Каллен. Спущенные кольчужные наголовники обнажали золото и серебро волос
двух михайлинских вождей, шлемы и перчатки лежали на толстом ковре рядом с
ними. Оба были в полном вооружении; поношенные кольчуги поблескивали, мечи,
висевшие поверх голубых одежд Ордена, были на виду.
Они поднялись навстречу. Каллен продолжал греть руки над жаровней.
Возле нее Йорам поставил еще один складной стул и с поклоном предложил
королю занять его.
-- Лагерь почти безопасен, Ваше Величество. Поразмыслив, мы поставили
не защитные преграды, а сигнальные. В них куда меньше волшебства, и,
преодолевая их, многие попросту ничего не заметят. Тем не менее нашим людям
разрешено перемещаться только в пределах лагеря, благодаря этой
предосторожности все останется в секрете.
Синил опустился на стул, расстегнул пояс, и его меч беззвучно упал на
ковер. Он потянулся, усталость накатывала почти осязаемой волной, валила с
ног, заглушала речь Йорама.
-- Вы пошли на это, вняв моим сомнениям?-- Вопрос прозвучал так, что
ответа не требовалось. Синил стянул перчатки и в сердцах хлопнул ими по
колену, вздрогнув от удара. Каллен вздохнул и заговорил:
-- Синил, я знаю ваше мнение, но мне казалось, что вы поняли, почему
это необходимо. Нам отнюдь не повредит проснуться завтра бодрыми и в здравом
уме. А этого нельзя гарантировать под угрозой тайных враждебных действий в
течение ночи. Сигнальные преграды будут стеречь нас во сне.
Синил поднял глаза.
-- Понимание и одобрение не всегда совпадают, отец Каллен. Я понимаю
причины, но не просите у меня одобрения.
-- Но вы и не запрещаете?-- спросил Йорам.
-- Нет. Вы этого хотели от меня, не так ли? Я, как и всякий другой, не
тороплюсь умирать. Однако предпочитаю более ничего не знать о ваших методах
и действиях.
-- Так и будет, Ваше Величество. Не смею больше беспокоить вас своим
присутствием.
Йорам подобрал с ковра свою амуницию и вышел. Синил смотрел в пол, а
Каллен, помолчав, спросил:
-- Можете уделить мне несколько минут?
-- Как будет угодно.
-- Не очень любезное согласие, но я благодарен и за такое.
Он придвинул стул и сел, хорошо смазанная кольчуга тихонько звякнула.
Король досадовал, что его никак не оставят в покое, и гадал о причинах,
заставивших его гостя задержаться, а Каллен молчал и чего-то выжидал.
Синил стянул кольчугу с головы, пригладил тронутые сединой волосы
дрожавшей от усталости рукой и спрятал лицо в ладонях.
-- Итак, святой отец, что еще? Я устал, зол и, честно говоря, напуган.
У меня нет сил пускаться в споры или исследования тайных струн души.
Каллен переменил позу.
-- У меня тоже. Нам обоим нужен отдых. Но вас что-то тревожит, нечто
большее, чем обычное раздражение на еще одно проявление деринийской магии.
Может быть, страх смерти завтрашнем бою. Я видел, как вы говорили с отцом
Альфредом, видел, что вы не удовлетворены беседой. Думаю, что не юноша
поможет вам облегчить душу, а человек более зрелый. Кажется, мы с вами почти
одного возраста.
Синил понял, куда клонит викарий, но не решался принять предложение.
-- Мне нравится мой духовник отец Альфред.
-- Не спорю. Он прекрасный, добродетельный молодой священник. Если бы
он не состоял при вас, я с радостью уговорил бы его перейти ко мне, когда я
стану епископом. Но он юн и в сыновья вам годится, Синил. Он никогда не
сталкивался с теми силами, управлять которыми вы и я вынуждены учиться. Я
предлагаю себя не как духовника, я предлагаю дружбу. Во многом мы очень
схожи. Неужели эта близость не поможет забыть о различиях между нами?
Синил слушал, не отваживаясь поднять глаза. Каллен повторял
предложение, сделанное несколько дней назад. Тогда они толковали о том, что
могли бы делить радости и печали королевской и епископской жизни. Как не
хватало как раз такого друга. Кто, как не Каллен, был достоин им стать... Но
что-то отталкивало в нем и во всех дерини.
