова (когда я говорю: Академии наук, например, я имею ввиду ГИО-
ХИ, конечно, всю Украинскую Академию наук), вся эта группа иссле-
дователей занималась в это время детальной сёмкой радиоактивного
загрязнения местности.
Причем использовались: как отборы проб, статистически досто-
верные, на местах, с последующим анализом в радиохимических лабо-
раториях, которые были развернуты ранее в Чернобыле, а часть проб
отправлялась в Институты - в радиоинститут, или Институт атомной
энергии, так и вертолетные съемки гама-полей, которые с вертоле-
тов могли наблюдаться. При этом эти съемки велись как по сумме
гамма-излучения, так и снимался изотопный спектр гамма-излучения.
И были найдены таривиации между содержанием отдельных изото-
пов, по содержанию которых, относительно, можно было предвидеть
содержание плутония, например, попавшего в окружающую среду.
При этом, конечно, и непосредственный подбор проб, на содер-
жание плутония и других тяжелых альфа-активных элементов, велся
непрерывно методом пробо-отбора, с тем, чтобы сопоставлять данные
вертолетные с непосредственным пробо-отбором.
Обязанности были распределены таким образом, что все, что
находилось вне 30 километровой зоны, вот все это, контролирова-
лось - и с воздуха, и с земли - службами Госкомгидромета, которые
возглавлял член-корреспондент Юрий Антонович ИЗРАЭЛЬ, который, я
не знаю точно сколько времени провел в этом Чернобыле, который
самое тщательное участие принимал: и в сборе данных, и в правиль-
ной их оценке, и в истории появления тех или иных пятен, загряз-
ненных.
В общем, огромная работа была проведена, в итоге которой,
вне 30-ти километровой зоны, появлялись все более и более точные
карты, которые говорили о степени загрязнения различных террито-
рий.
Ну, в этой 30-ти километровой зоне речь шла в основном о
загрязнении главным образом цезием, потому что возникло несколько
цезиевых пятен (вот в картах они будут приводиться) и цезиевые
карты начали формироваться в период с начала аварии по 20 мая,
после чего формирование их прекратилось.
Соответствующим образом, по существующим санитарным прави-
лам, были приняты решения, в соответствии с которыми были уста-
новлены предельные значения, которые допускали проживание людей в
загрязненных территориях теми или иными изотопами и, в соот-
ветствии с этими правилами, уже местные власти поступали: отселя-
ли людей или оставляли их жить, переводя на привозное питание,
или объявляли зону достаточно свободной для проживания и исполь-
зования земель.
В это же время Госагропром и специалисты Минсредмаша так же
проводили анализ различных сельскохозяйственных культур, опреде-
ляли степень их загрязнённости, вели наблюдение за лесами, полями
вокруг Чернобыльской станции - вне 30-ти километровой зоны и
внутри неё.
Что касается самой 30-ти километровой зоны, то она была
- 23 -
предметом заботы специалистов Минатомэнерго, специалистов Курча-
товского Института, Радиевого института и специалистов Украинской
Академии наук.
В сентябре месяце закончилась работа сменных составов Прави-
тельственной комиссии. Была вся работа возложена на пересмотрен-
ный состав первой Правительственной комиссии (это которую возг-
лавлял Борис Евдокимович ЩЕРБИНА), утвержден её новый состав.
И уже впоследствии, начиная с сентября и далее за всю работу
на площадке Чернобыльской станции и в пораженной зоне, вообще,
отвечала эта Правительственная комиссия. Она принимала все реше-
ния, рассматривала все проекты, все замечания и вела всю работу.
Последовательность проведения операций состояла в следующем.
Вот где-то к сентябрю, в основном была закончена эвакуация насе-
ления и население было размещено в новых поселках. Часть персона-
ла станции получила квартиры в городе Киеве, некоторые в городе
Чернигове. В общем такие бытовые, человеческие проблемы были ре-
шены.
Было принято решение строить город Славутич, потому что с
самого начала было ясно, что вахтовый метод может быть применен
только как временный метод работы на атомной станции.
Поэтому начал проектироваться новый город Славутич, который
заменил бы город Припять, как постоянный город проживания энерге-
тиков.
Августовско-сентябрьский период был периодом активной подго-
товки к пуску 1-го и 2-го блоков ЧАЭС. Этот пуск был успешно осу-
ществлен. Причем, перед тем как пускать эти блоки, весь комплекс
разработанных специалистами мероприятий, дополнительно повышающих
безопасность этого типа станций, был осуществлен и проверен.
Причем на 1-м блоке - частично, а на 2-м блоке - в полном
объёме. Это была такая, как бы основная, задача того периода вре-
мени.
Параллельно с подготовкой к пуску 1-го и 2-го блоков, с осу-
ществлением пусковых операций, шла работа по сооружению саркофа-
га. Первоначальный срок его сооружения был где-то конец сентября,
но целый ряд естественно возникших препятствий помешали выполнить
эту работу в срок. Но, я повторю, потому, что все время возникали
какие-то непредвиденные обстоятельства:
- то были слишком широкие щели, которые не могли удержать
бетон, бетон не затвердевал и невозможно было установить опоры,
на которые потом располагались бы соответствующие конструкции;
- то возникали проблемы подбора таких материалов (ими зани-
мались, кстати, то же Киевские специалисты, в конце-концов они то
же были использованы), которые закрывали бы щели в элементах
трубного наката;
- нужно было сделать проект принудительной вентиляционной
системы саркофага, чтобы в том случае, когда не хватало бы
естественной вентиляции, можно было бы отводить тепло, включением
принудительной.
Вот все эти вопросы постепенно, в ходе проектирования реша-
- 24 -
лись и уточнялись в ходе сооружения саркофага 4-го блока.
Его сооружение, это целая эпопея.
Повторяю, что проектные группы работали прямо на месте. Ра-
бота велась с помощью двух кранов, производства Федеративной
Республики Германии, фирмы "Демах". Вот с этих кранов шла основ-
ная работа, но много таких отделочных работ, работ которые позво-
ляли бы повысить надежность саркофага, конечно, приходилось де-
лать вручную и с применением различных робото-технических уст-
ройств.
Но оказалось, как я уже говорил, что робото-технические уст-
ройства, все которые мы имели: свои собственные и те что были за-
куплены за рубежом, - практически оказались непригодными для ра-
боты в тех условиях.
Скажем, если роботы имели достаточно надежную электронику,
то они не могли преодолевать препятствия, связанные с большим ко-
личество разрушений зданий 4-го блока и останавливались. По этой
причине не могли быть использованы. Если, скажем, в руки исследо-
вателей попадали роботы, удачные по проходимости, в самых трудных
таких ситуациях, то электроника в высоких гама-полях отказывала и
роботы то же останавливались.
Поэтому многие могли видеть, и вот здесь в тексте мы приво-
дим картинку с одиноко стоящими роботами на крышах зданий.
Вот там пытались использовать роботы для того, что бы заг-
рязненные поверхности крыш здания, в котором располагались 3-й и
4-й блоки, а также крышу реактора, очистить от радиоактивных заг-
рязнений. Так пытались применить роботы, но в общем-то большой
удачи это не приносило.
Наиболее удобные технические средства были созданы специа-
листами НИКИМта. Эта организация, директором которой был ЮРЧЕНКО
Юрий Фёдорович. Он сам большое количество времени провел на пло-
щадке. Под его руководством и создавалась техника, испытывалась и
использовалась.
Ну, собственно-то техника какая? Обычная. Обычные бульдозеры
и скреперы, но усиленные свинцовыми листами, чтобы внутри этой
техники защищался человек. И вот на такого рода устройствах
основные работы дезактивационного характера (в наиболее трудных
местах) и были произведены.
Воинские подразделения занимались в основном дезактивацией
больших площадей на территории станции и внутри зданий этой стан-
ции. Работали они очень добросовестно, с высокой скоростью и
высокой отдачей. Конечно, во времени все менялось: и наше
представление, и способы работы.
Хорошо помню эпизод, когда мы с генералом КУНЦЕВИЧЕМ приеха-
ли в город Припять. Казалось, что произвести дезактивацию этого
города практически будет невозможно, потому что куда не сунешься
везде уровни радиации довольно высокие, скажем 700-800 милирент-
ген в час, вот такого масштаба мощностью дозы мы обнаружили при-
борами. Но сделали мы одну операцию: откололи куски облицовки од-
- 25 -
ного из зданий и увезли из из Припяти в Чернобыль.
И оказалось, что там эта облицовка давала 800 рентген в час,
а здесь не более 10 миллирентген в час. Ясно было, что источники
загрязнения не носили массовый характер, были локальные источники
загрязнения в городе Припяти, которые создавали такой общий фон,
создающий картину невозможности очистки этого города.
Когда разобрались с этим, когда наиболее активные изотопы
уже распались, в основном, то где-то в августе-сентябре началась
очень активная работа, проводимая силами военных организаций, по
дезактивации города Припяти. И город Припять был существенно очи-
щен от загрязнения (примерно в тот же самый период, когда закан-
чивалось сооружение саркофага).
Сооружая саркофаг (он еще сооружается) мы решали проблему
как закрывать щели. Были приняты решения: азбестовые мешки, за-
полненные полиэтиленовой крошкой, опускать в соответствующие
растворы, которые давали бы вспенивание и этими мешками были зак-
рыты все щели на крыше саркофага.
Но еще не закончились работы по саркофагу, как уже начались
работы по проверке состояния оборудования 3-го блока, по положе-
нию дел с ним. Возник вопрос, что делать с 5-м и 6-м блоком. Вот
какие вопросы возникали.
К октябрю 1986 года сложилась очень четкая ситуация по расп-
ределению работ:
- УС 605 Министерства среднего машиностроения завершал соо-
ружение саркофага, который потом получил название "Укрытие";
- строители Министерства энергетики занимались возведением
вахтового поселка в Зелёном мысу и некоторыми работами, связанны-
ми с созданием станции дезактивацией внутри 30-ти километровой
зоны и некоторыми работами на территории самой станции;
- Минатомэнерго вело работы по подготовке к пуску 1-го и
2-го блока и уже потихоньку начинали влезать в 3-й блок, в оценку
его состояния;
- воинские подразделения, вместе с организациями Минсредмаша
вели очистку крыш здания, в котором расположены были 3-й и 4-й
блоки Чернобыльской АЭС;
- воинскими же подразделениями продолжалась дезактивация тех
жилых посёлков, которые входили в 30-ти километровую зону;
- исследовательская группа, как я уже сказал, разделила свои
задачи на: изучение всего того, что осталось в 4-м блоке; поиск
топлива; и на максимальное насыщение его диагностической аппара-
турой.
Диагностическая аппаратура вводилась снизу 4-го блока. Из
барбатерных помещений вводились диагностирующие элементы через
просверленные боковые стенки, ведущие в помещение реакторного за-
ла и основная масса диагностирующей аппаратуры была введена свер-
ху, навешана на специальных фалах в помещении реакторного зала.
Другая группа исследователей, в это же время, занималась
иной задачей, а именно: определением миграции радионуклидов внут-
ри 30-ти километровой зоны и вне её.
- 26 -
Интересовал вопрос: на какие глубины проникают радионуклиды,
выпавшие на поверхности; как они задерживаются; испытывались раз-
личные приемы искусственного задержания радионуклидов на поверх-
ностях; решались проблемы защиты реки Припять от попадания в неё
радиоактивных элементов; осуществлялись мероприятия по недопуще-
нию загрязнения подпочвенных вод радионуклидами.
Ну вот, в последней области мепроприятия были довольно
простые. Было сооружено около 150 скважин, причем скважины были
как диагностические, так и рабочие. Диагностические скважины
постоянно работали и мерили (определяли) радиоактивность подпоч-
венных вод и, в случае необходимости, могли бы включаться рабочие
скважины, откачивающие загрязнённую воду.
Но, к счастью, за весь период работы, до сегодняшнего дня,
все диагностические скважины показали, что подпочвенная вода
всегда была чистая и ни разу не приходилось включать откачные
скважины.
Проводился комплекс исследований в пруду-охладителе, рядом с
Чернобыльской АЭС, где определялось состояние радиоактивности во-
ды, илов, и очень много внимания было уделено состоянию самой ре-
ки Припять, Киевскому водохранилищу.
Ну, в общем, довольно быстро было обнаружено, что сами воды
не имеют большой загрязненности, а илы были поражены и концентра-
ция радиоактивных элементов в илах, например, в пруду-охладителе,
достигала 10 в минус 5-й степени кюри,
(конец стороны "В", кассеты N 3, часть 6)
Текст соответствует аудиозаписи:
Следователи следственной группы
Генеральной прокуратуры Российской Федерации
старший советник юстиции xxxxxxxxxxxx
юрист 1-го класса xxxxxxxxxxxxxxx
академик Легасов В.А.
(текст на кассете N 4)
Ну, в общем, довольно быстро было обнаружено, что сами воды
не имеют большой загрязненности, а илы были поражены и концентра-
ция радиоактивных элементов в илах, например, в пруду-охладителе,
достигала 10 в минус 5-й степени кюри, в то время как содержание
радиоактивности в воде не превышало 10 в минус 8 - в минус 9 кюри
на литр.
Это были такие максимальные цифры.
Было сооружено большое количество дамб, плотин, назначение
которых было - задержать загрязнённый мусор, листву, все, что по-
верхностно воду загрязняло, с тем, что бы вдоль Припяти и дальше
по Днепру радиоактивность не распространялась.
Все эти работы проводились Министерством водного хозяйства
Советского Союза и Министерством водного хозяйства Украины.
Проводились в удивительно сжатые сроки.
Плотины проектировались и тут же строились, но и это сопро-
вождались все время исследовательскими работами, причем в тело
плотин вводились циолиты (циолиты - специально доставленные из
Армении и Грузии, обладавшие высокой сорбционной способностью)
для того, что бы можно было все микрочастицы и все компоненты ра-
диоактивных элементов, содержащихся в воде, задержать и не до-
пустить их дальнейшего продвижения.
По состоянию на сегодняшний день, можно сказать, что цель
эта была достигнута.
Примерно в то же самое время, когда Правительственная ко-
миссия была уже сформирована как окончательная, с Брисом Евдоки-
мовичем ЩЕРБИНОЙ во главе, и каких-то подмен и замен больше не
существовало, примерно в это же время, по решению Правительства в
Академии наук был создан Координационный Совет по Чернобыльской
проблеме, во главе с Анатолием Петровичем АЛЕКСАНДРОВЫМ, ну, я
был назначен его первым заместителем и в состав входили руководи-
тели основных ведомств, которые были связаны с проведением работ
вокруг Чернобыля, и так же наиболее крупные специалисты, такие
как, скажем, академик СОКОЛОВ, академик МИХАЛЕВИЧ и академик ТРЕ-
ФИЛОВ, которые были связаны с конкретными работами, экологическо-
го или технического характера, связанного с ликвидацией
последствий аварии.
Нужно сказать, что когда работа приняла такой организованный
характер, когда усилия были распределены между различными ве-
домствами и различными кураторами, то, конечно, порядка и ясности
стало гораздо больше, чем в первые дни, когда чрезвычайные задачи
решались, но не вся работа, конечно, шла гладко.
Например, состояние загрязнения крыш зданий 3-го и 4-го бло-
ков, перемеривалось многократно, причем получались довольно раз-
ные цифры и разные результаты: - от сногсшибательно высоких до,
сравнительно умеренных цифр. Поэтому неоднократно приходилось и
мне самому, и специалистам-военным, которые в это время разверну-
- 2 -
ли, очень удачно, в городе Овруч, исследовательский Центр, кото-
рый позволял бы большому контингенту военных специалистов вести
работы по дезактивации, по измерению, в общем, все работы которые
поручались военным, вести осознанно.
Этот Центр проводил тот же очень большую работу по измерению
состояния радиоактивности, по выносам радиоактивности, по ветро-
вому переносу, по динамике состояния различных территорий и внес
свой большой вклад в научно-исследовательском и практическом пла-
не во все те работы, которые проводились в Чернобыле.
Причем нелегко решались задачи.
Например, недалеко от атомной станции был сильно загрязнен
(до нескольких рентген в час первоначальная мощность излучения
была), большой участок леса, который получил название "Рыжий
лес".
Вот судьба этого леса.
Вносились различные предложения:
первое - не трогать его и оставить в том виде в котором он
есть с его активностью, считая что как-то природа сама перерабо-
тает все, то есть хвоя, наиболее зараженная, опадет, после этого
хвою можно будет собрать и захоронить, а стволы деревьев, сучья -
все это будет оставаться довольно чистым;
второе предложение было, наоборот - сжечь весь этот лес и
даже эксперименты проводились по сжиганию фрагментов этого заг-
рязненного леса, но эти эксперименты показали, что все таки с
продуктами горения уходит достаточно большое количество радиоак-
тивности.
В конце-концов было принято решение - спилить часть леса,
оттранспортировать его, захоронить, а оставшуюся площадку просто
превратить в могильник, закрыть ее, что и было осуществелено.
И воздействие радиоактивное этого "Рыжего леса" на город и
прилегающую территорию резко уменьшилось после проведения этих
операций.
Очень большая дискуссия возникла по, так называемому, камто-
новскому эффекту. Потому что, когда начали готовиться к пуску
3-го блока, а первоначально его хотели пускать где-то следом за
1-м и 2-м блоками, то радиационная обстановка внутри здания 3-го
блока (внутри его помещения, особенно в машинном зале) не позво-
ляла вести всерьез даже ревизионных работ.
Первое предположение было, что это есть внутренее загрязне-
ние здания. После проведения дезактивации уровень активности в
этом помещении снизился, но всё равно оставался высоким, достигая
десятков, а иногда и сотен миллирентген в час в отдельных точках,
а в единичных местах - до рентгена в час доходила мощность дозы
излучения, в этом машинном зале.
