зелени, привела на высокий берег. Сверкая синевой и солнцем, передо
мной открылась бухта Порт-Джексон...
Кто-то робко тронул меня за плечо. Я обернулся. Черный высохший
старик смотрел на меня, беззвучно шевеля губами. Рядом с ним стоял
мальчик, за которого я недавно заступился. Один глаз у него совсем
заплыл, другой глядел серьезно и внимательно.
Старик вдруг улыбнулся, открыв редкие коричневые зубы, и что-то
хрипло забормотал. "Хороший сэр... Хорошо..." - разобрал я и понял,
что он благодарит меня. Потом туземец достал изпод лохмотьев плоскую
деревянную коробочку и протянул ее мне. Заметив мое недоумение, он
заговорил громко и возбужденно, однако по-прежнему непонятно. Он
показывал высохшей рукой на бухту, но, кроме множества кораблей, я
ничего там не видел. В речи старика несколько раз прозвучало слово
"Норфольк". Корабля с таким названием на рейде, по-моему, не было.
Неожиданно старик замолчал и осторожно вложил коробку в мою ладонь.
- Многие белые хотели ее... Хороший сэр,- медленно сказал он,
повернулся и побрел в заросли, держась за плечо мальчика.
Я разглядывал подарок. Это была деревянная отполированная
табакерка, без всяких украшений на крышке. В первой же лавке я
наполнил ее табаком, так как уже в то время имел привычку курить
трубку.
Я провел в Сиднее весь день: приятно было после долгого плавания
ступать по твердой земле. Несколько раз, проходя по улицам, я
чувствовал на себе чей-то тяжелый взгляд, но, обернувшись, не замечал
среди людей никого, кто мог бы интересоваться мной. Вечером,
возвращаясь на пристань, я шел глухим, слабо освещенным переулком и
услышал вдруг, как кто-то зовет меня:
- Прошу вас, подождите, сэр!
Я остановился. Какой-то человек, по одежде - матрос с торгового
судна, догнал меня.
- Ради бога, сэр, не сочтите за дерзость.- Он говорил
по-английски, но с легким акцентом.- Прошу вас, всего щепоть табаку.
Пожав плечом, я вынул табакерку. В тот же миг она была выхвачена,
и человек бросился прочь. Он, видимо, рассчитывал на мою
растерянность, но я быстро овладел собой: через две секунды настиг
незнакомца и свалил его ударом в спину. Табакерка упала на мостовую, а
ее похититель вскочил на ноги и выхватил нож. Но я уже достал
револьвер и предложил бандиту убираться ко всем чертям. Он счел за
благо последовать моему совету, а я вернулся на корабль и тут же был
приглашен к командиру корвета.
Барон фон Грюнберг встретил меня сухо.
- От капитана фрегата "Дисковери" я получил сообщение, что вы,
мичман Смолин, сегодня на улице затеяли ссору, подобно пьяному
матросу,- начал он, шагая по каюте.
- Ваше сравнение и ваш тон кажутся мне неуместными, барон, -
вскипев при упоминании об утреннем событии, резко ответил я. Командир
на секунду опешил, потом..."
Остальные листы были скрыты под клочьями обоев, отодрать которые
никак не удалось. Лишь кое-где можно было разобрать отдельные слова и
фразы:
"...предпочтя отставку... сошел на берег в Сид... Норвежец часто
говорил мне: "Если ты любишь море больше своих эполет, ты будешь
моряком. Не... Я любил... больше... Прав был... чайные клиппера".
Дальше опять был незаклеенный лист, начинавшийся словами:
"...когда я вернулся в Одессу и узнал..."
Что узнал мичман Смолин, вернувшись в Одессу, Славке осталось
неизвестным. Оборвав чтение, он помчался за тетрадью, чтобы переписать
удивительный рассказ о приключении в Сиднее, а когда вернулся, было
поздно. Всю стену закрывали новые обои.
- Ну, что вы наделали!- завопил Славка.- Ведь это же, может быть,
исторический документ!
- Да бог с тобой,- успокаивала его Анна Григорьевна.- Старье-то
всякое... А человек, который писал, давно помер.
