Мальчик пересек двор и взобрался на сарай.
Сейчас все было на так. Травяные пятна-острова исчезли в темноте. Дож-
девая вода в бочке совсем не напоминала маленького озера. Она была
черной, и в ней неподвижно висели две звезды. Словно кто-то прорыл
земной шар насквозь, и сейчас из этого круглого колодца на мальчика
смотрели звезды южного неба.
Под майкой у мальчика стучал будильник. Стучал испуганно, как сердце
спрятанной за пазуху птицы. Он не понимал, зачем его стащили с уютной
тумбочки, сунули между майкой и голым животом и понесли неизвестно ку-
да. Маленький комнатный будильник не догадывался, что ему придется
стать астрономическим хронометром.
Мальчик вытащил его и поставил рядом на доски. Оказавшись на свободе,
будильник сразу успокоился, застучал деловито и совсем по-домашнему.
Потянуло сыростью. Это проснулся на минуту не сильный, но прохладный
ветер. Мальчик поежился, подтянул колени к подбородку и обхватил их
руками. Светящиеся стрелки показывали, что до полуночи еще десять ми-
нут.
Мальчик стал смотреть в небо.
Оно казалось таким бесконечным, что было страшно дышать.
В черной глубине влажно сияли звезды. Мальчик хорошо знал карту север-
ного неба. Он мог даже по памяти нарисовать ее. Но, конечно, он помнил
только главные, яркие звезды, Те, из которых складываются ломкие кон-
туры созвездий. А сейчас, будто стараясь помочь мальчику, небо опроки-
нуло на него все запасы звездного искристого света.
Чем дольше он смотрел, тем больше звезд проступало в бесконечной чер-
ноте. За самыми близкими и горячими светились другие - не такие яркие,
но зато их было больше. А за ними мерцала целая россыпь далеких искр.
Но это не все. Приглядевшись, мальчик увидел, что небо сплошь усеяно
тончайшей звездной пылью. Эта пыль сгущалась в туманную полосу Млечно-
го Пути и светлые островки других галактик.
Мальчик растерялся. Он не мог запомнить столько! Этого не было на кар-
те!
Это нельзя было нарисовать...
Но потом он заставил себя успокоиться. Он подумал, что ему нужны толь-
ко главные звезды. Вот те, из которых сложены Медведица, Кассиопея,
Персей. По крайней мере, для начала... Это благодаря им ночное небо
кажется знакомым. Они, как большие деревья, по которым находят дорогу
в густом мелколесье; как главные острова, по которым моряки узнают
очертания архипелагов.
Он думал так, но продолжал отыскивать глазами все новые и новые искры.
В каждой из них светилась, дрожала тайна.
Лениво шевелился ветер, сырой и зябкий. Казалось, что космический хо-
лод тяжелыми каплями просачивается в теплый воздух Земли и растворяет-
ся в нем влажной свежестью. Мальчик вздрагивал. Но холодное дыхание
неба для него было все равно что для морехода ветер, зовущий в дорогу.
Резкий трезвон безжалостно распорол тишину. Мальчик вздрогнул и пяткой
прижал кнопку звонка. Будильник опрокинулся и обиженно замолчал. Приш-
ла полночь.
Мальчик отыскал в небе Полярную звезду и взглядом провел от нее точную
линию на север - до темного горизонта. Потом на юг, на восток и на за-
пад.
Мальчик запоминал.
Конечно, он не был силен в астрономии, но кое-что знал и рассуждал
просто. Небо вращается вокруг Полярной звезды и за двадцать четыре ча-
са делает полный оборот. Так кажется с Земли. Значит, за час звезды
проходят двадцать четвертую часть круга. И можно определить, где они
находятся в любое время дня и ночи, только для начала надо знать, как
они стоят в полночь. Теперь мальчик знал и это.
Созвездия были у него в плену.
- Я все проверил и высчитал, - сказал мальчик.
- А дальше? - спросила девочка.
- А дальше... все. Ведь зонта у меня нет.
Зонт был. Тот самый, с которым он хотел прыгать с крыши. Валялся он за
шкафом, потому что и отец и мать мальчика в непогоду надевали плащи. И
мальчик считал его своим.
Глупо все получилось. Из-за этой сушеной скуки - Вероники Павловны.