Тогда было высказано первоначальное предположение, что
источником такой высокой активности является крыша 3-го блока, на
которой осталось много рассыпанного топлива, и вот это обстоя-
тельство мешало создать приемлемую радиационную обстановку, пото-
му, что более 600 помещений 3-го блока были вычищены, вымыты, а
радиационная обстановка в машзале всё-равно оставалась достаточно
высокой.
Начали проводить, с использованием калиматора специальных
конструкций, различные измерения, которые показали, что наличие
активности на крышах является не единственным источником, влияю-
щим на радиационную обстановку 3-го блока, что все таки соседство
четвертого блока, за счет камптоновского эффекта (переизлучения и
отражения части гамма-лучей, выходящих через крышу 4-го блока),
что вот это излучение было основным источником повышенного радиа-
ционного фона в машзале 3-го блока.
Сколько было на эту тему дискуссий, сколько было экспедиций,
сколько было измерений - и, все таки, в конце-концов, оказалось,
что основным источником загрязнения являются те загрязнения кото-
рые находились на крыше 3-го блока. Это было главное, хотя конеч-
но, какую то толику, на уровне 10 милирентген в час, вот такого
масштаба и меньше даже чем даже 10 милирентген в час, носило и
рассеянное камтоновское излучение, идущее от 4-го блока.
Поэтому было принято решение полностью сменить крышу 3-го
блока, поставить новую, с соответствующими защитными устройства-
ми, которые позволили бы продолжить необходимые работы и вовремя
запустить 3-й блок Чернобыльской АЭС.
Примерно в это же время, когда решалась судьба 3-го блока
(ну в связи с такой обстановкой срок пуска его с летнего периода
времени, на который она намечался, сдвинулся на осенний), очень
остро стал обсуждаться вопрос о необходимости проведения пускона-
ладочных работ на 5-м и 6-м блоках.
Эти блоки находились в совершенно разном состоянии готов-
ности:
- 5-й блок имел высокую готовность и, практически мог быть
за несколько месяцев после дезактивации завершен и пущен в
эксплуатацию.
- ну, а 6-й блок был в начальной стадии.
Дискуссии были большие. Общественность протестовала против
того, чтобы продолжали строительство 5-го и 6-го блоков и они
входили в строй потому, что это казалось им уж чересчур большие
мощности - 6 гегаватт на одной площадке. Тем более находящихся в
ненормальных радиационных условиях. Энергетические потребности
Украины диктовали необходимость введения все новых и новых мощ-
ностей.
Вопрос этот обсуждался и на Правительственной комиссии и вы-
носился на более высокие уровни, и в конечном счете решено было
вопрос этот отложить и, в ближайшие 1987 год, возможно и в 1988
году, никаких строительных работ на 5-м и 6-м блоках не вести.
Все силы дезактиваторщиков бросить на полное приведение в
норму 3-го блока, а так же на очистку стройбазы. На территории
была строительная база, на которой были расположены механизмы,
материалы, необходимые для сооружения 5-го и 6-го блоков. Эта ба-
за была достаточно загрязнённой. И вот для того, чтобы спасти
достаточно большое количество дорогого оборудования там размещен-
ного, был сооружен специальный цех на Чернобыльской атомной стан-
ции - цех дезактивации.
И вот этот цех начал последовательно дезактивировать наибо-
лее ценное оборудование и отправлять его в различные точки Со-
ветского Союза для практического использования.
В тот же самый период, когда начались активные работы по де-
зактивации и подготовке к пуску 3-го блока, в этот же период вре-
мени по-настоящему начали разворачивать работы уже не по проекти-
рованию, а по строительству города Славутича.
Причем темп сооружения этого города все время увеличивался и
это имело большой смысл потому, что после, примерно 4-5-месячной
эксплуатации в вахтовом режиме 1-го и 2-го блоков, стало ясно,
что психологически и физически, даже, это тяжелая работа, когда,
пусть и с длинными перерывами на отдых, но по 10-12 часов опера-
торы должны находиться за пультом управления, - проблема длитель-
ной оторванности от семьи, работа в необычных условиях - все это
создавало такие проблемы, что становилось очевидным, что вахтовый
метод, в данном случае, конечно, является не оптимальным.
Он был вынужденным, сыграл большую роль в течении того пери-
ода времени, когда им пользовались, но базироваться на нем, как
на основном методе работы стало совершенно ясно, что это невоз-
можно.
Поэтому темп сооружения города Славутич, как основного го-
родка энергетиков, он резко усилился.
Вот, скажем, Борис Евдокимович ЩЕРБИНА, вот так на моей па-
мяти, чуть ли не ежемесячно, совершал такие специальные вояжи для
того, что бы контролировать, следить за тем как идет сооружение
города Славутич, как идет оснащение, насыщение его оборудованием,
- в общем этот вопрос постоянно находился под его контролем.
Впрочем, как и все остальные вопросы, связанные с этой Черно-
быльской аварией.
Уже где-то в середине 1987 года, вот в это лето 1987 года,
наконец-то появились роботы, сделанные руками нашими, советскими.
Скажем, роботы, созданные в Институте атомной энергии имени Кур-
чатова. Это роботы-разведчики, которые мы не могли своевременно
получить ни от куда, ни из какой страны мира. Вот сами мы сделали
роботы-разведчики, которые в самых сложных геометрических услови-
ях, в условиях завалов, высоких радиационных полей, могли продви-
гаться, практически на любые расстояния, управляемым образом, и
производить радиационную и термическую разведку обстановки, выда-
вать необходимую информацию.
Эти роботы сыграли и большую роль уже сегодня потому, что с
их помощью было обнаружено много интересов по вопросам, связанным
с характером и последствиями аварии. Но я не уверен, что они при-
несут еще больше информации.
Другая идея которую я неоднократно высказывал и просил
исполнить (она пока до сих пор не исполнена) - это идея, связан-
ная с созданием летающих роботов, т.е. авиамоделей радиоуправляе-
мых, которые несли бы на себе датчики. Датчики как радиационных
- 5 -
полей, датчики с помощью которых можно было бы измерять состав
газа над различными точками Чернобыльской АЭС. Ну, с тем, что бы
не использовать ни... (запись стёрта)
академик Легасов В.А.
Этот текст для товарища НОВИКОВА Владимира Михайловича,
ДЁМИНА Владимира Фёдоровича и СУХОРУЧКИНА Владимира Константино-
вича.
Речь идет о статье, которая должна быть написана по заданию
журнала "Сантик оф америкен" и статьи, которая должна носить ка-
кой-то обобщающий философский характер.
Условное название этой статьи: "Причины приведшие к Черно-
быльской аварии и следствия из неё вытекающие". Базироваться
статья должна на работах: моих; товарища Дёмина; товарища Новико-
ва; товарища Сухоручкина, - но, все таки, эти работы должны быть
собраны и обработаны таким образом, что бы некая философия интег-
ральная из них вытекала.
Первым разделом этой статьи, мне кажется, нужно изложить
историю развития советской атомной энергетики, напомнить о том,
что первая в мире атомная электростанция (стерта запись) ...и
принцип обеспечения безопасности в этой маленькой 5-ти мегаватт-
ной станции.
В тот период времени вся система безопасности она была сли-
зана, что-ли с... (стерта запись) ... который существовал в про-
мышленных реакторах и использовался накопленный военный опыт. За-
тем вторая станция - Белоярская атомная станция, где использо-
вался и графит, как земедлитель, но это уже был реактор на быст-
рых нейтронах и такой - исследовательский, ну и описать действие
его.
Затем нужно сказать о Нововоронежской станции, 1-й блок ко-
торой сооружался уже как станция атомная, которая должна эксплуа-
тироваться в постоянном режиме, в условиях мирного, обычного
персонала и описать те системы безопасности которые были введены
на этой станции.
Затем, обязательно, нужно будет сказать о том, что после и
во время сооружения Нововоронежской АЭС политика нашего госу-
дарства не придавала особого значения развитию атомной энергети-
ки, потому что считалось, что на органических источниках топлива:
на угле Донбасском; на газе Саратовском; и тогда еще нефтяных
источниках, - мы все свои промышленные задачи сможем решить и эта
атомная энергетика, которая демонстрировалась на Обнинской, Бело-
ярской и Нововоронежской станциях, она носила характер, скорее
научно-исследовательской работы, которая готовила нас к некоторо-
му будущему.
Объяснить, что на самом деле это был просчет определенный,
причем: как ресурсного характера (были переоценены возможности
- 6 -
Донецкого бассейна в поставке угля); так и просчет транспорт-
но-экологического характера, - потому что мы не представляли, в
тот период времени, масштаба наземных перевозок если базировать
энергетику на органических источниках и масштаб загрязнения, в
том числе, и радиоактивными элементами. Вот это надо описать. Это
важно вот почему.
Важно показать, что задержка, примерно 10-ти летняя, с раз-
витием атомной энергетики в Советском Союзе - она явилась первой
причиной Чернобыльской аварии: "первой ласточкой"; первым, таким,
"звоночком".
Почему? Да потому, что когда уже в 60-х годах стало ясно,
что развивать промышленность в Европейской части и обеспечить её
электроэнергией на органических источниках и дорого, и практи-
чески просто невозможно, и что нужно вводить ядерные источники в
эксплуатацию, то делать это пришлось самым, таким, - быстрым тем-
пом. Поэтому возникло некоторое естественное желание: затраты на
развитие ядерной энергетики, при таких быстрых темпах, ну как-то
миминизировать.
И вот, в этот момент, была совершена основная принципиальная
философская ошибка в подходе нашем к обеспечению безопасности.
Всякий подход к обеспечению ядерной безопасности и подход к
обеспечению, технологически сложного и потенциально опасного,
объекта - должен состоять из трех элементов:
1. сделать сам объект, скажем, ядерный реактор - максималь-
но, максимально безопасным;
2. сделать эксплуатацию этого объекта максимально надежной и
максимально безопасной, но слово "максимально", и в том, и в дру-
гом случае, никогда не может означать 100-процентную надежность,
никогда не может в ней оборудование работать на 100-процентных
условиях заданных проектом и исключить полностью человеческие, не
преднамеренные, а может быть, даже, преднамеренные ошибки, - то
же невозможно.
И, в силу того, что вот этот, максимально безопасный реак-
тор. и максимально безопасная эксплуатация, не 100-процентная
всегда бывает - философия безопасности требует обязательного вве-
дения 3-го элемента.
3. Элемента, который допускает, что всё таки авария произой-
дет. И радиоактивность, или другое опасное вещество, за пределы
аппарата выйдет. И, вот на этот случай, обязательным элементом
является - упаковка опасного объекта в такое устройство, которое
локализовало бы аварию, которая, хотя и с малой вероятностью, но
все таки произойдет. Упаковала бы в то, что называется контеймент
(может быть и подземный вариант, и другие возможные инженерные
варианты), но, что самое обязательное для надежности - нужно
иметь такую систему, которая не зависела бы от географических
мест расположения и, при маловероятных, но возможных, неприят-
ностях - эти неприятности, ну, как в случае с авариями на шахтах:
только внутри самой шахты, не распространяясь на окружающую сре-
ду.
Вот это третий элемент.
Вот в советской атомной энергетике именно из-за того, что
темп, из-за потерянных 10 лет, должен был быть достаточно высо-
ким, - вот третий элемент, с моей точки зрения, преступно был
проигнорирован.
Справедливости ради надо сказать, что многие специалисты Со-
ветского Союза выступали, и очень активно выступали, с позиции
протестующих против сооружения атомных станций без контейментов.
Ну, в частности, член-корреспондент АН СССР Виктор Алексее-
вич СИДОРЕНКО, свою докторскую диссертацию, а затем и книгу, по
мотивам этой докторской диссертации выпустил, в которой доказы-
вал, всеми доступными ему в то время способами и средствами, -
необходимость сооружения таких контейментов.
Однако, эта точка зрения специалистов во внимание принята не
была. Есть к этому еще одно определенное обстоятельство. Это то,
что атомная энергетика в Советском Союзе выростала не из сферы
энергетики, а она вырастала, как бы, из атомной промышленности: в
которой был и действовал высоко подготовленный и высоко дисципли-
нированный персонал; где действовала специальная военная приемка
каждого элемента оборудования, - и поэтому: надежность там, в
этой сфере атомной промышленности, надежность, как с точки зрения
оборудования, как с точки зрения персонала, владеющего станцией,
- была достаточно высокой и опыт 15-20-летний, который накопила
эта отрасль народного хозяйства, он свидетельствовал: что при
грамотной, надёжной, точной эксплуатации атомных объектов, техни-
ческих средств обеспечения безопасности и воспитание персонала, -
достаточно для того, что бы каких-то аварий, с выходом радиоак-
тивности наружу, крупных, - не происходило, по крайней мере, на
самих станциях.
Не было учтено, что при выходе атомных объектов из ограни-
ченной отрасли промышленности на широкий простор, который
представляет из себя атомная энергетика уже такого мирного назна-
чения, условия существенно меняется и просто само число атомных
станций, постоянно повышающееся, просто, из самых простых вероят-
ностных соображений, - увеличивает риск возникновения ошибок в
действиях персонала или сбоев в работе тех или иных технических
устройств.
Вот, с моей точки зрения, это была философская ошибка: - до-
пущение работы станций без внешнего локализующего укрытия, - она
была принципиальной.
С какого времени эта ошибка у нас начала исправляться?
Вот, когда Советский Союз вышел на внешний рынок и, когда он
стал строить первую атомную электростанцию для зарубежной страны,
- для Финляндии, вот там Финская сторона - как сторона заказчик -
она потребовала, изучив международный опыт, а к этому времени уже
международный стандарт сложился, требующий именно трех элементов
безопасности: надёжный реактор, надежная эксплуатация и обяза-
тельный контеймент.
Вот этого третьего элемента Фины и потребовали.
И, поэтому, Финская станция уже была сооружена с колпаком.
- 8 -
После этого "лед сдвинулся", - руководство энергетическое, с
большим пониманием, стало относиться к важности этого элемента,
хотя и до конца, конечно, не давая себе отчет в серьёзности этого
вопроса, и, так сказать, наши проектные организации стали рабо-
тать над контейментом.
Вторым следствием замедления в развитии атомной энергетики
послужило то обстоятельство, что мощности по производству, ска-
жем, корпусов для реактора ВВЭР (а это все таки наиболее расп-
ространенный в мире тип реактора, и при его сооружении и эксплуа-
тации можно было учитывать не только собственный опыт, но и опыт
всего мирового сообщества) у нас не хватало. То есть, не хватало
мощности машиностроительных предприятий, что бы в нужном коли-
честве изготавливать корпуса и другое оборудование для реакторов
типа ВВЭР.
И в это время часть энергетиков вышла с предложениями: для
того, что бы не снижать планы ввода атомных мощностей и, учитывая
перегруженность машиностроительной промышленности, создать парал-
лельную веточку в атомной энергетике, которая позволяла бы стро-
ить достаточно мощные реакторы, не используя корпусной принцип,
не загружая машиностроительную промышленность сложной технологией
изготовления высоконадёжных корпусов реакторов, которые требуются
при ВВЭР.
Так появилась идея реактора РБМК канального типа с графито-
выми блоками и т.д. и т.д.
Если бы была философия развита, связана с обязательностью
контеймента над каждым из атомных объектов, то, естественно,
РБМК, по своей геометрии, по своей конструкции, как аппарат, -
просто не мог бы появиться.
Он был бы, так сказать, вне международных стандартов, вне
международных правил, как бы надежен и как бы хорош он не был по
своим другим характеристикам, - он появиться бы не мог.
Но, поскольку эту философию руководство энергетики, того пе-
риода, не восприняло - обязательность контеймента, - то реактор
РБМК появился.
И вот это, таким образом, я считаю, что начало Чернобыльской
трагедии отсчитывать нужно от замедления развития атомной энерге-
тики в конце 50-х начале 60-х годов.
Построив первыми в мире первый атомный объект, мы потом за-
медлили освоение технологии их создания, рассмотрение всех воп-
росов безопасности, связанных с эксплуатацией этих аппаратов, а
потом начали торопиться.
И вот, эта торопливость привела к необходимости: за одни и
те же деньги строить большее количество аппаратов. Возникла необ-
ходимость в экономии. Экономить начали на контейментах.
А раз котеймент сделался необязательным, то появился соблазн
построить вторую линию, которая, как бы выручала бы страну, не
загружая машиностроительную промышленность.
Так возникла идеология реактора РБМК.
И этот безконтейментный подход, с моей точки зрения, это
- 9 -
главная и основная ошибка советской атомной энергетики, даже не
советской атомной энергетики, потому что: собственно специалисты
по атомной энергетике, они (я еще раз хочу повторить: ну не все,
не единодушно, но довольно широким фронтом) выступали против ре-
актора такого типа: - как по соображениям безопасности; - так и
по соображениям отсутствия контеймента, - что то же вопрос безо-
пасности.
Уже первый пуск этого реактора на первом блоке РБМК на Ле-
нинградской АЭС показал, к тому же, что такая протяженная актив-
ная зона, в том исполнении, в котором она была сделана, - она яв-
ляется довольно сложной для оператора.
При первых же пусках первого блока Ленинградской атомной
станции, в общем, - возникла проблема неустойчивости нейтронных
потоков и трудности управления ими.
Пришлось на ходу менять: степень обогащения топлива; целый
ряд других технических мероприятий делать, для того, что бы об-
легчить проблему управления реактором.
И все таки, даже после этих мероприятий (и это все специа-
листы у нас в Советском Союзе знали), с точки зрения управления,
- этот реактор требовал очень большого внимания от оператора и
являлся всегда достаточно сложным.
