библиотеки. Вдоль стен, под изящными двойными арками, в ярком свете безмя-
тежно стояли книги; на длинных столах стояли лампы -- простые алебастровые
шары. Зал был пуст, но вслед за ними поспешно вошел служитель, чтобы раз-
жечь дрова, приготовленные в мраморном камине, и, убедившись, что им боль-
ше ничего не нужно, ушел. Чифойлиск стоял перед камином, глядя, как пламя
охватывает растопку. Его колючие брови нависли над маленькими глазками;
грубое, смуглое, умное лицо казалось постаревшим.
-- Шевек, я хочу наговорить вам неприятностей,-- хрипло, как всегда,
сказал он.-- Я полагаю, ничего необычного в этом нет.
Такого смирения Шевек от него не ожидал.
-- В чем дело?
-- Я хочу знать, известно ли вам, что вы здесь делаете?
Помедлив, Шевек ответил:
-- Я думаю, да.
-- Значит, вы понимаете, что вас купили?
-- Купили?
-- Ну, если хотите, можете это назвать "кооптировали". Послушайте. Ни
один человек, как бы он ни был умен, не может увидеть то, чего не умеет видеть.
Как вы можете понять свое положение здесь, в капиталистической экономиче-
ской системе, в плутократически-олигархическом государстве? Как вам увидеть
это, вам, попавшему сюда с неба, из вашей маленькой коммуны голодающих
идеалистов?
-- Чифойлиск, уверяю вас, на Анарресе осталось мало идеалистов. Да,
Первопоселенцы были идеалистами, решившись променять этот мир на наши
пустыни. Но это было семь поколений назад! Наше общество практично. Мо-
жет быть, слишком практично, слишком озабочено лишь тем, как выжить. Что
идеалистического в социальном сотрудничестве, взаимопомощи, если это --
единственное средство, чтобы выжить?
-- Я не могу спорить с вами о ценности одонианства. Не то, чтобы я
этого не хотел! Ведь я, знаете ли, кое-что об этом знаю. Мы, на моей родине, ку-
да ближе к нему, чем эти люди. Мы -- продукт того же великого революционно-
го движения восьмого века, мы, как и вы, социалисты.
-- Но вы -- архисты. Государство Ту еще более централизовано, чем А-
Ио. Одна властная структура управляет всем -- правительством, администра-
цией, армией, полицией, образованием, законами, торговлей, промышленно-
стью. И у вас -- денежная экономика.
-- Денежная экономика, основанная на том принципе, что каждый тру-
дящийся получает за свой труд такую плату, какой он заслуживает,-- не от ка-
питалистов, которым он вынужден служить, а от Государства, членом которого
он является.
-- Он сам устанавливает цену своего труда?
-- Почему бы вам не приехать в Ту и не посмотреть, как функционирует
настоящий социализм?
-- Я знаю, как функционирует настоящий социализм,-- сказал Шевек.--
Я и вам мог бы рассказать; но позволит ли мне ваше правительство объяснять
это в Ту?
Чифойлиск толкнул ногой полено, которое еще не занялось. Он не от-
рывал взгляда от огня; на лице у него была горечь, морщины между носом и уг-
лами рта стали еще глубже. Он не ответил на вопрос Шевека. Наконец, он ска-
зал:
-- Я не собираюсь морочить вам голову. Это бесполезно; и вообще, я не
хочу этого делать. Вот какой у меня к вам вопрос: вы бы не согласились при-
ехать в Ту?
-- Не сейчас, Чифойлиск.
-- Но чего вы можете здесь добиться?
-- Закончить свою работу. И потом, здесь я -- рядом с Советом Прави-
тельств Планеты...
-- СПП? Да они уже тридцать лет пляшут под дудку А-Ио. Не рассчиты-
вайте, что они вас спасут!
Наступило молчание.
-- Так значит, я в опасности?
-- А до вас даже и это не дошло?
Снова молчание.
-- К кому относится это предостережение? -- спросил Шевек.
-- В первую очередь к Паэ.
-- Ах, Паэ.-- Шевек оперся ладонями об инкрустированную золотом, бо-
гато украшенную каминную полочку.-- Паэ очень неплохой физик. И очень ус-
лужлив. Но я ему не доверяю.
-- Почему?
-- Ну... Он какой-то уклончивый.
