матривать насекомых. И на Ваську не смотрит. А Таня?
Тане тоже не до Васьки. Она потеряла нож. Все перерыла в шала-
ше, рюкзаки перетрясла. Ругается:
- Зубами я должна чистить картошку?
- Чисти моим, - предложил Сеня.
- Или моим, - сказал Игорь.
- Вашими ножами только тесто месить! - У меня кухонный.
Она пошла искать Леха. Лех сидел под кустом.
- Рогатина-страхилатина! - гаркнула Таня. - Сейчас ты получишь!
Люди картошку ждут, а он ножичком играет. Давай!
Лех не обернулся.
- Не дам, - деловито сказал Лех. - Сваришь в мундире.
Таня подошла ближе, чтобы ухватить упрямого Леха за шиворот. И
не ухватила.
С минуту она стояла у него за спиной. И смущенно сказала потом:
- Ладно... Сварю в мундире.
15. Будет много дорог...
Барабанщиков много. Целые миллионы.
Может быть, не стоило рассказывать о барабанщике Ваське. Ведь
ничего особенного Васька не сделал. Даже в барабан ударить по-насто-
ящему ему не пришлось ни разу. И если уж быть честным до конца, то
мохнатых гусениц Васька боится до сих пор.
О чем же тут говорить?
Но снова звено собирается в поход.
- А Васька? - осторожно спрашивает Таня.
Галина пожимает плечами.
- Что Васька? Надо яснее выражать свои мысли.
- Пустят? - выразил мысль Игорь.
Ваське теперь труднее. Мама приехала из деревни, папа вернулся
из командировки. Экзамены у Ольги кончились. За прошлый раз Ваське
от Ольги влетело, он ведь не сказал, что уходит с ночевкой.
- Пустят, - ворчит Лех. - Всем гамозом пойдем, потребуем.
- Ну и выражения, - говорит Галина.
...Васька вытаскивает из под кровати рюкзак. Скручивает одеяло.
Потом Васька лезет за палочками. Барабан в школе, а скрещенные па-
лочки для барабана висят над Васькиной кроватью, рядом с картой Ура-
ла и портретом космонавта Титова. На белом дереве коричневый кружев-
ной узор. Игорь выжег своим увеличительным стеклом. С узором палочки
кажутся даже красивее старых, хотя и не такие гладкие. А совсем
гладкими сделать барабанные палочки Лех не сумел: ведь у него был
только маленький кухонный ножик.
Владислав Крапивин
СИГНАЛ ГОРНИСТА
Рассказ
1
Шёл отряд.
Сухо и рассыпчато стучали два барабана. Знамя хлопало на ветру -
красное знамя с костром, серпом и молотом.
Раз-два, левой! Топали ноги по травам переулков, по гранитной
мостовой Екатерининского спуска, по дощатым шатким мостикам через
ручьи и канавы. Кто в стареньких ботинках, кто в самодельных тапочках,
а кто и просто босиком. Не привыкать!
Шагал отряд мимо деревянных заборов, мимо церкви на площади, мимо
кирпичных лабазов и покосившихся бревенчатых домов.
Гурьбой бежали по обочинам чумазые босые ребятишки, помахал рукой
парень в богатырке с голубой кавалерийской звездой. Краснорожий боро-
датый мироед, придержав у перекрестка подводу, с размаху перекрестил-
ся, будто воздух саблей рубил, плюнул и трахнул кулаком по лошадиному
крупу. Ну, плюйся, плюйся. Доплюёшься! Теперь тебе не прежние времена.
Шёл отряд, и не уставали барабанщики. Шагали ребята по централь-
ным улицам, по заросшим проулкам окраинной слободы, по лесной дороге,
по песчаному берегу озера. День был хороший: облака - будто желтые го-
ры, небо - синее, как море, а озеро - как небо.
У перевернутой самодельной лодки возились двое деревенских па-
реньков. Услыхали барабанщиков, подняли головы, засмотрелись на знамя,
на незнакомых мальчишек в белых рубашках и штанах до колен, с красными
платками на шеях, с мотками верёвок и топориками у поясов.
- С городу. Пионеры называются. Батя сказывал, цельный месяц бу-
дут в лесу жить.
- А тебе-то чего? Пускай живут, нам не мешают. Ты конопать давай,
дело не бросай.
- Я ничо, так. Афанасий Петрович говорит, нехристи они и совести
не знают.
- А сам-то он знает? Семь шкур с соседей дерёт.
