и пошел к воротам.
А Киссур перескочил пару оград и вышел задами на грязную городскую
улицу. Вечерело. Кое-где белеными стенами торчали кучки рыхлого снега, и в
воздухе, ослепительно свежем после душных покоев Арфарры, разлилось
какое-то весеннее просветление, и предчувствие войны - веселой летней
охоты на мятежников.
Пересекая грязный канал, Киссур на мгновение остановился и кинул в
воду кинжал с белым молочным клинком и золотой рукоятью.
Киссур шел довольно долго, пока не оказался в нижнем городе. Мимо
пронесли паланкин с закрытым верхом, и Киссур вспомнил, что сегодня -
праздник у Чареники; ах, если б явиться домой под утро, с тем, чтобы
первая его жена не смогла уехать любезничать при фейерверках и накрытых
столах! Нет, это было невозможно. Тут мысль об угощении у Чареники
напомнила ему, что он голоден.
Слева от него мелькнула харчевня: толстая девка красила наружную
стену из летнего в зимний цвет. Киссур нагнул голову и прошел внутрь.
Харчевня была плохо освещена, и на занавеси напротив входа висели
закопченные бумажные боги. Богов было штук пятьдесят, и они выглядели
недовольными, будучи засижены мухами. Хозяйка принесла мясо и вино, и
подмигнула одной из девиц, сидевшей за занавеской с закопченными богами.
Девица, крашеная под воробья, пересела по другую сторону занавески на
колени Киссура и сразу запустила лапу в его штаны. Киссур хотел спустить
ее под лавку, но передумал.
Пришли еще сапожник и лавочник, стали потчевать друг друга вином и
историями о привидениях, и спорить - будет война с Харайном или не будет.
- Да, - сказала девица, - в кои-то веки выпало родиться на свет
человеком, и в какое время! Когда девиз правления меняют через каждые семь
месяцев.
- А что, - спросил Киссур, - при Нане было лучше?
Соседи заворочались. Толстая хозяйка подошла поближе к столу.
Крашеная под воробья девица сглотнула слезу и сказала:
- Не надобно жалеть покойников.
- Совершенно не надобно, - подтвердил сосед, - если их жалеть, то в
шкуре того, кого жалеют, приходят бесы.
Киссур помолчал и выпил залпом кружку вина.
- Не понимаю я указов нынешнего министра, - сказал он. Вдруг стукнул
кулаком по столу и страшно заорал:
- Мерзкая это вещь, - поощрять стяжание!
Хозяйка заведения сказала с чувством:
- Истинная ваша правда! Вот возьмите моих девушек. Мы приписаны к
цеху из поколения в поколение, и всегда цена была справедливая - две
розовых. А теперь начали поощрять стяжание, богачи скупили все земли,
дочери их устремились в столице к постыдному заработку, и девочки мои
совсем подешевели.
Киссур заплатил за мясо, вино и девицу и пошел с ней наверх. У двери
он стал разуваться. Девица сказала:
- Возьми сапоги с собой, а то украдут.
Киссур нашел, что у девицы мягкие бока и нежный живот, и им было
хорошо вдвоем. В каморке пахло рыбьим жиром, и сквозь занавесь Киссур
заметил поминальный портрет. Киссур спросил:
- Это кто?
- Мы договорились, - отвечала девица, - что он выкупит меня из общего
пользования и возьмет в жены, но в прошлом году после восстания его
повесили.
- Я выкуплю тебя, - сказал Киссур.
- Все так говорят, - возразила девица.
Киссур вынул портрет Ванвейлена, зажег свет и стал его рассматривать.
Подумал и сказал:
- Человек, который отказывается убивать других ради общего благ, вряд
ли думает о пользе государства? Он боится, чтобы кто-то другой не убил его
ради общего блага.
- Ага, - сказала девица.
Среди ночи Киссур проснулся: девица тормошила его. Киссур открыл
глаза и услышал стук в дверь.
- Городская стража, - зашептала девица, - беда! Никак тот лавочник
обиделся, что вы ругали господина министра!
Дверь затрещала.
- Откройте! Проверка документов!