Завтра по их воле будут разбужены и приведены в движение таинственные и
страшные силы, которым обычным людям не дано противостоять.
В голову закрадывались чудовищные вопросы. Кому они служат? Кто владеет
их душами? Может, могущество дерини от Лукавого? Будь проклят враг рода
человеческого вместе со своими прислужниками. Тогда все происходящее с ним--
бесовское искушение, его морочат, внушая веру в полезность магии. Он кое-что
слышал о зверствах, богохульстве и иных мерзостях, которыми было отмечено
правление Имра. Его кровосмесительный брак с родной сестрой Ариэллой был не
последним в этом устрашающем перечне. А Синилу, затворившемуся от мира за
монастырскими стенами, становилось известным далеко не все.
Он вздрогнул, вспомнив, что сейчас не один. Каллен выжидающе глядел на
него, ледяные глаза до самых глубин светились ясным светом
доброжелательности, надежды и еще чего-то, чего Синил никогда прежде не
замечал на морщинистом лице.
Еще секунда, и Синил поддался бы искушению довериться, открыться и
вручить свои мысли другому, поделиться горестями, страхами и опасениями за
свою судьбу и будущее того мира, в который он был ввергнут против воли.
Но прошло еще мгновение. И он уже не мог сделать этого-- только не
сейчас и не здесь, в окружении Камбера и его сообщников, всех этих дерини.
Не стоит. Пока...
Вздохнув, он покачал головой и бросил перчатки на пол рядом с мечом.
Когда он наконец посмотрел на Каллена, его глаза покраснели и едва не
наполнились слезами.
-- Благодарю, отец Каллен, но уже поздно, к тому же у меня ноет каждая
косточка. Пока будет довольно и того, что вы станете извещать меня о
малейшем изменении планов. Сейчас мне хотелось бы отойти ко сну.
-- Как прикажете, Ваше Величество. Потупив взор, настоятель поднял
шлем, перчатки и встал, наконец-то взглянув на короля. Он собирался
заговорить, но потом поклонился и вышел, не оглядываясь. Синил оставался
недвижим.
Даже после ужина он не пришел в себя. Принял ванну, помолился и лег, но
сон не шел к нему. Он ворочался, дремал, погружался в кошмары и снова
страдал от бессонницы; казалось, этому не будет конца.
Однажды он даже поднялся, зажег свечу, бездумно глядел на огонек и
старался обрести ясность в мыслях.
В конце концов он встал за несколько часов до рассвета, , надел костюм
для верховой езды-- мягкая кожа почти не стесняла движений. Натягивая
сапоги, он вздрогнул от боли, сразу вспомнив все прелести путешествия
верхом, и замахал руками на Сорла, разбуженного возней и заглянувшего к
нему. Синил прицепил к поясу кинжал, решив, что в военном лагере королю не
пристало появляться без оружия, набросил на плечи черный плащ, завязав его
под горлом, и надвинул отделанный мехом капюшон. Считая, что экипирован
полностью, он выскользнул наружу, ходьбой будоража кровь и прогоняя вялость
мышц.
Никто не останавливал Синила, не заговаривал с ним, но инкогнито
сохранить не удалось. Очевидно, стража у его шатра передала другим часовым,
что король без свиты обходит лагерь и не желает провожатых. Он чувствовал на
себе взгляды солдат-- весть о приближении короля каким-то неведомым способом
опережала его без всякой деринийской магии.
Когда он направился к холмам, чтобы посмотреть на огни вражеских
аванпостов, один из часовых пошел следом, соблюдая дистанцию. Синил не
замечал его, укрывшись в тени дерева, он осматривал равнину перед собой. Его
беспокоила тишина. Даже обычные ночные шорохи и звуки, казалось, приглушены.
Синил стал вслушиваться в звуки спящего мира. Позади него пофыркивали лошади
и тихо били копытами о землю, чуть ближе вышагивали часовые, бряцая
доспехами при каждом шаге.