- Дак я и говорю. Эй, ребята, далеко идёте-то?
- На Гамаюн!
- Хорошее место! В гости приплывём!
- Давайте!
Это Генка крикнул "давайте", Тот, что в третьей шеренге слева.
Конечно, не следует кричать в строю, но ведь и не ответить нельзя: не-
хорошо получится. Да и трудно удержаться, не крикнуть, потому что на
душе очень радостно: брызжет солнце, ярко синеет вода, стройно шагают
товарищи. Неутомимые барабанщики Петька Бубенчиков и Саня Черноскатов
то попеременке, то вместе бьют весёлый походный марш. А за синим ле-
сом, в конце дороги, ждёт мальчишек заваленный гранитными валунами,
заросший полуостров с дремучим сказочным названием - Гамаюн.
К лагерю пришли, когда солнце уже садилось за сизый лесистый хре-
бет на том берегу. Зарозовели облака, вода стала золотистой, и мелко
поблёскивал слюдяными чешуйками гранит валунов. Среди камней в траве
раскидано было отрядное имущество: его дежурные привезли на подводе и
на шлюпке. Лежали свёрнутые палатки, стояли корзины с картошкой, вёд-
ра. Поблёскивали штыки на составленных в пирамиду винтовках. А еще од-
на винтовка - в руках у часового.
Хоть и устали ребята, а отдыхать некогда - ночь на носу.
- За дело, друзья!
Десять человек - ставить палатки, двое - за водой, пятеро - чис-
тить картошку. Остальные - за дровами, за ветками для постелей, кост-
ровую площадку готовить и мачту для флага.
И часовой к знамени!
Генка и Саня Черноскатов вместе таскали хворост. Наберут по охап-
ке - и к костру. Саня наконец выдохся:
- Хватит уже. Дров-то на целую неделю нанесли.
А Генка ничуть не устал. Хоть всю ночь работать готов. Жаль, ни-
какого дела не осталось: палатки стоят ровным квадратом, мачта на мес-
те, огонь трещит, в вёдрах булькает картофельная похлёбка. Вот и кон-
чился день, похожий на солнечную карусель. Голубые звёзды проклюнулись
в светлом небе. Звенят комары, кусаются помаленьку, но ничего.
- Ребята? Ужинать и спать!
А спать совсем не хочется. Посидеть бы ещё у костра. Или у воды
постоять, поглядеть, как мерцают в десяти вёрстах огоньки города.
Где-то там, в домике у городского пруда, мамка, Бориска, Лида. Бориска
чуть не ревел, просился с отрядом, да нельзя: мал ещё.
- Гена, а ты и не устал вроде.
Генка вздрогнул. Это старший вожатый Юра Боровикин подошёл.
- Нет, Юра, не устал. Я ещё хоть что могу делать.
- А часовым быть?
- Да хоть всю ночь!
- Всю ночь не надо. Я тебе через два часа смену пришлю. А сейчас
даже не знал, кого поставить. Все уморились, ты один такой боевой.
Винтовку возьми.
- С патронами?
- Ну, а как же! Дело нешуточное.
У Генки под сердцем прошёл холодок. Дело и впрямь серьёзное. Вре-
мя такое неспокойное, в сёлах народ всякий, оглядка нужна. На прошлой
неделе в уполномоченного окружкома комсомола два раза стреляли из об-
реза, когда ехал через лес на лошади. Но ведь недаром у Генки патроны.
Юра высыпал их ему в ладонь - тёплые, тяжёлые, остроконечные.
Генка отвёл в сторону ствол со штыком, оттянул затвор старой
трехлинейки, вложил патроны в магазин. Верхний патрон придержал, чтобы
тот раньше срока не ускочил в ствол.
- Ну, парень ты надёжный, правила знаешь, - сказал Юра.
- Ага. Сперва: "Стой! Кто идёт?" Потом: "Стой, стрелять буду!"
Потом, ежели что, в воздух трахну. Ну, а если уж...
- Всё правильно.
Генка обходил палатки по квадрату. Сосны и кусты тёмным облаком
обложили лагерь с трёх сторон, а с четвёртой светилась кое-где меж
стволов озёрная вода. Звёзды мигали. И тишина была. Слышно, как ребята
дышат в палатках.
Генка прислушивался. Трава под ногами шелестит. А иногда кто-то
завозится, зашумит в дальних кустах. Может, ветер проснулся, а может.
