- Ты нарочно по грядам побежала?
- Он тебя схватить хотел...
Тоник стал вытаскивать из палисадника спрятанный там самокат.Он
дергал его за руль, хотя самокат ни за что и не зацепился. Лилька
стояла рядом. Она. наверно, тоже не знала, что сказать, и потому
спросила:
- Ты зачем сюда подкову приколотил?
- Так,- сказал Тоник.- Приколотил...
Вдруг он уперся в рулевую доску и одним рывком отодрал подкову.
- Хочешь, отдам?.. Ну, подарю.
- Хочу,- кивнула Лилька.- А зачем?
- Ну, так,- тихо сказал он.- Просто так. Она приносит счастье.
- Правда?
- Это сказка,- вздохнул он.- Но зато можно вот что делать...
Иди. на дорогу, дальше, еще дальше! Лови ее, не потеряй! Смотри!
Тоник пустил подкову по мостовой, и она со звоном полетела к
Лильке. Брызнули золотые искры.
На следующее утро Тоник проснулся рано. Он встал, осторожно
выдвинул ящик комода, вытащил из него все свои штаны: старые и
новые, длинные и короткие. Во всех штанах он вывернул карманы. Так
удалось собрать семь копеек. После этого Тоник слазил под кухонный
стол. Там еще с прошлого месяца лежала трехкопеечная монета.
Набрался, целый гривенник. Да еще один гривенник у Тоника был
раньше.
В семь часов Тоник прибежал в кинотеатр "Северный", где шла;
"Судьба барабанщика". Он купил два билета на первый сеанс.
До начала оставалось чуть больше часа. Тоник вернулся в свой
переулок. Было очень хорошее утро. С реки тянул прохладный ветер. Он
приносил с берега маленькие "парашюты" одуванчиков и запах сырого.
дерева. Солнце стояло уже высоко. Просмоленные лодки, что лежали у
заборов, грели под его лучами свои горбатые спины.
Тоник спешил к зеленой калитке. Правда, спешил он, пока был
далеко, а когда подошел совсем близко, перестал торопиться.
Остановился. Зачем-то вытащил из кармана билеты и осмотрел с двух
сторон. Сердце у него колотилось отчаянно. Оно вполне могло пробить
грудную клетку, выскочить наружу и взорваться, как граната.
Но сердце не взорвалось. Оно стало колотиться тише, и Тоник
вошел во двор. На этот раз Бомба не залаял. Он лениво поднялся,
помахал шваброй и снова лег, положив на лапы грустную морду.
Тоник встал на завалинку. Приподнялся на носках. Стукнул по
стеклу три раза. Стукнул и отбежал на всякий случай к калитке. Бомба
опять помахал шваброй.
Прошла минута, а может быть, пять минут прошло. Никто не
показывался. Тоник снова залез на завалинку, снова дотянулся до
окна.
- Тебе кого, молодой человек? - услышал он. Лысый дядька с
большим животом ив голубых подтяжках стоял на крыльце. Он
потягивался и, лениво щурясь, смотрел на Тоника.
- Здравствуйте,- пробормотал Тоник, слетев с завалинки.- Мне
Лильку... то есть Лилю.
Человек в голубых подтяжках поднял руки на уровень плеч,
несколько раз согнул их и наконец ответил:
- Уехала Лилька. Ночью за ней мамаша приезжала.
- Ага,- сказал Тоник.- Ладно... До свиданья...
За калиткой он сунул руки в карманы и побрел к кинотеатру. В
кармане лежали два билета. Один можно было отдать Тимке или Петьке.
Но Тонику никому не хотелось отдавать этот билет.
Он шел, опустив голову, и смотрел, как пляшут на тротуаре тени
тополиных листьев. Что-то сверкнуло у края тротуара. Тоник
остановился. Он увидел подкову. Ту самую. Он узнал ее.
Тоник присел на корточки, положил холодную подкову на ладонь.
Но ведь она была простым куском железа и ничего не могла рассказать.
Тоник встал. Он пошел дальше, держа подкову, как оторванную
ручку чемодана. Он уже не смотрел на тени тополиных листьев.
У штакетника на углу Пушкинской и Старой Пристанской
возвышалась куча металлолома. Этот лом еще три дня назад собрали
мальчишки с окрестных улиц, но завод до сих пор не прислал машину.
