отпрыгивать. Реакция у меня вообще неважная, за последние часы
здорово обострилась. Но не быстрее же пули. Выстрелов, однако,
не было. Странно, что его "калашников" стоял на предохранителе.
Странно также, что я тут же не превратил его в кровавое месиво.
Но ничего странного не было в том, что второго шанса я ему не
оставил. Я огрел его дубинкой по уху; в этот раз получилось
куда профессиональнее: он упал без сознания, из-под головы
вытекла кровавая лужица. Череп, конечно, резиной не раскроить,
но его ухо наверняка теперь будет вполне боксерское.
Вывод из приключения я сделал следующий: человеку с
оружием нельзя давать возможности применить его. Кто взял
автомат, тот сам виноват.
Я склонился над раненым, поднял его оружие и отстегнул
магазин: он был полный. Тот солдатик, которому ствол вручили
сегодня утром, сам им тоже не воспользовался. Зато мой арсенал
теперь насчитывал патронов сорок. Или пятьдесят. Жить можно.
Если не стрелять очередями. Я переставил предохранитель на
одиночные и высунулся на улицу.
Внешне все было спокойно, но теперь в каждой щели сидели
давешние наблюдатели, только вооруженные. Я зашел во двор и
поднялся на чердак дома. По крышам можно отойти на квартал от
этого места, и там, где я спустился, было безопаснее.
Теперь я направился к вокзалу. Городские бои мне порядком
надоели, если уж вести партизанскую войну, то в лесу. Мне
хотелось с наименьшими приключениями покинуть город; на худой
конец добраться до дома, а железнодорожная ветка проходила в
километре-двух от него.
Улочка была пуста, лишь несколько трупов валялись на
тротуарах, а на проезжей части стояли две столкнувшиеся машины.
Я крался вдоль домов, осторожно заглядывая в подворотни и
парадные; никого не было. Вдруг со стороны вокзала раздались
выстрелы, взрыв гранаты; отъехал автомобиль. Перестрелка
продолжалась, кажется, лопнула покрышка, машину занесло и она
перевернулась. Преследователи приближались к этой улице.
Мне ничего не оставалось, как броситься к ближайшей двери,
оказавшейся входом в булочную. Магазин успели открыть, пока еще
все находились в своем уме, а закрывать уже никого не нашлось.
Внутри было темно и пусто. Я пытался заклинить входную дверь,
когда почувствовал быстрые шаги за спиной. Резко обернувшись, я
успел треснуть метнувшуюся ко мне тень прикладом по верхней
части. Та пискнула и растянулась на полу.
Чиркнув зажигалкой, я присел рядом на корточки, ожидая
любого коварства. Это была девушка, и похоже, что мой удар
сломал ей нос и выбил все передние зубы. Так что сюрпризов от
нее ждать было бесполезно. Я закурил и погасил огонек,
продолжая задумчиво сидеть рядом. Время едва еще перевалило за
обеденное, но усталость наваливалась страшная. Постоянно
приходилось бегать, драться; голова тоже работала напряженно и
в непривычном направлении. Полумрак, с улицы уже не доносилось
ни звука, а тут еще девушка... Она, правда, страшно хрипела,
булькая своей кровью, и -- цоп! -- тонкая рука сжалась на моем
горле и дернула вниз. Я потерял равновесие и повалился на нее;
сигарета зашипела в кровавой каше рта.
Автомат висел у меня на животе дулом кверху, а руку, после
того, как засунул зажигалку в карман, я положил на спусковой
крючок. Теперь автомат был между нами, и он выстрелил. Один раз
-- ведь я переставил его на одиночные. В лицо плюнуло огнем,
порохом и обгорелой плотью, а рука отпустила мое горло. Я встал
на четвереньки, и оружие загремело по каменному полу. Я
удивился, что слышу этот звук, казалось, что слух вернется
нескоро. Отеревшись рукавом, я разглядел, что девушке снесло
лицо начисто.
Ничего не оставалось, как устало выругаться.
Я отполз к прилавку и поднялся на ноги. Пошарил и взял
какую-то булку. Она показалась резиновой, хотя была еще свежей.
