Этот второй я только что появился; он развалился на стуле и
сказал:
-- Ну, здравствуй... дорогуша!
Тут до меня дошло, что это не совсем сон. Что человек
напротив -- мой двойник, и ему чего-то от меня надо. И сразу же
почувствовал, что это не так. Все, что он хотел у меня взять,
он получил, а теперь просто зашел поглумиться. Показать свою
силу и безнаказанность.
-- Догадался, умненький ты мой! Все правильно. -- Он делал
умильную рожу и растягивал гласные.
-- Что ты хочешь?
-- Чем занимаемся? -- проигнорировал он вопрос. -- А-а!
Пописываем!
Я посмотрел на экран. Там красовался мой текст! Это была
новая история, та часть, которая дошлифовывалась вечером. И я
-- я ее написал! Чтобы удостовериться в этом, я занес руки над
клавиатурой, и через минуту появился последний абзац.
-- Вот и славненько, -- сказал двойник и завладел мышью. Я
непонимающе следил за его действиями. Он скопировал мой текст
на дискету и сунул в карман.
-- Зачем ты это сделал?
-- Душечка! -- Лиз иногда называла меня и так. -- Мы с
тобой -- одно целое. Неужели тебе жалко дать почитать это, --
он постучал пальцем по карману, -- самому близкому человеку на
свете. Самому себе! -- последнюю фразу он рявкнул, подавшись
вперед.
-- Что? Я ничего не понимаю. Если ты -- это я, то ты
должен знать все не хуже меня.
-- А вот и нет. Я -- не совсем ты. Я -- твоя лучшая
половина. Я избегал встреч с тобой, я боялся твоего дурного
влияния. Ведь ты весь такой несчастливый. А я -- наоборот. Но
по большому счету, мы ближе, чем родные братья.
-- Почему бы нам, вместо этого мистического свидания, не
встретиться наяву, по-человечески. Мне кажется, ты знаешь много
того, что мне хотелось бы выяснить.
-- Да, я знаю все, что тебе интересно. Ведь я -- твоя
счастливая и удачливая половина. Все, что у тебя плохо -- у
меня хорошо. И наоборот. Но у меня все хорошо! А встретиться мы
можем только здесь.
-- Ладно. Все равно -- все это обычный сон.
-- Сон? -- он вскинулся. -- Да, это сон, но не совсем
обычный. Дай-ка свою руку, -- он хихикнул: -- чуть не сказал --
мою.
Я положил кисть на стол ладонью вверх.
-- Не, не так. -- Он перевернул ее. -- Теперь потерпи, --
и сильно ущипнул тыльную сторону кисти.
-- Э! Э! -- Я отдернул руку; выступила капелька крови.
-- Ну что, ты проснулся? Говорят, это лучший способ уйти
от кошмара -- ущипнуть себя во сне. Правда, когда снятся всякие
гадости, никто не вспоминает о нем. Проснувшись, посмотри
первым делом на мое доказательство. Ты будешь носить его,
наверное, не одну неделю.
-- Хорошо. Допустим, я тебе верю. А где обитает моя лучшая
счастливая половина? Во сне?
-- Он допускает, что верит мне! Да провались ты в свою
паршивую нищенскую конуру к своей жене, с которой ты забыл, что
такое любовь! Я не Исус Христос, и мне твоя вера на фиг не
нужна!
-- Не ори. Так где ты все-таки находишься, господин Я,
если не в моей конуре и не с моей женой?
-- Хороший вопрос. Ты, умник, на него ответил бы лучше. Я
и сам толком не знаю. -- Он посерьезнел и как-то погрустнел. --
Может, моей заслуги в этом нет. Я думаю, что я живу в другом
рукаве реки времени. Когда-то время разделилось на два потока,
и все люди оказались и здесь, и там. Но перед тобой -- перед
нами -- в это мгновение, наверно, стоял выбор. Принципиальный.
Одного из нас слегка тряхнуло, и он сделал не так, как другой.
Это моя гипотеза.
-- А как ты попадаешь сюда?
-- Не знаю. Я давно уже бывал в твоих снах, только
прятался. И брал твои идеи. Ведь они же и мои? А у меня по
сравнению с тобой башка абсолютно деревянная.
Он помолчал; и мне было нечего сказать.