Все вечера она сидела дома, а сегодня, в такой дождь, заявила, что
пойдет к друзьям своего мужа. У нее, видите ли, там дела. Муж оставил
у этих друзей какие-то свои бумаги, и она должна их взять. Это важные
материалы. Они имеют отношение к его неоконченной диссертации.
- А может быть, завтра, Вероника Павловна? - осторожно спросил отец.
- О, нет, нет! - сказала она.
У нее был маленький подбородок, серые губы и скорбные глаза с нарисо-
ванной вокруг синевой. И еще большие цыганские серьги - золоченые по-
лумесяцы. Зачем она, такая интеллигентная особа, таскает в ушах это
средневековье, мальчик никак не мог понять.
Он спросил об этом у отца.
- Не твое дело. Нечего хихикать над старшими! - рассердился отец.
Вероника Павловна была женой папиного брата. Брат умер три года назад,
а супруга его ежегодно приезжала к ним в гости. Каждый раз она жила в
гостях по две недели. Днем она скучала в комнатах одна, а по вечерам
заводила разговоры о муже, который так и не написал до конца диссерта-
цию об исследовании каких-то ископаемых рукописей. Не успел. Но
все-таки он был кандидатом наук, и Вероника Павловна этим весьма гор-
дилась.
Мама и отец почему-то перед ней робели. Может быть, потому, что они не
были кандидатами наук и ничего не понимали в исследовании новгородских
грамот, написанных на бересте?
Смешно!
Веронику Павловну считали близкой родственницей, но звали по имени и
отчеству. Только мальчик никак ее не звал.
- Почему ты с ней не разговариваешь? - спросил отец.
- О чем?
- Ты вот порассуждай! - пригрозил отец. - Разболтался совсем. Возьмусь
я за тебя...
- Ой, - тихонько сказал мальчик.
Такая была у него привычка. Он сам ее не любил. И ребята иногда драз-
нили: ойкаешь, как девчонка. Но отвыкнуть мальчик не мог. Он по-разно-
му говорил свое "ой": то с насмешкой, то с удивлением, то с равнодуш-
ным зевком, то еще как-нибудь. Иногда громко, иногда шепотом. А на
этот раз совсем тихонько сказал. И отец не слышал.
А с Вероникой Павловной мальчик все равно не разговаривал. И она не
обращала на него внимания.
Но сегодня ей понадобился зонт.
А мальчик сидел у окна и протыкал зонт иголками. Материя была плотной,
и после каждого прокола оставалось ровное круглое отверстие. От от
толстой иголки - побольше, от тонкой - поменьше. Ведь и звезды на небе
разные.
Но не всем интересны звезды.
- Это вандализм, - сухо произнесла Вероника Павловна, - так обращаться
со старинными вещами!
Зонт был не старинный, а просто старый. Кроме того, было непонятно,
что такое вандализм. Но мать и отец взглянули на мальчика так, словно
он уничтожил целый сундук ценностей.
- Вы подумайте... Одна, две, три... Он сделал восемь дыр, - аккуратно
подсчитала Вероника Павловна.
Созвездие Большой Медведицы было для нее просто дырами!
- Семь, - сказал мальчик. - Одна была раньше.
- Ты поговори! - вскинулся отец. И поспешно обратился к Веронике Пав-
ловне: - У меня есть изоляционная лента. Я сделаю заплатки и подклею
изнутри.
Вероника Павловна оскорбленно поджала губы: вдове кандидата наук пред-
лагали зонт с заплатками!
- У наших с Дмитрием детей такой поступок не остался бы безнаказанным.
У нее не было детей.
- Это само собой, - заверил отец.
Качая тусклыми серьгами, Вероника Павловна покинула комнату.
- Только и знаешь, что позорить перед людьми! - с непонятным отчаянием
произнесла мать.
- "Перед людьми"... - сказал мальчик.
У него были длинные прямые ресницы. Когда мальчик смотрел без обиды,
широко и весело, ресницы торчали вверх. Но когда прищуривался, глаза
его словно ощетинивались.
Отец, маленький, сердитый и потому какой-то колючий, неумело застучал
кулаком по столу:
- Ты порассуждай! Ты пощурься у меня! Ты как смеешь!
- Тише, - умоляюще сказала мама.
- Если бы вам жалко было зонта, - чувствуя закипающие слезы, сказал
мальчик. - а то вам ведь не жалко. Вы для нее стараетесь... Боитесь,
что ли?
- Молокосос! - тонким голосом закричал отец. - Щенок! Вон!