Кроме того, сам факт появления этого аппарата РБМК, с точки
зрения международных и вообще нормальных стандартов безопасности,
- был незаконным (факт появления такого аппарата). Но, кроме это-
го, и внутри этого аппарата были допущены, по крайней мере, три
крупных конструкторских просчета:
Первый конструкторский просчет заключался в том, что как
требовали международные стандарты и как требует, в общем-то гово-
ря, здравый смысл - систем аварийной защиты должно быть, по край-
ней мере, - две.
Причем, одна из систем аварийной защиты, должна быть основа-
на на других физических принципах, чем первая и, что еще более
важно, с моей точки зрения: одна из двух защит должна работать
независимо от оператора.
Значит, скажем:
- одной системой защиты - аварийной - должен управлять опе-
ратор: автоматически, полуавтоматически, вручную, - это зависит
от режима;
- а вторая система аварийной защиты - должна независимо ра-
ботать (при любом состоянии оператора) только на превышение пара-
метров, скажем: нейтронных потоков, мощности, температуры и т.д.
и т.д. и должна автоматически останавливать реактор.
Вот реактор РБМК - не был снабжен такой второй, независимой
от действий оператора, невключенной в систему управления, защи-
той.
Это, в общем-то говоря, крупная ошибка и, скажем, если бы её
не было - Чернобыльской аварии не было.
И, наконец, третья конструкторская ошибка, которую даже
трудно объяснить, заключалась в том, что системы аварийных защит,
- 10 -
которых было достаточно большое количество, они были доступны
персоналу станции.
Вот, скажем не было специальных шифров, на здваивание, ска-
жем, систем отключения защиты, когда бы, скажем, защита могла
быть отключена только по двойной, а то, может и тройной команде:
- поворот ключа оператором;
- дублирующий поворот ключа, скажем начальником смены стан-
ции;
- и, может быть, даже, какая-то: особо ответственная защита,
дублирующий поворот ключа начальником станции, главным инженером
или его заместителем.
Вот таких технических средств и технических устройств, кото-
рые, в общем-то, работают во многих армейских устройствах, на ра-
кетных комплексах, в ядерном оружии используются, - вот этого ни-
чего не было использовано.
Это, конечно, представляется удивительным и странным.
Как я уже сказал, аппарат РБМК не прост в управлении, в силу
того, что в нем довольно часто возникают принципиально возможные
неустойчивости в режиме работы аппарата и, следовательно, тем бо-
лее важны были бы тренажеры при каждом аппарате РБМК, которые
позволяли бы постоянно тренировать персонал на правильное поведе-
ние в условиях тех или иных отклонений в работе аппарата от нор-
мы.
Однако, именно для этих аппаратов, тренажеров, собственно
говоря, и не было.
Ну, при этом надо добавить, что целый ряд вопросов в этом
реакторе были решены очень хорошо, скажем, ну это уже известно,
скажем, целый ряд таких достоинств этого аппарата, как, например:
- во-первых, действительно, возможность сооружения аппарата
без использования машиностроительных мощностей (я имею ввиду
отсутствие корпуса реактора);
- возможность перегрузки реактора на ходу, позволяла иметь
высокий коэффициент использования мощности в этом реакторе;
- сам канальный принцип этого реактора;
- целый ряд других технических решений: насосы, которые были
высоконадёжными на этом реакторе.
Они являлись, конечно, небольшими плюсами, преимуществами.
Но, все таки. Все таки, отсутствие контеймента, принципиальное,
которые, как показала практика, не заменялись прочно-плотными
боксами.
Вот это, - вопрос, который оказался принципиальным.
Ну, нужно сказать, что, конечно, величина коэффициента поло-
жительной реактивности в этом аппарате для физиков оказалась нео-
жиданной.
Это опять же связано с первой причиной - с торопливостью, с
необходимостью высоких темпов развития ядерных аппаратов, потому
что, в принципе, при правильной конфигурации графита, при меньшем
его объеме, вводимом в зону, этот графитовый замедлитель мог бы,
конечно, не выходить, за величину, как сейчас практика показала:
- 11 -
сумма мероприятий, которые были приняты по этому реактору, приве-
ли величину парового коэффициента - не более чем одна бетта, а
эта величина уже вполне управляемая, которая позволяет, при соот-
ветствующей скоростной защите справиться с любыми процессами, но
раньше этого сделано не было и аппарат работал с величинами поло-
жительных коэффициентов реактивности существенно большими чем од-
на бетта - во-первых, а во вторых, то, что считалось - на практи-
ке оказалось существенно большим чем считалось, потому, что физи-
ческая изученность этого аппарата была при этом еще и не доста-
точной.
Вот эта группа причин, которая привела к тем неприятностям,
о которых я хотел бы сказать.
И, таким образом, дело не в операторах...
Конечно, ошибки, которые совершили операторы, они общеиз-
вестны, их не нужно снова еще раз перечислять (ошибки, сами по
себе, являются чудовищными): поведение руководства станции явля-
ется трудно-объяснимым; наказание виновников этой аварии - пря-
мых, является правильным; потому, что действия не соответствовали
нормативным требованиям и показали несоответствие должностным
требованиям тех людей которые действовали в этой обстановке, но,
все-таки, - это вина должностных лиц.
Но главная причина, даже, - не ошибки в конструкции реакто-
ра, которые то же имели место и за которые придется, - и навер-
ное, - отвечать соответствующим специалистам.
Но главная причина и есть нарушение основного принципа безо-
пасности таких аппаратов - отсутствие и самопроизвольное снятие
третьего элемента - размещение опасных аппаратов в обязательных
каких-то капсулах, которые ограничивают возможность выхода актив-
ности за пределы самой станции и самого аппарата.
Вот это и есть главная причина такого масштаба аварии.
Вот этот тезис, мне и хотелось бы, что бы был развит, когда
мы говорим о причинах аварии.
Следующий тезис связан с конкретным описанием конструкции
аппарата, дефектов этой конструкции и последовательное описание
причин которые привели к самой аварии.
Прежде всего нужно отметить, что это эксперимент, который не
должен был проводиться на атомной электростанции, потому, что ве-
личина выбега турбины на холостом ходу - это вещь, которая должна
была бы определяться на специальном стенде, сооруженном у
конструктора турбины.
Вот, я бы хотел, чтобы это было подчеркнуто. Именно там этот
вопрос должен был бы быть экспериментально проверен.
Он там не проверялся.
Поэтому это заставило, вроде бы из благих побуждений, руко-
водство станции провести этот эксперимент. - Раз.
Во-вторых - отсутствие системного мышления у руководителей
станции, имеющих отношение к этому делу.
Когда первые эксперименты 82 или 83 года показали, что за
время выбега, турбина не сохраняет необходимые электротехнические
- 12 -
параметры, для обеспечения собственных нужд станции, - то никому
в голову не пришло пойти решать эту проблему с другой стороны, а
именно: сокращение времени ввода в строй и выхода на нужные пара-
метры резервных дизель-генераторов.
А пошли со стороны увеличения времени выбега, хотя за это
время уже появились дизель-генераторы с временами выхода на необ-
ходимые электротехнические параметры в два-три раза лучшими, чем
у тех дизельгенераторов, которые были и устанавливались на Черно-
быльской станции.
Самой простой операцией - было бы - заменить дизель-генера-
торы Чернобыльской станции на те, которые делали бы всё нормаль-
ным и та вся процедура этих испытаний и проверок - стала бы
просто ненужной.
Вот это обстоятельство следовало бы отметить.
Теперь нужно описать подробно как проходил сам эксперимент,
кто его там разрешал, кто не разрешал, как нарушались инструкции
и как развивалась авария.
При этом, вот тут, что является существенным элементом, в
этом описании ?!
Почему-то во многих источниках существует:
- то-ли один взрыв,
- то-ли два взрыва,
- то-ли водородный взрыв,
- то-ли не водородный взрыв.
На сегодняшний день, совершенно достоверно установлено, и
это, так сказать, нужно однозначно писать, - что было два взрыва,
последовательных, причем второй имел большую мощность чем первый.
Это вот надо отмечать.
Во-вторых, нельзя говорить о водородном взрыве, как нельзя
упоминать о том, что в дополнение к паровому взрыву энергия хими-
ческая, связанная с взаимодействиями во всей этой раскаленной
массе, была добавлена.
Надо сказать, что все количественные оценки показывают, что
мощность взрыва составляла где-то три-четыре тонны, в тротиловом
эквиваленте.
Эту цифру сегодня можно называть как достоверно установлен-
ную цифру, с тем, чтобы не гуляли цифры, там: в десятки тонн, в
килотоннах и т.д. и т.д.
Вот 3-4, или назвать в пределах до 10 тонн тринитротолуола -
вот максимум, что можно называть.
По характеру взрыва, по свечению, по разлету, - ясно, что
система имела объёмно-детонирующий взрыв.
Была объёмная детонация.
Взрыв носил объёмный характер. Значит, быстрое паровое
расширение, термически всё время разогреваемое, привело к такому
поражению, которое было.
Ну, дальше: известные цифры выноса топлива, это было менее
понятно.
Затем нужно описать классическую схему того, что происходило
- 13 -
в реакторе с топливом: время его разогрева, время прекращения ра-
зогрева, система охлаждения и так далее.
И, очень важно, описать те мероприятия, которые проводились
и их значимость.
Например, имела ли какое ни будь значение задержка на сутки
с мероприятиями вообще ? Первые сутки, 26 числа. Кроме того, что
заливали воду там ночью, в ночь на 26, - ничего не производилось.
Забросы, скажем, песка, доломита, глины, начались где-то 28
числа. 27, в конце дня, - первые, кажется, были забросы.
Вот все это нужно очень тщательно описать, потому писать
нужно именно физический смысл каждой операции, потому что он зак-
лючается в том, что, скажем:
- во-первых, размышление Правительственной комиссии, был ва-
риант: ничего не предпринимать, дать возможность графиту спокойно
гореть.
Но тогда это бы означало: - вынос на графитовых частицах ра-
диоактивности на большие расстояния. Максимальная скорость горе-
ния при тех температурах, которые мы там определяли (температура
горения графита), это где-то такое - тона в час. Значит вот и
считайте.
Это горение продолжалось бы, учитывая, что там 2400 тонн -
две тысячи четыреста часов. Вот, в течении такого времени про-
исходил бы разнос радиоактивности, причем в аэрозольной форме, на
большие расстояния. Значит нужно было погасить, прежде всего,
графитовый пожар.
Отсюда появление песка, как средства тушения пожара.
(окончена сторона "А", часть 7)
- во-вторых, раз появился песок, значит теплоизоляция поя-
вилась, значит появилась дополнительная неприятность от возможно-
го разогрева зоны. Следовательно появляются такие компоненты как
доломит и свинец. Свинец - трудно окисляется. Доломит - разлага-
ется. Эндотермически свинец берет энергию на плавление, доломит
берет энергию на плавление, СиОдва (сам песок) то же берет энер-
гию на плавление, поэтому большое количество энергии было забрано
на эндотермические процессы.
- и наконец, такие компоненты, как глина, например, служили
фильтрующими элементами, которые призваны были задержать часть
радиоактивных изотопов от выхода их во внешнюю среду.
Вот все эти рассуждения нужно сопоставить с реальными графи-
ками: когда что выходило, когда что прекратило выходить.
В, частности, например, надо говорить, что и не все меропри-
ятия были и разумены.
В частности, подача жидкого азота, которая по моему предло-
жению была сделана, где-то 2-го мая, а начала реализоваться 4-5
мая.
Это мероприятие оказалось бессмысленным, потому, что когда я
вносил предложение, но еще не знали степени разрушения реактора и
не знали естественной циркуляции воздуха (естественного его
расхода), а через некоторое время мы подсчитали, что расход воз-
духа так велик, что подача и разбавление жидким азотом этого воз-
духа (во-первых: он уходил в боковые щели и проходил практически
мимо реакторного пространства с топливом, ну и, во-вторых: его
количество было определено совершенно неверно) никакого эффекта
дать не могло, поэтому мы прекратили подачу жидкого азота.
Это мероприятие практикой, скажем так, как полезное, не
подтвердилось.
По свинцу, нужно, значит, то же определить, что первоначаль-
ное наше предложение было, конечно, подавать металлическую (же-
лезную) дробь туда. Дробь была на территории станции, но она была
в помещении, которое оказалось сильно загрязненным, поэтому в
вертолеты её загружать было нельзя. Потом мы не знали точного
уровня температуры на разных отметках Чернобыльского разрушенного
реактора. Скажем, для высших отметок мы видели, что температура
масштаба 300-350 градусов. Вот для этих температур наиболее удоб-
ные компонентом, к тому же, закрывающим радиоактивность, - был
свинец. Для области с более высокими температурами, которые нахо-
дились ниже, нам нужно было подавать металл, но тогда он давал бы
давал переокислением дополнительную энергию, поэтому мы предпочли
СиО-два (песок), который выполнял ту же функцию, то есть, распла-
вился, затекал, - то же самое делает доломит, потому, что Маг-
ний-ОН - относительно теплопроводящая керамика (из всех керамик,
самая теплопроводящая керамика).
Поэтому все эти мероприятия были достаточно разумными.
Ну и, скажем, при введении этих всех компонентов, таких как
свинец, например, мы там оценивали - не возникнет ли свинцовое
загрязнение местности. Мы просто взяли и подсчитали: забросили
2400 тонн свинца, предположили, допустим, что весь этот свинец
попадет в горячую зону и испарится, что не возможно, потому, что
большая часть его конденсировалась на верхних отметках. Потом мы
предположили, что даже если весь свинец испарится, взяли площадь
30-ти километровой зоны и получили, что, так сказать, все получа-
ется ниже предельно-допустимых концентраций.
По крайней мере, потом товарищ ИЗРАЭЛЬ, со своими товарищами
мерили концентрацию свинца и в воздухе и на земле и оказалось,
что она определяется исключительно свинцом выбрасываемым из вых-
лопных труб автомобилей от этилированного бензина и на этом фоне,
на фоне этих свинцовых загрязнений заметить 2400 тонн распыленных
практически невозможно, а разговоров о свинцовых дополнительных
отравлениях было много.
Поэтому нужно очень точно вот эти все расчеты привести по
сумме мероприятий.
Затем нужно несколько слов сказать о принципах подхода к
сооружению саркофага. Их было 17 проектов, но нужно описать толь-
ко два-три подхода:
- первый подход: вот холм насыпной и почему мы от него отка-
зались;
- ну и, скажем, второй вариант, это значит тот саркофаг, ко-
- 15 -
торый есть, только с куполом бетонным. Почему мы от бетонного ку-
пола отказались - конструкции не выдерживали. Почему бетонный ку-
пол, который был бы конечно лучше, заменили на трубный накат и
соответствующую металлическую крышу.
Вот эти обстоятельства нужно объяснить.
Объяснить нужно в этом цикле следующие обстоятельства. Это
очень важно.
Ни в одной стране мира, потому, что довольно многие страны
откликнулись на нашу беду, присылали телеграммы, предложения и
т.д. Мы убедились, что ни в одной стране мира, отработанного,
экспериментально проверенного, плана действий в этих ситуациях не
было. Это первое обстоятельство.
Второе. Дозиметров с соответствующими шкалами от минимальных
доз до максимальных доз - не было. Летательных аппаратов, безлюд-
ных, которые были бы снабжены необходимой измерительной аппарату-
рой - не было к моменту аварии. К началу, верней. Поэтому вынуж-
дены были использовать вертолеты с людьми. Что заставляло и до-
полнительное облучение людей делать и что делало полеты эти
опасными, потому, что вертолеты могли задеть за ту или иную
конструкцию и привести к разрушению блока, скажем, соседнего ка-
кого ни будь.
Возвращаясь немножко назад, нужно обязательно отметить, что
действия пожарных были целесообразными, потому что многие, вот, и
журналисты, и в пьесах пишут, что пожарники напрасно простояли
несколько часов, переоблучились из-за этого и т.д.
Действия их были осознаны, потому что в машинном зале нахо-
дился водород в генераторах, находилось машинное масло и они жда-
ли возможности того, что пожар может перекинуться на 3-й блок и
вызвать разрушение третьего блока, как и четвертого. Поэтому их
действия были действительно самоотверженными и осознанными, что
самое главное, а не просто какими-то бессмысленными действиями от
неграмотности.
Далее еще надо вернуться к тому, что ни роботов-рабочих, ни
роботов-разведчиков ни в одной стране мира не было. Пробовали мы
и роботы покупали разных стран, но они отказывали либо по причи-
нам того, что они не могли преодолеть препятствия в разрушенном
блоке, либо по причине того, что теряли управление из-за высоких
уровней гамма-полей и когда электроника отказывала.
И только в самое последнее время (их так же нужно описать)
наши собственные роботы-разведчики, которые были сделаны в Инсти-
туте атомной энергии.
Нужно несколько слов сказать о схеме управления процессом
ликвидации аварии, т.е. о разделении функций:
- группа выясняющая причины аварий;
- группа, занятая дезактивацией и подготовкой к пуску перво-
го и второго блока;
- группа, занятая анализом того, что делается в 4-м блоке,
разрушенном и диагностика и исследования все необходимые;
- группа занятая проектированием самого саркофага;
- 16 -
- группа занятая сооружением саркофага;
- группа армейская занятая дезактивацией территории;
- группа, занятая сооружением новых помещений и зданий для
эвакуированного населения;
- группы, которые занимались созданием дезактивационных
пунктов для контроля транспорта и для отмывки и очистки его;
Вот это все нужно самым подробным и тщательным образом
описать.
После этого, мне представляется, следует написать раздел:
"Сегодняшнее состояние", что вот есть Координационный Совет в
Академии наук, куда входят руководители ведомств, отвечающие за
соответствующие виды работ: Госагропром, Минсредмаш, Минатомэнер-
го и т.д. и ведущие ученые-специалисты в области медицины, радио-
логии, сельского хозяйства и т.д. и т.д. и что этот Координацион-
ный Совет систематически рассматривает динамику ситуации, которая
связана со всеми обстоятельствами этой Чернобыльской аварии.
