Казалось, новому повелителю приятно было поговорить о себе с
каким-нибудь свежим человеком, - переряженная чернь, окружавшая его, не
удовлетворяла его, и его тянуло к Вшебору.
Подойдя к нему он указал на город, расположенный на холме.
- Это будет моя Познань! - сказал он, смеясь. - Ты понимаешь? Отсюда
я буду владеть обоими берегами Вислы!
И вытянув руку, обвел ею вокруг.
- Пруссаки и литовцы пойдут со мной. Чехов погоним вон и поколотим,
немцам не позволим подойти к Лабе. Вырежем их, и дальше. Все, кто
ненавидит христиан, пойдут со мной. - Он все время оглядывался на Вшебора,
как будто ожидал от него похвалы и одобрения.
- Ну, что ты скажешь на это?
- Что ж, - только бы у вас было войско!
- Есть войско и еще будет, и я сам обучу их, - быстро заговорил
Маслав. - Я хоть вырос при дворе, но в душе всегда был и остался воином.
Пруссаки предприимчивый народ. Эти те самые, что убили Войташка, которого
Болько выкупил и похоронил в Гнезне, а теперь чехи взяли его оттуда! Те
самые, что сдались старому Болько. - Ну, а я им брат и сват!
Он засмеялся, с довольным потирая руки.
- Ну, что же ты ничего не говоришь? Маслав не глуп, правда?
- Увидишь сегодня сам, от них придут ко мне послы. А знаешь, почему
так случилось? Потому что я сделался язычником и повыдергивал кресты. Весь
народ со мной.
Должно быть, молчание Вшебора было ему неприятно: несколько раз
спросил его, - что же ты об этом думаешь?
- Вы очень счастливы в жизни, это все знают! - пробормотал Долива.
- В Полоцке, в замке, были отцы бенедиктинцы - теперь от них осталось
и следа. Из костела я устроил языческий храм так же, как и они из храмов
делали костелы. Гусляры хлопали в ладоши и кланялись мне в ноги от
радости: люди выкопали старых богов, прикрепили их к древкам и повтыкали в
землю, крича перед ними: Ладно! - Вот где моя сила! - Ну, - что же вы все
молчите? - смеясь, повторил он.
- Удивляюсь всему этому, - не спеша, выговорил Долива, - но советую
вам хорошенько посчитать свои силы в борьбе с христианами. Вас много, но и
тех не мало. Я не хочу вам льстить. На Руси водружены кресты, чехи -
крещены, венгры и немцы тоже христиане. А их всех вместе соберется много.
Маслав утвердительно кивнул головой, потом остановился осмотрелся
вокруг и, подойдя ближе к Вшебору, - зашептал, близко глядя ему в лицо.
- Ты ничего не понимаешь. Чей Бог окажется сильнее, тому я и
поклонюсь. Мне что? Теперь взяла верх старая вера, а что будет завтра -
почем я знаю? Князья и короли все крестятся, когда приходит время. И я
буду таким, каким захочу быть, чтобы получить власть, а теперь хорошо и
так, как есть.
Долой кресты и долой немцев, которые их принесли. Понял?
Он засмеялся, не раскрыв рта и блестя глазами. Но ему не понравилось
в новом слуге, что тот не удивлялся, не льстил ему, и даже не соглашался с
ним.
- Эх ты, человече, - возвысив голос, заговорил Маслав. - Ты, может
быть, думаешь, что мне приснилась моя сила? Ну, так я покажу ее тебе
воочию. Увидишь и сам поверишь.
Он взглянул вдаль, где стояли люди с собаками и соколами. Две собаки
выслеживали дичь в болоте, но осенний день не благоприятствовал охоте, -
до сих пор не встретилось ни одной цапли и ни одной птицы. Маслав подозвал
к себе ближайшего слугу.
- Гей, Дидко, выпустите соколов проветриться и потом возвращайтесь с
ними. Губа поедет со мной, здесь больше нечего делать.
И он указал рукой на ладьи, к которым и направился.
Вшебор глазами дал знак Собку, чтобы он не тревожился о нем, сам
Долива пошел вслед за князем. - Маслав, как бы торопясь вернуться,
поспешно спустился к ладьям, вскочил в одну из них и приказал забрать коня
для него самого и Губы.