Славка с ненавистью посмотрел на голубые васильки обоев, навсегда
скрывшие под собой таинственные страницы.
- А кто писал это? - спросил он через некоторое время. Славка
надеялся, что еще не все потеряно и можно будет узнать что-нибудь об
авторе загадочных записок.
Анна Григорьевна была в хорошем настроении и отвечала на вопросы
довольно охотно.
- Жил тут человек один. Я еще девчонкой была... Имя-то не помню.
Звали его все капитаном. Моряк он был, на поселение сосланный. Жил
сначала в Тобольске, а потом в наш город переехал. После революции
выбрали его куда-то... Потом Колчак стал наступать. Как-то вечером,
смотрю, сидит капитан и наган чистит. Потом тетке моей принес
тетрадку, просил сохранить, ушел и не вернулся. А тетка, видать, и
залепила стену его бумагами. Все одно, погиб человек...
- А трубку курил этот капитан? - допрашивал Славка.
- Курил,- вздохнула Анна Григорьевна. - Все к теткиному мужу
приходил табачок занимать. Табакерку достанет и стучит ногтем, по
крышке: пустая, мол...
- А табакерка... какая была? - осторожно спросил Славка.
- Господи, да где же я упомню? Тебе-то зачем? Деревянная, вроде
бы... Да она еще недавно в сундуке валялась.
Славка заволновался. Из дальнейших расспросов он узнал, что после
капитана остался сундук. Он был почти пустой, и туда стали складывать
разные ненужные вещи. Там лежала и табакерка. Последнее время сундук
стоял в чулане у племянницы Анны Григорьевны.
Через полчаса Славка мчался на улицу Пушкина, зажав в кулаке
записку Анны Григорьевны...
Дом номер четырнадцать на улице Пушкина оказался деревянным,
двухэтажным. Славка поднялся по скрипучей лестнице и постучал. Не
дождавшись ответа, он хотел постучать снова, но за его спиной
скрипнула дверь соседней квартиры. Он обернулся.
На пороге стоял мальчик лет одиннадцати, чуть пониже Славки,
темноволосый, с облупившейся от загара переносицей.
В руках он держал широкие полосы резины.
- Там нет никого,- сказал он, кивнув на запертую дверь.- Все
уехали на дачу.
- Надолго?
- Недели на две.
Славка приуныл: возможность отыскать табакерку отодвигалась на
полмесяца.
- Куда хоть они уехали?
- Да я не знаю...
Славка с досадой посмотрел на мальчишку. Тот по-прежнему стоял на
пороге, не зная, видимо, о чем говорить, и не решаясь уйти. Славка
тоже не уходил, хотя было уже ясно, что делать здесь больше нечего.
- Что это у тебя? - спросил он, чтобы нарушить неловкое молчание,
и показал на куски резины.
- Это я ласты делаю, - оживился мальчик. - Для подводного
плавания.
- Подводного! - усмехнулся Славка. - В нашей речушке только под
водой и плавать.
- А я к морю поеду. С братом.
- К морю? - Славка посмотрел на него с откровенной завистью.-
Счастливый...
Все свои двенадцать лет Славка прожил в небольшом уральском
городе и никогда не видел моря.
Море было его мечтой. Еще малышом знал он о далеком синем
море-океане, где живет золотая рыбка и весело прыгают по крутым волнам
с кудрявыми гребешками корабли царя Салтана.
Потом он читал о море в романах Жюль Верна и Стивенсона.
Солнечные зеленоватые волны катились к берегам таинственных островов,
выбрасывая на песок закупоренные бутылки из синего стекла с записками
о кораблекрушениях и кладах...
В отличие от многих мальчишек, Славка совсем не стремился стать
штурманом или капитаном дальнего плавания. Но море тянуло его, как
живая сказка. Оно обещало множество приключений и хранило в себе
тысячи тайн.
- Счастливый...-повторил Славка.
- Я счастливый. Я всю жизнь хотел на море попасть, - серьезно
сказал мальчик.
Не произнеси он этих слов, Славка никогда не рассказал бы ему о
таинственных страницах. Но сейчас он почувствовал в незнакомом
мальчишке единомышленника и неожиданно выложил ему историю табакерки.