Это, как организационный момент, то же стоило бы описать.
Затем, представляется раздел Владимира Фёдоровича ДЁМИНА где
просто описать четко: сколько площадей, людей поражены, до какой
степени, что уже восстановлено, что невосстановлено. Вот все, что
связано с последствиями, начиная от поражения людей и кончая по-
ражением того же Рыжего леса, надо аккуратно и точно описать.
Надо еще, что сказать, что ни в коем случае нельзя при лик-
видации последствий забывать психологических факторов, потому,
что целый ряд болезней, которые обнаруживались у людей, целый ряд
явлений, связанных с персоналом, который пережил эту трагедию, не
носили, скажем характер лучевого поражения. Это однозначно было
медиками установлено. Но тем не менее психологический шок и, ска-
жем, на безе этого психологического шока - дестония сердеч-
но-сосудистая была обнаружена у очень большого количества специа-
листов и до сих пор продолжает обнаруживаться.
Вот весь режим вахтовой работы, всё пережитое и т.д. и т.д.
вот все эти обстоятельства - они, конечно, как вторичные факторы
должны быть так же описаны.
Здесь есть много информации у врачей и думаю, что Владимир
Фёдорович ею хорошо владеет. Если нет, то я могу всё что нужно
подсказать.
Следующим разделом, когда описаны последствия этой самой
аварии, нужно описать сегодняшние и исследования и мероприятия
сельскохозяйственного и исследовательского порядка, которые про-
водятся вот прямо на сегодняшний день:
- Что уже обнаружено,
- что вызывает оптимизм у нас, т.е., я имею ввиду накопление
радиоактивных компонентов у рыб у животных, которые находятся в
30-ти километровой зоне,
- что оказывается не страшным,
- что оказывается полезным,
- что бесполезным,
- поведение различных пород деревьев, все Госагропромовские
- 17 -
выводы, только те, которые являются на сегодняшний день совершен-
но очевидными - вот их нужно было бы описать.
И закончить этот раздел последствий такими нормальными сло-
вами, что это долговременная программа, что еще много-много лет
там будут сказываться последствия этой аварии, описать чем они
будут сказываться, что фронт исследовательских работ большой,
примерный, так сказать, план. Можно смело сказать о тех програм-
мах, которыми владеет Рутений Михайлович ПОЛЕВОЙ, который их соз-
дал несколько - их можно как направления деятельности написать.
Это все нужно сделать.
Сказать о том количестве организаций, которые привлечены и
прямо там на месте и в своих собственных организациях, о том
центре медицинском радиологическом, который там создан.
Вот все это в этом разделе, мне кажется, следует описать вот
как такие ясные и понятные совершенные вещи.
Нельзя заканчивать этот раздел только очевидными и понятными
вещами.
Следовало бы поставить целый ряд вопросов. Нам, например, не
ясно. Не было, например, полного соответствия о падении радиоак-
тивности в самом 4-м блоке и на некоторых других участках, шло
быстрее, чем это вытекало из законов радиоактивного распада. Есть
различные версии, но только версии. Поэтому до конца объяснить
это явление мы еще сегодня не можем, а вот есть такие-то и та-
кие-то версии.
Вот есть невыясненные проблемы. Вот, например, те замеча-
тельные фотографии, которые лежат у меня на столе, и которые Ни-
колай Николаевич КУЗНЕЦОВ привез с переходом ели в сосновые фор-
мы, например, когда еловые веточки начинают ветвиться, как у
сосен, всё равно.
О том, что мы начинаем изучать причину этого явления, что
нам не ясно, - надо сказать. И это все подобрать в группу неясных
вопросов, где мы имеем факты, но не имеем полного объяснения этим
фактам. Вот это, мне кажется, то же надо было бы отразить, пото-
му, что было бы глупо сказать, что нам уже все предельно понятно,
предельно ясно.
Кстати, забегая назад, еще раз хочу сказать, что вопрос о
способе ввода реактивности докладывается как вопрос дискуссион-
ный, потому, что есть несколько вариантов которые могли бы при-
вести к вводу положительной реактивности в такой вот не управляе-
мый реактор. Ни один из них однозначно не соответствует всем
экспериментальным фактам, поэтому тут ведутся дискуссии, но в об-
щем-то это особого значения не имеет потому, что самое главное
что в принципе был возможен ввод положительной реактивности с та-
ким мощным разгоном - это главное, а конкретные, так сказать, де-
тали не так важны, потому что сама дискуссия показывает, что было
несколько способов вывести реактор в то состояние в котором он
оказался.
Вот после раздела Владимира Федоровича мне представляется
Владимиру Константиновичу нужно вмешаться двумя способами:
- 18 -
- первый способ: кратко, четко и ясно описать, что с самого
начала Советский Союз ничего не скрывал (эти моменты там: Почему
поздно сообщили ? Да потому, что не знали толком что происходит,
не хотели, так сказать, сеять паники, не хотели недостоверной ин-
формации), и какие международные мероприятия были проведены, и
какие конвенции были приняты, какая позиция советская по междуна-
родному сотрудничеству была принята - вот это, эту сторону нужно
описать. Как проделанную сторону.
А далее вот, развить философию, что вообще, в силу того, что
как показал опыт Чернобыльской аварии, любой аппарат может при-
нести неприятности не только в той стране где он находится, но и
странам-соседям и вызвать не только обязательные там какие-то ра-
диационные повреждения, но может вызвать экономические, психоло-
гические потери в этих странах, то вот вопросы международных
инспекций - проверка качества сооружаемых объектов и т.д. - сде-
лать это международной процедурой - это нужно было бы как пожела-
ние такое высказать и это было бы, по-моему, правильно.
В общем следует разбить раздел международных дел на две
части:
- первая часть - то, что Советский Союз в международном пла-
не сделал, то, какие материалы представил, кого пригласил, кого
принимал, чьей помощью пользовался, от чьей помощи отказывался,
- а вторая часть - как надо было бы в международном плане
инспектировать, контролировать и взаимопроверять уровень безо-
пасности атомной энергетики.
Вот, мне кажется, Владимиру Константиновичу нужно эти воп-
росы развить.
Ну и, наконец, последний и самый, с моей точки зрения, важ-
ный раздел.
Он должен начинаться с того, какие мероприятия в Советском
Союзе намечены для того, чтобы повысить безопасность атомной
энергетики ? Ну, они в докладах перечисляются, в представленных в
Вену. Вот их нужно перечислить.
Намечено то-то. Выполнено то-то.
Но и тут же, с позиции Владимира Михайловича НОВИКОВА, ска-
зать, что на том уровне аппарата, который у нас есть этого может
быть и достаточно для того, что бы Чернобыль не повторился, хотя
надо сказать, что для тех аппаратов, которые не имеют контеймен-
тов, этих мероприятий видимо не окажется достаточным. Нужно раз-
мышлять над какими-то специальными мерами локализации аварий для
тех 28 аппаратов, которые не имеют контейментов.
Ясно, что эти меры локализации должны быть динамичными,
поскольку экономически и технически невозможно построить над ними
колпаки и вот над нетрадиционными динамическими методами локали-
зации возможных аварий на таких объектах нужно сегодня заду-
маться, ну, то главным образом Советскому сообществу, потому, что
это проблема наша, хотя мы и с удовольствием могли бы и в между-
народном плане для этой задачи сотрудничать. Это вот эта пробле-
ма. Значит вот: сегодняшние наши мероприятия намечены, такие-то
из них выполнены, такие-то проблемы нас волнуют.
Дальше идет философия. Может ли Советский Союз ограничить
количество аппаратов, например теми, которые есть, потихоньку вы-
водить из строя те, которые являются безколпачными и так перехо-
дить на органическое топливо.
Здесь нужно еще раз сказать, вот может воспользоваться моей
работой с КУЗМИНЫМ, связанной как раз с этим вопросом, можно ли
обойтись без ядерных источников в последствии, в нашей стране,
так богатой органическим топливом и показать, что это невозможно,
что в таком все возрастающем объёме ядерные источники нам будут
нужны, во-первых по соображениям экономическим, ресурсным, эколо-
гическим - это во-первых.
А самое главное, подчеркнуть, что ядерные источники, как
всякий предшествующий источник, он является носителем не только
энергии, но носителем новой технологии. Это можно из моих работ
старых подчерпнуть, то, что значит сегодня мы используем главным
образом тепло, излучение, но, на самом деле можно получать
искусственные материалы, легировать, модифицировать, избавляться
от примесей на ядерных источниках, более простыми и экономичными
способами чем это делается сегодня, скажем, в химической и мета-
ллургической промышленности.
Это еще одно доказательство того, что без них не обойтись.
А дальше уже концепция, которую Владимир Михайлович разви-
вал, а какой-же должна быть безопасная атомная энергетика.
Про реактор безопасный я ничего не буду говорить, потому,
что требования НОВИКОВЫМ сформулированы очень точно. Но прибавить
нужно к требованиям к реактору обязательно ядерную безопасность
полную ядерного топливного цикла. И такие количественные оценки
произвести, которые сделаны по реактору, для перерабатывающих за-
водов, для обогатительных заводов. Даже стоит, в связи с послед-
ней аварией в Бразилии, коснуться вопросов использования ра-
дио-медицинских препаратов, форм их использования.
Отказаться от их использования вроде бы невозможно, а как
сделать их использования безопасными, - вот надо было бы вопрос
продумать таким образом, что бы понимание безопасности атомной
энергетики было бы максимально широким, а не только как проблема
создания безопасного реактора.
И я очень бы просил сделать такое заявление, что на сегод-
няшний день о безопасной атомной энергетике, концепции безопасной
атомной энергетики, даже концепции безопасного атомного реактора,
полностью готового, - мы не имеем.
А, поскольку число таких источников должно возрастать, то
задача становится актуальной, время для её решения не так мало но
и не так много - это где-то 15-20 лет - в течении которых должны
быть все вопросы, которые мы вот обсуждаем, - решены.
Вот примерно такая структура по которой должны быть все мне
материалы подготовлены и, я повторяю, что базироваться они должны
на ранее выполненных нами работах, что бы мы ссылались на
собственные источники, а не на какие-то чужие.
- 20 -
(пауза, новая запись)
академик Легасов В.А.
Интервью А.Адамовичу
(судя по надписи на кассете на стороне "В")
Прежде всего, что бы вы представляли себе, что я занимаю не-
кую особую точку во всей этой истории, потому что я 15 лет сижу в
области атомной энергетики, но положение моё несколько особое - я
ядерный химик, т.е. к конструированию реакторов, например, я имею
отношение только то, что на Советах там, на заседаниях слышу
дискуссии, споры там, ну еще, что-то, ну и,конечно, свою точку
зрения какую-то приобретаю, а как Вы могли понять из разговора,
что я директор собственного отделения, - это обеспечение ядерного
топливного циклов, т.е. разделение изотопов, захоронение актив-
ности...
Моя позиция состоит как бы из внешнего наблюдателя и участ-
ника. Но вот в самих Чернобыльских событиях мое участие, конечно,
было оправдано, потому что не было никакого реактора уже, а были
его останки - это прямая моя специальность. Тут ядерная и неядер-
ная химия. Нужно понимать какие процессы идут с радиоактивными
элементами, чем они отличаются от других процессов, что можно
вводить, к чему что приведет - это может быть было уже действи-
тельно случайное совпадение, но это действительно моя прямая спе-
циальность.
Но главное это вот, что я был в течении ряда лет наблюдате-
лем различных битв внутри Советского Союза и на международном
уровне специалистов в области типа реакторов и вообще - надо или
не надо ядерную энергетику развивать. В то же время, под моим ру-
ководством, развивались и работы в области безопасности хими-
ческих производств, которые представляют то же очень большую
опасность. Поэтому, в чисто профессиональном плане вопросы безо-
пасности и как относиться к ним надо, я представлял себе про-
фессионально очень хорошо.
Поэтому такая я фигура запутанная, что с одной стороны, по-
тому что знаю проблемы безопасности в общефилософском их виде:
как они должны ставиться и решаться, знаю ядерный топливный цикл
и его внешнюю часть, ну и был наблюдателем за реакторной эпопеей.
Чернобыль начался, с моей точки зрения, условно конечно, в
1961 году, т.е. в том самом году, когда ГАГАРИН полетел в космос
или когда это было последнее высшее достижение Советской науки и
техники. Хотя я вообще считаю, что наша наука и техника очень
успешно правдами и неправдами развивалась на удивление всему миру
с колосальными достижениями во всех, почти, областях. И вот вер-
шиной этих достижений был полет ГАГАРИНА в космос.
После этого мы начали резко по всем направлениям уступать,
уступать и просто началось падение.
- 21 -
Вот это общее падение Советской техники, о причинах которого
можно много и долго говорить, оно было одновременно началом Чер-
нобыля. Причем это не философское утверждение. И не в том смысле,
что у нас началось понижение общетехнической культуры, а это со-
вершенно конкретное утверждение.
Дело заключается в том, что, как Вы знаете, Советский Союз
был родоначальником атомной энергетики. Первая электростанция бы-
ла построена у нас в Обнинске под Москвой. Потом мы построили Бе-
лоярскую атомную станцию и Нововоронежскую атомную станцию.
И прекратили развитие атомной энергетики. Это в конце 50-х
годов. Потому, что возобладала такая точка зрения, что у нас там
Донбасского уголька хватит, - не нужно нам атомную энергетику
развивать. И мы, будучи пионерами в её развитии, мы 10 лет её не
развивали, а три атомных электростанции Нововоронежская, Бело-
ярская и Обнинская были как бы забавой для ученых, где ученые ре-
шали свои проблемы. Это три разных типа реактора. Они имели свои
особенности, ими занимались, но атомную энергетику, как масштаб-
ное явление, - у нас никто не воспринимал.
А в это время Англия сначала, а потом и Соединенные Штаты
Америки стали делать именно энергетику - не отдельные атомные
станции, а атомную энергетику. И, следовательно, наука их вынуж-
дена была сразу говорить о безопасности атомной энергетики как о
такой масштабной энергетике - о множестве станций, об огромном
количестве специалистов, которые вовлекаются в эксплуатацию этих
атомных станций и т.д.
А у нас был сделан мощный Госплановский просчет, рассчитан-
ный на то, что у нас хватит органического топлива на много и нам
практически атомная энергетика не потребуется, и где-то к 60-м
годам (61,62,63 г- примерно вот в этот период времени) стало
ясно, что просчет был сделан, что Европейская часть Советского
Союза, где 80 процентов и населения и промышленности сосредоточе-
но у нас, на привозном топливе не проживет, а Донецкий уголек
стал слишком дорог и его стало слишком мало. А привозное топливо
- это накладно: и экономически, и транспортно, и экологически -
накладно.
Стало ясно, что не развивать атомную энергетику невозможно.
Без неё прожить Европейской промышленности нельзя.
На самом деле по экологическим соображениям, чего многие лю-
ди не представляют себе, не развивать - невозможно. Если бы мы
взяли и, на минутку, решением Политбюро отменили атомную энерге-
тику: перестали бы сейчас атомные станции эксплуатировать и не
строить новые, - то немедленно, сразу же, в ответ на это уровень
радиоактивного загрязнённости нашей территории и наших людей воз-
росла бы неимоверно. Именно радиоактивной, я не говорю уже о кон-
церогенных и других вещах.
Почему ? Да потому, что в угольных или нефтяных пластах за
века накопилось много радиоактивных элементов, причем именно дол-
го-живущих изотопов и самых опасных: альфа-активных. Например, в
Камско-Ачинском угольном бассейне, только в верхних его пластах,
находится 2 млн. кюри альфа-активных, долгоживущих изотопов. Как
только мы начнем Камско-Ачинский бассейн активно эксплуатировать
то мы начнем по дороге, по которой возится уголек, при сжигании,
особенно, свои собственные легкие насыщать это радиоактивной
грязью.
Поэтому, чем меньше атомных электростанций и чем больше
угольных или нефтяных - тем радиоактивное загрязнение, при
естественных условиях, будет больше. Так, что это совершенно оче-
видная ситуация. Конечно лучше всего было бы использовать то о
чем мы все активно мечтаем - альтернативные источники: термоядер-
ные, солнечные, НГД, и все,что угодно. Но тут необходимо совер-
шенно реально представлять себе картину, что в течении 40-50 лет
- ничего не будет, потому, что сего дня, самые лучшие цифры гово-
рят о том, что солнечная энергетика и затраты человеческого труда
в сто раз больше на единицу мощности, а затраты материалов в 150
раз больше, чем на угольные или на атомные станции. Конечно наука
будет и этот проходить и будет всё улучшаться, но не в 100 и не в
150 раз. Поэтому доля альтернативных источников в обозримый пери-
од 45-50 лет будет составлять 5 - 7 процентов. Нужно, что бы эти
проценты были, что бы развивать эти источники энергии, но основой
энергетики это быть не может.
Таким образом, неизбежность атомной энергетики стала оче-
видной в 60-х годах., а темп был потерян.
И тогда, - галопом по Европам. А денежки-то, ограниченные,
ведь десять лет денежек-то не вкладывали никаких.
И вот тут-то и была совершена роковая ошибка, из-за которой,
конкретно и начался Чернобыль.
В чём состоит роковая эта ошибка ?
Весь мир признает нормальный стандарт безопасности по любому
опасному производству, в том числе и по атомным станциям.
Этот стандарт состоит из трех элементов:
1. - сделать максимально надежный реактор;
2. - сделать максимально надёжной эксплуатацию (персонал
обученный, дисциплина хорошая, техника удобная для эксплуатации и
т.д.)