Взгляд его упал на бедно одетого Вшебора, стоявшего перед ним в
ожидании приказаний.
- Ты не можешь ехать со мной в этой Сермяге, - сказал он, -
останешься пока в ладье, а потом пойдешь пешком в замок. Когда мы
вернемся, Губа прикажет выдать тебе одежду из моей гардеробной, и ты
будешь одет, как пристало моему охмистру. Не бойся, - со смехом прибавил
он, - будет тебе и цепь, и все прочее! У меня всего этого вдоволь. Я хочу,
чтобы люди восхищались моим двором, а не смеялись над ним.
Он подозвал Губу и шепнул ему что-то на ухо, указывая на Вшебора.
Между тем ладьи, в которых сидели на веслах и стояли с баграми несколько
мазуров, стали быстро переезжать реку. В глубоких местах все брались за
весла, а на мели отталкивались баграми. Люди работали живо, подгоняя друг
друга, как будто чувствовали, что пан их не любит ждать!
Маслав, стоя в ладье, уже не говорил ничего, хотя слушателей было
достаточно, он только несколько раз указал Вшебору рукой на замок, видимо,
гордясь и чванясь тем, что он им владел.
Действительно, замок, расположенный на возвышенном берегу реки, имел
очень величественный вид, а на валах виднелся народ, видимо, поджидавший
своего господина. Когда ладья причалила к борогу, и из нее вывели коней,
Маслав наклонением головы простился с Доливой, сел на своего великолепно
убранного коня и в сопровождении Губы поехал в замок, высоко подняв голову
и приняв вид грозного владыки... Снизу было видно, как раздвигались люди
наверху при его приближении, а через минуту на валах раздались громкие
крики многочисленной толпы, приветствовавшей Маслава.
Вшебор, задумчивый и угнетенный, поплелся вслед за ним к замку. Быть
может, он вспомнил то время, когда видал Маслава маленьким и жалким перед
королевой, которая относилась к нему с презрением.
По пути к замку Вшебор внимательно присматривался со всему, что
окружало Маслава. Народу везде было много, и хоть он уже был собран в
сотни и полки, но всем своим видом и одеждой более напоминал полудиких
людей, чем воинов. И вооружены они были не одинаково. Начальников трудно
было отличить от простых солдат. Все они сидели и ходили в полном
беспорядке, кричали и ссорились между собой.
Во дворах замка стояли бочки и кадки с пивом; часть людей, сидя на
земле, ели и беседовали, другие, лежа, отдыхали.
Около прежнего бенедиктинского костела стояла толпа гусляров,
колдунов, старых баб и черни, вышедшей из лесов.
Внутри открытого храма горел уже огонь, около которого двигались
женщины в белых одеждах. Перед вывороченными дверьми костела стояли
длинные древки, вбитые в землю с изображение богов, сделанных наспех,
грубыми и безобразными.
Между ними стоял выкопанный из земли каменный чурбан, который должен
был изображать божество в трех шапках, с заложенными на груди руками, в
которых он держал меч и каравай.
Гусляры, рассевшись на земле под ним, бренчали на гуслях и подпевали,
а народ окруживший их, внимательно слушал.
У дверей вновь отстроенного деревянного замка стояла толпа народа, и
суетились слуги нового князя в нелепых пестрых одеждах.
Очевидно, старались одеть их попышнее, но не умели этого сделать, и
каждый, выбрав, что ему нравилось, напялил на себя, заботясь только о том,
чтобы било в глаза. Все это имело дикий вид. Только на некоторых было
полунемецкое платье, видимо, награбленное из королевского замка.
Важнейшие граждане, - несмотря на свои дорогие платья и жупаны, цепи
и позолоченные пояса, - несмотря на то, что были и умыты, и причесаны, все
же выглядели простыми пастухами. Видно, на этом дворе, собранном наспех и
кое-как одетом не было никакого порядка. Там и сям в этой толпе вспыхивали
ссоры, завязывались драки, и слышались удары дубинок и шум борьбы. Толкали
друг друга и дрались до тех пор, пока дубинка одного из старших не
прекращала ссоры.
