тебе "газик", у меня "запорожец" есть, - сказал Сергей и рассмеялся.
20
Морозным субботним утром из остановившегося на набережной Днепра
возле нижних Лаврских садов красного "запорожца" вышли Виктор, Сергей и
пингвин Миша. Сергей вытащил из багажника плотно набитый рюкзак. Одел на
спину. Они спустились по каменной лестнице к замерзшей реке.
Днепр был закатан толстым слоем льда. На нем неподвижными толстыми
воронами сидели, выдерживая между друг другом "вежливую" дистанцию
любители подледного лова. Каждый у своей лунки.
Выбирая путь так, чтобы не беспокоить рыбаков, Виктор, Сергей и Миша
отошли от берега и углубились в днепровские льды.
Они шли, останавливаясь возле каждой незанятой лунки, но эти лунки
были или уже замерзшие, или слишком узкие.
- Пойдем в залив! - предложил Сергей. - Там где-то моржи
собираются...
Они перешли Днепр, потом пересекли узкую полоску земли - "хвостик"
острова.
- Вон, посмотри! - Сергей показал рукой вперед. - Синее пятно видишь?
Они подошли и не успели как следует осмотреть большущую прорубь, по
краям которой виднелось множество следов голых пяток, как Миша рванул
вперед и, плавно, совершенно без брызг нырнул в воду.
Виктор и Сергей затаили дыхание, глядя на заколыхавшееся темное
месиво воды и льда.
- Слушай, а они под водой видят? - спросил Сергей.
- Наверно... - ответил Виктор. - Если есть на что смотреть.
Сергей снял со спины рюкзак, вытащил оттуда старое ватное одеяло и
расстелил его на льду метрах в двух от проруби.
- Садись! - позвал он Виктора. - У каждого - свой праздник.
Виктор присел. А Сергей уже достал из рюкзака кулек. Вытащил оттуда
термос и две пластмассовые чашки.
- Начнем с кофе! - сказал он.
Кофе оказался сладковатым, но на морозе пился приятно, с
удовольствием.
- А я ничего не сообразил взять... - с сожалением в голосе признался
Виктор, грея ладони о чашку с недопитым кофе.
- Ничего, в другой раз ты возьмешь. Коньячку хочешь?
Добавив в кофе коньяка, Сергей сунул плоскую бутылочку в карман
куртки.
- Ну давай, - он поднял руку с чашкой. - За все хорошее!
Они выпили и тепло проникло в их тела и мысли.
- Слушай, он там не утонет? - спросил Сергей, показывая взглядом на
широкую прорубь.
- Не должен... - Виктор пожал плечами. - Я вообще-то ничего о
пингвинах не знаю... Искал какие-нибудь книги, но не нашел...
- Если мне что-то попадется, я тебе дам! - пообещал Сергей.
Виктор начал волноваться. Он огляделся по сторонам - до ближайшего
рыбака, а значит и до его лунки было метров тридцать. Рыбак сидел на своем
чемодане-ящике и было видно, как время от времени он подносит ко рту
походную литровую флягу.
- Я пойду пройдусь! - проговорил Виктор, все еще глядя на ближнего к
ним рыбака.
- Не надо, посидим еще, - попросил Сергей. - Давай еще по коньячку.
Приплывет Миша, куда он денется. Не утонет же он в самом деле!
В проруби что-то булькнуло и Виктор сразу посмотрел туда. Месиво воды
и льдинок колыхалось.
- Давай, за Мишу! - Сергей поднял чашку с коньяком. - Людей много, а
пингвинов мало. Их надо беречь!
Они пригубили и тут же тихий морозный воздух был потревожен криком.
Сергей и Виктор обернулись на крик и увидели метрах в пятидесяти рыбака,
отскочившего от своей лунки и показывавшего на нее обеими руками. К нему
уже шли два других рыбака, оставив свои короткие удочки в лунках.
- Чего это он там? - сам себя спросил Сергей.
Виктор отвлекся от происходившего в пятидесяти метрах от них. Он
медленно потягивал коньяк и думал о том, что каждый новый день приносит в
жизнь что-то новое, но совершенно незапланированное. Когда нибудь, думал
он, новый день принесет какие-нибудь неприятности, а может и смерть.