И везде стремятся к максимальной надежности. Но, поскольку
весь мир понимает, что "максимально", это не значит - 100%, и что
всегда какая-то вероятность того, что какой-то элемент техники,
даже самый надежный, может отказать и, что какой-то человек по
злому умыслу или неграмотности или по стечению обстоятельств
что-то может совершить, то вводится обязательный третий элемент:
3. - всё это опасное производство с максимально надежным ре-
актором; с максимально надежной эксплуатацией - обязательно дол-
жен быть капсулирован. Закрыт в контеймент (как его называют на
Западе), под колпак (как мы его называем) поставлен. Так, что
если вдруг, с какой-то малой вероятностью но произойдёт что-то,
то всё таки это будет ограничено зоной самого этого реактора. Все
неприятности будут ограничены зоной.
И вот самые главные преступники.
Конечно, вот те кого осудили уже в Чернобыле, они преступни-
ки, потому что они совершили неимоверные действия и их осудили
совершено законно.
Сейчас же ведется следствие (дорасследование) и будут, види-
мо, судить, я так думаю (по крайней мере, с моей точки зрения -
должны судить), конструкторов этого типа реактора РБМК, которые
допустили, по крайней мере три грубейшие ошибки в конструкции
этого реактора. Грубейшие, причем, ошибки. И наверное они то же
должны за это нести уголовную, скажем, ответственность. С моей
точки зрения. Но что там будет, я не знаю.
Но главные преступники - это те руководители энергетики 60-х
годов, которые вопреки точке зрения специалистов, а Советские
специалисты, скажем, у нас в Институте есть такой член-корреспон-
дент СИДОРЕНКО Виктор Алексеевич, он сейчас зам. Председателя
Госатомэнергонадзора, он докторскую диссертацию написал, потом
книгу выпустил, в тот примерно период времени, где доказывал не-
возможность без колпаков существование атомных станций, неважно
какого типа - ВВЭР или РБМК - что это опасно и преступно.
Но на него, как говорится, с большой колокольни плевали, по-
тому, что это на 25-30 процентов, примерно, удорожало каждую
станцию. А, поскольку денежки на атомную энергетику Госпланом вы-
давались строго заданные, то это значит на 25-30 процентов пост-
роить меньше, в заданный срок, атомных электростанций.
(вопрос плохо слышен)
Нет, ПЕТРОСЯНЦ, в частности, к этим вопросам, на сколько мне
известно причастен не был. Это тогдашнее руководство Госплана:
тов. БАЙБАКОВ, тов. ВОЛОЯНЦ - принимали участие и тов. СЛАВСКИЙ -
один из главных ответственных и тов. НЕПОРОЖНИЙ. Вот команда ка-
кая: НЕПОРОЖНИЙ, СЛАВСКИЙ, ВОЛОЯНЦ и БАЙБАКОВ. Но при этом роль
БАЙБАКОВА какая - он слушал СЛАВСКОГО и НЕПОРОЖНЕГО, как энерге-
тиков.
Причем, это не просто из-за того, что там каких-то знаний не
было. Знания были, специалисты, правда не единодушные, потому,
что в том же нашем Курчатовском Институте автор самой разработки
- профессор ФЕЙНБЕРГ Савелий Мойсеевич, ныне скончавшийся, он
выступал за возможность такого реактора без колпака, именно реак-
тор типа РБМК (реактор большой мощности канальный).
Мне важно, что бы Вы что поняли: что если бы была принята
международная философия, что каждый реактор под колпаком, то ре-
актор РБМК уже просто бы не появился, потому, что он большой мощ-
ности канальный и набирается из многих блоков - он ни под какой
колпак не влезал бы. Поэтому ошибок конструктора просто не было
бы, потому что, в принципе бы этот реактор не появился бы.
Теперь как он появился и почему он появился. Потому, что
опоздав на 10 лет в развитии атомной энергетики.
(вопрос-уточнение фамилии ФЕЙНБЕРГА)
ФЕЙНБЕРГ С.М. - физик был хороший, конечно, но он то же вля-
пался в эту историю. Тут всё запутано было.
(вопрос, слабо слышимый, об АЛЕКСАНДРОВЕ А.П., как об опеку-
не)
- 24 -
Анатолий Петрович к конструкции реактора РБМК вообще никако-
го отношения не имел. Но я чуть позже скажу о роли Анатолия Пет-
ровича АЛЕКСАНДРОВА на столько, на сколько смогу объективно. С
моей точки зрения у него степень виновности некоторая, конечно не
большая, есть. Но он слишком заслуженный человек, слишком много
сделал для страны, что бы так об этом говорить, но
(вопрос о том, что АЛЕКСАНДРОВ говорил, что реактор РБМК
можно на Красной площади ставить)
Нет, это просто ошибка. Он говорил, действительно об одном
из реакторов - это реактор АСТ - атомная станция совсем другого
типа, которая действительно наиболее безопасная из всех, которые
сегодня в мире существуют - вот о нём он говорил, что его можно
ставить хоть на Красной площади. Я потом скажу о роли АЛЕКСАНДРО-
ВА, но мне важно, что бы вы поняли, что главное было 10-ти летнее
опоздание.
Потому, что раз на десять лет опоздали, то тогда возник
прежде всего... ( В мире была выработана линия корпусных реакто-
ров, типа наших водо-водяных энергетических реакторов /ВВЭР/ вот
и под Минском который должен был стоять и который сейчас не будет
строиться - но для них нужны были большие машиностроительные мощ-
ности, которых в Советском Союзе не было, что бы строить корпуса
- один корпус изготавливается 2-3 года и вот потом был специально
построен завод "Атоммаш", чтобы строить корпуса для таких реакто-
ров) ... вопрос: корпусов нет, атомную энергетику развивать надо
и вот тогда товарищ СЛАВСКИЙ - Министр среднего машиностроения
выходит с предложением - параллельно с реакторами ВВЭР...
(вопрос прерывает повествование, просит расшифровать абреви-
атуру ВВЭР и отличие от РБМК)
ВВЭРа реакторы - это большой металлический корпус - в него
опускается активная зона в воду - вода перегревается, давление
170 атм. - двух-контурная система - нагревает воду второго конту-
ра, а вода второго контура, превращаясь в пар, вращает турбину.
А реактор РБМК - это реактор одно-контурный - это много ка-
налов циркониевых - в них нагревается вода от топливных таблето-
чек и сразу же эта вода поступает на турбину и её вращает.
Поэтому в реакторах ВВЭР мощность ограничена размером кор-
пуса реактора, а в реакторах РБМК мощность ничем не ограничена:
выбираете графитовый пласт огромных размеров, дырки делаете в
нём, каналы вставляете и можете набрать большую мощность.
Так вот, когда стало ясно, что энергетики Советской не хва-
тает, тогда Ефим Павлович СЛАВСКИЙ - Министр среднего машиностро-
ения - сказал: "Есть такая партия - мы можем страну выручить".
Понимаете ?
Этот тип аппарата пришел из Министерства среднего машиност-
роения, где несколько таких аппаратов, для специальных целей, бы-
ло построено, и эксплуатировались самым уникальным образом. Там
военная приёмка каждого элемента оборудования, особо обученный
персонал, высочайшие требования и т.д.
Вот такие реакторы промышленные есть у Американцев. Они то
- 25 -
же не под колпаком, потому что они большие, но их всего 4-ре шту-
ки, у Американцев. И за каждым из них слежение и наблюдение очень
высокого класса.
Так вот, у Средмашевцев-то, и вот в этом-то смысле, и у Ана-
толия Петровича АЛЕКСАНДРОВА - то же, возникло ощущение, что этот
реактор, при правильной его эксплуатации, и при надежности -
очень хороший и нормальный.
Но как только первый такой реактор, причем первый сразу са-
данули под Ленинградом, в 100 км. от Ленинграда, первый такой ре-
актор РБМК.
И как только стали его запускать, сразу обнаружили, что ре-
актор хреновый, что управлять им тяжело, что у него нейтронные
поля стали "гулять", операторы все в поту, управляться с ним не
могут, ввиду его больших размеров и специфики ядерных процессов.
Пришлось степень обогащения топлива менять, каждый раз
что-то...ну, в общем, с того момента как его запустили, всё время
вносились какие-то изменения и переизменения.
И тем не менее из-за того, что 10 лет были потеряны и из-за
того, что философия международная - о том, что бы каждый аппарат
был спрятан под колпак обязательно - не была принята, то в народ-
ное хозяйство эти аппараты пошли и стали строиться уже не
Минсредмашем, а Минэжнерго: Курская, Чернобыльская, Смоленская
АЭС, вот с этими реакторами - РБМК.
Хотя уже шепотом, все операторы, все инженеры и специалисты
говорили, что этот реактор очень труден в управлении.
По экономике, по стоимости киловатт-часа энергии, по расходу
топлива, он примерно, такой же как и ВВЭР - в чём-то лучше, в
чём-то хуже, но то, что по управлению он более трудный - это бы-
ло, стало, понятно.
Но, главное, и я все время к этому возвращаюсь, - ГЛАВНОЕ
ПРЕСТУПЛЕНИЕ, которое было совершено, что Советскую атомную энер-
гетику пустили в ПРЕСТУПНУЮ ФИЛОСОФИЮ, разрешив строить станции
без колпаков (любого типа: ВВЭР-ли, РБМК-ли).
Были бы колпаки - РБМК, просто, не появился бы - ни за что.
Как он не появился нигде в мире (такого типа реактор).
Потом другая ошибка была, что это такая техника по которой
идти не мировым путём опасно. Потому что, всё-таки это - опасная
техника и когда мы имеем дело с реакторами типа ВВЭР - мы можем
использовать весь мировой опыт.
Подумаешь, у нас там десяток какой-то реакторов, а у Амери-
канцев их 90 штук, а у Англичан их - 40, а у Французов - 60. И на
каждом накапливается опыт, ошибки и всё это - достояние челове-
чества.
А РБМК-то, всего: Ленинградская станция сначала была, да
Чернобыльская, да больше и нет.
Вот и весь опыт и: "всё что знаешь - знаем", а потом оказа-
лось, что знаем мы про них очень мало - вот Вам, так называемый,
"путь развития".
Во-первых - он национальный, а значит не подкреплен никаким
- 26 -
мировым опытом.
Во-вторых, СЭВ-овские страны к этому не подключишь, потому,
что им такой аппарат не ставили.
Философия противоречит сама тому что есть.
Да и в конструкции реактора были заложены, я говорю, по
крайней мере, три принципиальнейшие ошибки.
Вот мне они кажутся дикими.
И всегда казались дикими, что бы Вы не смотрели на меня, как
на человека, который...
Дело в том, что Институт наш разделился по поводу этого ре-
актора. И вот тут-то я буду про Анатолия Петровича говорить.
В чём дикость конструкторских его ошибок, кроме философии
колпака?
Дикость ошибок заключается в том, что философия безо-
пасности... (а я почему так говорю ? Потому, что философия безо-
пасности не зависит от того с чем Вы имеете дело: с атомным реак-
тором; с биологическим объектом, в котором вирусы размножаются;
или химическим заводом или с чем-то третьим или четвёртым - фи-
лософия.
Конкретные технические решения - они зависят, а философия -
не зависит, так как философия имеет три элемента:
- надежный аппарат - максимально;
- надежный персонал - максимально;
- и все это, при максимальной надежности спрятать под землю,
в скалу, под колпак бетонный - это есть философия, относящаяся к
любому объекту, которая делает систему надежной.
Но и с конструкцией некой - надежной) ...требует, что если у
Вас есть какие-то системы аварийных защит, которые останавливают:
автомобиль ли там; поезд ли там; что-то ещё, то у Вас должно
быть, по крайней мере две системы защиты, причем они должны
действовать на независимых физических принципах и одна, из двух
систем, от оператора не должна зависеть.
Это Закон теории безопасности.
Потому, что, скажем, ну вдруг оператору стало плохо, и он
кнопку не нажал..., чего-то ещё... - тогда от превышения самих
параметров, от ненормальностей, вторая защита должна сама срабо-
тать.
Так в реакторе РБМК была ОДНА ЗАЩИТА, в отличие от реактора
ВВЭР, что является грубейшим нарушением принципов. (первая ошиб-
ка) Причем конструктор до сегодняшнего дня...
Вот, если бы конструкторы реактора РБМК услышали меня и мои
коллеги из моего собственного Института, они бы стали меня сейчас
рвать на куски, потому, что они считают, что, оказывается он не
понимает философию безопасности.
Поскольку система аварийной защиты содержит 211 стержней
опускающихся, то они говорят, что у них не две системы, а 211
систем было. Потому, что у них удалят они 211 стержней, каждый из
которых, опускаясь в реактор может нейтроны поглощать и они гово-
рят, что там аж 211.
Но это чушь собачья, потому, что все эти стержни опускаются:
- 27 -
от оператора; от автомата; от нажатия кнопки и т.д.
И, если оператора убили, он заболел, умер, то эти 211 стерж-
ней останутся на месте.
Вот этого они никак до сих пор не могут понять..., а может
это просто самозащитная реакция такая, поэтому на меня они ок-
рысиваются со страшной силой, в этом смысле.
Более того, когда уже случилась Чернобыльская авария, когда
нужно было делать дополнения, я сразу же предложил такую неза-
висимую систему газовой защиты - введения внутрь аппарата такой
газовой ампулы (не буду Вам все подробно рассказывать).
Они её очень неохотно приняли, поставили её в последний мо-
мент к исполнению за 90-е годы, куда-то в свои планы, а сами ста-
ли исправлять свою вторую ошибку.
А вторая ошибка в конструкции, кроме того, что не две защи-
ты, а одна, - заключалась в том...
(конец стороны "В", части 8, кассеты N 4)
Текст соответствует аудиозаписи:
Следователи следственной группы
Генеральной прокуратуры Российской Федерации
старший советник юстиции xxxxxxxxxxxx
юрист 1-го класса xxxxxxxxxxxxxxx
академик Легасов В.А.
(текст из кассеты N 5)
Более того, когда уже случилась Чернобыльская авария, когда
нужно было делать дополнения, я сразу же предложил такую неза-
висимую систему газовой защиты - введения внутрь аппарата такой
газовой ампулы (не буду Вам все подробно рассказывать), они её
очень неохотно приняли, поставили её в последний момент к испол-
нению за 90-е годы, куда-то в свои планы, а сами стали исправлять
свою вторую ошибку.
А вторая ошибка в конструкции, кроме того, что не две защи-
ты, а одна, заключалась в том что, даже гуманитарию должно быть
ясно, что если у Вас мощность нарастает с определенной скоростью,
что случается (у вас, скажем, неприятность нарастает с определен-
ной скоростью), то ясно, что защитная система должна быстрее вво-
диться в систему чем эта неприятность.
А у них была, в пять-шесть раз медленнее.
(неразборчивый вопрос)
Да, а реактивность за секунду в 13 раз возрастает, а стер-
жень за 5-6 секунд опускается туда.
Так они все усилия направили к тому, что бы эти скорости
согласовать, сделать сухой канал. Вот как они вцепились в эти
свои несчастные стержни (механические, с помощью которых...) так
они до сих пор от них оторваться не могут. И поэтому моё предло-
жение по газовым защитам отодвинули куда-то на дальний путь.
А сейчас оказалось, что и сделать нельзя такую скорость у
стержня, в конце-то концов. Вот я, потеряв год, сейчас возвраща-
юсь к этому моему предложению, поэтому и сегодня эти реакторы
РБМК не являются надежными.
(неясный вопрос).
РБМК ? 14 штук.
Я всё время хочу Вам сказать и я не знаю, удаётся ли мне это
сделать, что дело именно в философии безопасности. Если бы фи-
лософия безопасности была бы правильной, то технические решения
под эту вот философию, конечно бы наши специалисты находили, по-
тому, что они грамотные специалисты, толковые люди, умеют считать
и делать прочие вещи. Но все дело в том, что их в такие условия
поставили. Была бы философия - обязательный колпак, у нас в ре-
зультате такой реактор РБМК не мог бы появиться и не было бы
предмета для разговора.
И не появились бы 14 аппаратов ВВЭР без этих самых, как го-
ворится, "голых", ничем не закрытых.
А, ведь если ВВЭР рванет, а ведь он то же может рвануть, то
это уже будет "язык" не 80-90 километров, это уже "язык" уже бу-
дет 250 километров.
(вопрос неразборчив)
Нет, у нас 14 аппаратов ВВЭР - без колпаков.
(вопрос неясен)
Нет, 14 РБМК-овских - без колпаков и 14 ВВЭР-овских - без
- 2 -
колпаков.
И только тогда, когда у нас появились колпаки, это станции,
которые строятся последние 5-6 лет, и которые сейчас проектиру-
ются, и которые будут строится, вот все строятся уже с колпаками.
Откуда это возникло ? Как только мы Финам стали продавать
станцию. Фины, по международным требованиям сказали: "Давай кол-
пак, без колпака не возьмём". И вот появилась первая наша станция
с колпаком и по своим реакторным характеристикам она очень хоро-
ша, да плюс колпак, который стоит - вот это лучшая станция в мире
- "Ловиса".
И вот после этого мы стали уже у себя философию проводить в
жизнь.
Поэтому, те станции, которые строятся последние 5-6 лет:
- вот Запорожская станция на Украине;
- кстати, та станция которая была под Минском у Вас построе-
на (с колпаком обязательно была бы построена).
(неразборчивый вопрос, уточнение)
Ну уже решение принято, так сказать, эмоциональное. Но вот я
должен Вам сказать, что как раз Минская бы станция никакой
опасности бы не представляла.
(невнятный вопрос)
Ну, понятно. Решение принято и что об этом сейчас говорить.
Но на самом деле на ней могла бы случиться авария: реактор мог
разорваться, всё что угодно могло быть. Но всё осталось бы под
колпаком. Вот в чем отличие Минской станции, Финской станции...
