местности. Наконец, совершенно измотанный, он прилег на краю небольшой
прогалины, чтобы немного поспать.
Фальк не стал разводить огонь и сооружать навес. Он просто лежал,
глядя в омытое лунным светом зимнее небо. Ничто не нарушало тишины, кро-
ме редкого тихого уханья охотившейся совы. Эти безмятежность и заброшен-
ность казались ему успокоительными и благословенными после полной шоро-
хов и призрачных голосов кромешной тьмы подвала-темницы Дома Страха.
Продвигаясь дальше на запад сквозь деревья и дни, он не вел счет ни
одним, ни другим. Он шел, и время шло вместе с ним.
В Доме Страха он потерял не только книгу. У него забрали также сереб-
ряную фляжку Метока и небольшую коробочку, тоже из серебра, с дезинфици-
рующей мазью. Они оставили у себя книгу, поскольку крайне нуждались в
ней, или же потому, что приняли ее за какой-то шифр или код. Какое-то
время потеря книги необъяснимо угнетала Фалька, так как ему казалось,
что она была единственным звеном, по-настоящему связывавшим его с
людьми, которых он любил и которым верил. Однажды он даже пообещал себе,
сидя у костра, что на следующий день повернет назад, снова разыщет Дом
Страха и заберет свою книгу. Но на следующий день он продолжил свой
путь. Ориентируясь по компасу и солнцу, Фальк мог идти точно на запад,
но он никогда не сумел бы вновь отыскать какое-либо определенное место
среди бескрайних просторов леса с его бесчисленными холмами и долинами.
Ни потаенную долину Аргерда, ни Поляну, где Парт, наверное, что-то ткала
при свете зимнего солнца. Все это осталось позади и было навеки утраче-
но.
Может, и к лучшему, что книга пропала. Чем смогла бы помочь ему
здесь, посреди леса, эта книга, с ее тонким и последовательным мистициз-
мом очень древней цивилизации, этот тихий голос, доносившийся из времен
давно забытых войн и бедствий? Человечество пережило катастрофу, а Фальк
опередил человечество. Он зашел слишком далеко и был очень одинок.
Теперь он жил всецело за счет охоты, вследствие чего преодолевал за
день меньшее расстояние. Даже если дичи было много и она не пугалась
выстрелов, охота была из тех занятий, что не терпели суеты. Потом еще
требовалось освежевать добычу, приготовить ее, обсосать косточки, сидя у
огня, и, набив желудок до отказа, подремать на морозце. Кроме того, нуж-
но было соорудить из веток шалаш для защиты от дождя и снега и спать до
следующего утра. Книге не было здесь места, даже Старому Канону Без-
действия. Фальк не смог бы читать ее. По сути, он практически перестал
думать. Он молча охотился, ел, шел, спал в тишине леса, похожий на серую
тень, скользившую на запад через промерзшую чащу.
Становилось все холоднее и холоднее. Поджарые дикие кошки, красивые
маленькие твари с пятнистым или полосатым мехом и зелеными глазами, час-
тенько выжидали неподалеку от костра в надежде полакомиться остатками
человеческой трапезы и набрасывались с осторожной и хищной свирепостью
на кости, которые швырял им со скуки Фальк. Грызуны, их обычная добыча,
из-за морозов впали в зимнюю спячку и стали попадаться крайне редко.
После Дома Страха перестали встречаться звери, способные разговаривать
мысленно или вслух. Животные в этих прелестных заснеженных равнинных ле-
сах, которые нынче пересекал Фальк, вероятно, никогда не видели человека
и не знали его запаха, на них никто никогда не охотился.
По мере того как Фальк удалялся от притаившегося в мирной долине Дома
Страха, он все отчетливее осознавал его чуждость. Подвалы там кишмя ки-
шели мышами, которые попискивали по-человечьи, а обитатели Дома обладали
великим знанием - сывороткой правды, и вместе с тем были по-варварски
невежественны. Там побывал Враг.
Но Враг вряд ли когда-либо заглядывал сюда, в этот лес. Здесь вообще
никто не бывал. И едва ли кто-нибудь когда-нибудь побывает. Среди серых
ветвей кричали сойки, прихваченный морозцем бурый ковер сотен осенних
листопадов хрустел под ногами. Величественный олень уставился на путни-
ка, замерев на противоположном краю маленькой лужайки, как бы прося его
предъявить разрешение на пребывание здесь.
