принимать их во внимание не следует.
- Я с вами согласен, - отозвался Уэстон. - Давайте исключать всех,
кого можно! Пуаро, не расскажете ли вы нам вкратце об остальных?
- С удовольствием. Начнем по порядку, с Гарднеров. Это степенная и
довольно приятная пара. В роли оратора обычно она. Он лишь соглашается с
ее высказываниями. Он играет в теннис и гольф, и когда остается один - я
имею в виду, без своей супруги, - ему нельзя отказать в своего рода
"холодном" юморе, который не лишен шарма.
- Прекрасно!
- Затем идут Редферны. Муж - привлекательный молодой человек.
Великолепный пловец, хороший игрок в теннис и отличный танцор. О его жене
я уже говорил. Это тихая, довольно красивая женщина, из тех, кто не
бросаются в глаза. Я думаю, что она любит своего мужа. Замечу еще лишь
следующее: у нее есть то, чего не было у Арлены.
- Что именно?
- Она умна.
- В любви ум в расчет не принимается! - сказал Колгейт.
- Такая точка зрения существует, верно, - ответил Пуаро. - И все же я
думаю, что как бы Редферн ни был увлечен миссис Маршалл, любит он свою
жену.
- Очень может быть! Я знаю подобные случаи...
- Беда в том, - заметил Пуаро, - что вы можете сто раз повторить это
женщине, она все равно вам не поверит!
Он заглянул в регистрационную книгу.
- Майор Барри. Бывший офицер индийской армии. Большой любитель
прекрасного пола. Рассказывает длинные и скучные истории.
- Не утруждайте себя, - прервал его Колгейт, - нам знакомы люди этого
типа.
- Мистер Хорас Блатт. Судя по всему, богатый человек. Любит
поговорить... особенно о мистере Блатте. Хочет быть со всеми на короткой
ноге, что у него не очень получается, так как никто не ищет его общества.
Отметим еще один момент: вчера вечером мистер Блатт задал мне массу
вопросов. Он показался мне раздосадованным. Я думаю, что с ним что-то не
так.
Он сделал паузу и продолжал совсем другим голосом:
- Перейдем к мисс Розамунде Дарнли. Она стоит во главе крупной фирмы
дамской одежды "Роз Монд". Что вам сказать о ней? Она знаменита, умна, в
ней столько же шарма, что и шика, и она очень привлекательна. Она старая
знакомая капитана Маршалла.
- Вот как? - удивился Уэстон.
- Да-да. Они много лет назад потеряли друг друга из вида и
встретились здесь.
- Знала ли она, что он приедет сюда?
- Она говорит, что нет.
Он опять заглянул в регистрационную книгу.
- Затем в списке стоит мисс Брустер. Это немного странная женщина. По
крайней мере, у меня такое впечатление. У нее мужской голос, манеры ее
довольно неотесаны, но мне кажется, что у нее золотое сердце. Она
занимается греблей и очень неплохо играет в гольф.
- Остается пастор Стефен Лейн, - подытожил Уэстон. - Что вы можете о
нем сказать?
- Только одно: это почти болезненно нервный человек. Больше я ничего
о нем не знаю. Я могу лишь заметить, что на мой взгляд, он фанатик.
- Еще один известный нам вид, - заметил Колгейт.
Уэстон закрыл регистрационную книгу.
- Значит, вот чем мы располагаем!... Что случилось, Пуаро? Вы о
чем-то задумались?
- Да, - признался Пуаро. - И вот о чем. Сегодня утром, когда миссис
Маршалл попросила меня не говорить, что я ее видел, я немедленно сделал из
этого определенные заключения. Я решил, что ее муж устроил ей сцену из-за
ее отношений с Патриком Редферном и что она должна где-то с ним
встретиться, почему и попросила меня не говорить мужу, что мы виделись. Но
я ошибся. Ее муж появился на пляже через несколько минут после того, как
она уплыла на ялике, а за ним пришел Патрик Редферн, совершенно очевидно
разыскивая Арлену. Вот и я задаю себе вопрос: с кем должна была
встретиться миссис Маршалл?
Инспектор Колгейт торжествовал.
- Это подтверждает мою теорию! Она должна была встретиться с Икс,
приехавшим из Лондона или откуда-то еще.
