деревьев не бывает. А вот я рассчитываю, что у такого князя, как
император, кобылиц должно быть не меньше двух тысяч, и молоко из-под них
всегда свежее, и свиные стада вряд ли плохи.
К вечеру, широко шагая, в палатку вошли двое, шуганув стражников.
Князь Маанари непринужденно, как на постель больного друга, сел на солому
у изголовья Нана. Нан перекатился на спину и стал вглядываться в темное
отверстие входа, где стоял второй человек, одетый по-вейски, в джутовых
башмаках с об мотками, серых штанах и лиловой подпоясанной куртке.
- Я пришел сказать тебе спасибо, инспектор, - заговорил Маанари. - Ты
убрал у меня с пути лишнего и трусливого союзника и подарил мне союзника
храброго и нужного.
Нан выматерился про себя. То, чего он боялся, произошло.
- Вы мне любезно сообщили, господин инспектор, - раздался с порога
насмешливый голос, - что горцы в этом году разоряют деревни дотла. А как
же вы забыли сказать, что разоренное-то они сбывали господину Айцару,
который теперь, вашими стараниями, набольший в провинции.
Мятежник Кархтар, нагнувшись, вошел и сел рядом с Маанари. Глаза его
чуть поблескивали в сумерках.
- Набольший? - спросил Нан. - Значит, араван Нарай арестован?
- Араван Нарай мертв.
Нан закрыл глаза.
- И вы решили отомстить за его смерть?
- Смерть чиновника - не повод для мести, - сказал Кархтар, поднимаясь
с соломы вслед за князем.
- Постойте, князь, - позвал Нан вслед. Маанари с готовностью
остановился.
- Вы сегодня потеряли день, сидя в лагере. Вы ждали, пока к вам
присоединятся разбойничьи шайки?
- Я ждал, пока ко мне присоединятся единственные люди в империи,
которые умеют воевать, - отчеканил князь на своем великолепном вейском и
вышел.
Вот теперь стало слышно, как в лагере начинается предпоходное
шевеление.
Нан лежал и думал о том, что ветхи не трогали Ира, потому что Ир
нужен лишь тем, у кого нет меча или кто не верит в абсолютную силу оружия.
Но араван мертв и, следовательно, сыном Ира быть не мог, наместник покидал
ночью свой покой, чтоб переспать со шлюшкой, Айцар - чтобы побеседовать с
Роджерсом.
Значит, Ир - либо в руках землянина, либо исчез сам. В последнем
случае не произойдет ничего, в первом - произойдет что-то очень
неожиданное для всех сторон.
Конечно, всегда есть шанс, что Келли просто застрелит шустрого
Лунного Брата, но больше шансов на то, что оправдается поверье: сына Ира
нельзя не только убить - нельзя захотеть убить...
Но каковы бы ни были у будущего избранника планы переустройства мира
- он, скорее всего, рассчитывал их проповедовать крестьянам и чиновникам,
а не князю Маанари. Интересно: повлияет ли на его социальные расчеты такая
посторонняя мелочь, как вражеское завоевание? Или сын Ира, наоборот,
решит, что Маанари - как раз то, что нужно для про ведения его замыслов в
жизнь? Или обратится сам в новую веру?
Маанари имел шанс добраться до вейского трона призвав себе на помощь
всех недовольных Веи и объявив себя новым воплощением Иршахчана.
Маанари не имел шансов удержаться у власти, уничтожая социальный
костяк Веи. Другое дело - уничтожить то, что казалось на этом костяке
наростом, деформацией, гнилью. А гнилью было все: и казнокрадство
чиновника, и продажность судьи, и оборотистость предпринимателя, и
разрушение общины, и зло употребление вельмож, и скачущие цены на
городских рынках, и нарушение государственных монополий...
Нан лишь избавил Маанари от неперспективного союзника. Завтра весь
Нижний Город будет на стороне князя. Ну что ж: в истории Веи бунтовщики
присоединялись то к вражеским, то к правительственным войскам: смотря по
тому, кто казался сильнее.
Уже совсем стемнело. В палатку внесли светильник, сразу же запахло
прогорклым паленым жиром, и вслед за ним, пригнувшись, вновь вошел князь
Маанари.
