великих и малых таинников Ордена своему маршалу. Отчеты написаны были,
как правило, по- русски:
Два года понадобилось Косте, чтобы прочесть гроссбух. Это была
тайнопись на основе санскрита. Но теперь у него в руках оказался устав
Ордена и полный список его членов.
Он повторил скорбный шестьдесят восьмого года маршрут Николая
Степановича, натыкаясь везде то на недоумение, то на свежие могилы. Он
уже понимал, что прикоснулся к тайне уже после ее исчезновения. Но
упрямство не позволяло ему опускать руки.
Расследование стало единственной его страстью.
Он прочел о тайных обществах все, что было опубликовано. Он знал,
кто такие атраваны и какое отношение имеют к ним нынешние кочегары и
истопники. Он знал, чем элевсинские мистерии отличались от
самофракийских, а орфики - от орфеотелестов. Он мог перечислить все
одиннадцать принципов Семьи
Зеленого Дракона. Он с уважением отзывался об иезуитах и с
насмешкой о мартинистах. Во всех оттенках масонства он ориентировался,
как старый лоцман в знакомой бухте. Розенкрейцеры и тамплиеры, Каморра
и Каббала, кугурты, дервиши и маги, вагабиты, "тринадцать", "Бедный
Конрад", Ку-Клукс-Клан, вендикатории, оранжисты, иллюминаты, манихеи -
были для него просты и понятны. Валентинианы и офиты вызывали в нем
некоторую оторопь, а некрономы, люцефериты и туги - неподдельный
страх, - тем более, что Костя доподлинно знал, что все они существуют
и действуют.
Курилка Библиотеки имени Ленина с лихвой заменила ему многие
кафедры отвергнувшего его Университета.
Ему хватило ума не делиться своим открытием ни с кем.
Тем временем он стал обнаруживать, что с ним самим происходят
некоторые изменения. Главное - прекратилось то, что составляло самый
страшный кошмар его жизни, о чем он стремился никогда не думать и о
чем ни на секунду не забывал: эпилептические припадки. Этой болезни он
обязан был и "белым билетом", и чрезвычайной въедливостью, и нередкими
озарениями: Собаки, прежде всегда рычавшие на него, вдруг стали вести
себя дружелюбно, голуби садились на плечи и на черенок метлы, а
начальница ЖЭКа предложила вступить в партию. Шел горбачевский призыв:
Он подумал, что не может быть членом двух тайных обществ
одновременно, и отказался.
Он продолжал навещать некоторых обеспамятевших. Втирался в
доверие, становился своим человеком в семье: Не только собаки - и люди
относились к нему с каким-то малопонятным расположением. Как когда-то
к Калиостро.
Обеспамятевшие все-таки что-то помнили сквозь туман. Кроме того, у
них попадались раритеты из той, прошлой жизни. Таким способом Костя
приобрел труд Фламеля для посвященных, где металлы, соли и прочие
ингредиенты именовались не иносказательно, а прямо, и только сам
философский камень упорно величался "кровью дракона". Более того:
Фламель настаивал, что "кровь дракона" и есть самая настоящая кровь
дракона. Из других приобретений стоит назвать "Тантрический практикум
(боевая тантра-йога)", изданный в 1930 году издательством ОГПУ.
Проштудировав его, Костя на некоторое время отклонился от генеральной
линии и вплотную занялся манекенщицами, фотомоделями, актрисами:
Немало их побывало в дворницкой, увешанной таблицами для проверки
остроты зрения и плакатами по технике безопасности. Но когда очередная
"мисс Московская область" попыталась увлечь его за собой в
Америку, Костя стряхнул с себя любострастное наваждение и вновь
вернулся к старой верной эзотерике.
На освеженную голову он вдруг понял, что на карте означали слова
"obscurra obligata" - и с третьей попытки попал-таки в лабораторию
Брюса под Сухаревой башней.
Он едва не повесился от восторга, увидев сундуки с книгами.
В неменьший восторг его привела находка склянки с десятком
восковых гранул, по виду совпадающих с теми, о которых писал Фламель.
Он не удержался, тут же разжег огонь в атаноре и, пользуясь рецептом,
расплавил в тигле два фунта медных екатерининских пятаков, найденных
здесь же, поскольку Брюс ничего не выбрасывал, мудро предвидя черный
день. Получившееся золото он выплеснул на каменный пол, дождался, пока
остынет: и задумался.
