похлебку из одной миски. Смелая вылазка Собека внушила Дембецу такое
почтение к товарищу, что он стал относиться к нему, как к отцу или
начальнику, и исполнял все его приказания. Собек зорко следил за тем,
чтобы в пути не натолкнуться на людей и не встретиться с бродягами,
поэтому он избегал лесных дорог, а шел прямо по лесу.
Все удивлялись его зоркости, тонкости слуха и остроты обоняния,
позволявшим ему различать малейший свет, стук или запах. Если в воздухе
чувствовался запах гари, то он уже наверное знал, где горит, - и далеко ли
или близко, и что именно - дерево, мокрые листья или прогнившее дупло.
Втягивая носом воздух, он узнавал, близко ли вода, нет ли где поля, и
издалека, по одному виду, мог отличить лес от бора. Он первый замечал,
если что-нибудь мелькало в чаще, и безошибочно узнавал, зверь это или
птица, самый незначительный шум, незаметный для других, тотчас же
улавливало его чуткое ухо. Иногда в кустах раздавался шелест или хлопанье
птичьих крыльев, а он, не поднимая даже головы, определял, что перебежало
через дорогу, и что взлетело кверху. След на земле был для него, как бы
открытой книгой, в которой он спокойно читал. Он замечал все: и сломанную
ветку, и брошенную подстилку, и луг, объеденный скотом, и замутившуюся
воду.
Благодаря этому, у них всегда была пища: он указывал Доливам, где
искать зверя, и какого именно, - а в речке сам, без всякого сачка, руками
ловил рыбу. При всем своем спокойствии он никогда не оставался без дела:
собирал по дороге грибы и ягоды, прислушивался, приглядывался и все это
делалось с таким видом, как будто это не стоило ему ни малейшего усилия.
А Доливы, положившись на его опытность, уже не вмешивались и не дали
советов, а следовали его указаниям, потому что он никогда не ошибался.
Так он подвигались понемногу в глубь леса, но несмотря на все
предосторожности, все же несколько раз в продолжение дня испытали тревогу.
Посреди леса Собек почуял запах гари, но уверял, что костер,
наверное, давно уже потух, и остался только дым, курившийся над
отсыревшими головнями. Присматриваясь внимательнее, он заметил кучу
наломанного и сложенного вместе хворосту, очевидно приготовленного
человеческой рукой для постройки шалаша. Осторожно приблизившись, они
нашли спящего человека, который, внезапно пробудившись, сделал движение,
чтобы вырваться и убежать. Но Дембец и Собек бросились на него и повалили
его на землю, боясь, как бы он не донес о них врагам.
Собек едва не размозжил ему голову топором, но вовремя сообразил, что
это просто беглец, скрывающийся в лесу, а вовсе не член разбойничьей
шайки, грабящей города и села. На него было просто страшно глядеть, хотя
он был молод и силен, - так он страшно исхудал без пищи, питаясь только
водой, листьями и кореньями. Голодная лихорадка сделала его полубезумным и
отняла силы. Глаза его сверкали таким страшным пламенем, как будто у него
все горело внутри.
Когда путники, оправившись от испуга, поняли, с кем имеют дело, они
почувствовали жалость к несчастному. Его подняли с земли, а когда
подъехали остальные, Спыткова дала ему кусок черствого хлеба, на который
он набросился, не помня себя, и ел его, не видя и не слыша того, что
происходило вокруг.
В первую минуту от него ничего нельзя было добиться. Он жадно ел и
понемногу успокаивался после испуга внезапного пробуждения от горячечного
сна.
Лясота, всегда с особенной жалостью относившийся к таким же
несчастным, как он сам, пристально всматривался в худое, почерневшее лицо
беглеца. В изменившихся чертах его он уловил что-то знакомое, как будто
где-то им виденное.
Беглец тоже взглянул на него, и из его уст вырвалось первое слово:
- Лясота!
