обратно в их лагерь. Итак, несколько слов будет достаточно... Вопервых,
вождь, я хочу сказать тебе об Уа-та-Уа. Я знаю, что, по обычаям вашего
народа, женщины должны работать, а мужчины охотиться, но во всем надо
знать меру. Впрочем, что касается охоты, то я не вижу оснований, по ко-
торым здесь следовало бы ставить какие-нибудь границы, но Уа-та-Уа при-
надлежит к слишком хорошему роду, чтобы трудиться без передышки. Люди с
вашим достатком и положением никогда не будут нуждаться в хлебе, карто-
феле или других овощах, которые рождаются на полях. Поэтому, надеюсь,
твоей жене никогда не придется брать в руки лопату. Ты знаешь, я не сов-
сем нищий, и все, чем владею, будь то припасы, шкуры, оружие или мате-
рии, - все это дары Уа-та-Уа, если не вернусь за своим добром в конце
лета. Пусть это будет приданым для девушки. Думаю, нет нужды говорить
тебе, что ты обязан любить молодую жену, потому что ты уже любишь ее, а
кого человек любит, того он, по всей вероятности, будет и ценить. Все же
не мешает напомнить, что ласковые слова никогда не обижают, а горькие
обижают сплошь да рядом. Я знаю, ты мужчина, Змей, и потому охотнее го-
воришь у костра совета, чем у домашнего очага, но все мы иногда бываем
склонны немножко забыться, а ласковое обхождение и ласковое слово всего
лучше помогают нам поддерживать мир в хижине, так же как на охоте.
- Мои уши открыты, - произнес делавар степенно. - Слова моего брата
проникли так далеко, что никогда не смогут вывалиться обратно. Они по-
добны кольцам, у которых нет ни конца, ни начала. Говори дальше: песня
королька и голос друга никогда не наскучат.
- Я скажу еще кое-что, вождь, но ради старой дружбы ты извинишь меня,
если я теперь поговорю о себе самом. Если дело обернется плохо, то от
меня, по всем вероятиям, останется только кучка пепла, поэтому не будет
особой нужды в могиле, разве только из пустого тщеславия. На этот счет я
не слишком привередлив, хотя все-таки надо будет осмотреть остатки кост-
ра, и если там окажутся кости, то приличнее будет собрать и похоронить
их, чтобы волки не глодали их и не выли над ними. В конце концов, разни-
ца тут невелика, но люди придают значение таким вещам...
- Все будет сделано, как говорит мой брат, - важно ответил индеец. -
Если душа его полна, пусть он облегчит ее на груди друга.
- Спасибо, Змей, на душе у меня довольно легко. Да, сравнительно лег-
ко. Правда, я не могу отделаться от некоторых мыслей, но это не беда.
Есть, впрочем, одна вещь, вождь, которая кажется мне неразумной и неес-
тественной, хотя миссионеры говорят, что это правда, а моя религия и
цвет кожи обязывают меня верить им. Они говорят, что индеец может мучить
и истязать тело врага в полное свое удовольствие, сдирать с него скальп,
и резать его, и рвать на куски, и жечь, пока ничего не останется, кроме
пепла, который будет развеян на все четыре стороны; и, однако, когда
зазвучит труба, человек воскреснет снова во плоти и станет таким же, по
крайней мере по внешности, если не по своим чувствам, каким он был преж-
де.
- Миссионеры - хорошие люди, они желают гам добра, - ответил делавар
вежливо, - но они плохие знахари. Они верят всему, что говорят, Зверо-
бой, но это еще не значит, что воины и ораторы должны открывать свои
уши. Когда Чингачгук увидит отца Таменунда, стоящего перед ним со
скальпом на голове и в боевой раскраске, тогда он поверит словам миссио-
нера.
- Увидеть - значит поверить, это несомненно. Горе мне! Кое-кто из нас
может увидеть все это гораздо скорее, чем мы ожидаем. Я понимаю, почему
ты говоришь об отце Таменунда, Змей, и это очень тонкая мысль. Таме-
нунд-старик, ему исполнилось восемьдесят лет, никак не меньше, а его от-
ца подвергли пыткам, скальпировали и сожгли, когда нынешний пророк был
еще юнцом.