Киссур сел в постели. Что документов не было, это еще полбеды. Но
сегодня были именины Чареники! Великий Вей! Киссур представил себе, какие
слова высыплет Арфарра, когда узнает, что первый министр вместо именин
тестя валялся с б...ми!
Девица сунула ему в руки одежду, и он так и выскочил с этой одеждой в
окошко. Сверху заскрипела дверь, замерцал фонарь... Киссур поскакал
стенами и садами. Шестой из садов был пуст, а дом заколочен.
Киссур стал одеваться, и тут... Что бы вы думали? Оказалось, что с
борозд на кафтане спороты все кружева, и шитый золотом воротник тоже
исчез. Киссур хлопнул себя по лбу и сказал: "Да эта девка была в сговоре
со стражниками! Ночью она просмотрела мою одежду, не нашла документов,
нашла знаки богатства, и решила, что я - вор!" Киссур проверил меч и нож и
подумал, что достойнее будет ему самому сегодня проучить девицу, нежели
поручать это завтра правосудию, но мысль о скандале, и без того
неизбежном, удержала его. Киссур облизнулся, погладил рукой воздух и
подумал: "Глупая женщина! Если б она не погналась за грошовой выгодой, она
бы жила в шелку и пуху до конца жизни!"
А девица, крашеная под воробья, тем временем лежала в своей каморке и
плакала. Стражники ничего ей не оставили, а еще и подбили глаз. Дело
обстояло в точности так, как полагал Киссур, но девица ничего не смела
возразить, чтобы хозяйка не выкинула ее в канаву. Девица всхлипывала и
вспоминала статного вора в кружевном кафтане.
Ах, если бы ночные приключения министра на этом кончились!
Но Киссур срубил мечом засохший пенек в саду, воткнул меч в ножны,
перескочил через садовую стену и зашагал к своему дворцу. Улица была полна
лунных теней и богов, прибитых над дверьми.
Киссур прошел два или три квартала, как вдруг насторожился и,
подкравшись, выглянул из-за угла. За углом стояли двое с мечами, а третий,
без меча и в кружевном кафтанчике, испуганно пятился от них. Пока он
пятился, от стены отделилась тень и взмахнула прутом с веревкой, петлей и
сачком на конце. Человек в кружевном кафтанчике поймался в сачок.
- Эй, - громко сказал Киссур, - рыбак, ты удишь рыбку в неположенном
месте!
С этими словами Киссур вытащил меч и бросился навстречу ночным
рыбакам. И этот поединок Киссура не стоит того, чтобы о нем долго
рассказывать, потому что дело очень скоро кончилось тем, что одному
человеку Киссур перерубил меч у рукояти вместе с пальцами, а другой
кувыркнулся в канал и там сразу же утонул. А третий утек.
Киссур снял с головы пострадавшего сачок с петлей и увидел, что это
был довольно молодой чиновник, с приятным круглым лицом, бровями,
изогнутыми наподобие листа антурии, и большими перепуганными карими
глазами.
- Ах, - сказал чиновник, плача, - спасибо вам, сударь, а то я был бы
уже не жив.
- Пустяки, - сказал Киссур, - терпеть не могу, когда убивают
невинных.
После этого они направились в ночной кабачок и спросили там закуску и
вино. В кабачке у входа висело зеркало. Киссур глянул в него и с
сожалением убедился, что, действительно, кафтан его безобразно искромсан,
и вдобавок, пока он скакал по крышам, на него налипли все семь
разновидностей сора, и даже, кажется, две разновидности нечистот. Киссур
сел за стол, нащупал шнурок на шее, и молвил с досадой:
- Ба, сударь! У меня украли кошелек! Это жаль, ибо я чертовски
голоден.
Изящный чиновник, - из ведомства обрядов и церемоний, судя по платью,
- оглядел Киссура и участливо спросил:
- Много ли было в кошельке?
- Не знаю, не больше двух тысяч.
Чиновник еще раз посмотрел на Киссура, изумляясь пьяному хвастовству
простолюдина, и подумал: "Глупец! Этот варвар обрезал и заложил в ссудной
лавке кружева с последнего кафтана: откуда у него быть хоть сотне грошей?
А все-таки он хороший человек". Улыбнулся и сказал:
- Друг мой! Я почту за честь пригласить вас к трапезе.