Тоник вышел на середину мостовой, прищурился и метнул подкову в
кучу металлолома.
Подкова звякнула о дырявый таз и затерялась среди железной
рухляди, но Тоник все еще смотрел в ту сторону. Из-под таза торчал
угол желтой таблички.
Тоник подбежал и выдернул ее. Это был номер ТК 11-25. Значит,
кто-то оторвал его от самоката, чтобы прибавить лишние граммы к
своей "добыче". А может быть, номер отлетел сам, и его нашли...
Тоник равнодушно сунул железную табличку под мышку и зашагал
дальше.
Случилось так, что подкова и вправду помогла отыскать ему номер.
Но счастливым себя Тоник не чувствовал.
КРЫЛЬЯ
На маленьком досаафовском аэродроме мальчишку знали все:
планеристы, инструкторы шоферы и хромой сторож дядя Костя.
Первый раз его увидели весной, когда начались пробные полеты.
Мальчик стоял недалеко от мотолебедки и смотрел, как длинными
крыльями рассекают воздух зеленые "Приморцы". С тех пор он приходил
почти каждый день. Сначала его прогоняли: просто так, по привычке,
как гоняют любопытных мальчишек, чтобы не мешали серьезному делу.
Потом к нему привыкли.
Он помогал курсантам подтаскивать к старту планеры,
пристегивать парашюты, расстилать и свертывать белые полотнища
посадочных знаков.
Вечером вместе со всеми мальчик сидел у костра. Над аэродромом
висело, опрокинувшись, темно-серое, с синим отливом небо. На
северо-западе приподнимала сумерки желтая закатная полоса. Крикливые
поезда проносились за темной рощей, и от их железного гула
вздрагивали одинокие звезды. Курсанты пекли картошку, накопанную на
соседнем огороде, инструктор Григорий Юрьевич рассказывал о своей
службе в полярной авиации.
А мальчик ни о чем не говорил. Он только слушал и постоянно
думал об одном и том же.
Долгое время мальчик на решался попросить, чтобы его взяли в
полет. Когда он, наконец, сказал о своем желании, ему, конечно,
отказали. В этот день он больше ни о чем не просил. Назавтра он
сказал Олегу - одному из наиболее опытных планеристов:
- Даже собаку катаете, а меня нельзя?
Он имел в виду Мирзу, маленького шпица, на счету которого было
не меньше десятка полетов.
- За собаку отвечать не придется, - ответил Олег.
Через неделю, сломленный ежедневными просьбами, Олег сказал
Григорию Юрьевичу, что хочет прокатить мальчишку. Тот разрешил.
На следующее утро мальчик пришел на аэродром так рано, что даже
дядя Костя еще спал. Только через три часа появились планеристы. Еще
через полчаса пришел моторист лебедки. Потом вывели из ангара
недавно полученный планер. Каждый был занят своим делом и никто не
замечал, как вздрагивал голос мальчишки, когда он старался подавить
волнение.
- Сначала я полечу один, - сказал Олег, надевая парашют. - А
тебя возьму во второй раз.
На другом конце аэродрома загудела лебедка, трос натянулся, и
планер взмыл по крутой траектории.
И вдруг кто-то очень спокойно, как показалось мальчику,
произнес:
- Не может отцепиться.
Планер был уже над самой лебедкой, но трос все еще удерживал
его. Мальчик представил, как в кабине Олег судорожно дергает черный
рычажок, чтобы освободиться от троса. На другом конце поля
заметалась фигурка машиниста. Он хотел обрубить трос и не мог найти
топор. Планер вошел в крутое пике, затем у самой земли сделал
штопорный виток и как-то наискось врезался в огородные гряды за
аэродромом.
Мальчик стоял с побелевшим лицом, стоял неподвижно и слышал,
как отовсюду наваливается тишина, плотная, словно ватное одеяло. И
только когда, взревев, промчались мимо него мотоциклы с инструктором
и курсантами, он очнулся и побежал. Впервые мальчик почувствовал,
какой все-таки огромный этот маленький аэродром. Когда мальчик,
задыхаясь, подбежал к упавшему планеру, Олега уже увезли в больницу.