Князь сел, подвинув светильник так, чтоб его лицо оставалось в тени
за столбом, а Наново было освещено, и осторожно попытался просунуть палец
под стягивавшую Нана веревку. У него ничего не вышло, он удовлетворенно
хмыкнул и сказал:
- Ты уж извини, что тебя так крепко связали. Мы тебя не хотели так
крепко связывать, но ты так хорошо дерешься. Где это ты так научился
драться? Если б ваши войска дрались, как ты, я бы сидел в западных горах;
а если б мои войска дрались, как ты, я бы не нуждался даже в этом
Кархтаре...
Нан молчал.
- Да, - вспомнил князь, - а ведь у Кархтара условие есть: отдать тебя
- ему; у вольного люда на тебя зуб. Вот я и хочу с тобой посоветоваться:
отдавать или не отдавать?
Нан зашевелился. Да, ничего не скажешь: князь был демократичней
вейских чиновников и любил советоваться с людьми, у которых связаны руки.
- У пленников совета не спрашивают, - ответил Нан.
- Умница, - засмеялся князь, прищурившись на огонек. - И смельчак:
как ты в городе всех арестовал, и аравана, и наместника! Мне такие нужны.
Ты ведь давеча правильно догадался. Можно завоевать империю с дружиной, но
управлять ей с дружиной нельзя. А иначе зачем мне нужен был ваш наместник?
- С наместником Вашхогом тоже много не науправляешь, - саркастически
заметил Нан.
- А с господином Айцаром? - возразил князь. - Как это так, чтоб во
главе войска некого было поставить, кроме базарного торговца! Вот
послушай. Шлет ко мне наместник письмо: я - с тобой, араван провинции -
дурак, но есть один умный человек, мой дядя, который опасней ночной рыси.
Я спрашиваю: что же делать? Он советует: предложи ему зерно по низкой
цене, и он от жадности не посмеет думать ничего плохого. А зерно ты у него
все равно отнимешь после победы.
- А разве Айцар плохо защищал свои рудники?
- Защищаются торговцы, может, и хорошо, а воюют плохо. Им ведь жалко,
когда добро безвозмездно пропадает. Вот Айцар даже воду на поля не пустил,
чтоб задержать моих всадников. Я так полагаю - ему урожая жалко. А вот ты
бы - пустил?
- Непременно, - сказал Нан, вздохнув.
- У вас в стране много умного, а много дурацкого, - после некоторого
молчания заговорил князь. - Чтоб войсками и страной правили торговцы! При
мне этого не будет. Или вот - чтоб человек не мог передать свою власть
сыну! Тоже чушь. Знаешь, отчего я был уверен в вашем наместнике? Он хотел
быть не наместником, а князем Харайна, чтоб завещать свой Харайн своему
сыну! А у тебя наследники есть? - спросил князь.
- Я холостяк, - ответил Нан.
Князь довольно рассмеялся.
- Это хорошо! Хочешь - сватом буду? Кровные узы - самые крепкие.
Женись - чистокровным ветхом станешь.
Нан с сожалением подумал, сколь велика разница между ним и настоящим
вейским чиновником. Араван Нарай, верно, плюнул бы сейчас этому варвару в
рожу с негодованием, а Нан никакого особого негодования не испытывал.
Но для инспектора Нана стать варварским военачальником было бы
невозможно, а для Дэвида Стрейтона - бесполезно. Князь Маанари был давеча
прав; накопительством он не занимался, и все награбленное делил между
дружиной, находя в воинах и охрану своему добру, и орудие его
преумножения. Он и сам не подозревал, насколько принципы его существования
были близки первоначальным принципам империи: он все раздаривал, она все
распределяла. Князь отыскал подходящих союзников, которые тоже все хотели
разделить поровну. Правда, завоеватели делили все поровну сообразно роду и
храбрости, а освободители делили все поровну сообразно степени
посвящения...
Нет, Дэвид Стрейтон мог сговориться с продажным чиновником, но не с
революционером и не с завоевателем.
Все это, впрочем, были чисто теоретические рассуждения: бунтовщики
никогда не согласятся иметь его под боком, а они - для Маанари более
ценные союзники.