Пуаро отрицательно покачал головой.
- Мой дорогой друг, - сказал он, - согласно вашей гипотезе, Арлена
порвала с мистером Икс. Зачем же ей было идти на свидание с ним?
- А как же вы тогда объясните...
- То-то и оно! - воскликнул Пуаро. - Я не могу себе этого объяснить!
Мы только что перебрали всех постояльцев отеля. Это люди не первой
молодости и не очень занимательные. Есть ли в их числе кто-нибудь, кого
миссис Маршалл могла бы предпочесть Патрику Редферну? Ответ: нет,
наверняка нет. И тем не менее, хотим мы этого или нет, она отправилась на
встречу с кем-то... и этот кто-то был Патрик Редферн!
- Может быть, она хотела провести утро в одиночестве? - предположил
Уэстон.
Широким жестом Пуаро отмел эту гипотезу.
- Сразу ясно, что вы никогда не видели Арлену Маршалл. Один из ваших
соотечественников написал однажды эссе, где говорилось о том, насколько
заключение в одиночной камере является более жестоким приговором для
человека типа Бруммела, чем для человека типа Ньютона. Если бы Арлену
Маршалл приговорили к одиночеству, она просто перестала бы существовать,
мой дорогой друг. Она могла жить, только окруженная поклонниками. Поэтому
я и уверен, что сегодня утром она должна была с кем-то увидеться. Вся
проблема в том, чтобы узнать, с кем...
- Давайте пока оставим эту тему, - предложил полковник Уэстон после
короткого раздумья. - Теории будем разрабатывать позже, а сейчас займемся
допросами остальных. Совершенно необходимо, чтобы эти люди сказали - и не
примерно, а точно, - где были сегодня утром в интересующее нас время. Мне
кажется, что нам следует начать с маленькой Маршалл.
Споткнувшись на пороге, Линда вошла в кабинет неуклюжей походкой.
Взволнованная и краснеющая, она широко раскрыла глаза и, казалось, не
смела дышать.
Преисполнившись отцовской симпатии к этой девочке - ибо она была еще
совсем девочкой, - которую ему надо было выслушать, как бы это ни было для
нее тяжело, полковник Уэстон встал ей навстречу, подвинул стул и попытался
придать ей уверенности.
- Поверьте, что я подвергаю вас этому испытанию против моей воли,
мисс Линда. Ведь вас зовут Линдой, верно?
- Да, Линдой.
Ее голос был звонким и еще не совсем окрепшим. "Голос школьницы", -
подумал Уэстон, глядя на большие, красные и худые руки Линды. Руки
школьницы.
- Вам не следует бояться, - мягко произнес он. - Я просто хочу кое о
чем вас спросить.
- Об Арлене?
- Да. Видели ли вы ее сегодня утром?
Она тряхнула головой.
- Нет. Арлена всегда спускалась очень поздно. Она завтракала в
постели.
- А вы, мадемуазель Линда? - поинтересовался Пуаро.
- О, я всегда встаю! От завтрака в постели раздувается живот!
Спрятав улыбку, Уэстон продолжал:
- Не скажете ли вы мне, что вы делали сегодня утром?
- Сначала я искупалась. Потом позавтракала. Потом я пошла с миссис
Редферн на Чайкину скалу.
- В котором часу вы вышли из отеля?
- Мы условились встретиться в холле в пол-одиннадцатого. Я боялась
опоздать, но спустилась, наоборот, немного раньше. Но миссис Редферн меня
уже ждала, и мы вышли в двадцать семь или двадцать восемь минут
двенадцатого.
- И чем вы занимались на Чайкиной скале? - спросил Пуаро.
- Миссис Редферн рисовала. Я же намазалась маслом и легла загорать.
Потом я пошла купаться, а Кристина вернулась в отель. Ей нужно было
переодеться перед игрой в теннис.
- Который, по-вашему, был час? - с деланным равнодушием спросил
Уэстон.
- Когда миссис Редферн ушла в отель? Без четверти двенадцать.
- Вы в этом уверены?
- Абсолютно. Я посмотрела на часы.
- На те, что сейчас на вас?
Линда вытянула запястье.
- Вот на эти.
- Не покажете ли вы их мне?