Визг и вой собак, ржание коней и отдаленный шум воинского лагеря
сливались в один смешанный гул, в котором трудно было разговаривать, не
повысив голоса, чтобы быть услышанным, - и эти приподнятые голоса еще
увеличивали общую шумиху.
Вшебор без труда пробрался сквозь толпу; - никто даже не взглянул на
него, все только толкали его, и он не знал бы, куда идти, если бы не вышел
в это время из замка Губа и не повел его за собой.
По знаку Губы приблизился старик, которому Губа и передал Вшебора. В
сенях замка тоже толпилось много народа. Пройдя через какие-то темные
закоулки, переходы и коридоры, по которым сновала челядь, Вшебор с своим
проводником вошел в полутемную избу. Ее маленькие окошечки, задвинутые
изнутри ставнями, едва пропускали свет сквозь щели. Это был, должно быть,
какой-нибудь склад или гардеробная владельца замка, вся заваленная
одеждой, оружием и всевозможными, очевидно, награбленными вещами, которые
лежали на полу и висели по стенам. Все, что доставляла война, было
захвачено и сложено здесь Маславом. Целыми кучами свалены были вещи,
собранные из разных замков, от разных владельцев, со всех концов страны,
различной ценности и самого разнообразного вида. Те, что сложили их здесь,
не умели даже отличить более ценных вещей от менее ценных. Дорогое и
дешевое, хорошее и плохое все было свалено вместе в одну кучу, как рожь
или сено, свезенные в амбар.
- Эй, вы, - крикнул старик, отворить дверь. - Берите, что хотите. Так
приказал пан! Не стесняйтесь! - и он указал на кучи одежды и полки,
нагроможденные всяким добром.
- Выбирайте: чего душа пожелает! Вы видите, у нас есть что выбрать! -
и, поглаживая голову, старик усмехнулся. На одной из полок лежали
отдельной кучкой золотые и позолоченные цепи. Старик подошел и, выбрав
несколько, взвесил их на руке, остановился на самой тяжелой цепи и хотел
уже подать ее Вшебору, но вдруг заметил на ней следы засохшей крови,
пробурчал что-то себе под нос и пошел к дверям, где стоял чан с водой.
Выполоскав в нем цепь, он начал вытирать ее полой своей одежды.
Вшебор с отвращением стал одеваться, - отказаться было невозможно.
Старик с готовностью помогал ему и все время советовал выбрать все
самое лучшее, но не тратить даром времени. У него была только одна забота
- выполнить, как можно лучше, приказание пана.
- Только поторопитесь, - говорил он. - Его милость не любит ждать и
желает, чтобы вы были при нем за столом... А давно уже пора... - Из разных
углов он вытащил: пояс с мечем, меховую шапку, богатое верхнее платье и
все, что было нужно для того, чтобы Вшебор угодил новому пану. Сверх всего
этого старик накинул ему на шею золотую цепь и, с улыбкой осмотрев его,
повел к выходу.
Из гардеробной в столовую снова пришлось идти темными коридорами и
переходами... Уже издали Вшебор услышал доносившиеся из нее громкие
голоса. Старый плоцкий замок не отличался большим великолепием внутреннего
убранства: он был закопчен от дыма, а все убранство горниц составляли
самые простые деревянные столы и лавки. Каким он был с незапамятных
времен, таким остался и теперь - со столами из толстых досок, с огромными
лавками, устланными теперь кожами и сукном. В других горницах не было даже
полов, а только сглаженная земля, насыпанная листьями, а зимой - соломой и
вереском.
В горнице, игравшей роль столовой, было много разряженных, как на
празднике, гостей. Для князя было устроено сидение на небольшом
возвышении, прикрытое черным сукном. Около него занимали места сразу
бросавшаяся в глаза своей непохожей на остальных внешностью, - пруссаки с
зверскими лицами, вооруженные топорами, дротиками, луками и кремневым
оружием.
Главою их был кунигас, относившейся к Маславу совершенно запросто, а
тот - волей неволей должен был принимать доказательства его расположения.
Это был человек среднего роста, широкоплечий, толстый с заплывшими от
