земле что-то ярко блестит. Он наклоняется раз, другой. Он
догадывается!Так!Как бы он поступил дальше, если бы захотел завладеть
золотом?Место нужно закрыть, крестьян - застращать.
Так, говорит, ребятки, "стрелы" шевелятся, так вот, целуйте крест да
молчите, да чтоб ни шагу туда! Ато, мол, болезни. Да и тот же священник,
судя по всему, спустя некоторое время будет призывать селян помиловать
конокрада. Фу ты, черт, до чего докатиться можно, напраслину на человека
возвести. Да и были ли "стрелы"? Конокрады и казнь? Кратер-то хоть остался?
А вдруг и вправду - курган? Пусть без золота. Если слух об этой догадке
пойдет гулять, нынешние деляги перероют не то что холм, а и прилегающие
территории. Нужно молчать.
Каштанов, выдвинувший "пришельческую" версию, теперь отошел от нее. Значит,
есть какие-то основания. Астрономы опускаются до прямого вредительства. С
археологами связаться не удалось. Комплексной экспедиции не будет. Приборов
и денег нет. Точных карт - тоже. Судьба продолжает бить Гусева: сын погиб,
жена больна, а теперь еще слегла и престарелая мать - он уехал ухаживать за
ней. На душе у него, должно быть, тяжко после наших разбирательств и
насмешек астрономов. Вот что он пишет о событии 44-го года: Павел "должен
помнить, я ему "шар" показывал в кузнице. Ведь некоторые ваши товарищи
сомневаются в достоверности моего сообщения. Но я-то точно помню все как
было". Держись, Александр Петрович!
Завтра, уже завтра я еду на переговоры в зону, я постараюсь договориться об
экспедиции Я закрываю глаза и вижу голое поле, где некогда стояла деревня, и
небольшую возвышенность со столетней осиной. Скоро мы там будем.
СЕЗОН-89
Чертово место
Он вздрогнул. Длинный тоскливый скрип донесся вдруг из тумана. Рэдрик
вскочил как подброшенный. Но уже снова было тихо. А. и Б. Стругацкие.
"Пикник на обочине"
1
7 мая я отправился для переговоров, захватив с собой на всякий случай и
легко собранный рюкзак.
Встретили меня хорошо. Проведение экспедиции было делом вполне реальным. Из
осторожности я вел речь только о возможности падения метеорита.
Предосторожность была не лишней: многолетнее заплевывание проблемы АЯ дало
результаты, удовлетворительные для заказчиков музыки; прямой разговор на
темы за границами метеоритной версии мог кончиться традиционно - от нашего
присутствия здесь избавились бы раз и навсегда.
Но нужно было попробовать закинуть удочки, благо сделать это было легко: я
завел речь о болезнях, якобы имевших место после падения "метеорита". К
сожалению, мой доброжелательный собеседник добавить что-либо на этот счет не
мог. Ситуация была такова. От самой деревни, в которой когда-то жил Гусев,
ничего не осталось, и ныне это место именовалось урочищем; единственным
полужилым зданием в урочище была какая-то "избушка", где один месяц в году
обитали косари. Поселок, в котором я находился, был в восьми километрах от
урочища, и, кажется, никого из жителей гусевской деревни в поселке не
сохранилось, хотя со стариками имело смысл поговорить. Люди, руководившие
зоной, посылались сюда свыше, они честно делали порученное им дело, но
история умершей деревни лежала вне их интересов, к тому же одни люди
приходили, другие уходили, и в этом медленном вращении, замкнутом на
выполнении определенной задачи, все лежащее вовне, пусть даже интересное
чисто по-человечески, было обречено на постепенное забвение.
- Вот вы сказали, Василий Васильевич, что в избушке бывают косари, значит,
зона не вполне закрыта? - спросил я.
- Да, в том месте богатые травы, и по договоренности совхозземлепользователь
имеет право скашивать их.
- Можем ли мы воспользоваться домиком для ночлега во время экспедиции?