-- А потом я вдруг попал в чужой сон. И еще. Всего,
случается, бываю во снах нескольких человек. Наверно, тех, кто
тоже разные в твоем и моем мире. А все остальные одинаковы.
-- Откуда ты знаешь?
-- Ну, всего и я знать не могу. Но твое окружение очень
похоже на мое. И чем дальше от тебя человек, тем он более схож
со своим двойником у меня. Мы с тобой слишком непохожи и меняем
людей вокруг. А так -- все то же самое.
-- Ты говорил про других людей. Кто они? -- Непонятное
подозрение вынудило меня задать этот вопрос.
-- А-а! Чуешь, откуда воняет! И я тебе с удовольствием
скажу. На прощание. -- Он посмотрел на часы. -- Через двадцать
секунд у тебя сработает будильник. Нам пора прощаться. А еще
одного человека из твоего мира, с которым я тесно общаюсь --
даже сотрудничаю -- зовут Виталий Москвин.
В этот момент на моем запястье запищали часы.
Первым делом я посмотрел на свою руку. Рана была на месте.
То есть, на каком, к черту, месте?! Но тыльная сторона ладони
уже начала отекать и темнеть. Действительно, это доказательство
я буду иметь при себе порядочно времени. Интересно, что скажет
по этому поводу Лиз? Она и ребенок еще спали; я почти всегда
вставал пораньше, эти часы были моими безраздельно. Потом
начинался вавилон. Первой просыпалась дочка, пару часов она
раскачивалась и потом до вечера тараторила непрерывно. К тому
же ее нужно было кормить. А за ответами на вопросы я отсылал ее
к матери. Так что еще через пару часов Лиз вынужденно
поднималась. Тогда врубался телевизор, и моя какая-никакая
индивидуальность растворялась в идиотских репликах ведущих
музыкальных программ и не менее идиотских вопросах обеих
женщин.
Я включил компьютер и уселся перед ним с чаем и
бутербродом. Надо было работать, но не хотелось. Я просто не
мог сейчас работать! Надо было найти ответы на несколько
вопросов. Например, разобраться, как к Москвину попадают мои
ненаписанные книги. Ясно, что этот негодяй, мой двойник,
передает их. Но как, а главное -- зачем?
Я загрузил текст-процессор и наполовину машинально набил
абзац, тот самый, который во сне, и сначала даже не обратил
внимания на то, что -- получилось! А когда понял, попробовал
напечатать тот, что должен был стоять перед ним, -- снова все
пошло как обычно. И тот, который следовал дальше -- тоже не
выходил. Этот процесс: я пытаюсь писать, но ничего не
получается, -- напоминал кошмарный сон, вроде как бежишь, а с
места не сдвигаешься, или кричишь, а тебя никто не слышит. И
здесь: напечатаешь слово -- и все, в голове сквозняк. А уберешь
руки в карманы -- снова все на месте.
Но этот-то абзац -- я смотрел на экран, где красовалось
мое творение -- это я смог! Значит, тумблер в мозгах есть, надо
только его найти.
Еще надо разыскать Москвина. Аккуратно у него все
выведать; если он в сговоре с двойником -- найти с ним общий
язык, а если он сам ничего не подозревает -- я же до
сегодняшней ночи не знал, -- то поискать способ перехватывать
контрабанду. Не хоронить же себя заживо из-за того, что один
засранец, состоящий из тех же атомов, что и я, хочет жить
хорошо за мой счет!
Я позвонил Диме Александрову (мы с Лиз прозвали его
"Бальмонтом", сходство было чисто внешнее) -- он организовал те
"рыбные четверги" и знал координаты всех, кто там хоть раз
появлялся. Его не было дома. Разумеется, день только начинался.
Но сидеть и ждать до вечера невозможно. Внутри все зудело и
жгло. Даже вторая половина мозга, в любой житейской буре
преспокойно сочинявшая свои (мои!) истории, подключилась к
решению проблемы, а это значило, что звезды сместились! И я
бросился в "Августу".
Никто меня там не ждал. Да я бы и сам их в глаза не видел.
Девица из технической редакции -- моего возраста, но
занимающаяся богопротивной работой и выглядящая соответственно
-- только губы поджала. Осведомилась, неужели я раньше срока
выполнил задание.