Генка снял с плеча и взял на руку винтовку. Пять патронов в магазине,
будто пять пальцев ладони, сжатой для салюта. Стоит передернуть зат-
вор, и. Пусть сунутся! Генка не вздрогнет, не отступит даже полшага.
Потому что он отвечает за лагерь, за товарищей, за знамя.
Но пока всё спокойно. И ветер опять затих. Даже комары угомони-
лись. Тихо, тепло. И сильно пахнут листья и травы. Так же, как в то
лето, год назад.
Генке вспомнился июльский вечер...
2
Травы пахли соками, росой и медом. Солнце ушло за березняк на том
конце луга. Генка нехотя поднялся с пенька, сунул за пояс книжку, взял
с земли кнут. Он устал сегодня, бегая за коровами, и лишь под вечер,
когда стадо притомилось, посидел немного с книжкой. А теперь вот пора
гнать коров в деревню.
Пасти стадо - непривычное занятие для городского мальчишки. Рога-
тая скотина не очень-то его слушается. Ну какой пастух из паренька,
которому недавно лишь двенадцать стукнуло? Только Генка не жалуется.
Быть пастухом лучше, чем батрачить за одни харчи у свихнувшегося от
жадности "хозяина" Петра Макарыча Малопудова.
К Малопудову Генку устроил дядя Федор, знакомый отца. Когда отец
помер, мамка работать пошла, а дядя Федор её уговаривал:
- Отдай мальчонку в деревню, у меня там свояк есть, крепкий хозя-
ин. Будет Генка под присмотром, делом займётся. Глядишь, к осени мешок
муки заработает.
У матери, кроме Генки, маленькие Лидка да Борис. Попробуй прокор-
ми. Время-то тяжёлое. Поглядела мать на Генку, вздохнула, спросила:
- Ты сам-то, Гена, как думаешь?
- А чего. - сказал Генка. - Если мешок муки, то конечно.
Свояк дяди Федора и впрямь был "крепкий хозяин". Проще говоря,
кулак. Генка с утра до темноты ни минуты отдыха не знал: чистил конюш-
ню, корм задавал скотине, навоз вывозил. Свиньям завидовал, потому что
те могли спать сколько хочется.
А когда, совсем измочаленный. Генка валился на лавку, костистая
рука Малопудова вцеплялась в его плечо.
- Подымайся, ты. Табак за тебя Николай-угодник рубить будет?
Ух как ненавидел Генка его заросшее лицо и гусиные глазки!
Глотая слезы, поднимался он и рубил в деревянном корыте сухие
листья самосада. Запах его он до сих пор не выносит. Маленькие окна
избы казались красными от позднего летнего заката. В одном из окон
чернел ненавистный силуэт хозяина. Генка встряхивал сонной головой и
зубы стискивал от злости. Но ведь никому не скажешь про свои обиды,
помощи ни у кого не попросишь.
Один раз Генка, разозлившись, так трахнул в корыте железной сеч-
кой, что корыто треснуло.
- Это что ж?! - заголосил Петр Макарыч. - Кормишь его, прорву,
жрёт, как лошадь, да ещё добро в щепки переводит!
Замахнулся было, да Генка тоже не промах: отскочил к стене, сечку
сжал покрепче, стерпеть не захотел.
- Какое это добро! Насквозь уж прорублено.
Малопудов поостыл. Корыто и в самом деле старое. А мальчишку тро-
гать - себе дороже обойдётся. Вон как глазами-то зыркает: чисто волчо-
нок. К тому же и соседи, чтоб им провалиться, всё больше говорят, что
заездил парнишку.
И партейный этот, Завьялов, нехорошо на него, на Малопудова, пог-
лядывает.
- На вышку полезай да новое корыто найди, - проворчал Петр Мака-
рыч. - Там, за вениками, лежит. Лампу возьми. Да не запали там чего.
Вышка - это по-деревенски значит чердак. Взял Генка керосиновую
лампу с пузатым стеклом, забрался по приставной лестнице в пыльную
темноту чердака. Пахло сухой землей и берёзовыми листьями. Веники,
подвешенные к стропилам, словно скребучие лапы, хватали за лицо. Генка
долго не мог найти корыто. Потом отыскал его в углу за старым сунду-
ком, окованным ржавыми полосками.
Сундук был старинный, могучий. Интересный. Уж не золото ли прячет
в нем Петр Макарыч? Генка поднатужился, поднял крышку. Была в сундуке
всякая рухлядь: гнилые голенища от сапог, драный шёлковый абажур, мя-