Да, если бы это можно было увидеть своими глазами, тогда действи-
тельно было бы нетрудно поверить всему, что говорят нам миссионеры. Од-
нако я не решаюсь спорить против этого мнения, ибо ты должен знать,
Змей, что христианство учит нас верить, не видя, а человек всегда должен
придерживаться своей религии и ее учения, каковы бы они ни были.
- Это довольно странно со стороны такого умного народа, как белые, -
сказал делавар выразительно. - Краснокожий глядит на все очень внима-
тельно, чтобы сперва увидеть, а потом понять.
- Да, это звучит убедительно и льстит человеческой гордости, но это
не так глубоко, как кажется на первый взгляд. Однако из всего христианс-
кого учения, Змей, всего больше смущает и огорчает меня то, что бледно-
лицые должны отправиться на одно небо, а краснокожие - на другое. Таким
образом, те, кто жили вместе и любили друг друга, должны будут разлу-
читься после смерти.
- Неужели миссионеры действительно учат этому своих белых братьев? -
спросил индеец с величайшей серьезностью. - Делавары думают, что добрые
люди и храбрые воины все вместе будут охотиться в чудесных лесах, к ка-
кому бы племени они ни принадлежали, тогда как дурные индейцы и трусы
должны будут пресмыкаться с собаками и волками, чтобы добывать дичину
для своих очагов.
- Удивительно, право, как люди по-разному представляют себе бла-
женство и муку после смерти! - воскликнул охотник, отдаваясь течению
своих мыслей. - Одни верят в неугасимое пламя, а другие думают, что
грешникам придется искать себе пишу с волками и собаками. Но я не могу
больше говорить обо всем этом: Хетти уже сидит в пироге и мой отпуск
кончается. Горе мне! Ладно, делавар, вот моя рука. Ты знаешь, что это
рука друга, и пожмешь ее как друг, хотя она и не сделала тебе даже поло-
вины того добра, которого я тебе желаю.
Индеец взял протянутую руку в горячо ответил на пожатие. Затем, вер-
нувшись к своей обычной невозмутимости, которую многие принимали за
врожденное равнодушие, он снова овладел собой, - чтобы расстаться с дру-
гом с подобающим достоинством. Зверобой, впрочем, держал себя более ес-
тественно и не побоялся бы дать полную волю своим чувствам, если бы не
его недавний разговор с Джудит.
Он был слишком скромен, чтобы догадаться об истинных чувствах краси-
вой девушки, но в то же время слишком наблюдателен, чтобы не заметить,
какая борьба совершалось в ее груди. Ему было ясно, что с ней творится
что-то необычайное, и с деликатностью, которая сделала бы честь человеку
более утонченному, он решил избегать всего, что могло бы повлечь за со-
бой разоблачение этой тайны, о чем впоследствии могла пожалеть сама де-
вушка. Итак, он решил тут же пуститься в путь.
- Спаси тебя бог. Змей, спаси тебя бог! - крикнул охотник, когда пи-
рога отчалила от края платформы.
Чингачгук помахал рукой. Потом, закутавшись с головой в легкое одея-
ло, которое он носил обычно на плечах, словно римлянин тогу, он медленно
удалился внутрь ковчега, желая предаться наедине своей скорби и одиноким
думам.
Зверобой не вымолвил больше ни слова, пока пирога не достигла полови-
ны пути между "замком" и берегом.
Тут он внезапно перестал грести, потому что в ушах его прозвучал
кроткий, музыкальный голос Хетти.
- Почему вы возвращаетесь к гуронам, Зверобой? - спросила девушка. -
Говорят, я слабоумная, и таких они никогда не трогают, но вы так же ум-
ны, как Гарри Непоседа; Джудит уверена даже, что вы гораздо умнее, хотя
я не понимаю, как это возможно.
- Ах, Хетти, прежде чем сойти на берег, я должен поговорить с вами -
главным образом о том, что касается вашего собственного блага. Перес-
таньте грести или лучше, чтобы минги не подумали, будто мы замышляем ка-
кую-нибудь хитрость, гребите полегоньку; пусть пирога только чуть двига-
ется. Вот так!.. Ага, я теперь вижу, что вы тоже умеете притворяться и
могли бы участвовать в каких-нибудь военных хитростях, если бы хитрости
были законны в эту минуту. Увы! Обман и ложь - очень худые вещи, Хетти,
но так приятно одурачить врага во время честной, законной войны! Путь
мой был короток и, по-видимому, скоро кончится, но теперь я вижу, что
воину не всегда приходится иметь дело с одними препятствиями и труднос-
тями. Тропа войны тоже имеет свою светлую сторону, как большинство дру-
гих вещей, и мы должны быть только достаточно мудры, чтобы заметить это.