-- Увы, -- изобразил я сожаление. -- Но у меня случилось
важное происшествие. Очень серьезное. Мне нужно поговорить с
одним вашим автором. С Виталием Москвиным.
Конечно, не следовало выкладывать все карты этим
убожествам. Тем более, что от них никакого толку -- они даже
фамилии авторов не все помнили. Это были настоящие редакционные
крысы: перед их глазами маячили только тексты, и видели они в
них только ошибки и опечатки. Но не знать Москвина, работая в
этом издательстве -- нонсенс. Он был звездой, благодаря ему
"Августа" могла выпускать то, чего нельзя продать, но чем
делают себе славу покровителя словесности. Думаю, что когда
Москвин появлялся в этой конторе, они пачками высовывались изо
всех дверей. Но мои дела с их святыней исключены. То же
ответили бы и хозяин, и уборщица. Делай свое дело, сопляк.
-- Мы не можем давать кому попало адрес такого известного
человека. -- Ее губы превратились в едва заметную линию.
-- Может, я мог бы оставить записку; дело в том, что то,
что я знаю, будет интересно ему. Уверен, он захочет поговорить
со мной.
Невероятно, но она еще больше поджала губы. Вот-вот ее рот
исчезнет навсегда! Впрочем, я об этом жалеть не стану. Ясно,
что они не только не передадут, но и не возьмут записку. Меня
следовало поставить на место. Да я и не знал, что написать. А
потом, когда еще он захочет встретиться. А если существует
сговор с двойником, то вообще не захочет, напротив, станет
остерегаться.
-- Ладно, не надо. -- Я окончательно передумал. -- Можно,
я от вас позвоню?
На этот раз рот даже чуточку приоткрылся. Еще одна выходка
и меня с визгом выгонят. Или начнут уважать. Я набрал номер
Димы Александрова, но опять никто не подходил. Я поблагодарил,
как ни в чем не бывало, попрощался и вышел. Зуд внутри стал
проходить. Да и к жжению можно привыкнуть.
Наступала реакция. Я спустился в метро и уселся в вагоне.
Через минуту организм просто выключился -- такого не случалось
никогда. И тут-то появился он.
-- Привет, братишка. Что ты засуетился, не пойму.
-- Привет, -- сказал я ему, как старому знакомому. -- А
как ты провел сегодняшнее утро?
-- Дурак! -- Он тоже был на пределе. -- По большей части
мы повторяем друг друга. Ты вынуждаешь меня дергаться, а мне
это не нравится. Я уже жалею, что связался с таким недоумком
как ты. Все шло хорошо, а мне захотелось чего-то остренького.
Я промолчал.
-- Москвина можешь оставить в покое. Этот тупица не знает
даже, как правильно пишется его фамилия. Я поставлял ему наши
книжки так же, как брал у тебя -- он ничего не подозревал.
-- Мои книжки. Зачем?
-- Что зачем? -- Он на самом деле не понял.
-- Зачем ты это делал? Когда ты крал их для себя -- тут
все ясно. В конце концов, это действительно отчасти твое. Но
для чего ты возвращал их обратно в мой мир, да еще отдавал
этому дерьму? Тоже остренького захотелось?
Двойник рассмеялся, но не расслабленно. Он действительно
сожалел о начавшемся контакте.
-- Ты угадал. Мне было очень скучно. Я сделал это моим
маленьким бизнесом. Импорт-экспорт.
-- А я знаю почему. А ты даже не догадываешься. Время
хочет объединиться, слить свои русла в одно. Для этого они
должны быть совершенно одинаковыми. Книги -- популярные книги
-- слишком серьезное различие, если в одном потоке они есть, а
в другом нет. И ты просто не мог не сделать этого. Но ты должен
был передать их мне! -- Я схватил его за рукав. -- Понял,
идиот? Мне. Но ты оказался тупым кретином. Время прогневалось
на тебя. Ты больше не его любимчик. Оно придумало другой способ
достижения своих целей, а тебя просто отшвырнет в сторону!
-- Полегче, малыш. -- Он отцепил меня от своего рукава, но
больше ничего не сказал. Теперь он выглядел изрядным
ничтожеством. Ко мне пришло непривычное ощущение спокойствия,