Дворницкая жизнь научила его осторожности.
В конце концов он потихоньку за бесценок сбыл золото знакомому
зубному технику. На вырученные деньги он съездил в Париж в качестве
переводчика с выставкой "Арт-бля" и убедился, что и зарубежных рыцарей
"Пятого Рима" не миновала великая амнезия:
- Это нам не нужно? - Костя протянул переплетенный манускрипт, на
коже которого едва заметно выдавлены были готические буквы.
- А, "Обретеный Грааль", - сказал Николай Степанович. - Читали.
Гвидо фон
Лист. Бей жидов, спасай масонов.
- Но, может быть:
- Успокойтесь, Костя. Эти люди Грааль не нашли и уже никогда не
найдут.
По дымному следу. (Где-то под Моншау, 1945, январь)
Они ломились сквозь кусты, как лоси в гон.
- Дядя Ник... - Крошка Нат жарко дышал мне в ухо. - Ну дядя же
Ник...
- Ш-ш, - сказал я. - Это не джерри.
Они выпали на полянку перед нами и действительно оказались не
немцами: канадский сержант, рыжий детина двухметрового роста, и негр в
форме американского танкиста. Это он и шумел. Вряд ли его обучали
неслышно ходить по лесу...
- Эй! - негромко позвал я. - Не стрелять, свои!
Они дернулись, мигом обернулись на голос, вскинули стволы. У
сержанта была винтовка, у танкиста "кольт". Навоевали бы они с такими
пукалками...
Нат сначала поднял на кортике свою пилотку, потом встал сам.
- Вас только двое?
- А кто ты такой, чтобы нам отвечать? - огрызнулся сержант.
- Лейтенант Хиггинс, спецгрцуппа "Форум" при штабе Семнадцатого
десантного корпуса, - сказал Нат.
- А вы один, лейтенант?
- Ребята, вы совсем потеряли нюх, - сказал Нат. - Задаете вопросы
офицерам.
- Так точно, сэр, - осклабился танкист. - Как есть потеряли.
Вторую неделю по лесам.
- Может, у вас пожрать чего-нибудь найдется, сэр? - спросил
сержант.
- Накормим ребят, дядя Ник? - оглянулся на меня Нат.
- Забирайтесь сюда, - велел я. - А то вы там, как мыши на блюде.
Они перекарабкались через поваленные стволы и через валуны и
оказались в нашей "цитадели".
- Вас тоже двое... - разочарованно сказал сержант. - Сержант
О'Лири, сэр.
Восьмая канадская пехотная бригада.
- Рядовой Дуглас, сэр, - вытянулся танкист. - Седьмая
бронетанковая дивизия.
- Вольно, - сказал я. - Капитан Бонд, командир упомянутой группы.
Что у нас там осталось из еды, Нат?
- Найдем чего-нибудь, - Нат пожал плечами. - Ползайца точно есть.
- Тут это... - канадец сглотнул. - Мы не для себя. Раненые у нас.
И леди.
- О, черт. Много раненых?
- Четверо. Ну, и леди - пятая.
- А что с леди?
- Бредит. И горячая вся...
- Капитан, простите: вы капитан Ларри Бонд, сэр?- танкист
напрягся, готовый к проявлениям восторга. Что ж, за последние две
недели здесь произошло так много бурных событий, что можно было
встретить не только знаменитого летчика-аса, но и самого Санта-Клауса,
выходящего из окружения и выносящего на себе раненого олененка Бемби.
- Нет. Я капитан Николас Бонд. И к авиации, к сожалению, не
принадлежу. Что там с вашимим ранеными?
- Ну: их ранили, сэр. Их везли в госпиталь, но джерри перерезали
дорогу:
- Они в тепле? Их охраняют?
- Да, сэр. Если это можно назвать теплом:
- И охраной, - добавил сержант.
- Куда же тогда вы неслись, как два носорога?
- Видите ли, сэр:- сержант замялся. - Один из наших раненых -
местный житель.
- Он скрывался от нацистов, - пояснил негр.
- Он помог нам отбиться от эсэсовцев. На нас наткнулся эсэсовский
патруль.