- А почему ваша тропа войны, как вы это называете, должна скоро кон-
читься, Зверобой?
- Потому, дорогая девушка, что отпуск мой тоже кончается. По всей ве-
роятности, и моя дорога и отпуск кончатся в одно и то же время; во вся-
ком случае, они следуют друг за дружкой по пятам.
- Я не понимаю ваших слов, Зверобой, - ответила девушка, несколько
сбитая с толку. - Мать всегда уверяла, что люди должны говорить со мной
гораздо проще, чем с другими, потому что я слабоумная. Слабоумные не так
легко все понимают, как те, у кого есть рассудок.
- Ладно, Хетти, я отвечу вам совсем просто. Вы знаете, что я теперь в
плену у гуронов, а пленные не могут делать все, что им захочется...
- Но как вы можете быть в плену, - нетерпеливо перебила девушка, -
когда вы находитесь здесь, на озере, в отцовской лодке, а индейцы - в
лесу, и у них нет ни одной лодки? Тут что-то не так. Зверобой!
- Я бы от всего сердца хотел, Хетти, чтобы вы были правы, а я ошибал-
ся, но, к сожалению, ошибаетесь вы, а я говорю вам сущую истину. Каким
бы свободным я ни казался нашим глазам, девушка, в действительности я
связан по рукам и ногам.
- Ах, какое это несчастье - не иметь рассудка! Ейбогу, я не вижу и не
понимаю, отчего это вы в плену и связаны по рукам и ногам. Если вы свя-
заны, то чем опутаны ваши руки и ноги?
- Отпуском, девочка! Это такие путы, которые связывают крепче всякой
цепи. Можно сломать цепь, но нельзя нарушить отпуск. Против веревок и
цепей можно пустить в ход ножи, пилу и разные уловки, но отпуск нельзя
ни разрезать, ни распилить, ни избавиться от него при помощи хитрости.
- Что же это за вещь - отпуск, который крепче пеньки или железа? Я
никогда не видела отпуска.
- Надеюсь, вы никогда его не почувствуете, девочка, Эти узы связывают
наши чувства, поэтому их можно только чувствовать, но не видеть. Вам по-
нятно, что значит дать обещание, добрая маленькая Хетти?
- Конечно, если обещаешь сделать что-нибудь, то надо это исполнить.
Мать всегда исполняла обещания, которые она мне давала, и при этом гово-
рила, что будет очень дурно, если я не стану исполнять обещаний, которые
я давала ей или кому-нибудь еще.
- У вас была очень хорошая мать, дитя, хотя, быть может, кое в чем
она и согрешила. Значит, по-вашему обещания нужно исполнять. Ну так вот,
прошлой ночью я попал в руки мингов, и они позволили мне приехать и по-
видаться с моими друзьями и передать послание людям моего собственного
цвета, но все это только с условием, что я вернусь обратно сегодня в
полдень и вытерплю все пытки, которые может измыслить их мстительность и
злоба, в отплату за жизнь воина, который пал от моей пули, и за жизнь
молодой женщины, которую подстрелил Непоседа, и за другие неудачи, кото-
рые их здесь постигли. Надеюсь, вы теперь понимаете мое положение, Хет-
ти?
Некоторое время девушка ничего не отвечала, но перестала грести, как
будто новая мысль, поразившая ее ум, не позволяла ей заниматься чем-ни-
будь другим. Затем она возобновила разговор, явно очень озабоченная и
встревоженная.
- Неужели высчитаете индейцев способными сделать то, о чем вы только
что говорили, Зверобой? - спросила она. - Они показались мне ласковыми и
безобидными.
- Это до некоторой степени верно, если речь идет о таких, как вы,
Хетти, но совсем другое дело, когда это касается врага, и особенно вла-
дельца довольно меткого карабина. Я не хочу сказать, что они питают ко
мне ненависть за какие-нибудь прежние мои подвиги: это значило бы хвас-
