Оказывается она могла быть весьма хороша и в образе зрелой
женщины.
-- Ты меня впервые увидел? -- она присела на постель и
склонилась над моим лицом. Конечно, я изучал ее. Она была живой
иллюстрацией к тому, в чем я был прав по жизни, а в чем -- нет.
Я подумал о том, что сейчас происходит в этой же комнате
на другом конце вселенной.
Женщину, которая была моей женой десять лет, я любил
сейчас так, как если бы сложить первую в жизни любовь и самую
сильную. А лучше перемножить их.
Я обнял Лиз, и мы снова занимались любовью -- все утро.
Впервые я ни о чем не думал -- да и не было в мире ничего, к
чему можно было бы обратить мысли.
Мы лежали обнявшись, когда в комнату вошла дочка. Я
набросил халат Лиз, присел рядом с ней на корточки и потрепал
по волосам.
-- Знаешь, -- сказал я ей, -- я тебя так люблю! Даже,
наверное, больше, чем нашу маму.
-- Я знаю, -- серьезно ответила она. -- Я тебя тоже люблю.
Лиз занялась завтраком, а я подошел к книжным полкам у
себя в кабинете. Одна из них была целиком занята томиками,
которые я постоянно перечитывал от корки до корки, поэтому они
всегда валялись в проходе между кроватями... которого, кстати,
здесь не было. Я взял одну книгу -- она ничем не отличалась от
известных мне -- кроме фамилии. Можно было бы удивиться, но
разве не за этим я здесь оказался?
На сегодня было запланировано много дел. Не все такие уж
срочные, но мне самому не терпелось узнать все. Свою роль здесь
я знал заранее, а какая у, например, господина В.Москвина?
Почему он тоже, пусть бессознательно, бывал на нейтральных
территориях?
За завтраком Лиз отметила, что я необыкновенно изменился.
-- По-моему, я это слышал еще вчера, -- буркнул я, но
бурчания не получилось, уж очень я был переполнен чем-то
светлым.
-- По-моему, я вчера это и говорила. Хотя в виду имела
другое, -- ответила Лиз. -- Что ты собираешься делать сегодня?
-- Сейчас съезжу по одному маленькому делу. Часа на
два-три. А потом поработаю.
-- Мы куда-нибудь сходим вечером?
Я подумал, что ослышался. Время уже подходило к обеду,
когда я вернусь, будет уже вечер, а если буду еще писать (если
получится), то закончу ближе к ночи. Куда пойти? Но тут же я
сообразил, что двойника писательство не обременяло. Когда мы
встретились в первый раз, он взял дискету. Неужели дискеты
можно перетаскивать через измерения? И я не помнил других
случаев, чтобы во сне работал за компьютером. Значит, ему
все-таки приходилось тратить время хотя б на переписывание
очередного фрагмента... конечно, меньшее время.
-- Посмотрим, -- ответил я Лиз. Впрочем, почему бы и нет?
Дела мои здесь в порядке, нужно только попробовать...
И я решил узнать главное прямо сейчас.
Включив компьютер, я с трудом отыскал свое последнее
произведение -- ведь на моем компьютере его не было -- и
заглянул в конец. Повествование обрывалось на середине первого
абзаца из написанных во время сна в метро. Двойник честно
пытался написать сам, но бросил. При следующей встрече спрошу,
что помешало.
Пальцы запрыгали по клавишам, с легкостью воспроизводя
(уже в третий раз!) надписи на белых стенах. Приближаясь к
черте, за которой источником станут исключительно мои мысли, я
подумал, как все здесь хорошо началось, и может вот-вот
закончиться -- все.
Нет, возразил я себе, продолжая машинально отстукивать
текст, не все. У меня есть Лиз -- и я люблю ее. У меня есть
дочь -- и я люблю их обеих. У меня есть все, и даже этот чертов
двойник, с которым можно получить сверх того. Вместе мы
личность выдающаяся, и нам надо быть вместе. Всем надо, чтобы
мы были вместе. Даже Господу Богу, который вертит нами, пытаясь
составить в одно, как детали замысловатой головоломки, потому
что из-за нас с нашей выходкой мироздание дало трещину,
протекает где-то, как проржавевшая водопроводная труба, и
оттого, что упал напор, каждый из потоков времени бледнее и
беднее, чем, если бы они слились воедино...
