ней опять позвонили.
Пришел муж. Он быстро взглянул на Веру Вячеславовну, излишне
внимательно посмотрел по сторонам и оживленно сказал:
- Встретил Ришку с незнакомым отроком. Очень милая пара, шли в
кино. Кто этот симпатичный кавалер?
- Вчера познакомились... Ну, как твой худсовет?
- Как нельзя лучше, приняли всю работу... А мальчуган славный!
Догадалась, на кого он похож?
Вера Вячеславовна слегка нахмурилась. То, что Журка чем-то похож
на Витюшку, было ее собственньм открытием. Не хотелось, чтобы
кто-то еще говорил об этом. Даже Игорь.
Но Игорь Дмитриевич, споткнувшись, шагнул в комнату и возбужден-
но повторил:
- Похож! Сейчас увидишь сама... Он взял со стеллажа альбом
"Портреты Третьяковской галереи", торопливо залистал.
- Вот...
Это был "Портрет сына" художника Тропинина.
- В самом деле,- согласилась Вера Вячеславовна.- Что-то есть.
Разлет бровей, волосы. . .
- Да вообще похож! Ты вглядись!
- Может быть,-ощутив прилив досады и словно защищая Журку, ска-
зала она.- Странно только, что это сходство так взволновало тебя...
Деньги получил?
- Да-да... Все в порядке.
- И, наверное, уже успел отметить с Иннокентием...
- Ну что ты, Вера! Он звал, конечно. Но я ни в какую. Ты же зна-
ешь мою твердокаменность...
- Покурить, однако, уже успел...
- Всего полсигареты. Могу я сделать себе маленький подарок?
Все-таки удачный день: спихнул такой громоздкий заказ...
- Обедать будешь?-устало спросила она.
- Разумеется!-бодро воскликнул Игорь Дмитриевич.- Мы же там поч-
ти не ели. Куснули чуть-чуть салатику...
Вера Вячеславовна пошла на кухню. Он, вздохнув, двинулся за ней.
- Не сердись, я же вполне... Пообедаю, а потом сяду за эскизы.
- Потом тебе надо сходить в поликлинику,- сказала Вера Вячесла-
вовна.- Заходила медсестра, тобой опять интересуется кардиолог...
Куда с немытыми руками? Иди в ванную... Дитя малое, честное слово...
А Иринка и Журка в это время шагали к троллейбусной остановке.
- Может, пешком пойдем?- предложила Иринка.
- Нет, лучше на троллейбусе.
- Тут ведь недалеко, и время есть...
Журка засмеялся:
- Да не в этом дело. Просто я почти не ездил на троллейбусе. У
нас в Картинске их нет. Автобусы только.
- Ну и что? Одно и то же... Ладно, давай, если хочешь.
Журка чуть виновато сказал:
- Ты привыкла, а мне интересно.
Часть первая. ИГРА И НЕ ИГРА
Наследство
Журке все было интересно. Жить интересно. Хотя, казалось бы,
жизнь его была самая-самая обыкновенная.
Почти все свои одиннадцать лет он прожил на краю Картинска, в
двухэтажном деревянном доме, где они с мамой и отцом занимали одну
комнату. (Правда, комната была большая, разгороженная шкафом на две
половины, с высоким потолком и большими окнами на солнечную сторо-
ну.) Город был маленький. В нем лишь недавно стали строить многоэ-
тажные дома, да и то в центре и на южной окраине. А в Журкины окна
была видна улица с растущими вдоль заборов лопухами, деревянные до-
мики и огороды.
Огороды спускались к ручью, который назывался Каменка. За ручьем
тянулась травянистая насыпь с рельсами. По рельсам то и дело стучали
коричневые товарняки и зеленые пассажирские поезда. А два раза в
сутки проскакивал красный московский экспресс. Пассажирские поезда
нравились Журке: по вечерам прямо из комнаты видны были бегущие це-
почки светлых вагонных окон...
В общем, он жил на тихой улице с громким названием Московская,
бегал по ней в школу, смотрел фильмы в ближнем кинотеатре "Мир" и
дальнем кинотеатре "Спутник", летом бултыхался в самодельной ребячь-
ей купалке недалеко от железнодорожного моста через Каменку, зимой
катался на санках с пологого берега, читал книжки про приключения,
про дальние города и страны, смотрел телепередачи "Клуба кинопуте-
шествий" и знал, что живет замечательно.
