- Надо будет позвонить главному... - думал на ходу Виктор. - Сказать,
что я приболел... И газеты купить надо, может все-таки поработаю
немного...
В рыбном отделе гастронома он купил два кило мороженой камбалы.
Потом, поколебавшись, купил еще килограмм живой рыбы.
Дома набрал в ванну холодной воды, пустил туда три серебристых карпа,
потом уже позвал Мишу.
Миша, посмотрев на плавающих в ванне рыб, отвернулся и пошлепал
обратно в комнату.
Виктор пожал плечами, не понимая своего питомца.
В дверь позвонили.
Виктор, увидев в дверном глазке Мишу-непингвина, открыл ему.
- Привет! - сказал Миша, заходя. - Есть парочка заказов. Ты как?
Виктор кивнул.
Они прошли на кухню. Тут же туда пришлепал пингвин.
- А, тезка! - усмехнулся гость. - Приветик!
Потом посмотрел на Виктора.
- А ты чего такой мрачный? - спросил он. - Приболел, что ли?
- Да, - Виктор кивнул. - Да и вообще как-то хреново...
Ему почему-то хотелось жаловаться, и хотя что-то внутри протестовало
против такого его поведения, но сдержаться он не мог.
- Пишу-пишу, а никто и не видит моего труда... - говорил он и голос
его был не слезливый, а скорее сердитый, не требующий сочувствия. - Уже
больше двухсот страниц... И все в пустую...
- Ну почему впустую? - остановил его Миша-непингвин. - Ты просто
пишешь в ящик, как писали многие писатели в доброе советское время. Но с
той разницей, что твои вещи все равно рано или поздно напечатают...
Гарантирую.
Виктор кивнул, понимая правоту слов гостя, но все равно приступ
неудовлетворенности продолжался и не давал ему не только улыбнуться, но
даже успокоиться.
- Ну а про кого ты лучше всех написал, как ты думаешь? - дружелюбно
спросил Миша-непингвин.
- Про Якорницкого, - подумав, ответил Виктор и вспомнил длинное
застольное интервью за бутылкой финской водки.
- Это который писатель и депутат? - переспросил Миша.
- Да.
- Ну ладно, - сказал он. - Тут я тебе кое-что интересное принес.
Почитай.
Виктор взял в руки несколько листов бумаги, просмотрел их. Незнакомые
фамилии, строчки биографий, даты. Вникать сейчас в эти тексты Виктору не
хотелось. Он просто кивнул и отложил листы в сторону.
- Позвони мне, когда будет готово, - попросил Миша-непингвин,
протягивая Виктору визитную карточку.
15
За окном шел первый снег.
Виктор пил кофе и читал бумаги, принесенные Мишей-непингвином пару
дней назад. Это были биографические досье на замначальника налоговой
службы и на хозяйку ресторана "Карпаты". Биографии этой парочки были
достаточно пестрыми, чтобы стать заметными "крестиками". С такими
персонажами можно было спокойно писать приключенческий роман, думал
Виктор, замечательные отрицательные герои! Но для написания романа
требовалось совершенно свободное время, которого у Виктора не было.
Правда, у него теперь были деньги, был пингвин Миша и три серебристых
карпа, плавающих в ванной. Но можно ли было все это считать компенсацией
за ненаписанный роман?
Вспомнив о карпах, Виктор взял кусок булки и пошел в ванную кормить
живую рыбу.
Накрошив булки, он услышал рядом чье-то дыхание. Обернулся и увидел
Мишу. Миша с грустью смотрел на плавающих в ванне рыб.
- Так что, пресноводных ты не любишь? - спросил пингвина Виктор и
вместо него сам же и ответил на вопрос. - Конечно, мы же вообще-то
антарктические, океанские, в собственном соку...
Вернувшись в комнату, Виктор позвонил участковому и пригласил его на
рыбный ужин.
За окном все еще шел снег.
Виктор поставил на кухонный стол печатную машинку и принялся слово за
словом "рисовать" живые образы будущих покойников.
Работа продвигалась медленно, но уверенно. Каждое слово ложилось на
свое место и становилось незыблемым, как фундамент египетской пирамиды.
