слова. Чтобы стать повелителем жизни, ты должен стать сверхчеловеком. Тебе
необходимо понять, в чем секрет. Я мог бы сказать тебе его Имя, но что
такое Имя? Имя нереально, а реальность - повсюду. Драконы не пройдут там.
Драконы умрут. Они все умрут. Я принял сегодня столько, что тебе ни за что
не угнаться за мной. На мне нет клейма. Когда я отключусь, ты поведешь
меня. Помнишь, в чем секрет? Помнишь? Нет смерти. Нет смерти... нет!
Никаких больше залитых потом кроватей и сгнивших гробов. Подобно
пересохшему ручью перестанет литься кровь. Нет страха. Нет смерти. Уходят
Имена, а с ними и Слова, уходит страх. Покажи мне, где я могу затеряться,
покажи мне, господин...
Он продолжал, захлебываясь, произносить какие-то слова, похожие на
заклятие, и все же не несущие ни магии, ни толики здравого смысла. Аррен
вслушивался, стараясь хоть что-нибудь понять. Если бы он только мог! Сокол
должен поступить, как его просят, и принять наркотик, дабы понять, о чем
болтал Хэйр, что это за тайна, о которой он не хочет или не может
поведать. Разве не за этим они здесь? Но, вероятно (Аррен перевел взгляд с
восторженного лица Хэйра на другой профиль), маг уже обо всем догадался...
Его лицо словно каменная маска. Где тот курносый нос и вкрадчивый взгляд?
Ястреб, морской торговец, исчез, позабыт. Теперь здесь сидит маг,
Верховный Маг.
Теперь от Хэйра доносилось лишь монотонное бормотание. Сидя скрестив
ноги, он вдруг покачнулся. Лицо его осунулось, нижняя губа отвисла.
Сидевший напротив него человек, освещенный неясным светом стоявшего между
ними масляного светильника, не говоря ни слова протянул руку и поддержал
Хэйра. Аррен не заметил его движения. В череде событий зияли провалы,
минуты небытия... должно быть, юношу клонило в сон. Вероятно, прошло
несколько часов, дело шло к полуночи. Если Аррен заснет, сможет ли он
последовать за Хэйром в его сон и добраться до места, до тайной дороги?
Наверное, сможет. Теперь это казалось вполне возможным. Но он обязан
стеречь дверь. Они с Соколом почти не говорили на эту тему, но оба
отдавали себе отчет в том, что к их возвращению этим вечером Хэйр мог
подготовить какую-нибудь пакость. Он был когда-то пиратом и знался с
разбойниками. Уговора об этом не было, но Аррен знал, что обязан
оставаться на страже, ибо пока душа мага витает неизвестно где, тот
совершенно беззащитен. Но он, как дурак, оставил свой меч на борту лодки,
а какая польза от ножа, если дверь за его спиной внезапно откроется? Но
этого не должно произойти: он весь обратился в слух. Хэйр больше не
болтал, они с Соколом хранили гробовое молчание. Весь дом погрузился в
тишину. Никто не смог бы бесшумно подняться по тем разбитым ступенькам.
Если он услышит хоть малейший шум, то заорет во всю глотку, транс будет
нарушен, Сокол развернется, защитит себя и Аррена со всей неудержимой
яростью разгневанного волшебника... Когда Аррен уселся у двери, Сокол
бросил на него мимолетный понимающий взгляд: знак одобрения и доверия.
Аррен был часовым. Опасности не существует, пока он начеку. Но как тяжело
наблюдать за этими двумя лицами, освещенными крошечным огоньком стоящей
между ними на полу лампы. Они неподвижны, глаза открыты, но они не видят
ни света, ни пыльной комнаты. Они не замечают окружающего мира,
погруженные в иной мир - мир мечты и смерти... надо следить за ними, но не
пытаться последовать за ними...
Там, в бескрайней иссушенной тьме, кто-то стоял, маня его к себе.
П_о_ш_л_и_, - сказал он, властелин теней. В руке он держал крошечный, не
больше жемчужины, огонек, и протягивал его Аррену, предлагая ему жизнь.
Аррен медленно сделал шаг навстречу ему.
