горечь: мы стояли на мертвом месте. Я огляделся кругом. Неужели здесь
когда-то бурлила жизнь, жили люди? Голое поле. Тишина...
- Смотри! Что это?
Я обернулся. Гусев стоял над картой, указывая на что-то рукой. Я глянул и
обомлел: у нас на глазах стрелки обоих компасов медленно поворачивались
влево, в сторону осарков. БЫЛА ПЯТНИЦА. ДВАДЦАТЬ НОЛЬ-НОЛЬ. Все, как
рассказывал нам Гусев в Ярославле.
Потрясенные, мы стояли у костра. Приборы были простейшие: два компаса и двое
часов; я записывал их показания. Отклонение составило уже 45 градусов! Все!
Стрелки остановились. Где теперь был юг, а где - север? Какое положение
стрелок считать истинным?
Механически, будто бы в каком-то чаду, мы тут же, у костра, жевали
бутерброды, запивая их чаем и не спуская глаз с компасов. Мысли толклись в
голове без всякой пользы: они утомляли, не более. О сне нечего было и
думать: ХИМЕРЫ ОЖИВАЛИ. Нужно было лишь наблюдать. Так прошло полчаса. В
20.30, описав дугу в 45 градусов, стрелки возвратились на место. В 21.10
какая-то сила очень медленно вновь натянула нити магнитных полей. Мы уже
успокоились, но почти не разговаривали.
- Наверное, дождь будет, - произнес Гусев. - Вон какая туча идет,
Черное клубящееся облако быстро шло над озером, надвигаясь на нас и
стремительно увеличиваясь в размерах.
- Александр Петрович, ты следи за компасами и все записывай, а я за водичкой
сбегаю: нужно еще чайку на вечер вскипятить. - Я выплеснул остатки кипятка и
пошел к озеру.
В небе будто бы что-то открылось: странный лиловый свет залил все вокруг,
предметы словно бы сами источали его; представления о расстояниях
исказились. Наступила поразительная тишина: не слышно было ни птиц, ни
кузнечиков. Туча мчалась прямо на нас. Остановившись, я некоторое время
рассматривал ее правильную форму: черная большая "голова" вверху посередине
и как бы два огромных крыла, с которых неряшливо свисали, отклоненные назад
большой скоростью, седые струи дождя. "Как волосы мертвой старухи", -
промчалось в голове сравнение. Нужно успеть. Я бросился бежать к озеру;
облако будто бы прыгнуло навстречу.
Внезапно словно какой-то пресс опустился с неба, прижав к земле траву и
деревья. И в следующее мгновение дикий порыв ветра взметнул ветви деревьев и
травы; листья и солома летели по воздуху. Дождь хлынул разом. Все, не успел!
Я остановился, а затем бросился назад. Александр Петрович уже затаскивал в
избушку наши пожитки.
- Что делать с компасами? - крикнул он мне.
Карта была готова сорваться и улететь. 21.15, 306 градусов - четко
высветились показания стрелок на часах и компасе при целой серии вспышек
молнии. Я сгреб все с лавочки и заскочил в домик. Здесь было темно. Над
избушкой грохотало.
При свете свечи мы сидели у стола. Горошины дождя хлестали по окнам, молнии
и громы бесновались. Вдарило где-то рядом: небо с треском разодралось в
клочья. Еще раз. Еще! "А ведь так и по домухе садануть может - одна торчит в
поле..." - подумалось с суеверным страхом.
Такой грозы я еще не видывал. Молнии выбивали за окном застывшие кадры
стихии: стелющиеся ветви деревьев и летящие листья. Через мгновение картина
менялась, но смотреть фильм не хотелось: инстинктивно мы отодвигались от
окон-экранов.
- Валерий, погасил бы ты свечку... Не ровен час...
Я дунул на пламя. Никакие законы физики не в состоянии были объяснить то,
что чувствовалось отчетливо: огонек свечи на многие километры вокруг был
рукотворным, содеянным нами, с головой выдавая нас окружавшей дикой стихии;
метнувшись, он погас, и мы растворились, исчезли в хаосе мрака, воды,
вспышек и грома.
