определенных не было.
Но двигалось создание удивительно быстро.
Изменился свет: из лилового стал розовым, с кровавым отсветом. Я
так и не мог понять, от чего он исходит. Тени были зыбкие и дрожащие.
Тварь пронеслась мимо нас, обдав волной гнилостной вони. Я вдруг
подумал, что это могла быть жена нашего убиенного противника, не
успевшая стряхнуть с себя тину, водоросли и болотные кусты.
- Сте:паныч: - прочистил горло Коломиец.- Глянь.
Он смотрел совсем в другую сторону.
Скелет быка неспешно брел к воротам храма. Обрывки шкуры висели на
нем, как пробитые шинели на колючей проволоке. Раздувшийся негр шел
рядом с ним, подволакивая гнущуюся в неположенном месте ногу.
- Это что же? - продолжал он слабо. - Это я с ума сдернулся? Или
кто?
- Молитвы знаешь? - спросил я.
- Откуда?
- А стихи?
- Ну: знаю.
- Читай, только негромко.
Он задумался, а потом начал:
- Кохайтеся, чорнобривi, та не з москалями, бо москалi - чужi
люды, роблять лихо з вами. Москаль любить жартуючи, жартуючи кине:
Мертвецы - человек и бык - прошли мимо, спрыгнули с двухметрового
обрывчика и деловито направились к храму. За ними повалили веселой
толпой маленькие бегемотики, тоже раздутые и даже полопавшиеся. Скелет
обезьяны сидел на спине одного из них, постегивая прутиком по крутым
бокам.
- Кличе мати вечеряти, а донька не чуе, де жартуе з москаликом,
там i заночуе.
Не двi ночi карi очi любо цiлувала:- продолжал Коломиец.
Я вдруг поймал себя на том, что и сам бормочу какой-то чудовищный
текст, в котором слова воскресной молитвы переплетались с "Пьяным
кораблем" Рембо.
В ситуациях, подобой этой, главное - занять голову чем-то
отвлеченным, и нет разницы, что это: молитва ли, текст ли присяги, или
же таблица логарифмов:
Брюс, вызывая мертвых, читал Баркова. Помогало.
Прошли, подпрыгивая, как на пружинках, два мертвеца явно
европейского происхождения: в военного образца френчах и пробковых
шлемах, но босые и без штанов. Плоть с них опадала на ходу. Следом
двигались десятка полтра негров-банту, мужчин, женщин и детишек, все
очень свеженькие, неразложившиеся - явно сегодняшние. Вел их человек в
глиняной маске, тоже негр, но нездешний, светлокожий и, кажется,
совершенно живой. Во всяком случае, движения его были вполне
естественные.
Коломиец на полуслове прервал рассказ о горестной судьбе Катерины,
сказал: "Непорядок," - схватил штуцер и выстрелил не целясь. Восьмой
калибр с такого расстояния останавливает бегущего слона. Маска вместе
с головой просто исчезли. Светлый негр взмахнул руками, покатился - но
его подняли, поддержали, и через секунду он шагал вместе со всеми той
же подпрыгивающей походкой:
Мы по-прежнему оставались невидимы для всех.
Происшествие с колдуном в маске на время отвлекло меня, и я не
увидел, как на границе нашего белого круга начали скапливаться и
сплетаться змеи, мертвые и живые, всех видов и размеров. Их
становилось все больше. Переползти через веревку они не смели, но
местами, как мне показалось, просто оттеснили ее к центру.
- Зараз придэ Вий,- сказал Коломиец тоненьким детским голоском.
- Спокийно, товарыщу шпиенэ, - сказал я. - Ще панночка нэ вмэрла.
Невдалеке от нас прошествовал слон без хобота и бивней, и на этом
парад-алле завершился.
- Ты чего, дурак, стрелял? - спросил я не оборачиваясь.
- Я? Стрелял? - удивился Коломиец. - В кого?
- Хотел бы я это знать,- пробормотал я, а сам подумал: не хотел
бы. Ибо то, чему я повторно оказывался свидетелем и что в
"Некрономиконе" именовалось арабским словом "аль-джах", считалось
искусством давно утраченным и запретным даже для адептов некромантии.