Как у американцев. У них же случилась более страшная авария
чем эта. Но там всё осталось под колпаком.
Так вот первое нарушение философии.
В чём вина Анатолия Петровича АЛЕКСАНДРОВА ? Вина Анатолия
Петровича АЛЕКСАНДРОВА в том, что он нехотя, - но дал санкцию.
Повозражал, повозражал (вместе со специалистами), но потом
пошел на встречу настойчивым требованиям Госплана и Минэнергети-
ки, что можно строить станции без колпаков.
Он сначала очень сражался, он воевал (я могу это докумен-
тально показать), но потом сдался.
Но сдался как ?
При обязательном условии самого тщательного выполнения всех
регламентных операций и так далее. И все последние 20 лет он
выступал везде где можно (на Политбюро и так далее):
- он требовал военной приёмки;
- он требовал повышения качества оборудования и т.д., и т.д.
То есть он бился за то, что бы вероятность неприятности на
станции, зная что колпака нет, была минимальной. Он за это бился.
Но, то что, всё таки, он (как бы Вам сказать?), ну, трупом
не лёг, как говориться, поперёк всей этой философии, - вот,
единственно, - вина его в этом.
Другой его вины нет. Потому, что во всех остальных случаях
он боролся за совершено правильные вещи.
Хотя, бороться было трудно, потому что группа специалистов
- 3 -
(которые, знаете, там: - ура!, - давай, давай!), знаете, они
настолько были сильны, что вот СИДОРЕНКО Виктор Алексеевич, буду-
чи директором Отделения ядерных реакторов в нашем Институте, ав-
тором этой докторской диссертации и этой книги, - его выперли из
Института. Он должен был уйти из Института. Потому что, его
собственные коллеги не понимали.
Почему не понимали собственные коллеги его ?
А потому что:
- коллеги его премии получали от Министерства;
- потому что Институт находился в составе Минсредмаша.
Понимаете ?
- и поэтому (они видят, что директор /а директор - он
член-корреспондент Академии наук/, а у них зарплата хреновая.
Ему, там, не дадут премию в 100 рублей - он переживёт, а я полу-
чаю всего 180 и для меня 100 рублей премии, - это важно), если я
где ни будь "дзыркну", на счет этих колпаков, - шиш я тогда полу-
чу, а не премию;
- не то выскажу - меня не опубликуют, диссертацию не защищу.
И поэтому собственные подчиненные, воспитанные годами в этом
Министерстве, вот такой идеологией, - они собственного начальника
выперли. Ну выперли как ? Ну, не выперли, а создали невыносимые
условия для работы.
Хотя вот он, вместе с Анатолием Петровичем бился за качест-
во, раз колпаки не удалось пробить. И он там делал очень многое
для того что бы появился Госатомэнергонадзор, куда он и перешел
работать в конце-концов, в организацию, которая хоть контролиро-
вала состав оборудования, которое туда идет.
Вот такая обстановка была.
Поэтому Чернобыль (видите, почему я так издалека начал?), он
отразил, что в Советском Союзе и до сегодняшнего дня, пережив
Чернобыль, вот эту философию (которая такая примитивная, такая
простая, три компонента которой я Вам назвал) ни одна собака не
понимает до сих пор, даже в атомной промышленности. И она не пе-
ренесена в химическую промышленность, где у нас может быть в лю-
бую минуту Бхопал (понимаете ?) по этой самой причине - непра-
вильной философии.
Нет ни одной организации в Академии наук Советского Союза
или в национальных Академиях, которые занимались бы разработкой
этой философии.
Нет умения пользоваться теорией риска и надежности аппарату-
ры, что бы оценить возможные последствия каких-то событий и зара-
нее к ним подготовиться (понимаете?)
То есть Чернобыль, как вот Николай Иванович РЫЖКОВ на Полит-
бюро 14 июля, когда обсуждался вопрос, он сказал так: "У меня
впечатление, что страна медленно и упорно, развивая свою атомную
энергетику, шла к Чернобылю". Он сказал совершено правильно - мы
шли к Чернобылю.
Только он должен был, по моим оценка, произойти не в Черно-
быле, а на Кольской станции и на несколько лет раньше, когда там
- 4 -
обнаружили, что в главном трубопроводе, по которому подается теп-
лоноситель, сварщик, что бы получить премию и сделать быстрее,
вместо того, что бы заварить задвижку, на самом ответственном
месте, он просто в канал заложил электроды и слегка их сверху за-
варил.
Это чудом просто обнаружили и вот эта, самая мощная авария,
- мы бы просто потеряли полностью Кольский полуостров. И это мог-
ло быть несколько лет назад. И просто чудом, как говорится, этого
не произошло. И безколпачная станция - всё бы там было загрязнено
и чудо природы - наш Кольский полуостров - был бы изничтожен.
Вот я это всё хотел Вам рассказать, что бы Вы поняли, что
истоки Чернобыльской трагедии в неправильной философии, которая
началась с того, что 10 лет упустили, потом стали нагонять, наго-
нять быстрее, быстрее, предложили этот вариант.
Потом перенос. Неоправданный перенос опыта военной промыш-
ленности в народное хозяйство.
Это совершенно неоправданный перенос, потому что, в военной
промышленности:
- с ограниченным количеством объектов;
- со строгой военной приёмкой, причём неоднократной;
- военная приёмка у изготовителя;
- военная приёмка при эксплуатации;
- многократные экзамены;
- переподготовки персонала и так далее, и так далее...
И, когда Вы вдруг, с таким же объектом, выходите в народное
хозяйство, где ничего похожего нет:
- нет никаких тренажеров;
- нет никакой системы обучения;
- вообще, просто нет системы обучения, не говоря уже о
системе обучения аварийным ситуациям (понимаете ?).
Поэтому создавалась обстановка полной готовности к такого
рода авариям.
И что я хочу Вам сказать сегодня.
Но это еще пока не для публикации, потому что и Вам и мне
голову оторвут, но мне, в первую очередь, а Вам во вторую оче-
редь, что ничего не изменилось на сегодняшний день...
.
(Разборчиво, слова Адамовича А.): "Это мне АДАМОВ говорил
уже это и ВЕЛИХОВ мне говорил, собственно всё продолжается по
инерции. Я им то же говорил, но и как это можно иметь доступ к
ГОРБАЧЁВУ - туда-сюда и вот. Они мне рассказывали о своей полной
беспомощности".
Беспомощность опять связана с тем (наша всеобщая) и заключа-
ется в том, что пока есть монополия какого-то ведомства конкрет-
ного на систему, так это и будет продолжаться.
Вот, скажем, по этому Политбюро правильно приняло решение о
создании, в системе Академии наук, соответствующей организации,
ядерной, потому что нет альтернативы, нет конкуренции, но не
- 5 -
очень-то торопятся, тот же самый ВЕЛИХОВ, например. Он то же,
зная об это, не очень торопится создать мощную и правильную аль-
тернативную организацию.
(вопрос неразборчив: "А какая система держит в руках, кроме
Академии всё это?)
Минсредмаш. У него всё есть, у него все конструктора, всё у
него в руках осталось, а Минатомэнерго только число эксплуатаци-
онное ведомство оно занимается только эксплуатацией, больше ни-
чем.
Те, кто разрабатывал оборудование - Минэнергомаш.
Ситуация ухудшилась, потому что раньше был Минэнергомаш, ко-
торый делал только атомное оборудование, теперь его объединили с
Минмашем, вообще, и это атомное оборудование для него оказалось
одним из пунктов в ассортименте выпускаемой продукции.
Поэтому ситуация только ухудшилась.
Вероятность Чернобыля сейчас возросла.
Вот я пишу сейчас записку Николаю Иивановичу РЫЖКОВУ, оче-
редную записку, где то же самое: "... вероятность возрастает с
каждым днём потому что..." опять, вот те безколпачные аппараты...
(слова Адамовича А.: "Которые есть".)
Которые есть. И люди понимают, что они опасны.
Но что они делают? Они пытаются повысить надежность реактора
так, что бы не было аварии.
А что значит повысить надежность реактора ? Это значит: на-
толкать на него новых и новых устройств, каких-то дополнительных
средств диагностики и так далее, и так далее.
Причём, это в разных аппаратах делается в разное время.
А миграция персонала довольно высокая, поэтому: на одном ап-
парате - ввели изменения в регламент, на другом - не ввели, на
этом - сделали, на том - не сделали.
Представляете ?
Старый начальник смены переехал с одного объекта на другой,
думая что тут вот так же как у него. Понимаете? Поэтому вероят-
ность сейчас, из-за того, что вроде бы люди и доброе дело делают
- повышают надежности аппаратов, но на самом-то деле, из-за непо-
нимания этой всей философии - они, на самом деле - ухудшают поло-
жение установки.
(обрывок из малоразборчивой фразы Адамовича А.: "...я пони-
маю, что бесполезно писать...")
Вас не смущает, это я для себя, так, на всякий случай, при-
годится может быть, когда ни будь - писать.
Значит, что это относится в не меньшей степени, а в большей
степени к химическим предприятиям, где у нас ещё безобразий тако-
го сорта, гораздо больше, чем в атомной промышленности.
И я сижу, и дрожу... (вот я говорю, действительно человек
даже здесь болеет и лежу, слава Богу меня сейчас уже вылечили)
...я болею именно от того, что наиболее вероятно у нас в ближай-
шее время, вот я просто называю, чего я боюсь, а я уже боюсь, по-
тому что, уже один раз выступил на Политбюро, я сказал, что сле-
- 6 -
дуюшая авария у нас произойдет в Южном Казахстане с фосфором,
когда в радиусе 300 километров всё живое будет мертвым.
(неразборчивая речь Адамовича А.)
Но я сказал так на Политбюро. Они мимо ушей пропустили. Но
через две недели, это происходит в Америке - фосфорная авария,
через две недели, вот тогда они обратили внимание. Понимаете ?
Слава Богу, что не у нас, и не на завода, а на железнодорожной
цистерне, фосфор перевозящей, где они были вынуждены были эвакуи-
ровать 30 тысяч человек, из-за такой вот фосфорной аварии.
Так вот я просто знаю, что ближайшие аварии ядерные будет на
Армянской станции, и вся Армения накроется. Потом следующая по
вероятности Болгария - "Козлодуй", следующая по вероятности это
Ленинградская, обязательно шарахнет. Вот три ядерных. Будет круп-
нейшая химическая авария в Дзержинске, это крупнейшая в истории
будет химическая авария, и крупнейшая авария будет в Куйбышеве, у
нас химическая авария, и в Чимкенте в Южном Казахстане обязатель-
но произойдет авария.
(слова Адамовича А.: "Я сейчас всё это запишу, а потом...")
Проверьте. (диктует) Ядерные: Армянская, Ленинградская,
"Козлодуй" Болгария, - эти атомные станции где стоят безколпако-
вые. Теперь химические аварии: это Дзержинск - взрыв, там должен
быть мощный взрыв, потом, то же самое, объёмный взрыв в Куйбышеве
и Чемкенте, на фосфорном заводе, возможна авария, при которой об-
разование фосфор-органики произойдет, один вдох которой смертелен
просто, а по "Розе ветров", по распространённости, в радиусе 300
километров, с заходом в Китай, всё живое будет уничтожено.
Это всё то, что я называю, если не принять необходимых мер.
Причем, меры которые можно принять, что бы этого не было, - из-
вестны. Но самое убивающее, что заставляет, как говорится, пере-
живать и болеть, что меры которые нужны принять - они известны.
Вот, например, я могу действительно сегодня...(стёрто)
...ну, значит, дошла информация в стандартом виде.
Заранее, задолго до аварии, была принята система оповещения
Минэнерго об аварии. Причем была система кодовая. Информация идет
кодом, например, сообщаются цифры какие-то: 1, 2, 3, 4.
1 - это пожар,
2 - это радиационное повреждение,
3 - это ядерная авария,
4 - это есть химические опасности.
И уже заранее были сформированы команды. В случае сигнала
такого-то, в таком-то месте собираться такая аварийная бригада
выезжать, здесь в Москве. В случае иной ситуации другая бригада
собирается и так далее.
И вот, в ночь на 26 апреля в Минэнерго появились все четыре
вида сигналов - сигналы всех видов возможной опасности. Была дана
такая команда. Поэтому сразу же был вызван Министр и, тут же были
вызваны все специалисты, входящие в список лиц, которые должны
были выезжать. Поскольку это было в ночь с пятницы на субботу,
часть была на дачах, поэтому заняла эта процедура два-три часа,
- 7 -
но ночью всех собрали в Минэнерго, потом ещё где-то час на счёт
самолета выясняли и эта группа людей вылетела рано утром туда на
место.
Я в этой группе не был,
Когда они собирались, вот тут, то же был один неприятный мо-
мент. Они установили телефонную связь и со станции начала посту-
пать информация противоречащая шифрованным сигналам, не подтверж-
дающая их, а частично противоречащая им. Стали говорить: включили
охлаждение, включили то, включили это. Это создало впечатление
что реактор живёт, что на нём случилось, конечно, серьёзное. Ут-
ром они уже сообщили что два человека скончались. Но сообщили
так, что один скончался там из-за механических повреждений... а
второй от химических ожогов скончался, потому, что пожар действи-
тельно возник. Что было правда на самом деле. Одного они просто
потеряли и
(слабо разборчивые слова Адамовича А. "...и там остался...")
...там и остался захороненным в саркофаге, и второй действи-
тельно от химических ожогов скончался, потому что пожар в одном
месте возник.
Но другого: что при этом, уже начались традиционные радиаци-
онные поражения и ещё чего-то - они не сообщали.
И в течении первой половины дня 26 шла от туда информация
такого порядка, что персонал пытается справиться с возникшим: ап-
парат вышел из подчинения и они пытаются подчинить его.
Вот, грубо говоря, такая ситуация.
Но, поскольку всё таки исходный сигнал был серьезным. Он был
передан Правительству. Правительство назначило Правительственную
комиссию.
(вопрос Адамовича А. "Кто подал первый сигнал? Они же?")
Персонал станции. Директор станции.
Вот, я в субботу поехал рано утром к 10 утра в своё ми-
нистерство на партийно-хозяйственный актив, где выступал наш
престарелый Министр среднего машиностроения СЛАВСКИЙ
(вопрос Адамовича А.: "Как его имя, отчество?")
Ефим Павлович
(вопрос Адамовича А.: "Это был Министр...?")
среднего машиностроения
(слова Адамовича А.: "среднего, записываю...")
Так вот, он делал большой доклад, он всегда делал длинные
доклады: хвалил атомную энергетику, хвалил себя, хвалил собствен-
ное Министерство и вскользь это: "...правда, что там в Чернобыле,
вот поступил сигнал, случилось, ну там мы, как обычно, спра-
вимся..." - и продолжал свой доклад произошло справимся и продол-
жал свой доклад. Он сделал доклад. Перерыв. В 12 часов, как сей-
час я помню. И во время этого перерыва первый заместитель
Славского МЕШКОВ Александр Григорьевич (это его первый зам, кото-
рый был потом снят с работы вот за эту аварию)
(слава Адамовича А.: "А сам он ? Он ушол на пенсию,
просто?")
- 8 -
СЛАВСКИЙ?
(слова Адамовича А.: "Да.")
Ну, как. Ушли его на пенсию.
(слова Адамовича А.: "Ну, понятно. Ну так, вроде бы.")
Ну да, так как вроде бы чинно, - ушел без взысканий, - как
говорится.
И вот МЕШКОВ Александр Григорьевич подошел ко мне и сказал,
что назначена Правительственная комиссия и в состав этой Прави-
тельственной комиссии я включён, и ,что в 4-ре часа я должен быть
на Вонуково, в аэропорту для отлёта.
Глава Правительственной комиссии, Борис Евдокимович ЩЕРБИНА.
Я тут же вскочил в машину, поехал в Институт, нашел специа-
листов по этому типу реакторов. (повторяю, что сам я, ведь не ре-
акторщик, хотя вроде бы первый заместитель директора Института.
Но. Институт-то громадный: там и термояд и ядерная физика и раз-
деление изотопов и применение изотопов, и радиохимия, и Чёрт и
дьявол.
В мои обязанности входила химическая физика и разделение
изотопов и веществ, а также использование ядерной энергетики в
народном хозяйстве вот в виде изотопов или чего другого. Отделе-
ние-то у меня самое маленькое. Поэтому меня Анатолий Петрович ви-
димо и назначил первым замом, что бы у меня не было корысти -
ресурсы тащить на какие-то свои задачи. Я среди "гигантов" там,
среди реакторщиков, термоядерщиков, был самым маленьким, так ска-
зать, хозяйчиком. Вот поэтому он меня по управленческим делам, по
владению ресурсами, он назначил меня первым заместителем, я им и
многие годы работал. Я так думаю, что из этих соображений, может
быть у него и другие соображения были).
Ну вот, я позвал специалистов с чертежами реактора со всей
информацией, которую можно было успеть собрать. Конечно, я
представлял себе конструкцию этого реактора, но не так детально
как надо было бы члену Правительственной комиссии, скажем, в та-
кой чрезвычайной ситуации.
Всё что мог с собой забрал и в 4-ре я был на аэродроме. ЩЕР-
БИНА в это время был вне Москвы, где-то находился за пределами
столицы, проводил какое-то мероприятие. Мы его подождали. Он поя-
вился. Взглянул на состав Правительственной комиссии (состав этой
первой комиссии назову, если нужно) и мы вылетели в Киев.
По дороге я Щербине рассказывал историю аварии в
"Три-май-айлен", подробно. Вот что я в полёте делал, я ему
рассказывал что было в "Три-Май-Айленд" в Америке, какие там со-
бытия происходили, какие мероприятия.