- О Господи... - шептал Гусев.
5
- Не-е-т, уж это ни в какие ворота... - сдерживаясь, бушевал я в шестом часу
утра, взывая к Гусеву, поскольку истерзанная грозой природа к моим речам
была равнодушна. - Александр Петрович, ведь когда мы установили компасы,
стрелки стояли на нуле?..
- На нуле, - подтвердил Гусев, - оба компаса.
- И потом стрелки пошли влево?
- Влево, к осаркам.
- И остановились на 315 градусах?
- Ну, ты же писал.
- Александр Петрович, если стрелки пошли с 360 градусов к 315, а потом и до
306 дошли, то и в записи должно быть то же. А здесь - все наоборот! Ни черта
не понимаю.
Действительно, все цифры стояли, поменявшись местами. Желая в этом все-таки
разобраться, я вновь положил на скамейку карту и установил компас. Если
верить прибору, за ночь наша избушка развернулась на 53 градуса! Именно на
такую величину север оказался правее вчерашнего положения. Получалось, что
стрелка была оттянута к западу еще до начала наблюдения. В этом случае
величина ее вчерашнего отклонения была в два раза больше, чем мы поначалу
думали, и составляла 107 градусов!
"Все равно виновата гроза она навела в осарках токи, которые и отклонили
стрелку", - повторил я про себя вчерашнюю догадку. "'Да, такие грозы здесь
бывают каждую пятницу, - ехидно пропищал в сознании чей-то голосок, - ровно
в 20.00". Я не обратил на хама внимания.
Думать следовало о другом как вдвоем сделать работу за четверых. Предстояло
составить хотя бы примерный план осарков, с помощью щупа поискать
известковый щит над кратером (по словам Гусева, для засыпки кратера со
"стрелами привезли 10-12 подвод извести. В "Очерках обозной жизни Ф.М.
Решетников пишет: "Мы накладываем на телегу летом восемнадцать и двадцать
пудов, а зимой и двадцать два пуда. Судя по всему, падение стрел произошло в
теплое время года. Таким образом в яму могли навалить около трех тонн
извести. При диаметре ямы в 10 метров толщина слоя извести составила бы
порядка двух сантиметров, а с песком могла дойти до четырех), определиться с
местом находки шара, отобрать пробы почвы и шлака, описать и заснять ямы,
отобрать колонку верхового торфа, определить толщину верхнего слоя гумуса
над шлаком осарков, найти и обследовать озеро, "появившееся в одну ночь",
попытаться обнаружить на его берегах следы вывала леса и песчаный вал,
поискать ненормальные растения.
С утра мы работали на осарках. Разрешения на проведение раскопок мы не
имели, но даже обследование верхней части почвы показало, что, судя по
всему, холм длиной метров в 60, шириной в 20 и толщиной в 2,5 метра сплошь
состоял из шлака. Прямо сверху мы отбирали пористые куски, из которых
выбегали рыжие муравьи. Был найден большой кусок шлака, очень похожий на
крицу - слиток сыродутного железа из маленькой печи-домницы, такие крицы
служили в Древней Руси не только сырьем для получения качественного железа и
стали, но и своеобразной монетой. Неужели действительно вся эта огромная
куча - отходы железоплавильного производства? А вот и кусок тяжелого
зеленоватого шлака, о котором говорил Гусев, я поднял его - и в ямке заиграл
малиновым цветом кусочек кирпича. Нет, это был не кирпич, а обломок
глиняного цилиндрика, прикипевший к вспузыренному шлаку. Сопло! Я был прав!
Да это - отходы железоплавильного производства. Куча - рукодельная.
Наверняка где-то недалеко в старину располагалось и селение. Еще одно сопло
- крупное и шестигранной формы, это уже позднее.
Простукивание щупом участка между большой ямой, которую я втайне считал
кратером, и малой ямой (с осиной перед "валом") показало наличие какого-то
уплотнения на глубине 2,7 метра, но определенно говорить об этом было
нельзя: щуп постоянно останавливался натыкаясь на куски шлака; при более
сильном ударе он разбивал их и уходил глубже, с еще большей легкостью острие
щупа пронзало и слой уплотнения. Разобраться во всем этом было сложно.