Где-то далеко мычали запертые в загонах коровы, и это напомнило ему о
том, что он стоит в самом сердце своей страны, и о том, почему он здесь.
Серебристый лунный свет играл в каплях росы на еще зеленой пшенице и нежной
траве. Что-то будет завтра на этом поле. Он задрожал. Никогда люди не
убивали друг друга на его глазах, стенка на стенку, армия на армию.
Синил поплотнее завернулся в плащ и пошел обратно. Обходя стороной
постовые костры, он оказался среди стреноженных лошадей, в конце концов
наткнулся на Лунного Ветра и Фростлинга. Жеребцы, подняв головы,
приветственно заржали, а Лунный Ветер с грубой лаской толкнул его в грудь
бархатным носом. Синил прижался к шее коня. Позабыв о своих переживаниях, он
наслаждался запахом лошадиного нота и теплом шелковистой шеи Лунного Ветра.
Фростлинга он почесывал за ухом.
Это было подарком судьбы. Но вскоре ноги привели его в центр лагеря, к
рядам палаток и пирамидам оружия. Двигаясь наугад, король очутился у шатра
михайлинцев, данного Алистеру Каллену. Синил подумал о том, как нынче спится
викарию, и было бы сейчас спокойнее ему, прими он дружескую руку Каллена.
Вдруг он услышал голоса в шатре.
Синил взглянул вверх. Чернота неба свидетельствовала, что до рассвета
осталось несколько часов, а звезды указывали время-- шел четвертый час.
Он отступил в тень и прислушался; доносившиеся из палатки голоса
принадлежали участникам далеко не праздного разговора. Иногда все говорили
разом со странной горячностью, от которой мурашки бежали по телу. Потом спор
затихал, и речь держал один. Среди всех выделялся голос Каллена, других он
не узнавал.
Он закрыл глаза, тщетно пытаясь разобрать слова. Его волю и ум снова
парализовали недавние страшные сомнения.
Что они делали? Кто там был? Могли ли они тайно исполнять какой-нибудь
деринийский ритуал, который он заведомо не одобрял? Может быть, поэтому они
собрались ночью, когда весь лагерь спал? Надеялись скрыть от него?
Синил должен был все выяснить. Внимательно оглядевшись, он не обнаружил
поблизости часовых и никаких признаков того, что его присутствие замечено.
Проверил внутренним зрением-- никто вокруг не думал о короле.
Оглядевшись еще раз, Синил двинулся вперед, проскользнул полосу,
освещенную луной, и замер в темноте у шатра. Его сердце бешено колотилось,
он слышал только его удары, отдававшиеся в висках оглушительными толчками
крови.
С глубоким вздохом он приказал себе расслабиться. Выждал мгновение и
набрался смелости, чуть-чуть раздвинув полотно, заглянуть внутрь.
В шатре было темно. После лунного света Синил, пока не привыкли глаза,
различил только группу мужчин (около дюжины), большинство сидело на коленях
спиной к нему.
Один, кажется, Каллен, стоял в стороне, отвернувшись. Когда он нагнулся
над сундуком или столом, покрытым белой тканью, за ним стала видна свеча.
Другой, светловолосый, склонив голову, ждал, расположившись слева от
Каллена. Синил решил, что это Йорам.
Глаза привыкли к полутьме, и он узнал в мужчине со слегка посеребренной
шевелюрой Камбера, а в огненно-рыжем незнакомце -- Риса. Когда Каллен
выпрямился, все посмотрели на него, и Синил узнал в присутствующих
большинство своих командиров: Джебедия, Бэйвела де Камерона, Джаспера
Миллера, юных Джеймса Драммонда и Гьюэра, графа Сайхира с двумя из троих
своих сыновей, а также михайлинцев, которых король не помнил по именам, но
знал в лицо.
Тут до него дошло, отчего фигура Каллена поначалу вызвала сомнения--
отец Алистер был в облачении священника, только не в обычном, а в
темно-синем, михайлинском, с особыми крестами Ордена на ризе, вышитыми по
традиции золотыми, серебряными и красными нитями. На столе, в котором Синил
наконец узнал походный алтарь, виднелись сосуды для таинства причастия.
Синил хотел уличить своих друзей-дерини в совершении таинства и оказался