- Интересно,- сказал мальчик. - А ты не врешь?
Славка не обиделся. Он понимал, что рассказу его поверить трудно.
- Вот если бы до сундука добраться, - проговорил Славка. - Может,
там еще какиенибудь бумаги есть. Или хоть табакерку найти... Может,
что-нибудь узнали бы.
- Ну, если бумаги... А по табакерке ничего не узнаешь... Жаль,
кладовка закрыта,- Тоник вздохнул и показал на досчатую дверь с
большим висячим замком. - Вот если бы... - Он сморщил лоб. - Постой! А
ведь можно... через окно!
- Без хозяев?-удивился Славка.
- А кто хозяин? Кладовка-то общая. Там и у Виктора много вещей.
Только ключ потерян, а замок ломать никто не даст.
- А через окно разрешат? - усомнился Славка.
- Так мы и спрашивать не будем...
Окошко находилось под самой крышей. Оно было без стекла, но
подняться к нему с земли ни за что не удалось бы.
- Можно с крыши, на веревке, - предложил Тоник.- Только надо
когда стемнеет, чтоб никто не видел... А то мне здорово влетит от
брата за такую акробатику.
В чулане было совершенно темно. Славка включил фонарик и
огляделся. У одной из стен стояли какие-то ящики, на полках
громоздилась старая посуда и пыльные книги. В углу Славка заметил
черный горбатый сундук, обитый ржавыми железными полосами.
Он поднял тяжелую крышку. В сундуке лежала стопка журналов,
настольная лампа с порванным абажуром, расколотый письменный прибор из
мрамора и другие ненужные вещи. Славка лихорадочно перерывал их.
Наконец, рука его нащупала что-то гладкое, и Славка, замирая от
волнения, вытащил плоскую деревянную коробочку. В темной глубине
полированной крышки маленькой искрой горит отблеск фонаря. Вот она,
свидетельница загадочных событий, происшедших почти целый век назад!
Она видела парусные корабли и дальние страны.
Никаких бумаг Славка не нашел, только вытащил из-под журналов
кожаные корки тетради. По формату переплет подходил к листам, которыми
была оклеена стена. Но он был пуст, и Славка хотел уже бросить его
обратно, как заметил вдруг на внутренней стороне подпись, сделанную
знакомым почерком: "А. Смоленский".
"Смоленский... Смолин... И почерк тот же, и фамилия похожа,-
думал Славка.- Но почему она так знакома?"
И вдруг он вспомнил. Вспомнил, что есть в городе небольшая
зеленая улица. Улица Смоленского. И еще вспомнились светлые
прищуренные глаза под козырьком морской фуражки и скупые слова под
большой фотографией в одном из залов городского музея:
"Александр Николаевич Смоленский. Выслан в наш город из Одессы за
революционную пропаганду среди моряков торгового флота в 1907 г..
Активный деятель подпольной большевистской печати. Погиб во время боев
с колчаковскими бандами".
Славка закрыл сундук и выпрямился. Теперь он знал, чьей рукой
написаны загадочные страницы.
Сунув тетрадный переплет за ремень, а табакерку в карман, он
вскарабкался по ящикам под самый потолок, где в маленьком оконце слабо
светилось ночное небо.
- Тоник, давай,- негромко крикнул Славка, высунувшись в окошко.
Сверху, с крыши, спустился толстый электропровод, который Тоник на
время позаимствовал у брата. Обвязав кабель вокруг пояса, Славка
выбрался наружу.
Встав на нижний карниз окна, он закинул руку на выгнутый край
железного кровельного листа и стал подтягиваться.
Проржавевшее железо разогнулось совершенно неожиданно. Локоть
соскользнул, Славка откинулся назад, и ноги сорвались с карниза.
Теперь он висел лишь на проводе, который нестерпимо резал грудь и
спину.
- Славка!- окликнул его с крыши Тоник.- Ты что, сорвался? Меня так
дернуло, что чуть пополам не перерезало.
- Я сейчас,- выдохнул Славка, пытаясь ухватиться за край окна. Но
не мог. Теперь окно было выше головы.
- Слушай, кажется, мы сейчас полетим, - довольно хладнокровно