Комары донимали. Утомившись, мы умылись на озере и сидели около костра у
избушки.
- И все-таки я думаю, что шар находился в седьмой яме, - произнес Александр
Петрович, указывая на самодельную карту: мы успели набросать план осарков и
присвоить номера ямам - их оказалось около двадцати. Несмотря на неизбежные
погрешности нарисованной от руки карты, мы уже имели возможность с помощью
рулетки точно привязывать к поверхности по отмеченным ориентирам места
археологических находок, точки отбора проб, результаты прощупывания.
- Очень уж много деревьев там выросло Даже если и разрешат копать,
замучаемся корни рубить. А заметил, Александр Петрович, как деревья растут?
Либо точно из центра ямы, либо по ее окружности.
- Да-а. Заросло все сильно. Отдохнем, поедим и пойдем на ТО озеро - к вечеру
туда ходить нельзя.
Точность, с какой подтверждались рассказы Гусева, и его глубокая
убежденность в действенности рекомендаций "стариков", помноженная на
крестьянскую осторожность, оказывали на меня достаточно сильное воздействие.
Солнышко припекало. Суп булькал в котелке. Вчерашние страсти отошли уже в
нашем сознании довольно далеко, когда в воздухе раздался сильный удар по
металлу - что-то стукнуло по алюминиевому днищу лодки, стоявшей на боку;
через кусты в 150 метрах от нас разглядеть ничего было невозможно.
- Странно, мы там только что были и никого... - Я замолчал, подчинившись
движению руки Гусева. Часы показывали 9.20.
6
Если сегодня запад все еще находился на юге, то, идя на восток, можно было
попасть на север, но если юг уже был на месте, то мы могли двигаться и точно
на север в надежде, что нас угораздит попасть на желанное "двойное" озеро.
Погрешность в три километра на двухкилометровой дистанции представлялась
сущим пустяком сравнительно с вопросом, посчастливится ли нам попасть
обратно в домик, если север к тому времени надумает прогуляться до запада,
питающего слабость к теплу, гонимому на восток...
Пройдя поле до конца, мы уперлись в уже знакомую нам канавку. В подзорную
трубу в направлении озера, всего в километре от нас, виднелись редкие
мертвые сосны; в этом месте, по сообщению Гусева, когда-то и бушевал низовой
пожар. Форсирование полутораметровой канавки после вчерашнего ливня
представлялось делом затруднительным. Кое-как по шесту мы перешли на другую
сторону, на практике убедившись, что самый короткий путь здесь - не самый
близкий.
По лесной дороге ездили редко, это было видно по следам. Зато по следам же
можно было понять, что местные звери приобщились к культуре и вместо
героических вояжей по кустам и буеракам предпочитали пользоваться дорогами;
нас, уставших от суеты городских жителей, это возвращение в лоно цивилизации
не радовало, да и не было уверенности, что просветительские идеи,
внедрившись в лохматые головы аборигенов до уровня "равенство", уже дошли до
категории "братство".
- Следы медведя, - Александр Петрович склонился над дорогой. - Точнее,
медведицы. Видишь, рядом отпечатки лап медвежонка. Давай-ка будем железом по
железу постукивать; что у зверя в голове - неизвестно.
После вчерашнего разверзания хлябей небесных на дороге стояли огромные лужи.
До озера, как нам сказали в поселке, нужно было перейти "через две гривки".
Дорога понизилась, и болота теперь вплотную подступили к ней с обеих сторон.
Иногда мы выходили из луж на участки дорожной грязи, и если их можно было
считать "гривками", то озеро мы уже давно прошли.
- Погоди, Валерий, озера, я помню, видны были прямо слева от дороги, и перед
поворотом на них здесь вот стояла старая сосна...
Мы, судя по всему, находились на какой-то гривке, так как деревья здесь были
крупные. Справа и слева, подобные вымершим животным, громоздились пласты мха
и земли, вывороченные вместе с корнями упавших деревьев. Среди них,
возможно, была и старая сосна. Мы прошли еще дальше, мимо дерева с синей