Как обычно, пока половина мозга занималась текучкой
(сейчас это были досужие размышления, а не стучание по
клавишам! А раньше -- наоборот), вторая сочиняла, и теперь руки
подчинялись ей. Уж не знаю, может, вселенная, где я сейчас
находился, являлась зеркальной по отношению к другой, но,
определенно, все здесь было наоборот. И это при том, что мир
этот, в общем, представлял собой полную копию другого.
Я перечитал написанное и даже не сразу заметил "место
склейки": во сне двойник оборвал меня на середине абзаца.
Короче, эта вселенная опять стала для меня лучшей.
Оставалось переговорить с Виталием Москвиным.
Только на улице я вдруг сообразил, что не знаю, куда идти.
Вчерашние поиски ничем не закончились -- отпала необходимость.
И мне пришло в голову повторить попытку: вряд ли в этой
"Августе" я буду встречен так же, как в той. Откуда мне было
знать, что в своем издательстве я никогда не был?
Подходя к зданию, большую часть которого занимала
"Августа", а оставшуюся -- какие-то рога-и-копытообразные
конторы, я вспомнил, что у меня нет пропуска. Как постоянному
работнику мне выдали яркий квадратик картона, без которого
проникнуть в издательство было непросто, особенно после
какой-нибудь кражи или утечки информации, когда охрану как
следует вздрючивали. Разумной, однако, показалась мысль, какую
я теперь роль для них играю.
Охранник меня знать не мог -- и не узнал. То, кем я
назвался, вынудило его говорить со мной вежливее и связаться с
начальством. Торопливая секретарша проводила дорогого гостя в
кабинет одного из редакторов, -- возможно, этот человек занимал
специальную должность: встречать меня, если я вдруг появлюсь у
них; во всяком случае он ничем не занимался и никуда не
торопился.
Торопился я.
Я открыл было рот, и только тут до меня дошло, какой я
болван. Никакого писателя Москвина в этом мире нет и не было.
Здесь есть я, этого достаточно. (Мне припомнилось, что Москвин
-- тот Москвин -- в свое время что-то, вроде, пописывал, отчего
и появлялся на "рыбных четвергах", но для "Августы" --
издательства номер один во всех мирах -- этого было
недостаточно. Благотворительность, которую они себе позволяли,
распространялась лишь на классиков.)
Все-таки я спросил, нет ли у издательства в какой-либо
базе данных такого вот молодого одаренного писателя и поэта;
клянусь богом, секретарша проверила списки всех
зарегистрированных творческих союзов, даже по Москве -- ну не
было такого в природе. Если бы я знал, как в итоге обернется
дело, долгие вечера над моими книгами под его ненавистной
фамилией не отняли бы у меня нескольких лет жизни. Впрочем,
есть теория, что зависть укрепляет нервную систему.
Тогда я попросил разрешения сделать звонок -- надо было из
той комнаты, куда я годами носил сделанную работу, и откуда
звонил вчера. Номер Димы Александрова почему-то запал в память,
-- цифры и имена я, как правило, благополучно забываю, -- но
никто не снимал трубку. Придется подождать до вечера. Тут мне в
голову пришла хорошая идея; я ускоренно распрощался с
начальником отдела по приему меня и помчался домой.
Лиз с дочкой гуляли чуть в стороне от метро.
-- Ты сказал -- часа через два-три, мы и пошли тебя
встречать.
Сейчас мне было не до того, часто ли они так встречали
двойника. Меня -- никогда.
-- Это здорово. Ведь сегодня четверг? Поехали прямо сейчас
к "Бальмонту"!
Но час оказался еще довольно ранний, и мы решили
прогуляться. Купили веточку бананов и пошли, стараясь выбирать
улочки потише.