-- Да. Тонкая психологическая оценка. Но Паэ опасен для вас, Шевек,
не потому, что он скользкий сам по себе. Он опасен для вас потому, что он --
преданный и честолюбивый агент Иотийского Правительства. Он регулярно
доносит на вас (и на меня) Департаменту Национальной Безопасности -- тай-
ной полиции. Видит Бог, я не склонен вас недооценивать, но как вы не понима-
ете, что ваша привычка подходить к каждому просто как к человеку, как к лич-
ности, здесь не годится, она здесь не срабатывает. Вы должны понимать, какие
силы стоят за отдельными личностями.
Пока Чифойлиск говорил, поза Шевека становилась все более скован-
ной; теперь он выпрямился, как Чифойлиск, глядя на огонь. Он спросил:
-- Откуда вы знаете про Паэ?
-- Оттуда же, откуда знаю, что в вашей комнате спрятан магнитофон,
так же, как и в моей. Потому что знать это -- моя обязанность.
-- Вы тоже агент своего правительства?
Лицо Чифойлиска стало отчужденным; внезапно он повернулся к Шеве-
ку и очень тихо, с ненавистью, заговорил.
-- Да,-- сказал он,-- конечно, я -- агент своего правительства. Иначе ме-
ня бы здесь не было. Это знают все. Мое правительство посылает за рубеж
только тех, кому может доверять... А мне они могут доверять! Потому что меня
не купили, как этих проклятых богачей -- иотийских профессоров. Я верю в мое
правительство, в мою страну. Я доверяю им! -- Он говорил с трудом, в его голо-
се была мука.-- Пора бы вам уже оглянуться кругом, Шевек! Вы же -- как дитя
среди разбойников! Они к вам добры, они вам дали хорошую комнату, лекции,
студентов, деньги, возили вас по замкам, по образцовым заводам, по симпатич-
ным деревушкам. Все -- самое лучшее. Все прелестно, все отлично! Но зачем? За-
чем они привезли вас с Луны сюда, расхваливают вас, печатают ваши книги,
держат вас в этих укромных и уютных аудиториях, лабораториях и библиоте-
ках? Вы полагаете, что они это делают из научного бескорыстия, из братской
любви? Это -- экономика выгоды, Шевек!
-- Я знаю. Я приехал, чтобы заключить с ними сделку.
-- Сделку?... Но... какую? Что на что вы будете менять?
Лицо Шевека приняло то холодное и серьезное выражение, какое оно
имело, когда он выходил из Форта Дрио.
-- Вы знаете, что мне нужно, Чифойлиск. Я хочу, чтобы мой народ пере-
стал быть изгнанником. Я приехал сюда потому, что не думаю, что вы, в Ту, хо-
тите этого. Там, у вас, нас боятся. Вы боитесь, что с нами может возвратиться
революция, та, старая, настоящая, революция во имя справедливости, которую
вы начали, а потом остановились на полпути. Здесь, в А-Ио, меня боятся мень-
ше, потому что они уже забыли революцию. Они больше не верят в нее, они ду-
мают, что если люди будут обладать достаточным количеством вещей, они бу-
дут согласны жить в тюрьме. Но я отказываюсь верить в это. Я хочу, чтобы сте-
ны рухнули. Мне нужна солидарность, людская солидарность. Мне нужен сво-
бодный взаимообмен между Уррасом и Анарресом. Я боролся за это, как мог,
на Анарресе, теперь борюсь за это, как могу, на Уррасе. Там я действовал, здесь
я заключаю сделку.
-- Что же вы можете им предложить?
-- Ну, вы же знаете, Чифойлиск,-- тихо, застенчиво сказал Шевек.-- Вы
же знаете, чего они от меня хотят.
-- Да, знаю, но я не знал, что и вы это знаете,-- так же тихо ответил ту-
виец. Его хрипловатый голос перешел в еще более хриплый шепот -- сплошные
выдохи и свистящие согласные.-- Значит, она у вас есть -- Общая Теория Време-
ни?
Шевек взглянул на него, пожалуй, не без иронии.
Чифойлиск настаивал:
-- Вы ее записали?
Шевек с минуту продолжал смотреть на него, потом ответил прямо:
-- Нет.
-- Хорошо!
-- Почему?
-- Потому что, если бы она была записана, она уже была бы у них.
-- Что вы хотите этим сказать?
-- Только то, что сказал. Послушайте, ведь это Одо говорит, что где
собственность, там и воровство?
-- "Чтобы создать вора -- создай владельца; чтобы создать преступность
-- создай законы". "Социальный организм".
-- Правильно. Где есть бумаги, хранящиеся в запертых комнатах, там
есть и люди с ключами к этим комнатам!