- Пожалуйста, но для удобства вам будет лучше искать метеорит, когда там не
косят, то есть кроме июля...
- Можно ли будет предпринять раскопки, если такая необходимость возникнет?
- О, это сложный вопрос... - Собеседник стал перечислять, куда и к кому
следует обратиться. - Но в принципе это возможно. По окончании работ вы,
разумеется, должны будете представить нам отчет о результатах экспедиций.
- Вы не имели бы ничего против, если бы мы сделали разведку уже в июне, до
приезда косарей?
- Пожалуйста. Но, вы сами понимаете, ситуация имеет свои особенности... Ваша
секция должна представить нам план предполагаемых работ, программу их
выполнения и методики. Вы также должны точно указать место работ, мы выпишем
вам пропуск. Разумеется, выходить за пределы указанной зоны нежелательно. Вы
также должны будете ознакомиться с правилами поведения на этой территории и
неукоснительно выполнять их. Потребуется и официальное письмо от имени
ЯроВАГО в адрес нашей организации, на основании которого и будет разрешено
проведение экспедиции...
Я записывал. Черт побери, дело оказывалось более громоздким, чем мы
полагали. В комнату вошел еще один человек.
- Кажется, у нас гости? Здравствуйте.
- Здравствуйте. - Я привстал.
- Вот ярославцы будут искать у нас метеорит, - произнес мой собеседник и
кратко рассказал о наших планах.
Я кое-что добавил, не забыв упомянуть и о том, что место это, судя по всему,
весьма болотистое, а детальных карт мы не имеем.
- Ну, я думаю, - заметил Василий Васильевич, - в нынешних условиях, когда мы
начинаем отходить от повальной секретности, вы для удобства работы можете
снять кроки с карт ДСП.
- Странно, - произнес вновь пришедший как бы сам про себя, - почему их всех
интересует почти одно и то же место?..
Я насторожился, но ничего не понял.
- Поскольку мы будем там работать, - сказал я, - мне все-таки хотелось бы
составить о месте более точное представление. Вы говорите, до урочища восемь
километров, это два часа хода туда и столько же обратно. Нельзя ли сегодня
побывать там? Оценить состояние дорог, осмотреть место ночлега... Имеется ли
там топливо...
- Вы правы. Напишите сейчас два заявления: одно на право входа в зону, а
другое - с просьбой предоставить вам место в нашей гостинице, поскольку
уехать вы сможете лишь завтра. - Василий Васильевич стал мне объяснять, как
пройти до урочища; выделить сопровождающих, на что я надеялся, у них не было
возможности.
"Да, - подумал я, уже закончив с заявлениями и рассматривая на улице план
путешествия, - заблудиться будет немудрено".
- Здесь нужно быть очень осторожным, - сказал знакомый голос. Я обернулся. -
В лесу много зверей и есть ядовитые змеи.
- Ну, думаю, я не первый, кому предстоит пройти там, - произнес я, надеясь
вызвать собеседника на откровенность: странные слова о "всех" нас не
выходили у меня из головы.
- Первая половина пути довольно проста, но после поворота дорога очень
плохая, через лес. Идти нужно рядом со старой телефонной линией. Скажите, а
почему вас интересует именно это маленькое озеро, ведь рядом есть и большое?
- Собеседник, кажется, хотел разговорить меня; мы, улыбаясь, смотрели в
глаза друг другу, подозревая, что в головах у нас крутятся одинаковые мысли.
- Видите ли, по сообщениям... - я еще раз, и более детально, изложил суть
дела, почувствовав, что "чертовщинка" отторгнута не будет: в таких случаях
не имеет смысла хитрить. - Тем более, - добавил я, - вы говорите, что там
скашивают траву. Если в это место было что-то привнесено извне и это
"что-то" было таким
сильным, что изменило окраску ромашек, то где гарантия, что растения, пусть
в меньшей мере, не изменены сейчас? А ведь через траву и животных все это
проходит в человека. Что мы едим и чем кормим своих детей?