-- А зачем мы к нему идем, -- спросила вдруг Лиз. -- Ты
его не видел года два.
Два года назад я еще не знал его.
-- Ты думаешь, он не пустит нас на порог?
-- Я думаю, он не поверит своим глазам. А что тебе от него
нужно?
-- Ничего. Я надеюсь застать там Виталия Москвина.
-- А это кто такой?
-- Понимаешь, -- неожиданно меня потянуло рассказать ей
все, -- этот человек сыграл в моей судьбе некоторую мистическую
роль. Но он не закончил, и мне нужно тактично подтолкнуть его.
Не знаю, как все объяснить, ты поверила бы в параллельный мир,
моего двойника и прочие атрибуты фантастических романов? И я в
самом центре этого столпотворения.
Лиз не смотрела на меня. Она помолчала минуту и сказала:
-- Ладно. Расскажешь потом и мы вместе посмеемся.
-- Почему не посмеяться сейчас? -- Я произнес вопрос
машинально, без выражения; это было похоже на пароль.
-- Потому что сейчас не смешно.
Мы надолго замолчали. Дочка то забегала вперед, то плелась
сзади, собирая камешки и веточки и набивая ими карманы.
Несколько человек прошли навстречу, и было ощущение, будто они
идут задом наперед, хотя ничего подобного не было. Не
повредился ли я действительно в уме -- такое раздвоение
ощущений, когда все казалось одновременно собой и своей
противоположностью, существующим в двух направлениях, -- не
станет ли в итоге фатальным переход из одного потока времени в
другой? Но диалог произошел наяву, -- зачем бы Лиз подыгрывать
моему сумасшествию?
Я остановился, и она остановилась тотчас же, будто ждала
этого. Или знала. Я обнял ее плечи и принялся говорить нам
обоим, что все будет хорошо. И все действительно становилось
вроде как получше.
Дима Александров -- "Бальмонт" -- что называется, выпал в
осадок. И другие, подходившие на "рыбный четверг", тоже. Мое
присутствие смяло им запланированную программу -- они
собирались читать стихи и говорить декадентским языком о
судьбах изящной словесности. Слава, хоть бы и заслуженная, но
свалившаяся снегом на голову, двойное испытание для молодого
автора, -- отметил я со стариковской брюзгливостью. Впрочем,
большинство присутствующих усердно делало вид, что мои
бестселлеры не относятся к их настоящей литературе.
Пришел на сборище и Москвин со своей женой. Они
познакомились в этой компании и поженились до того, как я
впервые поприсутствовал там. Тогда он еще не был автором моих
книг, и они очень гармонировали: оба такие тихие, невзрачные,
даже не надеющиеся достать пресловутых звезд с неба.
При первой же возможности я втянул Виталия в
непринужденную беседу tete-a-tete. Мне он показался куда более
серой личностью, чем тот, которого я знал раньше, хотя стихи
были лучше. Или такими же? -- те я и не пытался помнить.
Нам все время мешали, так что поговорили мы недолго, едва
успев перейти на "ты". Ничего полезного для себя я не узнал. К
тому же у меня опять начался приступ "это уже было, только
наоборот", и я поспешил закруглиться:
-- К сожалению, мне надо спешить; как-нибудь увидимся.
Передавай привет супруге.
-- Кому? -- вяло отреагировал он.
"Стоп! -- подумал я. -- Вот то, чего ты искал. Дальше
действуй очень осторожно".
-- Это я так. Счастливо!
"Черт! -- сердился я на себя по дороге обратно. -- Надо
было копнуть эту кучу дерьма. Кого из них стукнуло, когда время
раскололось? И когда это вообще случилось?"
Чтобы выяснить последний вопрос, мне пришлось копнуть свою
кучу дерьма. Впрочем, Лиз оказалось приятно вспомнить годы
нашей совместной жизни.
Перед тем, как заснуть, я мысленно подготовился ко встрече
с двойником.
Сказать, что он появился в ничейном пространстве
рассерженным, разъяренным или взбешенным, значило бы ничуть не