- А зачем ты, князь, все-таки ходил в монастырь? - спросил Нан, не
отвечая на вопрос Маанари.
- Хотел поглядеть на вашего хваленого бога, - пожал плечами князь.
- Ты или Тоошок?
- Да больше Тоошок. Он ведь только теперь стал храбрый. А так - очень
он вашего Ира боялся. Амулет перед ним с шеи снял - так и забыл. По
коридору шел, в темноте чуть на кошку не на ступил - задрожал, как яйцо
без скорлупы. Посмотрел на Ира и при ободрился. Разве это бог: ни рук, ни
головы, меньше малой луны, и никто при нем не молится, стоит он
один-одинешенек.
- Так-таки никого и не было?
- Да нет, приходил один монах, обошел кругом Ира, скорчил рожу и
ушел. Тоошок, как этого монаха увидел, так до конца расхрабрился. Что это,
говорит потом, за бог, которого собственные жрецы не уважают.
- И монах так и ушел?
- Так и ушел.
- И вы после него уходили?
- После. Однако, - засмеялся князь, - ты хитер. Ну какое тебе дело до
Ира? Все равно о чем спрашивать, лишь бы мне не ответить. Так что же ты
все-таки выбираешь?
- Я вейский чиновник, - ответил Нан, - и служу императору. Я
арестовал предателя Вашхога не затем, чтоб занять его место.
- Ну что ж, - сказал князь, поднимаясь и отряхивая солому, - и без
тебя найдутся помощники.
Минут через двадцать двое человек в короткой вейской одежде выволокли
Нана из палатки, привязали к длинному шесту и потащили. Шест они несли с
привычной ловкостью разбойного люда.
Нан вертел головой; они миновали свежеотесанный подъемный мостик над
сухим рвом и перешли в разбойничий лагерь. Нан с удивлением отметил
надежность рогатого частокола, из которого вбок высовывались заточенные
колья, быстро обустроенные завалы, очевидную продуманность планировки.
Повсюду горели костры, ржали лошади, шкворчало на огне жаркое: какие-то
люди сосредоточенно и профессионально копали ямы и рвы. Нан поразился про
себя обширности разбойничьего лагеря; явно не меньше нескольких тысяч
человек.
Власти, стало быть, преуменьшали численность разбойников, А шайки,
стало быть, договорились о соединении усилий под начальством военспеца
Ханалая и комиссара Кархтара.
У огромного парчового вяза Нана положили на землю, аккуратно, жалея
хорошую веревку, распутали узлы и ввели в маленькую кумирню, приросшую к
стволу дерева. На пороге Нан споткнулся, и его тут же подхватили за руки.
Напрасно: у него не было ни сил, ни желанья бежать.
Внутри кумирни, щедро освещенной вперемешку жирниками и дорогими
светильниками, было человек тринадцать. Нана подвели к человеку, сидящему
во главе стола, Тот хмуро и настороженно глядел на столичного инспектора.
Нан безучастно смотрел на лицо и на лоб, закрытый черной шелковой повязкой
так, чтоб спрятать клеймо убийцы. Нан знал биографию Ханалая и знал, что
тот делал с правительственными чиновниками.
Откуда-то сбоку выступил Кархтар и по очереди стал называть
присутствующих: предводитель вольного стана, сам Ханалай; пятеро
тысячников; военный советник; ответственный за безопасность лагеря;
ответственный за учет ценностей и продовольствия; ответственный за
состояние оружия; ответственный за доставку секретных донесений и связь;
ответственный за вознаграждения и наказания.
Двенадцать членов совета дружины были изукрашены и одеты, как
двенадцать верховных советников государя. Кархтар кутался в грубый
холщовый плащ. Так кукольник выходит на сцену в невзыскательном балахоне,
показывая, что он - не действующее лицо, а всего лишь голос с неба.
- Все присутствующие здесь, - сказал Кархтар, - были обижены и
разорены несправедливыми чиновниками, корыстными богачами, продажными
судьями. Судьба вынудила их бежать в леса и заняться вольным промыслом,
мстя за себя и восстанавливая попранную справедливость. Здравый смысл