А мероприятия там были простые - они все разбежались и три
года не подступали к этой станции в "Три-Май-Айленде", так, что
все мероприятия "Три-май-айловские". Но на самом деле три дня они
боролись с тем, чтобы не взорвался водородный пузырь. Вот они,
так сказать, обдували водородный пузырь. Обдули, закрыли всё и
три года никто даже не приближался к станции. У них там погибло
17 человек, у американцев. Но не во время аварии. Во время
- 9 -
аварии никто не погиб, не облучился, а в панике.
У них началась в городке паника. Они рванулись на автомоби-
лях самоэвакуацию делать и в процессе эвакуации 17 человек там в
автомобилях погибли - так они драпали - американцы.
Вот я в ЩЕРБИНЕ в самолете рассказал эту историю.
Прилетели в Киев. В Киеве, во главе с ЛЯШКОМ - руководителем
Правительства Украинского. Огромная толпа чёрных лимузинов. Лица
мрачные. Что происходит, нам никто ничего объяснить не мог.Сказа-
ли, дела видимо плохи. Сели мы на эти автомобили и поехали туда.
Дорога была мрачная. Информации конкретной никакой нет. Поэтому и
разговоры такие, знаете - да - нет. Я ехал с в одной машине с
Председателем Киевского облисполкома ПЛЮЩЁМ, который вошел в
состав Правительственной комиссии то же. Какой там особый мог
быть разговор?
Причем, вот, мера безграмотности нашей и мера непонимания
того, что произошло выражалась, например, в таких фактах. Что я,
например, даже, успев заскочить домой, предупредить жену , что я
у уезжаю в командировку. Но как я был на активе в лучшем своёь
мундире, так сказать, в лучших своих одеждах и т.д., так я и тро-
нулся туда.
(слова Адамовича А.: "Но Вы же понимали?")
Да, вот я. Вот на столько нас запутали масштабом аварии. По-
нимаете? Насколько я не представлял, вот по этой информации,
масштаба аварии. А я ведь их не одну аварию..., слава Богу 180
рентген во мне сидел до этого на всяких разных случаях и как себя
вести и т.д. я знал. И та же кавалькада чёрных машин: Чайки и
прочие ехавшие туда, это то же мера знания, понимания в первый
день. Она об этом говорит. Потом ЩЕРБИНА, когда возвратился отту-
да, на наших глазах молотком разбивал свой депутатский значёк. Ну
что бы им никто не воспользовался он был на столько загрязнен
(депутатский значёк) он сам лично молотком долбал его на кусочки
- ничто другое не волновало. Но это так. Вообще потом был эпизод,
чуть позже о нём то же скажу.
Ну вот, проехали Чернобыль. Чернобыль живет мирной жизнью
тихо хорошо мирно всё очень. Приезжаем в Припять. И вот за
несколько километров до Припяти, а 18 километров от Чернобыля до
Припяти. И вот за несколько километров до Припяти, ну так за 8 за
7, вот тут я впервые атомную станцию не узнаю. Потому что атомная
станция всегда определяется: трубы стоят из которых ничего не
идет. Понимаете? Это наиболее характерный признак атомного объек-
та, когда стоит труба, потому что она стоит только для вытяжки
воздуха из которого тянется только криптон-85, о чём я Вам гово-
рил и ничего больше, а кругом чистота.
А тут вдруг малиновое зарево в пол-неба и, такой белый-белый
пар дует из этого реактора. Ну, в общем, - это не атомная стан-
ция, - первое моё было впечатление, что я приехал не на атомную
станцию.
Пдехали мы к зданию городского комитета партии в Припяти,
разместились в гостинице рядом, в которой несколько дней потом в
- 10 -
этой гостинице жили в самой Припяти, а штаб...
(слова Адамовича А.: "А людей уже убрали..., людей в воск-
ресение вывезли...)
Нет. Мы же приехали 26 в 8 часов 20 минут вечера. И в 20
часов 40 минут, примерно, было первое заседание Правительственной
комиссии прямо в Припяти в городском комитете партии. Первое
заседание комиссии прошло естественно и просто.
ЩЕРБИНА распределил обязанности:
- он поручил МЕШКОВУ подобрать группу специалистов. Если
нужно, вызвать из Москвы и установить причину аварии;
- мне он поручил - разработать мероприятия по ликвидации.
Что делать, короче говоря. На меня легла задача выработать пред-
ложения потому что нужно делать. Предложения. Потому, что решения
окончательные принимались коллективно Правительственной комиссией
или лично ЩЕРБИНОЙ. Он принимал как Председатель решения. А вот
готовить предложения по тому что делать, это легло на мои плечи;
- ВОРОБЬЁВ Евгений Иванович - бывший заместитель Министра
здравоохранения, которого потом то же убрали, его проблема была
такая - определить количество облученных людей, их судьбу и все
что связано с людьми - что делать;
- и местные власти были членами Правительственной комиссии,
вот, скажем, Председатель облисполкома ПЛЮЩЬ - их задача была
связана с тем, чтобы подготовиться к эвакуации. Слова такие были
произнесены сразу же, прямо: "Подготовиться к эвакуации" и выпол-
нять распоряжения, вот те, которые выработаю я, - по ликвидации
последствий аварии.
Первое, что нужно было сделать, - сделать разведку. Потому,
что дозиметрическая служба, то же, кстати говоря. Тут я в сторону
немножко шагну и скажу, что дозиметрия отвратительно была постав-
лена. Дозиметристы с приборами, вместо автоматов. Казалось бы,
должны быть кругом там, как я пишу в предложениях:
- на самой станции - первый круг,
- в километре - второй круг,
- три километра и 10 километров - круг,
Кругом там через сотню метров - автоматы, которые дают зву-
ковые и световые сигналы в случае превышения доз.
(слова АдамовичаА. "ДП-5...")
Да. Но и ДТ-5 то тогда ещё не было там в достаточном коли-
честве, когда мы приехали. Поэтому главную работу взял на себя
АБАГЯН Армен Артоваздович директор института ВНИИ АЭС (Институт
атомных электростанций Минатомэнерго теперешнего, а тогда Минэ-
нерго)
(слова Адамовича А.: "АБАГЯН...")
Армен Артоваздович, хороший мужик. И, чуть позже, прибыл та-
кой ЕГОРОВ из АДАМОВСКОГО института, но он прибыл на сутки или
двое позже. Вот они начали проводить. Потом появился ПИКАЛОВ со
своей службой. Вот началась дозиметрическая разведка.
Но, 26-го вечером всё мы делали приблизительно. Но уже 26-го
стало ясно, мы установили, что реактор разрушен, и 26-го в 11 ве-
- 11 -
чера собралось ещё раз заседание Правительственной комиссии и она
рассматривала два вопроса:
- первый вопрос - о населении.
И тут возникла у нас острая дискуссия: СИДОРЕНКО Виктор
Алексеевич, который был то же членом Правительственной комиссии
от Госатомэнергонадзора, - он, главным образом, и я, его поддер-
живая, настаивали на немедленной эвакуации населения.
Медицина возражала. Но здесь всё дело связано с тем, что по-
рядки у нас были установлены следующие:
- право на эвакуацию дает Минздрав СССР. Не, скажем, Совет
Министров там, не ЦК КПСС, а Минздрав СССР;
- а правила, которые они до этой аварии выработали, заключа-
лись в следующем, кстати международных правил вообще нет до сих
пор. А Минздрав выработал такие правила:
- если есть опасность человеку - сразу, или в течении неко-
торого времени получить 25 бэр нагрузку дозовую, то тогда местная
власть ИМЕЕТ ПРАВО (имеет право, а не обязана) осуществить эваку-
ационные мероприятия;
- если есть вероятность дозовой нагрузки - 75 бэр и больше,
то тогда местные власти ОБЯЗАНЫ осуществить эвакуацию.
Значит, если нет угрозы 25-ти бэр, то эвакуацию никто не
имеет право проводить. Между 25 и 75 бэрами - это дело местных
властей. Ну и выше 75 бэр - это обязательное условие.
Вот такие правила санитарные к тому моменту существовали.
Непосредственные замеры в городе Припять, а взрыв произошел
такой и таким образом, что Припять обошло с двух сторон.Понимае-
те?
(слова Адамовича А.: "И пошло на Белоруссию".)
На Белоруссию - одна часть и вторая часть пошла на Украину,
но в другую сторону. И Припять оказалась, вот на момент взрыва
самого, она оказалась чистой. И там и 10 бэр не набиралось.
Поэтому медики оказались в затруднительном положении. По их
правилам они не имели права, на основании тех данных, которыми к
11 вечера располагали, объявлять какую-то эвакуацию.
Мы, как специалисты говорили,
(слова Адамовича А. "...завтра будет")
что завтра будет и 25 и больше. Понимаете? Поэтому надо немедлен-
но объявлять эвакуацию.
Ну, вот завтра будет, а сейчас-то ведь - нету, а вдруг завт-
ра не будет? Вдруг завтра реактору что-то сделают и всё будет
прекращено? Тогда как мы будем себя чувствовать, мы закон наруша-
ем?
В общем, был такой длительный спор и ЩЕРБИНА, надо отдать
ему должное, - принял решение об эвакуации.
Медики не поставили своей подпись под протоколом. Они поста-
вили её на следующий день в 11 часов утра
Но ЩЕРБИНА решение принял и местные власти начали сразу же
подготовку. Вызвали там тысячу автобусов из Киева, и подготовку
маршрутов, определение мест дислокации эвакуированного населения.
- 12 -
К сожалению, там не было такой громкоговорящей связи местной
радиосети, которая могла бы это объявить. Поэтому, прибывший ге-
нерал БЕРДОВ из Киева дал команду: всем милиционерам каждую квар-
тиру обойти и заявить, что до завтрашнего дня ни одному человеку
не выходить на улицу, сидеть в домах. Потому, что в домах-то ни-
каких...
(слова Адамовича А. "Так, что, не было местного.../неразбор-
чиво/)
Ну, я не знаю. Знаю только то, что оповещение населения про-
изводилось ночью и рано утром путем обхода всех квартир и уста-
новки дежурными...
(слова Адамовича А. "27 или... /неразборчиво/)
...27 утром и 26 ночью. Тем не менее, 27 утром были и женщины гу-
ляющие с детьми, ещё значит кого-то не успели оповестить или они
откуда-то приехали и люди идущие в магазин и вообще полуобычной
жизнью жил город тем ни менее.
Но в 11 часов утра, уже совершенно официально, после подписи
медиков, было объявлено об эвакуации города. Причём, то же, зна-
чит, наша неопытность какая-то такая организационная, я бы ска-
зал. Я понимал, я Вам должен откровенно сказать, я понимал, что
город эвакуируется навсегда. Но вот психологически, у меня не бы-
ло, как-то, значит, сил, возможностей людям это объявить. Потому
что я так рассуждал, например, что если сейчас людям это объ-
явишь, то эвакуация затянется, а активность в это время уже росла
по экспоненте. Люди начнут очень долго собираться. Понимаете?
Возникнут какие-то прочие вещи. А такого времени нет. Поэтому я
посоветовал, и со мною согласился ЩЕРБИНА, объявить, что срок
эвакуации пока мы точно назвать не можем.
(слова Адамовича А. неразборчивы)
Нет, нет, такой срок... он не прав. Может кто-то так понял,
но объявлялось так: "Возможно на несколько дней, возможно и на
больший срок...", ну вот так, в неопределенной форме объявлялось,
но действительно объявлялось так, что люди могли понять что они
на несколько дней исчезают из своего города. Понимаете? Поэтому
они все довольно на-легке собирались и уезжали.
Потом была ошибка сделана еще одна. Часть жителей обратилась
с просьбой эвакуироваться на собственных автомобилях, а в городе
было порядка трёх тысяч автомобилей, такого масштаба, собствен-
ных, частных.
(слова Адамовича: "Запретили...")
Нет, разрешили, тот Борис Евдокимович, ошибку совершил на-
верное, но трудно сказать. Скажем, разрешили, часть автомобилей
выехали. Часть часть жителей выехала на собственных автомобилях
но автомобили были загрязнённые, конечно. Понимаете? Но, с другой
стороны и люди были загрязнены и вещи их были загрязнены. Какая
там большая разница - трудно сказать. Сама эвакуация произошла
чрезвычайно организованно - за два часа все были эвакуированы из
51 тысячи жителей порядка 45 тысяч, так по памяти цифру называю,
были эвакуированы.
- 13 -
Остались те которые нужны были для сохранения города и
обслуживания станции и сама Правительственная комиссия осталась в
Припяти.
При этом, так уж, это может в печать и не пойдет, а может и
пойдет. Понимаете, что мне бросилось в глаза? Была демонтирована
партийная организация.
(слова Адамовича А. "То есть?")
Вот, даже вот во время войны, всё таки, когда заранее плани-
ровалось отступление из города, уже определялось: как кто - оста-
ется в подполье, - кто там в армию, кто-чего. А здесь, настолько
всё было быстро и внезапно, что... (стёрто) ...не на кого было
опереться, значит, высшей партийной власти. Но это несколько
дней, а через несколько дней, конечно это всё восстановилось.
Теперь, тот персонал станции, который должен был обслуживать
первый и второй блоки, дежурить, он был переведён, километров за
50 в пионерский лагерь "Сказочный". Вот там, когда я появился
первый раз, то же картина была страшной, конечно, потому, что там
впервые были установлены нормальные дозиметрические посты. Люди
переодевались.
И такая незабываемая картина, когда подъезжаешь к "Сказочно-
му" и, наверное, там, несколько тысяч костюмов, таких граж-
данских, висящих на деревьях. Потому, что, естественно, инте-
ресно. Все подъезжают, дозиметристы их меряют, и у всех костюмы
грязные. И вот я помню, к сожалению, мой финский плащ, который
жена мне долго выбирала, английский костюм...
(слова Адамовича А. "на деревьях..." /неразборчиво/)
Просто вешали на деревья. И вот вы едите на машине, долго,
долго едите и вот видите такую картину перед...
(слова Адамовича А. "А, просто повесили..." /неразборчиво/)
Перед "Сказочным". Ну, вот как. Вы подъезжаете к воротам пи-
онерского лагеря "Сказочный". Дозиметрист Вас обмеряет. Говорит:
"раздевайтесь". Вы раздеваетесь. Делайте несколько шагов. Вешаете
свой костюм на деревья, куда ни будь. Вам же дают специальную
одежду вот эту самую, белую там, синюю и Вы проходите в "Сказоч-
ный", где Вам определена койка, место, житиё и прочие вещи. Сле-
дующий подъезжает. И вот так...
(слова Адамовича а. "И Вы потом на работу ездили мимо этих
костюмов...")
Ну, мы два-три мимо этих костюмов ездили...
(слова Адамовича А. "А потом?".)
Потом их, конечно уничтожили...
(слова Адамовича А. "уничтожили?")
Конечно, потом они все были уничтожены. Захоронены, уничто-
жены.
(слова Адамовича а. не разборчивы.)
Производит впечатление. Да. Причём, как чучела такие, всё
это было развешано.
Ну и ещё эпизод. Вот мы с СИДОРЕНКО, когда вырвались (может
неделю в Припяти провели) в Чернобыль и зашли в магазин в Черно-
- 14 -
быле (то же-ж, вроде - специалисты, вроде бы - специалисты) и ку-
пим себе хоть, вроде-там: новые трусы, майки, рубашки. Понимаете?
Что-то переодеться. Такое - нижнее белье, - о чём мы мечтали.
Зашли, купили себе очень симпатичные рубашечки, всё, а когда при-
ехали в "Сказочный", замеряли, - то это было грязнее чем одетое
на нас. Уже Чернобыль был достаточно...
(слова Адамовича А.: /неразборчиво/ "...это в Чернобыле...")
Да, в самом Чернобыле загрязнение.
(слова Адамовича А.: "...а люди в Чернобыле ещё семь дней
жили...")
Где-то после 2-го мая их начали выселять.
Но в итоге я должен сказать, таким образом. Эвакуация, поря-
док эвакуации, неважно из Припяти или из Чернобыля, был проведен
таким образом, что (это вам лучше ИЛЬИН скажет или медики другие)
в общем, среди населения, которое не работало на станции (вот
так, просто жило), ни одного человека, хоть сколько ни будь пост-
радавшего, за счет замедления, там хоть на сутки, эвакуации - не
было. Другое дело. Очень многие жители, которые потом, спустя 6-7
дней пили молоко...
(слова Адамовича А.: "Где?")
Ну где-то, скажем, от коров, которые...
(слова Адамовича А.: "В Чернобыле?... /неразборчиво/)
В Чернобыле, под Чернобылем, в Вашей Белоруссии, где угодно.
Вот понимаете? Да? То есть, ну, ведь сначала выпал йод. Потом ко-
ровки скушали травку эту с йодом. Понимаете? Потом дали нам мо-
лочко, когда их потом подоили. И вот у тех, кто выпил йод: и у
дети, в достаточно большом количестве, у них, на щитовидную желе-
зу были больший нагрузки. Но внешнего облучение или каких-то воз-
действий, так сказать, на тех людей, которых эвакуировали. Вот
этого - ничего не было.
Но, возвращаясь к Припяти, вот я говорю: 26 апреля, ночью, в
11 часов, было принято решение о том, что на следующий день будет
эвакуировать население, а передо мною и моими коллегами стала за-
дача - что же делать? Что же делать?
(слова Адамовича А. "Простите, а вот была первая комиссия,
наверное тут же звонила. Не при Вас звонил ЩЕРБИНА в Москву? Не
докладывал там ГОРБАЧЁВУ и прочим, ну, вот, ну, - обстановку?".)
Значит, на постоянной связи вот в этот день и в последующие
дни связь была с Николаем Ивановичем РЫЖКОВЫМ и Владимиром Ивано-
вичем ДОЛГИХ. Вот с ними была связь. Непрерывная, постоянная и
так далее. На сколько я представляю себе, но это в пределах моей
компетенции, Михаил Сергеевич ГОРБАЧЁВ, ну я с ним разговаривал
три раза. И первый раз с ним...