- Я не буду стрелять в тебя. Сегодня утром я разжился двумя курицами!
- крикнул Фальк.
Олень молча посмотрел на него с величественным самообладанием и пошел
прочь. Здесь никто не боялся человека, никто не заговаривал с ним.
Фальку пришла в голову мысль, что в конце концов он может забыть челове-
ческую речь и вновь стать таким, каким уже был когда-то - немым, диким,
утратившим все человеческое. Он слишком далеко ушел от людей и забрел
туда, где правили бессловесные твари.
На краю луга Фальк споткнулся о камень и, стоя на четвереньках, про-
чел вырезанные на полупогребенной глыбе выветрившиеся буквы: "С К? О".
Сюда когда-то пришли люди, они жили здесь. Под его ногами, под обледене-
лой упругой подушкой из полусгнивших стволов и листьев, под корнями де-
ревьев лежал город. Только Фальк пришел в этот город на одно-два тысяче-
летия позднее, чем следовало.
Глава 3
Дни, счет которым Фальк давно потерял, стали потихоньку удлиняться, и
он понял, что Конец Года, день зимнего солнцестояния, скорее всего уже
миновал. Хотя зима, вследствие глобального потепления климата, была не
столь суровой, как в те годы, когда город стоял на поверхности, она тем
не менее оставалась промозглой и унылой. Часто шел снег; Фальк сообра-
зил: если бы у него не было одежды из особой зимней ткани и спального
мешка, захваченных из Дома Зоува, холод причинял бы ему куда большие не-
удобства. Северный ветер дул настолько свирепо, что Фалька все время
сбивало немного к югу, и, чтобы не идти против ветра, он при первой же
возможности брал курс на юго-запад.
Одним пасмурным днем он шагал по берегу текущего на юг ручья - с тру-
дом продирался сквозь густой подлесок, покрывавший каменистую, раскисшую
под дождем и снегом почву. Внезапно кустарник сошел на нет, и Фальк рез-
ко остановился. Перед ним простиралась широкая река, испещренная оспина-
ми дождя, поверхность которой тускло блестела. Низкий противоположный
берег был наполовину скрыт густым туманом.
Фалька ужаснула ширина этой реки. Он был потрясен мощью безмолвного
черного потока, величественно несущего свои воды под затянутым облаками
небом на запад. Сперва он решил, что это, должно быть, Внутренняя река,
один из немногих верных ориентиров, известных по слухам жителям Восточ-
ного Леса. Однако утверждалось, что Внутренняя река течет на юг, являясь
западной границей царства деревьев. По всей видимости, Фальк вышел на
один из ее притоков. Теперь не будет нужды карабкаться по высоким хол-
мам, к тому же не возникнет проблем ни с питьевой водой, ни с дичью. Бо-
лее того, приятно чувствовать под ногами песчаный берег, а над головой -
чистое небо вместо угнетающего полумрака голых ветвей.
Однажды утром ему удалось подстрелить у реки дикую курицу. Их кудах-
чущие, низко летающие стаи встречались здесь повсеместно, регулярно
снабжая путника мясом. Фальк лишь перебил птице крыло, и, когда он под-
бирал ее, она была еще жива. Курица забила крыльями и закричала пронзи-
тельным птичьим голосом:
- Брать жизнь? брать жизнь?
Он скрутил ей шею.
Слова звенели в голове Фалька, не желая стихать. Последний раз живот-
ное заговорило с ним, когда он приближался к Дому Страха. Выходит,
где-то среди этих унылых холмов жили люди: некая группа добровольных из-
гоев, вроде той, к которой принадлежал Аргерд, или жестокие Странники,
которые непременно убьют Фалька, как только увидят его необычные глаза,
или батраки, которые доставят его к своим повелителям в качестве раба?
Хотя, в конце концов, Фальку, возможно, и предстояло предстать перед
этими самыми Повелителями, он все же предпочел бы добраться до них са-
мостоятельно и в свое время. "Никому не верь, избегай людей!" Фальк хо-
рошо выучил данный урок. В тот день он продвигался вперед с большой ос-
торожностью и настолько тихо, что зачастую водоплавающие птицы, снующие
по берегам реки, испуганно взлетали практически у него из-под ног.