По приказу чиновника принесли гречневую лапшу с подливой и ломтиками
баранины.
- Эге, да я гляжу, вы мастер есть, - сказал с улыбкой спасенный
чиновник, когда Киссур, крякнув, в один миг опростал чашку, - не угодно ли
еще чашечку?
- Пожалуй, - отозвался Киссур.
Киссур съел еще чашку, и еще, а над четвертой задумался. Служаночка
перемигнулась с молодым чиновником и шепнула ему: "Бедняжка, наверное, три
дня не кушал! А ведь если его вымыть да приодеть - будет ничего".
Потом стали пить вино.
- Клянусь божьим зобом, - сказал Киссур, - вы не пожалеете об этом
ужине.
Они разговорились, как друзья, и чиновник много рассказал о себе. Он
сказал, что его зовут Иния, и что он служит в ведомстве обрядов и
церемоний. Но чем гуще становилась ночь, тем печальней становился Иния.
Киссур заметил и спросил его:
- Что вас тревожит? Могу ли я вам помочь?
- Ах, - сказал Иния, - сегодня ночью у меня свидание с одной
достойной дамой: идти мне или нет? Я подозреваю, что это мой несчастливый
соперник нанял тех головорезов, от которых я спасся лишь благодаря вам.
Киссур улыбнулся и сказал:
- Сударь! Я с великим удовольствием буду сопровождать вас. И если эта
дама так хороша и знатна, как можно думать, глядя на вас, то верно уж у
нее найдется служанка для меня.
Так-то чиновник по имени Иния и Киссур выбрались из кабачка и пошли
темными улицами и ступеньками. Через полчаса они подошли к белой стене,
чиновник свистнул, и Киссур увидел, как сверху спускается круглая корзина
для арбузов. В этот миг луна выползла из-за тучки, верхушки деревьев и
флигелей в саду вспыхнули призрачным дивным светом, и Киссур с изумлением
сообразил, что это - его собственный дворец. "Ах, засранец, - подумал
Киссур, - что он плел мне про знатную даму? Верно, он бегает к одной из
служаночек Янни."
Иния уже собрался было садиться в корзину, как вдруг вдалеке
послышался цокот копыт. Пустая корзина мгновенно взлетела вверх. Киссур с
Инией бросились в придорожные кусты. Всадники подъехали и стали стучать в
ворота: это были люди из лагеря.
- Ну, - сказал Иния, - теперь будет суета до третьей стражи. Может
быть, пойдем выпьем по чашечке вина?
На соседней улице они зашли в харчевню с двумя сплетенными тыквами на
вывеске, и стали цедить через соломинку подогретое вино.
- А я, - сказал Киссур, - узнал стену. Это дворец первого министра.
Что же вы говорили о знатной даме? Стало быть, ваша возлюбленная - одна из
служанок первой госпожи?
Иния подмигнул и ответил:
- Сказать по правде, дружище, меня пользует сама госпожа Янни.
Киссур не шелохнулся, а только вынул изо рта соломинку и спросил:
- Ба! Да это уж не господин ли первый министр велел задать вам
трепку?
- Нет, - ответил Иния, - это один человек из тайного ведомства,
который утолял ее в прошлом месяце.
- А гнева господина министра вы не боитесь? Говорят, он рубит
глиняное чучело с одного удара.
- Так что ж? Я-то не чучело, а человек. Притом волноваться,
согласитесь, следовало не мне, а тем, кто торил дорожку.
- А если первый министр об этом не знает?
- Помилуйте! Каждый лысый чиновник знает, а первый министр не знает!
Да как же он может управлять государством, если не видит, какой карнавал у
него под носом! С чего ему гневаться? Хороший человек, сам гуляет и жену
пускает.
Тут Киссур подумал: "Может быть, этот человек пьян, или врет".
- А видали ль вы самого министра? - спросил он.
- Один раз видал. Был как раз фейерверк у Чареники. Мы встретились в
темной аллее. Госпожа Янни потупила глазки, а Киссур Белый Кречет поглядел
на меня этаким тараканьим глазом, и говорит: "Ладно! Вот тебе письмо: по
этому письму адресат привезет тебе ковры для госпожи Янни. Только учти,