- Глянь! Глянь! - хлопнул его рукой по плечу Сергей.
Виктор словно очнулся, посмотрел на Сергея, потом, проследив за его
взглядом, повернул голову и увидел приближающегося к ним пингвина Мишу. Он
шел со стороны острова.
- Где это он вынырнул? - удивился вслух Сергей.
Пингвин подошел и остановился возле края растеленного на льду одеяла.
- Может, и ему коньячка? - пошутил Сергей.
- Ну иди, иди сюда, Миша! - позвал Виктор, похлопывая ладонью по
одеялу.
Миша неуклюже шагнул вперед, забрался на одеяло, посмотрел на Сергея,
потом на хозяина.
Сергей снова полез в рюкзак и в этот раз достал оттуда полотенце.
Укутал в него пингвина.
- Это чтобы не простудился! - объяснил он Виктору.
Пингвин постоял так, укутанный, минут пять, потом сбросил с себя
полотенце.
Виктор услышал за спиной чьи-то шаги. Обернулся.
В нескольких шагах от них стоял рыбак, "хозяин" ближней лунки.
- Что? Клюет? - спросил его Сергей.
Тот отрицательно замотал головой, не сводя при этом глаз с пингвина.
- Послушайте, - наконец проговорил он. - Это у вас пингвин или я уже
поехал?
- Поехал, - совершенно искренним голосом сказал ему Сергей.
- О господи! - испуганно выдохнул рыбак.
Он как-то неуклюже взмахнул руками, развернулся и пошел обратно к
своей лунке.
Виктор и Сергей проводили его взглядом.
- Может, пить меньше будет! - с надеждой в голосе произнес Сергей.
- Слушай, ты же не на работе! - укоризненно проговорил Виктор. - Чего
ты пьяниц пугаешь!
- Проффесиональный инстинкт, - с улыбкой на лице оправдался Сергей. -
Кушать хочешь? Или еще разок по коньячку?
- По коньячку! - Виктор кивнул.
Пингвин вдруг стал нетерпеливо переступать с лапы на лапу и хлопать
себя по бокам своими плавниками-недокрылками.
- Он что, в туалет хочет? - усмехнулся Сергей, откручивая с коньячной
бутылочки винтовую пробку.
А Миша тем временем перебрался с одеяла на лед и, смешно семеня
разбежавшись, снова плюхнулся в прорубь.
21
Ночью с воскресенья на понедельник Виктора разбудил настойчивый
телефонный звонок. Окончательно проснувшись, он все равно не хотел
вставать, просто лежал и ждал, когда у звонившего кончится терпение, но
оно не кончалось. Даже пингвин проснулся и что-то крякнул.
Виктор поднялся и нетвердыми шагами подошел к звонящему телефону.
- Что за идиотские шутки! - думал он, поднимая трубку.
- Алло, Витя? - раздался нетерпеливый голос главного. - Извини, что
разбудил! Срочная работа! Слышишь?
- Да.
- Сейчас к тебе приедет курьер с конвертом. Он будет ждать тебя в
машине под парадным, а ты постарайся как можно быстрее сделать "крестик".
Он должен пойти в утренний выпуск!
Виктор перевел глаза на будильник, стоявший на тумбочке. Полвторого.
- Хорошо, - сказал Виктор.
Он одел свой голубой махровый халат и пошел в ванну. Умылся холодной
водой. Потом - в кухню. Поставил на плиту чайник, пишмашинку на кухонный
стол.
Вслушался в тишину ночного двора. Посмотрел на дом напротив - во всем
доме горело только два окна.
Чужая бессоница не волновала Виктора. Он уже пришел в себя, только в
голове ощущалась какая-то тяжесть.
Достал лист бумаги, вставил в машинку и снова прислушался к тишине
ночной улицы.
Из тишины родился звук подъехавшей к парадному машины. Хлопнула
дверца.
Виктор сидел и терпеливо ждал звонка в дверь. Но вместо звонка через
минуту он услышал осторожный стук.
Мужчина лет пятидесяти с заспанным лицом и красными глазами протянул
ему большой коричневый конверт.
- Я буду внизу, в машине. Если засну - постучите в дверцу, - сказал
он, не заходя в коридор.