(слова Адамовича А.: "Ну, вот интересно, какой разговор у
Вас с ним был?)
Я наверное Вам не скажу, потому что...
(слова Адамовича А.: "Не буду записывать...")
Или скажу. Так вот, не для записи, но для человеческого по-
нимания. Вот значит. Вот я, первый звонок его услышал (когда со
- 15 -
ЩЕРБИНОЙ работал я не разу не слышал разговора его с ГОРБАЧЁВЫМ.
Был он или не был, - не знаю просто, не буду врать), а когда ЩЕР-
БИНУ приехал СИЛАЕВ сменил, а меня оставили, вся комиссия, первый
состав, уехали.
(слова Адамовича А.: /неразборчивы/)
Меня оставили. Меня оставил. Сначала, первый раз, меня оста-
вил и СИДОРЕНКО, - ЩЕРБИНА попросил остаться. Потом меня вызвали
на заседание Политбюро 5 мая. Там я докладывал ситуацию. Потом
СИЛАЕВ позвонил ГОРБАЧЁВУ сам - потребовал меня обратно - и меня,
прямо по дороге, схватили и снова, после Политбюро, - туда опять
отправили, но это уже такие личные вещи.
Так вот. Перед Политбюро, перед 5-м мая, когда уже ЩЕРБИНА
уехал, а СИЛАЕВ появился, это было 3-го или 4-го мая, вот я слы-
шал первый звонок ГОРБАЧЁВА, значит, СИЛАЕВУ и его разговор с
ним.
Это первое.
Были ли разговоры ГОРБАЧЁВА с ЩЕРБИНОЙ ? Мне кажется, - не
было. Мне кажется - ни одного разговора в первые дни - не было,
мне так кажется. Ну, может я ошибаюсь.
И, по-моему, первый звонок ГОРБАЧЁВА был именно СИЛАЕВУ
где-то после майских праздников, там 3-го - 4-го мая. И уже, -
второй, третий, четвертый звонки - уже разговаривал я с Михаилом
Сергеевичем, разговаривал один раз ВЕЛИХОВ с ним, в моём
присутствии, по обстановке. Это вот было. А так, на постоянной
связи постоянно РЫЖКОВ и ДОЛГИХ. Вот они, так сказать, такую
связь осуществляли.
(слова Адамовича А.: /слабо, плохо разборчиво/ "Ну а о чём
ГОРБАЧЁВ спрашивал Вас... рассказывал..." /неразборчиво/")
Не, я выключаю сво...(запись прервана)
...Директор ЧАЭС был в шоке, от начала до конца.
(слова Адамовича А.: /неразборчивы/)
Я увидел его в первый день как приехал туда. БРЮХАНОВ - его
фамилия, директора станции. И последний раз я его видел на засе-
дании Политбюро 14 июля, когда рассматривались причина аварии
Чернобыльской. Прямо там его и спрашивали. И он был всё время в
шоке. Он никаких разумных действий и слов произнести не мог. Поэ-
тому, это вот, - он был в шоке. Что он из себя как личность
представляет и почему он там был в шоке, но он был там неде-
еспособный человек.
В то же время, скажем, растерянный был ШАШАРИН - первый за-
меститель Министра энергетики, которому тогда станция подчиня-
лась, он был растерян и потому, что для него ситуация была, как
Вам сказать, ну вот, не запланированная, - не известно как в ней
себя вести, и он всё время к нам обращался за помощью, - как себя
вести. Но действовал - исключительно энергично и самоотверженно.
И всё таки я Вам закончу - все эти мои манипуляции, что бы,
так сказать (о них там много ходит разговоров), логика, что бы
Вам просто была понятна логика принятых, в конце-концов решений.
Логика принятых решений была следующая. Ну, скажем ввести
- 16 -
какой-то компонент который бы за счет химической энергии тепло
отбирал и превращаясь (ну, скажем как мы кипятим там чайник) теп-
ло отбирал и так далее.
Сначала я предложил для этого дела забросить железную дробь:
- во-первых, она бы и расплавилась бы и на её плавление ушло
бы достаточное количество энергии;
- во-вторых, к металлическим конструкциям теплопроводность
бы обеспечилась и тогда металлические конструкции стали бы на
воздух быстрее тепло отводить.
Но та железная дробь, которая обнаружилась на станции, - она
была заражена радиоактивностью поэтому её в вертолёты грузить бы-
ло невозможно, во-первых. Во-вторых, при тех высоких температу-
рах, которые мы намеряли, в некоторых точках, процесс был бы об-
ратным: железо стало бы окисляться и температура стала бы повы-
шаться (понимаете?) ещё больше.
(слова Адамовича А. /неразборчивы/)
Поэтому этот, значит, вариант - отпал.
Появился свинец для тех отметок где температура была относи-
тельно низкая: там 200, 300, 400 градусов. Вот там бы он расплав-
лялся, энергию брал бы на себя, и ещё - был бы защитным экраном,
в какой-то степени, ну и в то же самое время - теплопроводящий
всё таки элемент был бы какой-то.
Причём мы считали даже так, что он будет частично испа-
ряться. В высоких зонах охлаждаться, и опять стекать. Вот как,
знаете, в холодильниках, такая фреоновая циркуляция будет. Это
будет способствовать теплообмену. Так, наверное, и происходило.
Я повторяю, потом было много разговоров о свинцовых, этих
самых, отравлениях. Но вот сейчас мне готовят точную справку ана-
лизов всех почв: и в 30-ти километровой зоне, и дальше от неё.
Всё, что пока мне дали - никаких отличий от Москвы там или Минска
или чего-то ещё. Свинец есть везде, но тот которых из выхлопных
газов автомобилей выходит у нас (понимаете?). Превышений нету. И
в людях медики ни разу ни у одного человека, непосредственно ра-
ботающего там, никаких следов свинца не обнаружили. Это разговоры
досужие. Хотя они такие распространенные очень сильно были.
Доломит бросали мы туда - это магний-ЦО-три, такое вещество.
Оно разлагалось то же. Температуру на себя забирало и разлагалось
на магний-О и ЦО-2. ЦО-2, значит, доступ кислорода уменьшал, как
при пожаротушении (понимаете?). А магний-О, из всех керамик - это
самая, такая, теплопроводящая керамика, то же тепло проводила.
Ну и, наконец, песок - он играл роль железа только без
окисления. Если температура высокая, то он плавился и забирал
энергию на себя. Песок играл роль двойную: с одной стороны он
плавился, и мы плав его нашли. А на плавление уходила энергии ре-
актора. Он отнимал энергию от реактора, что бы там уран не расп-
лавился.
И, кроме того, глину мы добавляли что бы просто фильтровала.
Что бы частицы радиоактивные которые выходили она бы отфильтровы-
вала. Что бы частицы радиоактивные отфильтровывались этим слоем.
- 17 -
Как показали эксперты западные, после нашего доклада...
(окончание стороны "А", части 9, кассеты 5.)
...МАГАТЭ, что мероприятия были совершено новаторскими, так ска-
зать, вообще-то говоря, хотя действительно они придумывались на
ходу, и сей час они рекомендованы. К моему удивлению (я думал бу-
дут критиковать нас, потому что: плана не было предварительного,
всё на ходу) сейчас Английская конференция, Венская конференции
прошли и официально наши мероприятия рекомендованы на будущее,
как такие очень эффективные и полезные.
(слова Адамовича А.: "Скажите, а графит весь выгорел там?")
Нет.
(слова Адамовича А.: "Что, загасили что-то чего-то...")
Да, да. Вот смотрите. Пожар кончился...
(слова Адамовича А.: "Он начался где-то в четырэ у пять вэ-
чёра графит горэть...")
Да, начал гореть.
(слова Адамовича А. /неразборчивы/ "...вот судя по этим за-
писями, что я...")
Горение графита началось где-то 26-27...
(слова Адамовича А.: "Нет, простойте, 26-го вечером...")
Да. 26-го вечером, в 6-7 часов вечера, когда было зарево ма-
линовое, когда мы проезжали.
(слова Адамовича А.: "Да..."/неразборчиво/)
Правильно. А окончился пожар полностью 2-го мая. Полностью.
(слова Адамовича А.: "...ага, значит 2-го мая..." /неразбор-
чиво/)
А после 2-го мая, где-то ещё несколько раз были такие, обна-
руживались следы свечения: графита ли, или металлические
конструкции разогрело. И последний раз это наблюдалось 9 или 10
мая. И всё. И после этого уже ничего никогда не было.
(слова Адамовича А.: /неразборчивы/ "...вот Вы в отношении
азота сказали...")
Вот в отношении азота. Тут много путаницы в международной
прессе, что там ВЕЛИХОВ где-то 26 по крышам там чёто такое изме-
рял, например, Евгений Павлович, а он в то время пил водку у себя
на даче 26-го и ни о чём не знал.
(слова Адамовича А.: "А 26-го его не было?")
Не было его там. Да, не было.
По азоту. (это в СИЛАЕВСКИЙ период, когда СИЛАЕВ уже прие-
хал) Это я предложил подать жидкий азот для охлаждения. Это моё
предложение было глупым, как практика показала. Но я исходил из
чего? Я думал, что шахта реактора является цельной. Понимаете? И
тогда если к воздуху подмешивать жидкий азот (а нам его очень
быстро, я должен сказать, целый эшелон азота пригнали) и, значит,
холодным воздухом мы будем интенсивнее охлаждать горячую зону. Но
потом оказалось, что боковые стены реактора разрушены. Поэтому
весь азот который (а мы нашли место куда его подавать) мы подава-
- 18 -
ли он выходил наружу мимо зоны, ничего не охлаждал, а естествен-
ная циркуляция воздуха была такой мощной, что этот азот, как кап-
ля в море, как говориться. Поэтому мы очень быстро от этого ме-
роприятия отказались.
И вот в докладе когда я в Вену готовился (нам правда в ЦК и
вычеркнули эту фразу, но она была в исходном варианте), что среди
неэффективных мероприятий было мероприятие по задувке жидкого
азота.
Теперь, что я ещё хотел сказать по поводу этих мероприятий?
Я повторяю, что они рождались всё время в непрерывных телефонных
разговорах с Москвой, со специалистами, которые: считали, делали
теплофизические расчёты. Вот доломит, например, Анатолий Петрович
АЛЕКСАНДРОВ и вот мой ученик, который сейчас мне звонил, СИЛИВА-
НОВ, они считали какой материал взять такой, который бы дал ЦО-2,
и в то же время проводящий тепло материал. Вот так пришли к доло-
миту, который нам то же очень быстро доставили.
И шло к нам много телеграмм из-за рубежа (между прочим, как
и что). И из этих телеграмм сразу я понял к такого рода аварии
никто не готов. Потому что, ну, одна телеграмма была просто про-
вокационная, явно провокационная - взрыв дополнительный устроить,
ну, ввести туда нитратные смеси предлагалось нам.
(слова Адамовича А.: "Что бы взорвать..."/неразборчиво/)
Ну и это если бы мы ввели, просто взрыв произошел ещё один.
Но это одна была такая телеграмма.
(слова Адамовича А.: "А что это за нитратная смесь?")
Ну, взрывчатку. По существу предлагалось ввести взрывчатку.
Видимо, люди считали, что мы в панике находимся и они предложили
такой раствор, такого-то и такого-то состава, нитрат-содержащий
туда вводить. Ну и вода бы немедленно выкипела, а оставался бы
чистый нитрат амония, а нитрат амония это взрывчатка в чистом ви-
де и всё бы разнесло к чёртовой матери там.
Из одной из стран (Швеция, по-моему, это была, если мне па-
мять не изменяет), мы получили вот такое провокационное...
(слова Адамовича А.: "...вот это из Швеции?")
По-моему, да, из Швеции, но вот тут я не уверен, за память
не ручаюсь, может это была и не Швеция. Но из-а рубежа, телеграм-
ма.
И огромное количество доброжелательных телеграмм, подавляю-
щее большинство благожелательных советов: как нам действовать,
чем гасить, тушить и так далее.
Но по содержанию телеграмм было видно, что это всё, знаете,
вот так же люди фантазируют, как и мы тут на месте. Понимаете? А
не то, что у них был отработанный какой-то опыт.
(слова Адамовича А.: "...а народ вещает, что Японцы что-то
такое предложили, что бы мы им отдали Курилы, а они нам всё это
погасят...")
Это мне не известно.
(слова Адамовича А.: "...ещё другое, что САХАРОВ приез-
жал..." /далее неразборчиво/)
- 19 -
Этого уж точно не было.
(слова Адамовича А. /неразборчивы/)
Вот уж чего не было точно, того не было точно.
Ну, вот, логика этих мероприятий была такая. Когда пожар
кончился, когда мы установили, что температура поверхностная (та-
кая наблюдаемая), не превышает 300 градусов Цельсия, ну, все ме-
роприятия, направленные на ликвидацию самого очага, вот на его
распространение, кончились.
Это не значит, что кончилось распространение радиоактив-
ности.
(слова Адамовича А.: "...а эти вредные..." /неразборчиво/)
О соотношении /неразборчиво/, я чуть позже скажу.
Выделения радиоактивные ещё шли, но, конечно, всё в меньшем
и в меньшем объёме, примерно до 20 мая. Потому, что всё таки го-
рячая там зона была. Какое-то количество аэрозольных частиц выде-
лялось, конечно, с восходящими потоками воздуха, и, вот, цезиевые
пятна, например, которые Белоруссии доставляют так много неприят-
ностей, они формировались аж до 22-го, может быть, 23-го, даже,
мая ещё. Ну всё в меньшем и меньшем.
(слова Адамовича А. /неразборчивы/)
Ну, в основном: цезий, стронций.
(слова Адамовича А.: "...а, вот эта гадость...")
Да. Потому, что, скажем, более такие неприятные вещи как:
плутоний, как мы установили радиус распространения - 12 километ-
ров. Дальше, чем 12 километров,- ничего не попало от станции. А
вот: цезий, стронций (вот эти вот пятна) - они, значит вот, про-
никли на большие территории.
(снижение громкости, неясность) ...вынос цезия, потому, что
ведь горячее же всё.
Почему цезий ? Потому, что он, из всех этих элементов таких
металлов которые там находятся, из всех, он самый легкоплавкий он
при температуре 700, с небольшим, градусов Цельсия уже, так ска-
зать, испаряется. Плавится и испарение насыщенных паров высокое.
Поэтому он, собственно, и летит.
Наша цель-то была, главная: не допустить температуры 2500
грудусов. Какая заслуга тех людей, которые там много отдали вре-
мени в первые дни. Нам нужно было не выйти на температуру 2500
градусов, - вот основная цель.
(слова Адамовича А. /неразборчивы/)
Потому, что 2500 градусов - это температура плавления табле-
точек из двуокиси урана, а активность основная сидит внутри этих
таблеточек. Поэтому, если бы температура достигла 2500 градусов,
то тогда, - было бы не 3 /три/ процента активности которая вышла
наружу, - а все 100 процентов. То есть в 30 раз вся загрязнен-
ность: площадь территорий, степень загрязненности, её интенсив-
ность, - возросла бы в 30 раз, относительно того, что произошло.
В 33 раза, почти. А на самом деле даже больше, потому что поганые
бы изотопы пошли, ещё гораздо более тяжелые, чем цезий, тот же
самый. Понимаете?
- 20 -
Вот. И потому весь смысл наших всех мероприятий сводился к
тому - лишь бы только не 2500 градусов. Почему РЫЖКОВ всё время
телеграммы слал: какая температура? какая температура? на сколько
поднялась там? И вот мы максимальную температуру которую там за-
фиксировали - около 2000 градусов, потом этими мероприятиями, за-
вальными всякими, мы начали её снижать и снизили, в конце-концов,
до 300 градусов. А сейчас там максимальная температура (ещё жизнь
идет, не реактор, а его остатки там ещё живут) где-то 60-70 гра-
дусов Цельсия. Вот такого масштаба. Понимаете?
(слова Адамовича А. "А вот если оставить без наблюдения, мо-
жет...?")
О, на счёт того, что бы без наблюдения оставить, я потом то
же скажу, отдельно.
Сейчас про другое. Что бы понимание было. Основная цель всех
мероприятий...
(слова Адамовича: "Понятно...")
...была: - не допустить 2500 градусов.
(слова Адамовича А.: "Весь уран, там...")
Он бы весь расплавился бы и вся основная активность (так
только три с половиной процента его вышло наружу), а то бы все
сто процентов активности вышли бы наружу и полетели бы по всему
Земному шару. Вы понимаете? Вот смысл.
(слова Адамовича: "А сколько его всего...?")
Всего в реакторе? В этом реакторе 1700 тонн.
(слова Адамовича: "Урана?")
Урана, да, топлива самого. Вот эта цель была достигнута.
(слова Адамовича А.: "Вот от РЫЖКОВА шли телеграммы. Вот Вы
не слышали какой разговор с ним был, чисто практический.")
С РЫЖКОВЫМ слышал и разговаривал и доклад я ему делал, когда
они приезжали с ЛИГАЧЁВЫМ, а с ДОЛГИХ сам по телефону много раз
общался.
(слова Адамовича А.: "Шел разговор, наверное, что делать бу-
дете и Вы докладывали?")
Доклад, что делается. Вопрос, что нужно от Москвы. Полное
одобрение наших действий. Очень спокойно. Но с РЫЖКОВЫМ мне все
разговоры очень нравились и с ДОЛГИХ. Они были предельно деловы-
ми.
Текст соответствует аудиозаписи:
Следователи следственной группы
Генеральной прокуратуры Российской Федерации
старший советник юстиции xxxxxxxxxxxx
юрист 1-го класса xxxxxxxxxxxxxxx