Нет, мальчик ничего не крикнул в ответ и не хлопнул дверью. Он тихо
вышел на лестницу, лег животом на перила и стал смотреть вниз, в узкий
черный пролет. Дом был старый, и на лестнице пахло сырой штукатуркой и
керосином. Обида царапала горло, и в глазах становилось горячо. Тогда
мальчик медленно спустился и вышел под дождь.
Он ничего не имел против того, чтобы простудиться насмерть. Ну, не
совсем насмерть, а так, до воспаления легких. Тогда бы все узнали...
Но дождь оказался добрым. Он совсем не хотел губить мальчишку. Принял
его под теплые струи и постарался растворить обиду. Обида не растворя-
лась, от нее оставался едкий и мутный осадок. Но мальчик был благода-
рен дождю. Теперь они оказались вдвоем против тех, кто укрывался под
зонтами. Правда, таких прохожих было немного, большинство предпочитало
плащи. Но мальчик думал о зонтах и видел только их.
Мальчик долго шел по блестящим от воды улицам и ни разу не спрятался в
подъезд или под навес книжного киоска. А потом сел в трамвай, чтобы
уехать далеко от дома. Здесь-то он и встретил девочку.
- Зонта у меня нет, - сказал мальчик. - А так все очень просто было
бы. Надо нанести звезды на зонт, как на карту северного неба, и все в
порядке. Потом только поставишь его как надо, и сразу ясно, где какое
созвездие!
Он оживился. Обида немного притихла, и снова начинала звенеть в нем
радостная струнка. Ведь можно отобрать зонт, но отобрать открытие
нельзя.
- Я объясню, как это надо делать, - говорил мальчик. - Главное, запом-
нить, где Полярная звезда. Это легко. Надо только знать, где север, а
потом...
- Ох, подожди, - перебила девочка. - Я же совсем бестолковая! Ты сна-
чала нарисуй, а потом объясняй. По нарисованному.
- Как... нарисуй?
- На зонте, - просто сказала она. - Вот. - Вынула кусочек мела , кото-
рый есть в кармане у каждой девчонки, чтожы чертить на асфальте "клас-
сы". - не обязательно же иголкой. Можно и мелом звезды отметить. Да?
Мне такой зонтик знаешь как пригодится!
И как он сам не догадался? Мелом даже лучше! Ведь проколы ночью не
увидишь, а меловые точки можно рассмотреть при самом слабом отблеске
света. Значит, и пасмурными ночами он сможет отыскать в небе звезды!
Девочка открыла зонт.
- Ты правда помнишь все созвездия?
Мальчик снисходительно промолчал.
- Рисуй, - сказала она.
Но рисовать не пришлось. Мальчик даже не успел взять мел. Мать девочки
нависла над ними, высокая и неумолимая, в коричневом плаще с торчащим
капюшоном, как инквизитор - грозный и страшный судья.
- Татьяна! Я так и знала. Тебя ни на минуту нельзя оставить одну! Пош-
ли, мы сейчас выходим. Нужно зайти в гастроном. На мальчика она не
взглянула. А девочка взглянула. И, уходя, нарочно громко сказала ему:
- До свиданья.
- До свиданья, - резко ответил мальчик и отвернулся. Ему показалось,
что он опять краснеет. А что он такого сделал? Хотел научить девочку
узнавать, где какие светят звезды, если их даже не видно на небе...
Мальчик придвинулся к окну. Что-то острое надавило ему бок. Поморщив-
шись, он сунул руку в карман куртки и нащупал кусочек мела.
На конечной остановке, у цирка, мальчик вышел из трамвая. Светлый цир-
ковой купол был похож на громадный серебристый зонт. А под его карни-
зом сияли длинные, как стеклянные ленты, окна, и в них мелькало что-то
цветное, стремительное. Там под защитой серебряного зонта искрилось и
звенело пестрое веселье. Наружу выплескивалась музыка, на сразу утиха-
ла, будто прибитая к земле тяжелыми каплями. Сильно пахло сырыми дос-
ками. Над входом в цирк ощеривали красные пасти громадные фанерные ль-
вы дрессировщицы Бугримовой. Львы отсырели и были совсем не страшные,
облинялые и грустные, как бродячие коты. Мальчик пожалел их.
Было тоскливо стоять так и прислушиваться к чужому празднику. Мальчик
вернулся к остановке и сел на "четверку", идущую от вокзала в Городок