Виктор кивнул.
Уже усевшись перед машинкой, раскрыл конверт, вытащил лист бумаги и
театральную программку.
"Пархоменко Юлия Андреевна, 1955 года рождения, с 1988 - солистка
Национальной Оперы. Замужем, двое детей, - читал Виктор отпечатанный на
машинке текст, - в 1991 г. перенесла операцию на груди. В 1993 в качестве
свидетеля привлекалась к суду по делу об исчезновении артистки
Национальной оперы Санученко Ирины Федоровны, с которой состояла в открыто
враждебных отношениях. В 1995 году отказалась от участия в гастрольной
поездке в Италию, чем чуть не сорвала запланированные гастроли."
Дальше было добавлено от руки: "тяжело перенесла гибель своего
ближайшего друга писателя и депутата парламента Николая Александровича
Якорницкого, с которым познакомилась во время своего выступления на
закрытом праздновании депутатами Дня независимости Украины в Мариинском
дворце в 1994 году". Эти строчки были подчеркнуты красным карандашом и
Виктор тут же вспомнил о своем последнем разговоре с Игорем Львовичем.
Он несколько раз прочитал подчеркнутые строчки. Информации было
маловато, но ритм мыслей уже настроился на печаль будущего текста.
Виктор просмотрел программку, на второй странице увидел цветное фото
солистки. Красивая стройная женщина с ярким, должно быть искуственным
румянцем на щеках. Миндальный разрез глаз, каштановые волосы, ровной
волной сбегавшие с плеч. Театральное платье очень подходило ей.
Виктор снова сосредоточился на чистом листе бумаги, вставленном в
машинку.
"У арабов белый цвет считается траурным", - подумал он, приближаясь
пальцами к буквенной клавиатуре.
"У всего живого на земле есть свой голос. Голос - это признак жизни,
признак счастья или горя. Он может усиливаться, обрываться, срываться,
переходить в едва слышимый шепот. В хоре нашей жизни трудно выделить
отдельные голоса, но когда они вдруг замолкают, возникает ощущение
конечности любого звука, любой жизни. Голос, который нам больше не дано
услышать, был любим многими... Он сорвался неожиданно и преждевременно. В
мире стало намного тише, но это не та тишина, которую ищут любители покоя.
Эта возникшая тишина, как черная дыра во вселенной, лишь подчеркивает
конечность любого звука и бесконечность прошлых и будущих потерь..."
Виктор поднялся, заварил себе чая и с полной чашкой вернулся за стол.
"...голос Юлии Пархоменко затих. Но пока стоят стены Мариинского
дворца, пока позолота внутреннего купола отражает великолепие Национальной
Оперы, она останется среди нас, растворившись золотой пылью в воздухе,
которым мы дышим. Ее голос станет позолотой тишины, которую оставила она
после себя."
- Многовато золота, - подумал Виктор, остановившись. Снова взял
листок с текстом, пробежал уже в который раз глазами подчеркнутые
рукописные строчки.
- Как же сюда вставить этого Якорницкого? - думал он. - Любовь?
Любовь...
Он задумался, глотнул чаю. Прочитал уже написанный текст. Продолжил.
"Совсем недавно сама Юлия пережила тяжелую потерю. Пропал голос ее
любимого человека. Замолчал внезапно, сорвавшись криком вниз, в бездну,
куда по законам притяжения смерти падает все, отжив, отборовшись или же
просто проиграв..."
Тут Виктор снова отвлекся и взял в руки программку, просмотрел ее
внимательнее и едва заметно улыбнулся.
"Совсем недавно, исполняя партию Тоски в опере Пуччини, она сама
сыграла, пропела всю свою трагедию, всю до последнего ее прыжка со стен
крепости. Неважно, как она умерла. Пусть, она умерла по-другому, но нам,
тем, кому ее жизнь была слышна, теперь предстоит нелегкая задача -
привыкать к тишине и выискивать в этой тишине золотые пылинки ее прошлого
присутствия. Давайте же помолчим все вместе, чтобы легче было нам услышать
посреди наступившей тишины ее голос, услышать, запомнить и сохранить в
нашей памяти надолго, до тех пор, пока наши голоса не смешаются с тишиной
и вечностью..."