В голове стали метаться шальные мысли, так бывает за минуту до
засыпания. Я подумал, что можно пошарить в кассе. И что
девушка, должно быть, еще теплая. А соседний прилавок --
кондитерский, но хочется мяса, а не сладостей. И еще до
невозможности хочется спать. Хоть несколько минут. Организм
просил тайм-аут.
Сделав последнее усилие, я сломал столик, на котором
старухи распихивают покупки по кошелкам, и заклинил одной
ножкой входную дверь. Обшарив безлюдные подсобные помещения,
тем же образом запер служебный выход во двор. Теперь можно было
обрести немного покоя.
В кабинете директора магазина стояло кресло, в котором я
растянулся. Автомат положил на колени, предохранитель
переставил на автоматическую стрельбу. Спросоня можно оказаться
не столь метким. Вырубился мгновенно. И тут же пришел сон.
Раньше бывали просто кошмары. И теперь все началось как
обычно. Какая-то комната, довольно большая, даже очень большая
-- посредине свод подпирает колонна. Вся она уставлена
двухэтажными кроватями, и на каждой спит человек. По одному
человеку. Мужчины и женщины, и дети -- те так совсем
безобразны: выражение невинной тупости на расслабленном лице
способно привести меня в невменяемое состояние. Если кто-то на
небесах задался целью свести людей с ума, то таким образом он
нашел ключик и ко мне.
Была страшная тишина, я шел через эту комнату, а она
оказалась огромной, совершенно нескончаемой, ботинки мои
громыхали по каменному полу, как будто звонил колокол. И я все
еще держал автомат, иногда он лязгал о кровати, но никто не
просыпался. Они, как и положено, дышали, храпели, бормотали
что-то неразборчиво или вскрикивали, переворачивались с боку на
бок, свешивали руки или высовывали голые ступни в проход. Меня
тошнило, страшно кружилась и раскалывалась голова, хотелось
упасть и умереть.
Но они не спали.
Они притворялись, а на самом деле следили за мной. Во сне
проходила их жизнь, и слава богу! Спящие безопасны -- когда они
все просыпаются, начинается Армагеддон.
Девушка с рекламного плаката
Под моими окнами проходит оживленная улица. Между проезжей
частью и домом (а я живу на втором этаже) прямо напротив окна
торчит огромный рекламный щит. Его установили недавно, не
перпендикулярно дороге, а под небольшим углом; с тех пор ко мне
в комнату постоянно заглядывает какая-нибудь симпатичная
девушка. Время от времени они меняются, были даже периоды
безликих плакатов -- пачка сигарет, парящая над американскими
небоскребами, -- но как правило там все-таки девушки и, в
общем, приятные.
Я и сам содержу маленькую рекламную контору, которая
влачит бессмысленное существование в ожидании настоящего
заказа. Вроде такого щита. Лена, моя секретарша, очень даже
могла бы украсить такой огромный плакат, независимо от
предмета, который соблазняла бы вас купить: таблетки от
головной боли, лимонад, презервативы или автозапчасти. Фотограф
Миша в начале работы над каждым проектом неизменно предлагает
сделать Леночку рекламным лицом очередного заказчика. Теперь
мне надоело, а поначалу я отвечал что-то вроде того, что эта
шваль не заслуживает даже надписей углем на стенах, довольно с
них наших листовок и самоклеек. Леночка -- лицо нашей фирмы и
больше ничье.
Хотя, пожелай того заказчик вот такого щита -- и Лена
украшала бы его. Или я потерял бы секретаршу и подругу.
Впрочем, черт его знает...
В окно заглядывало лицо девушки, страшно похожей на
Леночку. Но не она. Я почему-то был уверен, что это -- девушка,
которую я когда-то давно знал. Мы вместе учились в школе, я был
в нее влюблен и даже несколько раз приглашал на свидания. Потом
она вроде бы поселилась где-то в пригороде. Многие мои знакомые
детства жили теперь там.
Черт возьми, я даже не мог вспомнить, как ее звали.