Но вот проползли и змеи. Ненадолго стало почти тихо.
Странный свет почти погас. Лишь под двумя деревьями будто бы тлели
угли.
- Степаныч, - жалiсно казав Коломиец,- я з глузду з'iхав чi нi?
- Нормальный, - сказал я.
- Но так же не бывает.
- Бывает, только редко.
- Не, не бывает,- уверенно сказал Коломиец. - Ну, вон: чего воно
пухнет?
- Кто пухнет?
- Та дерево же!
И в этот момент одно из тех деревьев, что подсвечены были
несуществующими углями, лопнуло с костяным хрястом, расселось от
вершины до комля - и из щели кто-то стал осторожно выбираться.
Коломиец напрягся.
Это был паук. Сначала мне показалось, что он с лошадь размером.
За ним выбрался еще один и еще.
Каким-то чудом я успел поймать Коломийца за лодыжки. Он грохнулся
плашмя и задергался. Я навалился сверху и крикнул: "Читай!" - для
вящей доходчивости стукнув его ладонью по оттопыренному уху.
- Не слухала Катерина:- начал он, запнулся, забыл, проскочил через
строфу и продолжил: - Пiшов Москаль в Туреччину, Катрусю накрили...
- трижды. Затем под каждым окном изобразил по знаку распятой
навстречу паукам.
Рядом с людьми пауки оказались чуть поменьше, чем померещилось
вначале: по грудь мужчине. Они в долю секунды запеленали женщину и
малышей в паутину, вскинули на спины и понесли к дереву. Мужчина
поднял копье негнущейся рукой и судорожными скачками последовал за
ними. Один из пауков развернулся ему навстречу, поднял передние
волосатые лапы и прыгнул.
Несколько секунд мужчина изображал сопротивление, потом сдался.
Паук поволок его за собой.
И тут лопнуло второе дерево.
В белом искристом блеске оттуда шагнул некто тонкий и стройный.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы воспринять увиденное.
Похож на человека, но не человек. Ноги с очень длинными ступнями,
движется на носках, колени чуть согнуты. Гибкий сильный хвост.
Небольшие руки вытянуты вперед, блестят кривые клинки. И - совершенно
змеиная голова на удлиненной шее:
Когда он повернулся в профиль, я разглядел аккуратный костяной
гребень от затылка до крестца.
Пауки попятились от него, но он неуловимо быстро настиг одного,
короткий высверк - и паук осел бесформенной кучей. Два других, бросив
ношу, попытались спастись бегством, но в этой погоне по кругу
человек-змея оказался быстрее. Потом, покончив с пауками, он встал над
людьми, подняв к небу руки с мечами.
Паутина опала с людей, они зашевелились и начали подниматься,
будто их не слишком умело тянули за веревочки.
Барабаны вступили внезапно и веско. Странный свет померк, и в
пришедшей тьме не стало видно ни людей, ни серебристого их избавителя.
Зато над храмом занялось туманное сияние, похожее на подсвеченный дым.
Порыв ветра ударил в лицо. Зашевелились кроны.
Начиналась новая гроза.
Первая молния ударила совсем рядом с силой пушечного залпа. Потом
- началось: Наверное, все грозовые тучи Центральной Африки собрались в
эту ночь над нами. Дождя почти не было, но ветер бушевал - и
непрерывно, страшно, с истошным воем, с клекотом били, и били, и били
в башни храма бесчисленные молнии. Огненная дорога соединила небо и
землю: Так продолжалось часа четыре.
Мы оба настолько одурели от грома, что не заметили, когда это
кончилось.
Просто в какой-то моммент обнаружилось, что вновь рокочут только
барабаны - тихо, устало,- а одна из башен храма светится, как гнилушка
на болоте:
Уже под утро - умолкли крики и барабаны стихли, - из-за храмовой
стены послышался знакомый рев, в небо поднялся стлб белого света, и в
этом свете огромный, как океанский пароход, поднялся над кронами
деревьев дракон: искалеченный, трехлапый: Он взлетел высоко и распался
зелеными искрами, медленно растаявшими в первых лучах еще невидимого
солнца.