На следующий день мальчик не пришел на аэродром.
Он появился через четыре дня и сказал планеристам:
- Я в больнице был. У Олега ребра сломаны и рука. И сотрясение
мозга было. А сейчас ничего...
- Ничего? - усмехнулся Григорий Юрьевич, который тоже был в
больнице.
Мальчик потупился. Потом тронул инструктора за рукав.
- Олег долго пролежит, - тихо сказал он. - Можно мне с
кем-нибудь полететь? Можно, а?
Григорий Юрьевич долго смотрел на мальчика, слегка наморщив
лоб. Потом он сказал:
- Ты здесь крутишься столько времени... Как хоть тебя зовут?
- Антон, - хмуро сказал мальчик.
- Смотри-ка ты... Совсем крылатое имя.
- Почему?
Он тут же понял почему: на краю аэродрома стрекотал мотором
другой "Антон" - маленький АН-2.
Григорий Юрьевич взглянул на часы.
- Иди к Мише Крылову,- сказал он.- Пусть он даст тебе свой
парашют.
ЗВЕЗДЫ ПАХНУТ ПОЛЫНЬЮ
Два месяца на краю стадиона рабочие монтировали парашютную
вышку. К августу она была готова. Пятьдесят метров высоты. Тонкое
железное кружево.
Каждый день мальчишки приходили на стадион и ложились вокруг
вышки на подсыхающую траву. Горы белых облаков медленно двигались к
востоку, и казалось, что вышка падает им навстречу.
Мальчишки лежали, грызли травинки и смотрели на тех, кто
прыгал.
Прыгали по-разному. Одни шагали, не раздумывая, с края
площадки, другие чуть-чуть задерживались, словно про себя считали до
трех. А некоторые по нескольку минут стояли под белым,
просвечивающим на солнце куполом и переступали с ноги на ногу. Ветер
полоскал шелковый провисший парашют. Человек на площадке вздыхал и
смотрел вниз. Внизу лежали зловредные мальчишки. Они орали:
- Эй, ты там! Приклеился?!
Один раз случилось, что какой-то молодой дядька с длинными
волосами и в голубом пиджаке так и не решился прыгнуть. Он задом
наперед спускался по дрожащим железным ступенькам и говорил:
- У меня сердце...
Мальчишки выли. Инструктор ДОСААФ вернул длинноволосому деньги
за билет:
- Пожалуйста... Раз у вас сердце...
Инструкторами были Женька Мухин, знакомый ребятам еще по водной
станции, и пожилой хмурый Владимир Андреевич. За густую седину в
коротком сердитом ежике прически мальчишки звали его Дедом.
Мухин внизу продавал билеты и объяснял новичкам, как
подниматься на вышку и что делать перед прыжком. Дед-на верхней
площадке-опутывал человека брезентовыми лямками, пристегивал
карабинами парашют и рассказывал, как правильно приземляться.
Но иногда Дед надолго уходил. Тогда Женька ждал, пока из
желающих прыгнуть наберется команда в пять человек. Потом вел их
наверх и по одному сплавлял на землю. Сам прыгал последним.
А если никого из любителей парашюта не было, Мухин открывал
задачник по физике, просил у мальчишек огрызок карандаша и,
чертыхаясь, погружался в составление тепловых балансов. Он готовился
не то в техникум, не то в училище. Тимка говорил: в авиационное.
Когда спросили Женьку, он сказал:
- В школу поварского искусства.
Махнули рукой. Не поймешь, когда он серьезно, а когда так...
Однажды, когда не было Деда, Тимке удалось каким-то образом
упросить Мухина, и тот разрешил прыгнуть.
После прыжка Тимка лежал в траве кверху пузом и небрежно объ-
яснял:
- Когда приземляешься, надо ноги поджать и подтянуть стропы.
Иначе на спину опрокинет. Ясно? А так все это ерунда. Главное,
поджать ноги, чтоб спиной не хряпнуться...
Он, наверное, сто раз повторил, что надо поджать ноги и
подтянуться на стропах. Тоник сказал:
- Слышали уж...
- Ну и еще послушай. Небось не треснешь,- буркнул Тимка и
обиженно повернулся на живот.
Солнце грело плечи сквозь рубашки. Сонно шелестела трава.