Однако не было видно ни троп, ни каких-либо других признаков того,
что у реки живут люди. Только на закате одного из коротких зимних дней
взмыла в воздух стая бронзово-зеленых диких уток и полетела над водой,
перекликаясь бессвязными и искаженными словами человеческой речи.
Вскоре после этого Фальк остановился. Ему показалось, что он чувству-
ет запах горящей древесины.
Ветер дул с северо-запада, навстречу ему, и Фальк двинулся вперед с
удвоенной осторожностью. Когда начали сгущаться сумерки, погружая во
тьму лес и речные просторы, далеко впереди на заросшем кустарником и ив-
няком берегу мигнул и исчез огонек, затем вспыхнул снова.
Остановил Фалька и заставил уставиться на далекий огонек не страх и
даже не осторожность, а то, что это был первый огонь, встретившийся в
чаще с тех пор, как он покинул Поляну, если не считать его собственного
одинокого костерка. Вид огонька, сиявшего вдали, как-то странно тронул
его душу.
Осторожный как всякое лесное животное, Фальк подождал, пока ночь пол-
ностью не вступила в свои права, а затем медленно и бесшумно двинулся по
берегу реки, стараясь ни на шаг не отходить от ив, пока не подошел нас-
только близко, что различил острый, запорошенный снегом конек крыши и
желтый квадрат окна под ним.
Высоко над темным лесом и рекой сияло созвездие Ориона. Зимняя ночь
была тихой и очень холодной. Время от времени с ветвей деревьев сыпался
сухой снег, распадаясь на отдельные снежинки, которые слетали к черной
воде, вспыхивая, словно искорки, когда они пересекали луч света, падав-
ший из окна.
Фальк стоял, не сводя глаз с огня очага в хижине. Затем подошел поб-
лиже и надолго замер в неподвижности.
Внезапно дверь хижины со скрипом отворилась, взметнув в воздух снеж-
ную пыль, и на темной земле раскрылся золотой веер.
- Иди сюда, на свет, - пригласил человек, стоявший в золотистом све-
чении дверного проема.
Хоронясь во тьме, Фальк положил руку на лазер и вновь замер.
- Я улавливаю твои мысли, незнакомец. Я - Слухач. Иди смелее. Здесь
нечего бояться. Ты говоришь на этом языке?
Фальк молчал.
- Что ж, надеюсь, ты меня понимаешь, потому что я не собираюсь
пользоваться мыслеречью. Здесь нет никого, кроме нас с тобой. Я слушаю
чужие мысли, не прилагая никаких усилий, подобно тому как ты слышишь
своими ушами, и я знаю, что ты по-прежнему там, в темноте. Подойди и
постучись, если хочешь какое-то время побыть под крышей.
Дверь закрылась.
Фальк немного помедлил, затем пересек темный участок, отделявший его
от двери домика, и постучал.
- Заходи!
Он открыл дверь и очутился среди тепла и света. Старик, длинные седые
волосы которого ниспадали на спину, стоял на коленях перед очагом. Он
даже не повернулся, чтобы взглянуть на незнакомца, а продолжал методично
подкладывать дрова. Затем начал декламировать нараспев:
Я один, в смятении
Заброшенный всеми
Будто по морю плыву
Где нет гавани
Куда бросить мне якорь?
Наконец седая голова повернулась. Старик улыбался, искоса глядя на
Фалька своими узкими, светлыми глазами.
Сбивчиво и хрипло, поскольку он давно уже не говорил вслух, Фальк
продолжил цитату из Старого Канона:
От всех есть какая-то польза
Только я один ни на что не годен
Я - чужестранец
Отличный ото всех других
Но я ищу молоко Матери моего Пути?
- Ха, ха, ха! - рассмеялся старик. - Так ли это, Желтоглазый? Садись
сюда, поближе к огню. Да, ты и впрямь чужестранец. Как далеко твоя стра-
на?.. Кто знает? И сколько дней ты уже не мылся горячей водой? Кто зна-
ет? Где этот чертов чайник? Свежо сегодня снаружи, не правда ли? Воздух
холодный, как поцелуй предателя. А вот и чайник!.. Наполни-ка его из то-