- Да. - Собеседник, выслушав меня, помолчал. - Вы знаете, до вас мы имели
официальные запросы, в том числе и из других стран, с предложениями
ознакомиться с состоянием окружающей среды в данном районе. И такие работы
были проведены. Работали, если не ошибаюсь, китайцы и американцы. А до них
работала и советская экспедиция... Правда, метеоритчиков здесь пока еще не
было... - я получил свою порцию откровенности.
- А что за специалисты здесь были?
- Экологи... и биологи... Впрочем, наши работали в какой-то большой яме
недалеко отсюда...
Сердце у меня подскочило и провалилось куда-то вниз...
- Где?
- Примерно там, - собеседник махнул рукой. - Впрочем, все это я знаю лишь по
слухам...
"Место спуска корабля 1900 года, - лихорадочно пронеслось в голове. - Гусев
прав!"
Мы поговорили еще немного и расстались. Времени было уже порядочно, хотелось
есть. Я был предоставлен сам себе. Селение словно вымерло. "Что делать? -
думал я, сидя на бревнышке и поглощая бутерброды. - Даже если я без ошибок
дойду до урочища и обратно, возвращаться придется уже в темноте. Да и в
урочище какое-то время надо побыть, осмотреться... Заночевать в домике? А
как я определю, что именно это поле и есть урочище, а именно этот домик и
есть тот домик?.. Карт нет, в лесу пусто, спрашивать не у кого. Разве что у
зверей..."
На Ярославль можно было ехать уже через пять минут. Идти или не идти?
Раздался шум двигателя. С куском во рту и разрешениями в кармане я ринулся
на остановку. Благоразумие на этот раз взяло верх. В отличие от некоторых
моментов в будущем, когда о благоразумии приходилось думать, уже находясь в
обстоятельствах, созданных непродуманными действиями.
Расположившись на сиденье и глядя на уходящий назад поселок, я поймал себя
на том, что в голове крутилась только что услышанная история о поспешно
бежавшей при странных обстоятельствах советской экспедиции, так и не
представившей никаких материалов.
2
"Программы" и "методики" готовились в страшной спешке. Уже в середине мая
они вместе с "заявлением" от ВАГО и моим письмом ушли по назначению.
Готовились списки снаряжения. Срочно был изготовлен щуп из нескольких колен
для обнаружения слоя извести. Гусев находился далеко, я написал ему о
результатах поездки. "...Прошу дать телеграмму... и я приеду сразу же", -
ответил он. Ехать планировали вчетвером. Ответа из зоны не было, и я 26 мая
телеграммой известил ее руководство, что начало экспедиции планируется на 2
июня; в случае несогласия они должны были дать телеграфом "отбой". Время
шло, ни ответа, ни "отбоя" не было. В самом конце мая я послал и телеграмму
Гусеву. Нервы были напряжены: люди то соглашались ехать, то отказывались,
одни заменялись другими, все крутилось и вертелось; чувствовалось, что
зимние разговоры вокруг "страстей" для многих не прошли даром и любопытство
в их душах боролось с боязнью. Не зная, на кого положиться, я упаковал почти
все основные вещи в свой рюкзак, ставший весьма увесистым, полагая уже в
дороге распределить груз между всеми. Неопределенность была полнейшая. Мы,
трое аномальщиков, должны были встретиться на месте перед отправлением, но
все ли придут? Гусев должен был присоединиться к нам в конце пути; получил
ли он телеграмму, сможет ли приехать? Что думало обо всем этом руководство
зоны? Пропустят ли нас?
2 июня, за полчаса до отправления, как и договаривались, я был на месте.
Спутники что-то задерживались. Я взял билет и ждал до последнего, но никто
не пришел. За минуту до отправления я занял свое место, испытывая полнейшее
смятение: многое, что лежало в рюкзаке, было слишком тяжелым и ненужным для
одного, а то, что было нужно, осталось у отсутствующих. Но дело было не
только в вещах. Мелкое предательство выбило меня из колеи, и последующие
почти пять часов дороги не способствовали успокоению: предстояло два часа