- Боже милосердный! Да ведь это Богдан Топорчик! - крикнул старик,
всплеснув руками. - Что же ты делаешь здесь, в лесу? Ведь ты же был вместе
с Казимиром, и мы думали, что ты ушел с ним за границу к немцам, потому
что ты был всегда при нем. Королевич любил тебя и не должен был тебя
оставлять.
Только теперь развязался язык у Топорчика.
- Он и не оставил меня, - сказал он, - это добрый и богобоязненный
государь, только люди нехорошо и нечестно поступили с ним! Я случайно
отстал от его двора, раньше чем он уехал к матери. Потом уже не к кому
было ехать, и невозможно было догнать его. Разразилась буря, и вот что
сталось со мной.
Невольный стон вырвался из груди Богдана при этих словах. Все, стоя
подле него, смотрели на него, с глубоким сочувствием. И вот маленький
караван увеличился еще одним бедняком, а пока его накормили и сговорились
между собой, как быть дальше, настал вечер.
Ольшовское городище было уже недалеко; надо было решить теперь же,
ехать ли дальше, или переждать до следующего вечера и, с наступлением
мрака, подойти к замку.
Спыткова, - неспокойная и усталая, - настаивала на том, чтобы ехать
сейчас же, другие колебались. Бросить Богдася Топорчика на произвол судьбы
было немыслимо, и всем невольно пришла в голову одна и та же мысль, - что
чем больше народа явится в замок, тем неохотнее их примут. Теперь их было
уже восемь, а в голодное время прокормить в осажденном замке столько людей
- было не легкой задачей.
Белины были известны своим христианским милосердием, но и они должны
были прежде всего позаботиться о безопасности и прокормлении собственной
семьи.
Никто, однако, не заговаривал об этом первый - всем было неловко.
Когда спросили Собека, он посоветовал ехать и не медля, пользуясь
наступившей темнотой. Богдась, подкрепленный пищей и немного оживившийся,
предлагал идти с ними, пока хватит силы. Спыткова достала из корзины
несколько капель какого-то напитка и велела дать ослабевшему Топорчику,
который почувствовал себя несколько свежее.
Перед вечером дождь затих, и не смотря на мрак, все двинулись в путь.
По расчету Собека, а он никогда не ошибался, они должны были еще до
рассвета подойти к долине, среди которой находилось Ольшовское городище
Белинов.
Впереди шел Собек с Дембцем, за ними ехал Лясота и обе женщины, возле
которых шли братья Доливы; Богдана Топорчика Мшщуй вел под руку, потому
что он был еще слаб.
Лясота, отвечая на вопросы Спытковой, рассказал ей о Топорчике
следующее: он вырос при дворе королевича Казимира в качестве товарища его
игр, так как происходил из старого и знатного рода. Ему предсказывали
блестящее будущее, учили его бенедиктинские монахи и поражались его
способностям, что, однако, не помешало ему, отдаваясь науке, сохранить в
себе рыцарский дух.
Во время пути Лясота подозвал его к себе, желая узнать от него, как
он попал в беду, из которой спасся только чудом. Но Топорчику, видимо, не
хотелось рассказывать об этом, и он всю вину свалил на собственную
неосторожность, и об одном только можно было догадаться, - что его послали
с целью подготовить помощь для королевича, которому угрожало такое
изгнание, какому уже подверглась незадолго перед тем его мать.
И вот, принеся себя в жертву, преследуемый врагами, отрезанный от
Казимира, он оказался вынужденным блуждать по лесу в то время, как вся
страна была объята грабежами и пожарами, а ему оставалось только спасать
свою жизнь...
При имени Маслава, Богдан затрясся всем телом, зарычал, сжал кулаки,
как будто готовясь к борьбе, и громко воскликнул, что он предпочел бы
погибнуть с голоду или от руки черни, чем рассчитывать на милость Маслава.