Девушка со щита уговаривала отведать таблетки. FANTAZIN --
было написано на коробочке, а слоган поверх всей картинки
гласил: "ФАНТАЗИН -- боль в прошлом".
Довольно идиотское название для лекарства, подумал я, и
заметил логотип фирмы в углу коробки: FANTA-FARM, и гном с
мечом и таблеткой вместо щита. Ничего более дурацкого придумать
было нельзя. Вот если бы эту рекламу заказали моей фирме...
Если бы я делал эту рекламу! Я плюхнулся на диван, закрыл
глаза, и перед мысленным взором прошла череда плакатов, один
лучше другого. Половину из них, правда, выполнить было бы
нереально, -- что правда, то правда, меня порой заносит, -- но
оставшихся хватило бы на шикарную кампанию. Может, вытеснившую
даже прочие препараты, кроме, разве что, анальгина. Это
название нацарапано у всех на внутренней стороне черепа, а
мозги пропитаны им, как губка.
Fantazin.
Под конец рабочего дня я решил съездить в офис. Интересных
дел не было, а с текучкой справлялся Дима -- четвертый и
последний сотрудник фирмы. Десять часов он сидел у нас за
компьютером, потом ехал домой и еще десять шарил по серверам.
Четыре оставшиеся часа в сутки он тратил на дорогу домой и в
офис, еду и сон. Если бы наши компьютеры подключить к
Интернету, он бы сэкономил на поездках. Правда, тогда бы он
копался в сети все двадцать часов...
Когда я вошел в приемную, официальная Леночкина улыбка
сменилась дружеской. Мне нравилось наблюдать, как меняется ее
лицо; иногда я даже специально расстраивал ее, а потом утешал,
и она знала, зачем я это делаю, но все равно расстраивалась и
утешалась искренне. В видеорекламе выразительности ее лица не
было бы цены.
-- Здравствуй, Леночка.
-- Здравствуй.
Это приветствие нужно было, чтобы определить, в каких мы
отношениях в данный момент. Мы были одновременно начальником и
подчиненной, добрыми друзьями, романтическими влюбленными и
циничными любовниками. Не буквально одновременно -- эти роли
постоянно менялись.
-- Чем занимаешься?
-- Собираюсь уходить.
Мы были друзьями. Можно было пригласить ее на чашечку чая,
но она отказалась. Ей надо было съездить к какой-то
родственнице. У той на прошлой неделе был день рождения. Или
будет на следующей -- неважно. Важно, что сегодня --
единственная возможность навестить ее.
-- А что парни?
-- Мишка свалил еще днем, ему делать нечего, а Димка
пашет.
Мне тоже здесь нечего делать. Улюлюкнул телефон, но звонил
не клиент с большим заказом, а Леночкина подружка. Я побродил
по приемной, подошел к двери и помахал Леночке рукой; не
отрываясь от разговора, она сделала ответный жест. В дверном
проеме я вдруг остановился и обернулся.
-- Минуточку, -- сказала Лена в трубку и уставилась на
меня.
-- Кстати, ты знаешь, что такое -- фантазин?
-- Что?
-- Ничего. До завтра.
По дороге домой я задержался у аптечного ларька и купил
этот проклятый фантазин. И еще всю дорогу пытался вспомнить,
как звали ту школьную подругу, но так и не смог. А ведь мы
целовались, и я шептал все уменьшительные варианты ее имени.
Я не стал ничего специально готовить или разогревать себе
на ужин. Посмотрел телевизор, потом вынул коробочку лекарства.
На бумажке, вложенной в нее, было написано, что таблетки можно
принимать при головной, зубной, сердечной боли, при травмах,
гастрите и язве желудка, ожогах и -- список тянулся бесконечно.
Просто какой-то универсальный препарат. Панацея.
В коробочке были не таблетки, а капсулы. Я раздавил одну,
и на пальцы высыпался голубоватый порошок. Совершенно
безвкусный -- я лизнул его; ощущение было, что во рту
мелкий-мелкий песок. Кристаллики долго не растворялись,
пришлось проглотить их.
Перед сном я съел капсулу фантазина целиком. Сам не знаю,