4. МАГИЧЕСКИЙ СВЕТ
Сухость, рот пересох. На языке привкус пыли. Губы его тоже покрыты
пылью.
Не отрывая головы от полз он наблюдал за игрой теней. Большие тени
двигались и останавливались, увеличивались в размерах и сокращались,
мелкие - метались по стенам и потолку, ежесекундно меняя их облик. Еще
одна тень застыла в углу, другая - на полу.
Его затылок пронзила боль. В тот же миг в мозгу Аррена будто
сверкнула молния, и взор его прояснился: Сокол лежит на спине, подле нега
на коленях стоит человек, еще один сует золотые монеты в сумку, а третий
стоит, наблюдая, со светильником в одной руке и его, Аррена, кинжалом - в
другой.
Если они и говорили что-то, он их не слышал. Аррен воспринимал лишь
свои собственные мысли, которые подсказывали ему, что нужно действовать
незамедлительно и самым решительным образом. Он тотчас исполнил приказ:
Аррен очень медленно прополз вперед пару футов, молниеносным движением
левой руки схватил сумку с награбленным, вскочил на ноги и, громко
захохотав, выскочил на лестницу. Он скатился по ступенькам в кромешной
тьме, не слыша своих шагов и не чуя под собой ног, будто слетел. Выскочив
на улицу, он со всех ног бросился в черноту ночи.
На фоне звезд дома казались черными неуклюжими баржами. Свет звезд
едва уловимо играл на поверхности реки справа от него и, хотя Аррен не
видел, куда ведут улицы, он мог различать перекрестки и всякий раз
поворачивал, дабы запутать след. Его преследовали, он отчетливо ощущал чье
то присутствие за своей спиной. Они бежали босиком, и громкое пыхтение
перекрывало топот их ног. Аррен рассмеялся бы, если бы у него было время.
Наконец-то он узнал, что значит быть преследуемым, а не охотником,
загоняющим зверя во главе своры... Нужно отстать и оторваться. Он свернул
направо и сделал финт: притормозил у моста с высокими парапетами,
скользнул в боковую улочку, свернул за угол и, пробежав по набережной до
перекрестка, пересек реку по другому мосту. Его ботинки громко стучали по
булыжникам, разрывая царившую в городе абсолютную тишину. Аррен
остановился у крепления моста, чтобы снять их, но шнурки запутались, а
охотников сбить с толку не удалось. За спиной мигнула лампа, тяжелый топот
бегущих преследователей приближался. Он не мог оторваться от них. Ему
оставалось лишь бежать изо всех сил, держась впереди, чтобы увести их
подальше от пыльной комнаты... Вместе с кинжалом они сорвали с него и
куртку. Оставшись в одной безрукавке, он несся как ветер, его
разгоряченная голова кружилась, боль в затылке обострялась с каждым шагом,
но Аррен бежал... бежал... бежал. Сумка мешала ему. Внезапно он швырнул ее
на мостовую, и монеты, звеня, брызнули во все стороны.
- Вот ваши деньги! - хрипло крикнул он, задыхаясь. И припустил
дальше. Но тут вдруг улица закончилась. Ни перекрестка, ни звездного неба
перед ним - тупик. Аррен развернулся и побежал навстречу своим
преследователям. Свет фонаря ослепил его, и он с отчаянным криком врезался
в них.
Перед ним взад-вперед раскачивался фонарь - слабое желтое пятнышко
света в бескрайней движущейся пелене. Он долго смотрел на него. Фонарь
светил все слабее, потом, наконец, мигнул и погас. Аррен погоревал над
этим немного, или, быть может, он жалел самого себя, понимая, что вот-вот
проснется.
Потухший фонарь все так же висел на мачта. Свет восходящего солнца
озарял бескрайнюю гладь моря. Бил барабан. Через равные промежутки времени
раздавался тяжелый скрип весел. Древесина корабля скрипела и стенала
сотнями тоненьких голосков. Человек на носу галеры что-то кричал стоящим
перед ним матросам. Мужчины, скованные с Арреном одной цепью, по-прежнему
хранили молчание. На каждом были железный обруч на талии и наручники на
запястьях, соединенные короткой тяжелой цепью с оковами следующего узника.
