сторонам веселые голубые искры.
Вот и все. Теперь осталось самое легкое - загадать желание. Он
положил слово на ладонь и в очередной раз удивился тому, что выделывал его
вес. Он постоянно менялся, и слово становилось то легким, как пушинка, то
тяжелым, как пудовая гиря.
Он еще успел усмехнуться, подумать, что таких мастеров, как он,
немного, и вдруг осознал, что слово удалось ему на славу и нужно загадать
действительно большое и трудное желание. Что он и сделал.
А потом оставалось только ждать. Слово мало-помалу таяло и наконец
исчезло совсем. Вот и все. Окружающий мир остался прежним, только
противоположная стена, неожиданно стала сжиматься, словно гармошка. С
кухни доносились равномерные шлепки, очевидно домовой разучивал брейк. И
Клоб уже хотел пойти и шугануть его, когда прозвенел звонок...
Почтальон смущенно переминался с копыта на копыто и вырезанные на
роговице магические слова "адидас" вспыхивали алмазной пылью.
- Мне? - спросил Клоб.
- Так, - почтальон порылся в объемистой сумке, задумчиво причесал
поросший кучерявой шерстью лоб и, снова возобновил поиски, вынул небольшой
пакет. - Это... Как победителю лотереи "Красивая жизнь", вручаю вам
приз... так сказать, в торжественной обстановке... и...
Но тут из стен появились репортеры. Тесная лестница взорвалась
салютом фотовспышек. Кто-то сунул Клобу под нос микрофон и спросил:
- Как вы считаете, где продают самые лучшие куриные ножки?
Наконец Клоб очнулся, сказал в микрофон: "Да пошли вы..." и резко
захлопнул дверь. Прислушался. В коридоре обсуждали технические качества
портативных таранов.
- Э нет, ребята, ничего у вас не выйдет, - ухмыльнулся Клоб. - Дверь
у меня старинная, еще от дедушки досталась, а тому, в свою очередь...
Говорят, она даже против татаро-монголов устояла...
Вот так все и случилось. И нужно-то было: счастливый момент да
правильно загаданное желание. Хм, теперь он призер "Красивой жизни" и
может перекроить судьбу, как только пожелает. А причиной всему - маленький
предмет, который лежал в пакете. Он видел его уже как бы наяву, этот
небольшой плоский медальончик на цепочке, на одной стороне которого
надпись "Хлеба и зрелищ", а на другой - большая волосатая рука. Стоит
только надеть эту штуку на шею, жизнь волшебным образом изменится, станет
прекрасной и неповторимой.
Но не сейчас. Уже поздно, и все магазины закрыты.
Завтра с утра можно попробовать, главное - тары взять побольше.
Сейчас же надо просто отдохнуть, потому что торопиться некуда, дело
сделано.
Он прекрасно провел этот вечер, отдыхал, смотрел телевизор и рано лег
спать. Да, обязательно надо выспаться, потому что завтра...
Уже выключив свет, он вспомнил, что медальон лежит на тумбочке возле
кровати, взял его и сунул себе под подушку. На всякий случай.
Город стал совершенно другим, открывшись на неизвестном ранее уровне.
Для этого Клобу пришлось измениться самому, словно гусенице, которая,
проходя стадию куколки, неожиданно превращается в бабочку, чтобы открыть
для себя лето, небо, цветы и возможность летать.
Пожалуй, ему следовало пожалеть неловкого, трусливого и
посредственного Клоба, который умер. Но отнюдь. "Король умер, да
здравствует, король!" Именно - здравствует... и развлекается.
Да, он развлекался, мимоходом всматриваясь в прохожих, определяя, у
кого что за душой. Это было интересно, и он некоторое время
классифицировал проходивших мимо людей, легко определяя, например, что вот
этот гражданин - простой работяга, за душой копейки не имеет. А вот эта
фифочка - дочка какого-то начальника. На такую мысль наводили добротные
синие "замарашки", плотно облегавшие ее юный зад, развинченная походка и
брезгливо оттопыренная верхняя губа. Ничего особенно в ней нет.