Линда протянула руку через письменный стол, и Уэстон удостоверился,
что часы Линды показывали точно такое же время, что и его собственные часы
и настенные часы отеля.
Он улыбнулся, поблагодарил Линду и стал расспрашивать ее дальше.
- Значит, вы искупались?
- Да.
- А потом вы вернулись в отель? Во сколько?
- Было около часа дня. Придя в отель, я и узнала... про Арлену... -
произнесла она изменившимся голосом.
- Вы были в хороших отношениях с вашей мачехой? - не без некоторой
неловкости спросил Уэстон.
Ответ раздался не сразу.
- Да, - сказала она наконец.
- Вы любили ее? - спросил Пуаро.
- Да. Она была очень добра ко мне.
- Одним словом, - подхватил Уэстон с наигранной веселостью, - она
ничем не походила на злую мачеху из детских сказок?
- Нет, - без улыбки ответила она.
- Прекрасно. Я вам задаю этот вопрос только потому, что в семьях
иногда возникают на подсознательном уровне легкое соперничество, трения,
усложняющие жизнь. К примеру, отец часто бывает товарищем своей дочери, и
она может приревновать его к своей новой матери... Доводилось вам
испытывать подобное чувство?
Линда слушала его с видимым удивлением, но ее отрицательный ответ
прозвучал искренне.
Уэстону было не по себе. Этот допрос тяготил его. Чувство долга
вынуждало его задавать вопросы, и он их задавал. Но именно в такие моменты
он спрашивал себя, зачем он поступил работать в полицию. Эта профессия
сейчас претила ему.
Без малейшего энтузиазма, он продолжил:
- Разумеется, ваш отец во всем следовал желаниям вашей матери?
- Я не знаю.
- Вы понимаете, как я только что говорил, в семьях случаются споры,
ссоры... и когда родители не живут в добром согласии, детям не всегда
приходится легко. С вами такого никогда не случалось?
- Вы хотите знать, ссорились ли папа и Арлена? - спросила Линда.
- Гм... да.
- Нет, не ссорились, - четко произнесла она. - Папа вообще ни с кем
не ссорится. Это не в его стиле.
- А теперь, мисс Линда, я попрошу вас хорошенько подумать.
Подозреваете ли вы кого-нибудь в убийстве вашей мачехи? Видели или слышали
вы что-нибудь, что может помочь нам найти убийцу?
Линда промолчала добрую минуту. Она не хотела скоропалительно
отвечать на такой вопрос и погрузилась в раздумье.
- Нет, - сказала она наконец. - Я не вижу, кто бы мог хотеть убить
Арлену. За исключением, конечно миссис Редферн.
- Вы считаете, что миссис Редферн могла убить миссис Маршалл? Почему?
- Потому что ее муж был влюблен в Арлену. Я не думаю, что она
действительно хотела ее убить, но она была бы рада, если бы Арлена умерла.
Это не одно и тоже.
Нюанс существенный - заметил Пуаро.
- Миссис Редферн, - продолжала Линда, - вообще бы не смогла кого-либо
убить. Она не переносит насилия. Вы понимаете, что я имею в виду?
- Очень хорошо понимаю, - подтвердил Пуаро. - И я с вами полностью
согласен. Миссис Редферн не из тех женщин, которые способны потерять
голову...
Он откинулся на спинку своего кресла и закрыл глаза, словно подбирая
слова.
- Нет, - продолжал он, - я не представляю себе ее, одолеваемую бурей
страстей, пришедшую в ужас от своей загубленной жизни, от безисходности...
Я также не представляю себе ее, устремившую пламенеющий взор на
ненавистное лицо... на белокожий затылок... сжимая кулаки до боли в
ногтях, твердя себе, с каким наслаждением она возникла бы их в эту
плоть...
Он умолк.
Нервно ерзая на стуле, Линда спросила чуть дрожащим голосом:
- Это все? Я могу идти?
Уэстон заверил ее, что вопросы кончены, поблагодарил, встал и
проводил ее до двери.
Вернувшись к столу, он закурил и вздохнул.
- Ну и профессия же у нас! Не скрою от вас, что в течение всего этого
допроса я чувствую себя самым распоследним хамом. Тоже мне, красивое