Железный пояс был также прикован к штырю, вбитому в палубу, так что
человек мог сидеть или лежать, но не стоять. Люди набились в маленький
грузовой трюм как сельди в бочку, поэтому лечь было никак нельзя. Аррен
сидел в переднем углу помещения. Если он поднимал голову, его глаза
оказывались на уровне палубного настила шириной в пару футов, между трюмом
и перилами.
О том, что случилось прошлой ночью после отчаянной погони и коварного
тупика, Аррен помнил очень смутно. Он сражался, его сбили с ног, связали и
потащили куда-то. Какой-то человек говорил что-то странным шепчущим
голосом. Это было в месте, напоминающем кузницу: там пылал кузнечный
горн... Больше он ничего не помнил, хотя догадывался, что находится на
невольничьем корабле и его намереваются продать.
Юношу это не слишком волновало. Он страдал от жажды. Все тело ныло,
голова раскалывалась. Когда взошло солнце, свет пронзил его глаза копьями
боли.
На рассвете каждый невольник получил краюху хлеба и глоток воды из
кожаной фляги, которую им подносил к губам человек с хитрым жестким лицом.
Его шею охватывал широкий, инкрустированный золотом, кожаный обруч,
похожий на собачий ошейник, и когда он заговорил, Аррен узнал этот тихий
странный шепчущий голос.
Питье и еда временно облегчили страдания его тела, и в голове у него
прояснилось. Для начала юноша взглянул на лица сидящих рядом с ним
собратьев по несчастью - троих в его ряду и четверых за их спинами.
Некоторые сидели, положив головы на поднятые колени; один, больной или
одурманенный наркотиками, безвольно откинулся назад. Рядом с Арреном сидел
парень лет двадцати с широким плоским лицом.
- Куда они нас везут? - спросил у него Аррен.
Юноша взглянул на него - их головы находились почти вплотную друг у
другу - и, ухмыльнувшись, пожал плечами. Наверное, он хотел сказать, что
не знает, решил Аррен, но тут парень зашевелил скованными руками, будто
жестикулируя, и открыл свой все еще скалящийся в ухмылке рот, демонстрируя
черный обрубок на том месте, где должен был быть язык.
- Должно быть, на Соул, - сказал кто-то за спиной Аррена. - Или на
Амрунский Рынок, - подхватил другой, но тут человек в ошейнике, казавшийся
вездесущим, нагнулся над трюмом и прошипел:
- Заткнитесь, если не хотите попасть на завтрак акулам, - и все
замолкли.
Аррен попытался представить себе эти места: Соул, Рынок Амруна. Там
продают рабов. Их баз смущения ставят в ряд перед покупателями, будто
рогатый скот или овец на рынке в Бериле. Он будет стоять там в цепях.
Кто-то купит его, приведет домой и будет приказывать ему, а он откажется
повиноваться. Или подчинится и попытается бежать. И его убьют, так или
иначе. Его душа не восставала при мысли о рабстве, ибо он был слишком
болен и сбит с толку. Аррен просто знал, что не вынесет этого и в течение
недели-другой умрет или будет убит. Несмотря ни на что, его данная
перспектива пугала, и он прекратил размышлять о будущем. Юноша уставился
вниз, на черный от грязи настил трюма. Солнце жгло его плечи, жажда вновь
высушила рот и тисками сжала горло.
Солнце село, пришла ночь, ясная и прохладная. На небе высыпали яркие
звезды. Гулко и размеренно бил барабан, задавая ритм веслам, ибо стоял
мертвый штиль. Теперь неимоверные страдания причинял холод. Спину Аррена
немного согревали скованные ноги сидящего за ним человека, а левый бок -
приткнувшийся к нему немой, который сидел скрючившись и мычал что-то на
одной ноте. Произошла смена гребцов, и барабан забил вновь. Аррен хотел
забыться, но никак не мог уснуть. Его кости ныли, но он не в силах был
изменить позу. Он дрожал, терзаемый болью и жаждой, и смотрел на звезды,
которые плясали по небу с каждым взмахом гребцов, затем возвращались на
свои места и замирали, вновь дергались, возвращались, замирали...
Человек в ошейнике стоял вместе с другими между еще одним трюмом и
мачтой, на которой раскачивался маленький фонарь, высвечивая силуэты их