Бездельничает, деньги на личные расходы клянчит у папаши, покуривает,
давясь противным сигаретным дымом, в полной решимости быть как все. В
общем - пустышка. Ну что еще сказать о ней? Глупа, плаксива, подвержена
истерикам. Лет через пять выйдет за балбеса ее же пошиба. Разведется через
полгода. А еще через несколько месяцев появится на свет божий
жизнерадостный, здоровый малыш и, исходя криком, будет требовать пищевого
рациона, добросовестно офуривая заграничные пеленки. А девица станет
обыкновенной клушей на шее у папеньки... Да хватит о ней. Вот привязалась.
Лучше о других.
Ну, эти молодые идиоты честно зарабатывают кусок хлеба, с которого
те, кто половчее, украли все масло. Бог с ними. Дальше... Старушка "божий
одуванчик", донельзя озабоченная тем, что ее правнучек последнее время
зачастил на "дисковку" и совсем забросил книги. К черту бабулю, дальше.
О, вот это человек! Несмотря на заношенную "скаутку" и побитые
"боинги". Это тебе не хухры-мухры! Это - человек! Делец экстра-класс. Наш!
А, заметил? Подмигнул. Даже рукой помахал! А как же? Все-таки свой
теперь человек.
Так что же ты стоишь? Дурень, действовать надо, суетиться, хватать
то, что в рот плывет. В умелый рот много чего заплывет, если постараться
да думать головой - а не другим местом. Вон - очередь. Явно что-то дают...
Он рванулся вперед. Заученно (и откуда что взялось?), вроде не
быстро, но и не медленно, легко раздвигая полусогнутой рукой чужие тела,
просочился в голову очереди, затылком чувствуя, как люди с гневом смотрят
ему вслед, но тут же понимают, что он из "тех", не то что они - черная
кость. И успокаиваются, не рискуя связываться, так, для виду поворчав, да
и то трусливо (а вдруг услышит?).
Легко проделывая все это, он бормотал про себя как клятву... А может,
и действительно клятву? Потому что именно в этот момент он по-настоящему
стал призером "красивой жизни". И, проталкиваясь в голову очереди, шептал,
что теперь-то им покажет. Кому? Им всем, кто вокруг. Почему? Да потому,
что живем лишь раз и пока еще есть время - надо жить так, чтобы взять все.
А уж теперь-то он это сумеет, хватит опыта, ума и силы. А самое главное -
наглости, потому что у дельцов так: кто хам - тот и ам.
Клоб пробился к прилавку, рыженькая продавщица с размалеванным, как
икона, лицом, с килограммовым золотым браслетом на левой руке и серебряной
гирькой в правом ухе, подмигнула ему, махом заприметив и определив как
своего.
И он по-хозяйски шагнул за прилавок и тоже подмигнул. А она, сказав
что-то шаловливое, щелкнула его пальцами по носу. Он же попытался
перехватить этот пальчик зубами, с шутливым "гр-р-р-р-м" и так далее, и
тому подобное, пока все это БЫДЛО ожидало, когда они натешатся, и только
угрюмо молчало. Но ведь известно, быдло на то быдло и есть, чтобы угрюмо
молчать - и больше ничего. Правда, иногда находится какой-нибудь крикун,
но одного можно и к ногтю. Когда остальные молчат - это запросто.
Ну ладно, некогда ему.
Клоб что-то сунул в карман продавщицы, вынул из воздуха сетку,
которую она быстро и ловко нагрузила яркими, цветными коробочками,
перевязанными золотистыми ленточками со множеством иностранных букв и
иероглифов и, конечно же, (куда от них денешься?) изображениями красоток с
пышными формами и минимумом одежды.
Все, дело сделано.
Он шагнул из-за прилавка и тотчас же насторожился. Что-то неладно.
Точно! К очереди подходила бабка. А как известно, деловые люди боятся
только бабок, потому что те никого не боятся и способны практически на
все, от линча до полной конфискации дач и машин.
Вспоминал он это на бегу, потому что надо было уносить ноги. А тут,
кстати, подвернулся проходной двор. Нырнув в него, Клоб остановился и,
отдышавшись, выглянул на улицу. Все было спокойно. Он потопал дальше,
гулко печатая в темноте уверенные шаги.