Он знал, что все ручьи текут в реки, а реки - в моря и океаны. И
когда он опускал руки в струи грязноватой от мазута Каменки, то по-
нимал, что соединяет себя с водами Атлантики и южных морей.
Когда он взбегал с Ромкой на крутую насыпь и прижимался щекой к
теплым вздрагивающим рельсам, эти рельсы, как провода, подключали
его к гудящей жизни всей Земли. Ведь они убегали, нигде не прерыва-
ясь, в самые далекие края.
Когда Журка сидел на подоконнике и рассматривал в бледном летнем
небе звезды, он знал: тысячи разных людей, как и он, смотрят сейчас
на те же звезды. Эти взгляды соединяли Журку со многими пока незна-
комыми людьми.
Хороших людей было гораздо больше, чем плохих (хотя плохие тоже
попадались, куда от этого денешься?). И хороших дней в жизни было во
много раз больше, чем горьких и неудачных. Конечно, случалось вся-
кое: и двойки с грозными записями в дневнике; и отвратительные анги-
ны, когда распухает не только горло, а даже язык; и боль от расшиб-
ленных колен и разбитого носа; и томительная беспомощная тревога,
если вдруг поссорятся мама и папа; и ночные страхи; и тот безобраз-
ный случай в походе... Но все это были именно случаи. Как редкие
тучки среди ясного лета.
Вот на такое лето и была похожа его, Журкина, жизнь. Наверно,
потоку, что он умел находить кусочки радости во всем. Даже когда во-
лочились над крышами лохмотья осенних унылых облаков, Журка сравни-
вал их с разорванными бурей парусами и вспоминал, что дома не дочи-
тана "Одиссея капитана Клада". Даже когда приходилось ронять слезы
после маминых слов, что ей "не нужен такой двоечник, разгильдяй и
лодырь, за которого приходится краснеть перед всеми родителями из
четвертого "В", он знал, что вечером все равно мама подойдет, сядет
на краешек постели и они помирятся. И сквозь плач радовался этому.
И лишь когда пришло письмо о Ромке, все хорошее вокруг словно
вздрогнуло и рассыпалось.
Журка плакал тогда не очень. Потому что плачь не плачь, что те-
перь сделаешь? Но не было в этих задавленных слезах и намека на ка-
кую-то будущую радость.
Потом оказалось, что и такая черная горечь не навсегда. Прошла
она, а в оставшейся печали будто появились светлые зайчики. Ввдь
Ромка, несмотря ни на что, все-таки был. Целых два года он был у
Журки, а прошлая жизнь, если ее не забывать, всегда остается с чело-
веком. И друзья, которые были, остаются навсегда.
Ромка часто снился ему. Журка ждал этих снов, чтобы снова
по-настоящему увидеться с Ромкой. Потому что наяву он вдруг стал за-
бывать его лицо. Голос помнил, руки с облезшим на левом мизинце ног-
тем, похожую на черную горошину родинку на заросшей пушистыми свет-
лыми волосами шее... А лицо будто уплывало. Словно Ромка уходил все
дальше и дальше. А во сне он был прежний...
Журка быстро и охотно засыпал под шум недалеких поездов. Этот
шум не мешал ему. Он все время напоминал, что есть дальние дороги,
они протянулись по всей планете, и Журке тоже придется ездить по
ним.
Впрочем, Журка ездил. Один раз с мамой в Москву, потом с мамой и
папой в Феодосию, в дом отдыха. Случались и другие путешествия: в
лагерь "Веселая смена", в областной город к дедушке - маминому папе.
Но это были эпизоды. Они лишь на время прерывали привычную жизнь на
родной Московской улице. А Журка знал, чувствовал, что когда-нибудь
эта жизнь изменится совсем и дороги унесут его из тихого Картинска
надолго. Все изменится...
Изменилось раньше, чем он думал. Неожиданно.
Умер дедушка.
Это случилось, когда Журка был в лагере. Родители решили не вол-
новать Журку, ничего ему не сказали. Съездили на похороны, оформили,
какие полагалось, документы, устроили поминки. Короче говоря, сдела-
ли все печальные дела, которые выпадают на долю родственников, когда
человек умирает.