"Не от хорошей жизни покойный согласился на убийство своего младшего
брата, в руки к которому случайно попал список акционеров еще не
приватизированного завода стиральных машин. Но памятник, поставленный
покойным в память о брате, стал настоящим украшением кладбища. Часто жизнь
заставляет убивать, а смерть близкого человека заставляет жить дальше,
жить не смотря ни на что... Все взаимозависимо. Все в этом мире объединено
кровеносными сосудами. Жизнь всех - это одно целое и потому смерть одной
малой части целого все равно оставляет позади себя жизнь, так как
количество живых частей целого всегда превышает количество умерших
частей..."
Участковый Фишбейн-Степаненко пришел на ужин в джинсах и черном
свитере поверх фланелевой полосатой рубашки. Он пришел с бутылкой конъяка
и кульком мороженной трески для пингвина.
Ужин еще не был готов и они вместе с Виктором дожаривали карпов,
освободивших наконец ванну. Тем временем в ванной, в свежей холодной воде
плескался пингвин. Виктор и Сергей слушали сквозь шипение жарящейся на
сковородке рыбы плеск воды в ванной и оба улыбались.
Наконец еда была готова.
Выпив по рюмке коньяка, хозяин и гость принялись за рыбу.
- Костлявая! - сказал, словно извиняясь от имени этой рыбы, Виктор.
- Это ничего, - кивнул участковый. - За все приходится платить...
Она, рыба, чем костлявее, тем вкуснее. Я, помню, мясо кита пробовал - тоже
ведь рыба! Никаких костей и никакого вкуса...
Они запивали рыбу коньяком, поглядывали на летящий в едва
подсвеченной чужими окнами темноте снег. Что-то было в этом ужине
новогоднее.
- А ты чего один живешь? - спросил после брудершафта Сергей.
Виктор пожал плечами.
- Так получилось, - ответил он. - Не везет мне с женщинами. Все
какие-то потусторонние попадаются. Тихие, незаметные. Поживут и
исчезают... Надоело. Вот пингвина взял, и как-то сразу легче стало. Но он
почему-то грустный все время... Может, было бы лучше взять собаку... Они
все-таки эмоциональнее, лаем встречают, облизывают, хвостом машут...
- Чего! - махнул рукой Сергей. - Собак надо два раза в день на улицу
выводить, запах от них на всю квартиру... Пингвин лучше. Ты-то сам чем
занимаешся?
- Писатель, - ответил Виктор.
- Детский?
- Почему детский? - удивился хозяин. - Нет. Я для газеты пишу.
- А-а... - кивнул Сергей. - Я газеты не люблю. От них всегда
настроение портится.
- Я тоже не люблю, - сказал Виктор. - А кстати, откуда у тебя такая
фамилия? Фишбейн...
Сергей тяжело вздохнул.
- Понимаешь, - сказал он. - Скучно было очень, а у меня тетка в
паспортном столе работала. Вот как-то и решил стать евреем и уехать к
чертовой матери. Евреем стал, просто написал заявление о потере паспорта -
так тетка научила - а она потом мне новый с новой фамилией выписала. А
потом посмотрел, как эмигранты за границей живут. Не позавидуешь. Вот и
решил остаться, а чтобы при оружии быть - в участковые пошел. В принципе
работа безопасная, бытовые скандалы и всякие глупые жалобы разбираю.
Конечно, не то, о чем мечтал.
- А о чем ты мечтал?
Неожиданно дверь на кухню открылась и в проеме показался совершенно
мокрый пингвин Миша. С него продолжала стекать вода. Постояв в проеме, он
прошел мимо стола к своей миске, потом вопросительно посмотрел на хозяина.
Миска была пустой.
Виктор полез в морозильник, отломал от смерзшегося пласта камбал три
рыбины, порезал их на кусочки и положил в миску.
Миша опустил на мерзлую рыбу свою голову и так застыл.
- Глянь! - с интересом сказал Сергей. - Размораживает, как пить дать
размораживает!..
Виктор, вернувшись на свое место, тоже посмотрел на пингвина.
- Ну ладно, - отвлекся Сергей, взял в руку рюмку. - Все мы достойны
лучшей рыбы, но едим ту, что есть... За дружбу!