4.
Неведомое не похоже ни на что из того,
что мы можем о нем предположить.
Петр Д. Успенский
- Почему ж ты мне всего этого не сказал тогда? - не поднимая глаз
и продолжая катать по столу монетку, спросил Николай Степанович. -
Если знал и видел - то почему не сказал? Доверия не испытывал?
- Был грех, - кивнул Брюс. - Спекулировал я про себя: слишком
предан Колька, слишком чист, чтобы ему татьское, предательское дело
предлагать. А ну как решит взвесить, кто ему дороже: старый Брюс либо
весь Орден? А и то: как бы поступил?
- Не знаю. Задумался бы.
- То и дело, что не знаешь. Я и сам не знал до последнего часа,
что решусь на такое: А уж после весточку слать и вовсе дурью выходило.
- Н-да:
Исчезновение Брюса было инсценировано им же самим. В какой-то
момент он выяснил - совершенно случайно, а потому достаточно
достоверно - что деятельность Пятого Рима весьма приветствуется
иезуитами, которые, по идее, являются естественными противниками
мозаичников и когда-то возникли именно как противоборцы. Он из чистой
осторожности и перестраховки предпринял собственное расследование
(обратившись к прогностикам Союза Девяти), и оказалось:
последовательная и точная реализация планов Капитула Ордена приведет к
тем же результатам, что и деятельность орденов антифутурального толка,
иезуитов и масонов: установлению всемирного государства и всемирного
правительства. Он постарался осмыслить это и пришел к не слишком
радостному выводу: противостоящие друг другу ордена Евразии исполняют
чью- то единую волю, работая старый, как мир, номер "борьба нанайских
мальчиков".
Поисками этого носителя единой воли Брюс и посвятил себя с того
момента, как вышел в январском тридцатого года городе Стамбуле и
растворился в толпе: ("Выяснил?" - с непонятной самому усмешкой
перебил его Николай Степанович во время этого рассказа, и Брюс кивнул
рассеянно:)
Странствия по миру (Персия - Индия - Китай - опять Индия - Южная и
Северная
Африка - зачем-то Австралия - и опять Индия - Ирландия - Шотландия
-
Северная Америка - Австрия:) обогатили его новыми впечатлениями и
просветлили разум. Мы занимались деянием, упершись в стену лбами,
говорил он, ничего перед собой не видя, опричь старого кирпича:
В одном из буддийских монастырей Гоби он обнаружил древний
манускрипт, где аккуратист переписчик явно скопировал откуда-то
неведомые иероглифы, сопроводив многие из них китайскими
эквивалентами. С помощью Махендры
Брюс перевел рукопись вначале на санскрит, а затем и на русский.
Махендра и сказал тогда Брюсу, что исходный язык рукописи, тайный
сакральный молитвенный язык змеепоклонников, есть ни что иное, как
язык цивилизаций асуров, живших в местах нынешних великих пустынь, и
что жили там асуры "минуту Брахмы" назад, потом исчезли с лица земли,
но еще "мгновение Брахмы" назад последние асуры писали свои последние
книги, после чего прятали их в несокрушимые футляры из черного стекла
и уходили на морское дно: "Секунда
Брахмы", это Брюс знал, составляла чуть более миллиона лет.
Минута, следовательно:
Несомненно, что евангелист Иоанн при написании "Апокалипсиса" имел
перед собой этот манускрипт. А то, что из четкого лапидарного описания
- похоже, очевидцем и участником - действительных страшных и
трагических событий он сотворил предсказание и пророчество: так что
же, не он последний. Сходство в деталях было поразительным, разве что
у древнего автора из дыма выходила не саранча, а железные пауки:
- И что из этого следует?
- Из этого, Колька, многое следует:
Древняя цивилизация исчезла почти бесследно. Но при этом знания,
накопленные ею, были где-то сохранены, и где-то рассеяны были споры,