К тому времени, как Журка вернулся, мама уже не плакала, хотя и
была печальнее, чем всегда. Комната оказалась полупустой, а папа
увязывал и упаковывал вещи. Решено было переехать в областной центр.
После деда осталась небольшая, но приличная квартира, на которую, по
словам отца, кто-то "хотел наложить лапу, но это дело у них не выго-
рело". А еще в разговорах звучало слово "завещание", и это удивляло
Журку. Он думал, что завещания писались только в прежние времена -
про всякие там клады и дворянские состояния. Это было слово из рома-
на "Граф Монте-Кристо". И вдруг - не в романе, а на самом деле.
Впрочем, о завещании говорили мимоходом. Да и какое там наследство
мог оставить одинокий, очень небогато живший дед?
Журка обиделся на родителей за то, что не сказали вовремя о де-
душкиной смерти. Разве он такой ребенок, чтобы скрывать от него беды
и горести? Но, если говорить по правде, печалился Журка не очень
сильно. Дедушку он знал мало, видел редко и, кажется, никогда по не-
му не скучал.
Хотя, конечно, дедушка был очень хороший. И он совсем не походил
на обычного дедушку. Просто пожилой мужчина, очень высокий, с залы-
синами над худым лицом, с мелкой седоватой щетинкой на щеках, кото-
рые были прорезаны длинными морщинами. Он прихрамывал, но ходил без
палки и держался прямо. Носил он большие круглые очки, хотя и без
них видел неплохо. Журке почему-то казалось, что очки эти насмешливо
поблескивают, когда дед смотрит на папу и маму. А если дед имел дело
с Журкой, очки он снимал: и когда разговаривали, и, уж конечно, ког-
да вскидывал Журку себе на плечи.
Он был крепкий, и руки у него были сильные (правда, и ласковые
тоже). Еще в прошлом году, когда мама с Журкой встретили его на вок-
зале, он легко подкинул десятилетнего внука, посадил на себя и, поч-
ти не хромая, понес по улице. Журка немного стеснялся встречных ре-
бят - не маленький уже,- но не просился на землю, только весело ой-
кал: от смущения и от того, что щетинистые дедовы щеки покалывают
ему голые ноги.
Дед рассказывал Журке про разные интересные вещи: про раскопки
старинных курганов, про то, как устроены латы древних рыцарей и чем
в испанском бое с быками матадоры отличаются от пикадоров и банде-
рильеров. Он научил Журку, как определять, молодой месяц в небе или
старый, и как разглядеть в Большой Медведице незаметную восьмую
звезду. А еще - запоминать названия парусов на больших кораблях и
привязывать перья к стрелам для лука...
Иногда дед вспоминал, как в юности служил цирковым униформистом
и плавал матросом по Каспию или как в детстве сделал с друзьями гро-
мадный змей, привязал к бечеве тележку, и змей тащил его, будто
взнузданный конь, через луг. Пока бечева не оборвалась...
Один раз Журка попросил:
- Расскажи, как ты воевал.
Дед неохотно сказал:
- Да чего там воевал... Месяц был на позициях, а потом ногу ис-
калечило, и отправили в тыл. И стал чиновником.
Но Журка знал, что чиновники водились только при царе, а месяц
на позициях дед провел не зря: среди медалей "За трудовое отличие" и
"Ветерану труда" были у него еще "За отвагу" и "За победу над Герма-
нией"...
В общем, славный был дедушка Юрий Григорьевич Савельев. Только
встречался с ним Журка лишь на короткое время и редко - не чаще од-
ного раза в году. Дважды Журка с мамой ездил к нему в "большой го-
род", а иногда дед приезжал сам. Но приезжал, видимо, без большой
охоты. Журка догадывался, что отец и дедушка недолюбливают друг дру-
га. Кажется, деду не нравилось, что мама вышла замуж за папу. Но он
зря был недоволен: если бы мама и папа не встретились и не пожени-
лись, тогда, чего доброго, не появился бы на свет и Журка.
Прошлогодний приезд деда был последним. Этим летом Журка после
лагеря собирался поехать к нему с мамой. А получилось вот как...
Было грустно, а в то же время от ожидания больших перемен в Жур-
ке звенели радостные струнки.
Перед отъездом Журка неторопливо попрощался с Картинском. Навес-