Чокнулись и выпили. И легко стало Виктору. Всякое прошлое
недовольство собой и другими забылось, и "крестики" свои забылись. Словно
и не работал он нигде, а просто жил и придумывал роман, который
когда-нибудь запишет. Он смотрел на Сергея и ему хотелось улыбаться.
Дружба? Это то, чего у него, должно быть, никогда не было. Также, как и
костюма-тройки и настоящей страсти. Жизнь была бледна и болезненна, она не
приносила с собой радости. Даже пингвин Миша, и тот был какой-то грустный,
словно и он познал лишь бледность жизни, без красок и эмоций, без
радостных всплесков души, без восторга.
- Слушай, - предложил вдруг Сергей. - Давай еще по одной и пойдем
прогуляемся. Втроем!
На улице было тихо и поздно. Все дети уже спали. Уличные фонари не
горели и первый снег освещался лишь случайными огнями, случайными горящими
окнами.
Виктор, Сергей и Миша неспешно шли от дома к пустырю, на котором
стояли три голубятни. Хрустел снег под ногами. Морозный воздух колол щеки.
- О, гляди! - сделав несколько быстрых шагов вперед, проговорил
Сергей, остановившись у лежавшего под голубятней на снегу человека в синем
потертом пальто. - Твой сосед! Поликарпов. Квартира тринадцать. Надо
оттащить его в ближайшее парадное и прислонить к батарее, а то примерзнет!
Вместе они взялись за воротник синего пальто и потащили пьяного
Поликарпова по снегу к ближайшей пятиэтажке. За ними неуклюжей походкой
шел пингвин Миша.
Когда Виктор и Сергей вышли из парадного, они увидели Мишу, стоящего
нос к носу с большой дворнягой. Они словно принюхивались друг к другу.
Увидев вышедших из парадного людей, собака убежала прочь.
16
Утром Виктора разбудил телефонный звонок.
- Алло! - хриплым спросонок голосом сказал он в трубку.
- Виктор Алексеевич! - прозвучал знакомый голос. - Поздравляю с
зачином! Я вас не разбудил?
- Все равно уже пора вставать! - проговорил Виктор, узнав голос
главного. - А что произошло?
- Первая публикация! Кстати, как самочувствие?
- Уже лучше, - сказал Виктор.
- Тогда приезжайте в редакцию! Обсудим ваши успехи.
Умывшись, Виктор позавтракал, выпил чаю. Проведал своего питомца -
тот еще стоя спал в любимом закутке за темнозеленым диваном.
Вернувшись на кухню, Виктор положил в мишину миску мороженую рыбину
трески. Оделся и вышел.
На улице лежал свежевыпавший снег. Сизое небо висело низко, почти над
крышами пятиэтажек. Было спокойно и не очень холодно.
Перед тем, как сесть в автобус, Виктор купил свежий номер "Столичных
вестей". Развернул уже в автобусе, удобно усевшись на мягкое сиденье.
Пробежав глазами заголовки, он наконец наткнулся на поставленный в высоту
прямоугольник текста, обведенный жирной черной рамкой. "Не стало писателя
и депутата Александра Якорницкого. Опустело кожаное кресло в третьем ряду
парламентского зала. Это место вскоре займет другой человек, но в сердцах
многих, знавших Александра Якорницкого, поселится ощущение пустоты,
ощущение глубокой потери..."
- Ну вот, - подумал Виктор, - первая публикация...
Но ему не было особенно радостно, хотя откуда-то из глубины
проклевывалось давно забытое чувство - чувство самоудовлетворения. Он
дочитал текст до конца - все слова были на своих местах, никаких следов
редакторских ножниц.
Глаза остановились на подписи, на этом почти фразеологическом
псевдониме, способном скрыть за своими двумя словами любое количество
людей - Группа Товарищей. Забавно, что именно так - оба слова с заглавной
буквы - написал Виктор в оригинале. И даже это редактор не изменил.
Действительно, к нему отнеслись как к уважаемому писателю, а не как к
журналисту.
Опустив газету на колени, Виктор посмотрел в окно, на проезжающий на