Шевека передернуло.
-- Да,-- сказал он, помолчав,-- это очень неприятно.
-- Для вас. Не для меня. У меня, знаете ли, нет этих ваших индивидуали-
стических моральных ограничений. Я знал, что вы не записали свою Теорию.
Если бы я думал, что она записана, я приложил бы все усилия, чтобы получить
ее от вас -- уговорами, воровством, силой, если бы я считал, что мы сумеем по-
хитить вас, не вызвав этим войну с А-Ио. Все, что угодно, лишь бы суметь вы-
рвать ее из рук этих жирных иотийских капиталистов и отдать в руки Цент-
рального Президиума моей страны. Потому что дело, которому я служу, это
мощь и безопасность моей родины, и выше этого нет и не может быть ничего.
-- Вы врете,-- миролюбиво ответил Шевек.-- Я думаю, вы патриот, да.
Но выше патриотизма вы ставите свое уважение к истине, к научной истине; и,
быть может, еще и свою верность отдельным личностям. Вы бы не предали ме-
ня.
-- Предал бы, если бы смог,-- с яростью сказал Чифойлиск. Он начал
было говорить что-то еще, замолчал и наконец зло и безнадежно сказал:
-- Думайте, что хотите. Я не могу открыть вам глаза, если вы сам этого
не делаете. Но помните -- вы нам нужны. Если вы в конце концов разглядите,
что здесь происходит, приезжайте в Ту. Не тех людей вы выбрали, чтобы сде-
лать из них братьев! И если... я не имею права это говорить, но не важно. Если
не хотите ехать к нам, в Ту, по крайней мере, не отдавайте свою Теорию иотий-
цам. Вообще ничего не давайте этим ростовщикам! Уезжайте. Возвращайтесь
домой. Отдайте своему народу то, что можете отдать!
-- Он в этом не нуждается,-- лишенным выражения голосом ответил Ше-
век.-- Вы думаете, я не пытался?
Четыре-пять дней спустя Шевек спросил о Чифойлиске, и ему сообщили,
что он вернулся в Ту.
-- Совсем? Он не сказал мне, что уезжает.
-- Ни один тувиец не знает, когда его отзовет его Президиум,-- сказал
Паэ, потому что, разумеется, именно Паэ рассказал Шевеку об отъезде Чифой-
лиска.-- Он просто знает, что, когда такой приказ придет, его надо быстренько
выполнить. И не тратить время на всякие там прощания. Бедняга Чиф! Инте-
ресно, чем он провинился?
Раз или два в неделю Шевек навещал Атро в симпатичном домике на
самом краю университетского городка, где тот жил с парой слуг, таких же ста-
рых, как он сам. Ему было почти восемьдесят лет, и он был, по его собственно-
му выражению, памятником первоклассному физику. Хотя ему не пришлось,
как Гвараб, столкнуться с тем, что труд всей его жизни остался непризнанным,
с возрастом он частично обрел свойственное ей бескорыстие. Во всяком случае,
его интерес к Шевеку был, по-видимому, чисто личным; это было отношение
товарищества. Он был первым физиком-секвенциалистом, который принял под-
ход Шевека к пониманию Времени. Он сражался -- оружием Шевека -- за тео-
рии Шевека, против прочно устоявшейся научной респектабельности, и эта
битва продолжалась несколько лет, пока не были опубликованы еще не отшли-
фованные "Принципы Одновременности", что быстро привело к победе одно-
временистов. В жизни Атро это сражение было звездным часом. Не за истину
он не стал бы сражаться, но сам процесс сражения был ему милее истины.
Атро знал свою родословную за тысячу сто лет, в ней были генералы,
принцы, крупнейшие землевладельцы. У семьи Атро и сейчас было имение в
семь тысяч акров и четырнадцать деревень в Провинции Сиэ, самом сельском
регионе А-Ио. В его речи проскальзывали провинциальные обороты, архаиз-
мы, которыми он гордился и от которых не желал отказываться. Богатство не
производило на него ни малейшего впечатления, а правительство своей родной
страны, все целиком, он называл "сборищем демагогов и ползучих политика-
нов". Купить его уважение было невозможно. Но он, не скупясь, дарил его лю-
бому дураку с "приличным именем", как он выражался. В некоторых отношени-
ях он был совершенно непонятен Шевеку: загадка; аристократ. И все же его не-
поддельное презрение и к деньгам, и к власти вызывало у Шевека чувство боль-