- И был ранен.
- У него охотничий домик - там, дальше, - показал рукой сержант.
- Он нарисовал нам план, как пройти.
Нат нервно хихикнул и посмотрел на меня.
- Немцу лет тридцать пять, худощавый, глаза серые, на левой скуле
след от ожога, - сказал я. - Так? Имя - Отто, фамилию может назвать
любую.
- Да, - сержант несколько оторопел. - И он дал нам ключ от дома и
объяснил:
- Мы ждем его здесь уже вторую неделю, - сказал Нат.
- Он что - нацист? Преступник?
- Напротив. Им интересуется верховное командование.
Путь до санитарного фургона занял у нас почти два часа. Налетели
низкие тучи, повалил быстрый мокрый снег. Скоро стало совсем темно.
Сначала мы проскочили мимо цели, и пришлось возвращаться:
Фургон стоял в густом ельнике, белый, заваленный снегом, и только
чуть слышный стук клапанов работающего на холостом ходу мотора мог
выдать его присутствие - да и то для этого следовало подойти вплотную.
- Чарли, - вполголоса позвал сержант.
Полог сзади приподнялся, замаячило светлое пятно лица.
- Что, уже? Кто это с вами?
- Наши офицеры-парашютисты.
- Слава Богу:
Под пологом воняло очень добротно. Мы забрались внутрь, танкист
остался снаружи - охранять. При свете синего фонарика мы осмотрелись.
У заднего борта фургона стоял немецкий пулемет, рядом сложены были три
фаустпатрона.
Раненые лежали в теплых мешках на носилках.
- Где немец? - спросил я.
- Вот:- сержант показал.
Отто Ран выглядел плохо. Кожа, страшно сухая, обтягивала череп;
глаза ввалились. В уголках бескровных губ засохла пена.
- Отто, - позвал я. Он не отзыввался.
- Куда его ранило?
- В бок. Похоже, почка задета, - сказал тот, кто охранял раненых -
Чарли.
- Вы санитар?
- Нет, сэр. Я ушел в армию из медицинского колледжа. С третьего
курса.
- Значит, вы с лейтенантом коллеги. У нас с собой бинты и немного
пенициллина.
А о какой леди говорил сержант?
- Вот, сэр. Она из артистической бригады. Похоже, что крупозная
пневмония:
Вообще-то она актриса. И даже из Голливуда. Это мне другой парень
из той же машины сказал. Он уже умер. Их машину расстреляли танки.
Я посмотрел. Рот леди был раскрыт, она часто и хрипло дышала. Лицо
ее испачкано было густой коричневой мазью от обморожений. Я не видел
ее пятнадцать лет:
- Так, - сказал я. - А остальные раненые?
- Они легкие, сэр. Просто устали. Спят. - Он помолчал и добавил: -
Тяжелые уже умерли.
- Вам следовало сдаться в плен, - сказал я.
- Возможно, сэр. Но сначала мы надеялись выбраться, а потом стало
некому сдаваться. Потом появились эсэсовцы. Не ваффены, нет. Черные
эсэссовцы. На мотоциклах. И:
- Понятно, - сказал я.
- На знаю, сэр, понятно ли вам. Видите ли, я брал замок Ружмон. В
Нормандии.
Там были черные эсэсовцы и две тысячи беременных женщин. В подвале
стоял железный идол с открытой пастью:
- Я был в замке Ружмон, - сказал я. - Наверное, сразу после вас.
- Ребята, которые штурмовали замок, потом вообще не брали пленных.
А я перерезал глотку эсэсовскому генералу, и мне стало как-то проще.
- Генерал был маленький и чернявый?
- Ага. Истиный ариец из Бронкса.
- Глотку ему резали не раз, - сказал я. - И на костре жгли. Ему
это как слону дробина.
- Вы знали его, сэр?
- Мы как раз занимаемся им и ему подобными.
- Так у немцев это что - всерьез?
- Более чем. Сенат не стал бы тратить деньги на шарлатанов.
- И этот немец, - Чарли кивнул на застонавшего Рана, - имеет
какое-то отношение?..
- Да. Но он на нашей стороне. Давайте-ка займемся им:
И мы занялись Отто Раном. А потом мы занялись Марлен. А потом -