- Я не мог вымолвить даже имени этого собачьего сына, так оно меня
давит! - говорил он. - Он всему виною, он - изменник. Пусть вся наша кровь
падет на его голову! Не может быть, чтобы Бог не покарал его! Сначала
преследовали и выгнали королеву, которая презирала его, как он того и
заслуживал, а потом задумал умертвить королевича и забрать власть в свои
руки. Негодяй знал отлично, что когда польская кровь и страна превратятся
в пустыню, то люди будут звать на помощь хоть разбойника! Но лучше уж
погибнуть, чем искать у него милостей!
И по обычаю того времени, Топорчик принялся осыпать ругательствами и
проклятиями Маслава, которого никто и не думал защищать.
- Он хуже пса, - это правда, - прервал его Лясота, - но если у него
будет сила, то те, кому мила жизнь, придут с поклоном к нему!
- Нет, не дождется этого разбойник, не дождется, пока нас осталась
хоть небольшая горсточка! - заговорил Богдан. - Разве мы не можем призвать
снова внука Болеслава? Он теперь ушел от нас, но если мы его попросим, -
он вернется и будет править нами, - не как отец, а как дед, потому что он
рыцарь по духу, муж богобоязненный и разумный. Неужели же нас уже
истребили, как пчел, всех до единого? Если сохранится хоть горсточка,
император поможет ему для того, чтобы не позволить чехам чрезмерно
увеличиться присоединением нашей земли. Надо идти к нему, просить и
умолять!
- Да ведь он сын Рыксы! - тихо проговорил один из Долив.
- Я это знаю, - горячо прервал Топорчик, - я знаю, что у нас никто не
любил королевы-матери и ей приписывали все дурное. Но я ведь там жил, я
все видел. Все это иначе было! Королева - набожная и разумная, - ее не
любили за то, что она была сурова к людям, но она была милостива и
справедлива. Говорили про не, что она не любила наших, а окружала себя
немцами, все это правда, но ведь и наши к ней не шли с доверием, а старые
языческие обычаи отталкивали ее и возмущали. Она боялась наших и
предпочитала проводить время с набожными и мудрыми людьми и беседовать о
святых делах. У них она спрашивала совета, потому что больше не у кого
было спросить. А наши косились на нее за это.
- Ах, Боже мой! - отдохнув немного, продолжал Топорчик. - Трудно
понять, как все это случилось с нами! Чувствуем только, что на нас
обрушился Божий гнев за то, что мы не уважали собственных государей. За
это теперь чернь села нам на плечи!
После долгого и утомительного перехода, глубокой ночью, Собек
приказал ехавшим впереди приостановиться, потому что лес начинал редеть, и
можно было думать, что скоро откроется долина, посреди которой находится
Ольшовское городище.
Небо тоже прояснило, из-за облаков выглянул край месяца. Собек снова
пошел вперед, чтобы высмотреть, нет ли около замка стражи или отряда,
оставленного чернью для охраны. Все притаились в чаще, а Собек,
сгорбившись, вошел в кусты и пустился на разведку.
Действительно, перед ним была Ольшовская долина, пересеченная речкой
Ольшанкой, а на этой речке виднелось на довольно высоком и хорошо
укрепленном холме городище Белинов. Оно было окружено со всех сторон
крепостным валом и рогатками, из-за которых только кое-где выглядывали
крыши домов.
В долине Собек не заметил ни одной живой души, но над речкой остались
свежие следы огромного табора: трава была примята, даже вытоптана, а во
многих местах выжжена. Повсюду валялись потухшие головешки, виднелись
выкопанные в земле ямы для костров, колья, к которым привязывали коней,
остатки разрушенных шалашей и груды белых костей.
А замок, к которому пробирался Собек, казался совершенно вымершим, -
не слышно было в нем звуков жизни, не видно - огня. И только, вслушавшись
хорошенько, он различил мерные шаги часовых на валах.
Разглядев, с которой стороны надо было подойти к замку, он поспешно
вернулся назад, чтобы под покровом темноты, пока все было тихо вокруг,
провести свой маленький отряд.
Но лишь только они выбрались из леса в долину, на валах послышались
окрики: очевидно, бдительная стража, завидев их, подняла тревогу. Собек,