Слева возникла какая-то личность со стаканом в руке. Клоб ткнул ее
легонько в живот двумя пальцами и вкрадчиво сказал:
- Утухни, чадо. Что, давно окурки в глазах не шипели?
Чадо стушевалось и исчезло в какой-то нише.
Миновав проходной двор и выходя на улицу, Клоб все еще усмехался. Его
несло. А ведь когда-то этот тип был способен пугать его до смерти.
Когда-то... Да он сам себя боится! Они все трусы, эти хулиганы. Эх-ма, ну
и жизнь пошла.
Проходя мимо книжного киоска, Клоб подмигнул продавщице, и та тотчас
же ему заулыбалась, кокетливо стреляя глазами. Пришлось свернуть к киоску.
Открыв дверь, Клоб прошествовал прямо к хозяйке и хлопнул ее ладонью
по округлому боку, одновременно выговаривая: "У-тю-тю... пышечка...
кошечка... лапочка...", обмирая от собственной наглости, даже чуть
зажмурившись в ожидании пощечины. Но ничего особенного не случилось.
Продавщица зарделась, забормотала:
- Ну вы скажете, хи-хи-хи... охальник, ой вы охальник.
- А как же, а как же, - осмелел Клоб, давая рукам полную волю. Но
продавщица уже тянула у него узорную коробку из сетки.
- А что это у вас? А-а-а... "хлостики"! У-у-у-у... да еще и с
перконовыми вставками! Сила! А слышали последнюю песенку у "клопиков"...
ну эту... "вдрызг напившись, бодаю ворота..."? А та мымра из продмага
опять к своему дураку вернулась. Нет, бывают же мужики! И даже не пикнул!
Опять белье ей стирает. Дурачок! Эх, мне бы... Ну, да ладно... Все там
будем... Ты "Три покойника в доме с пурпурными трубами" имеешь? Нет? Мен
на мен. Я у тебя одну эту, а тебе "покойников". Заметано? Чего головой
мотаешь? Ну, так уж и быть, добавлю эту... как ее... а! "Тайны
сексулистской проблемы". Между прочим, заграничное издание, но на нашем
языке. Все, железно, бери...
Она вытащила из-под прилавка две книжки. На обложке одной был
нарисован сумрачный тип в низко надвинутой шляпе, с окровавленным кинжалом
в руке. На другой - довольно миловидное женское лицо, но почему-то с
открытым в крике ртом и вытаращенными глазами.
Пока продавщица прятала под прилавок одну из его коробок, Клоб
ошалело рассматривал книжки. Потом захотел что-то сказать, уже и рот
открыл, но испугался, что сморозит глупость, и по этой причине впал в
некую задумчивость. К счастью, продавщица истолковала его состояние, как
восхищение сделкой. Она мягко взяла Клоба за плечи, развернула и, сказав,
что скоро придет ее любовник (а он такой дурашка, такой ревнивец - чуть
что за перо хватается), деликатно, но довольно настойчиво вытолкала на
улицу.
Некоторое время Клоб стоял возле киоска, нащупывая в кармане сигарету
и остывая. Когда отступило, закурил, потихоньку соображая: пожалуй, влип.
Господи, да что это со мной деется? Кто я теперь, я - бывший простой
человек? Ведь всю жизнь честно тянул лямку. И нет был бы чей-то сынок, а
то ведь так, без роду без племени. И как теперь быть? И что делать, если
даже продавщица книжного ларька принимает за своего?
Господи, но ведь призеров "красивой жизни" иногда даже сажают!
Положим, не за то, что они понаделали, а так, за какую-нибудь мелочь. В
основном попадают они в переплет, если дорогу кому-то перебегут. А я-то,
я-то, я же на первых шагах срежусь и застучу кандалами то тракту.
Но время шло, сигарета уменьшилась, и Клоб постепенно успокоился.
Выкинув окурок, махнул рукой:
- Эх, была не была, двум смертям не бывать, а одной не миновать!
Поудобнее ухватил сетку, двинулся дальше...
Возле дома толпился народ, лежали какие-то ящики. Клоб подошел
поближе и тут его заметили, замахали руками. Кто-то закричал: "Граждане
грузчики!.. Вот он!.. Родимый!.. Идет!.. Вот он!"
Наверное, сработали какие-то предохранительные клапаны, которые
