передать главного в его состоянии. Он принес твердое намерение
восстановить status quo ante, это стало ясно с самого начала. И
меня какой-то черт все время подзуживал испытать, насколько
прочно я застрял во втором мире.
-- Ну, как тебе понравилось на моем месте?
-- Разве это не мое место? Там очень много моих вещей;
например, полка с моими книгами...
Я чувствовал, что у него нет никакого плана; как на своем
месте он не мог работать головой над книгой, так по инерции не
удосужился поразмыслить над следующей главой в наших
отношениях.
-- Вообще-то у меня не нашлось времени расслабляться --
пришлось заняться исправлением последствий твоего нехорошего
поведения. А ты как провел время?
-- Я трахнул твою жену, сукин сын! -- судя по энергии,
которая выделилась с этими словами, он начал игру с козырей. И
ему явно хотелось драки.
Я придал голосу интонации терпеливого баптиста -- если
такие бывают:
-- Разве для того ты был послан в этот мир? И чем ты
хочешь меня удивить? Или тебе не известно, что оба мира
преимущественно параллельны; что делаешь ты в одном, то делаю я
в другом?
С налившимся кровью лицом он схватил меня за грудки.
-- Подожди! -- крикнул я властно, и он замер. Похоже, сила
моего влияния выходила за пределы выбора, в каком из временных
потоков проснуться. Словно загипнотизированный, двойник
выслушивал мои основательные, подробные указания. Что надо
объяснить Москвину, что лафа для него кончилась. Что надо
научиться работать самому ("ты ведь тоже попробовал это делать
сегодня, и у тебя все прекрасно получилось? А твоя лень -- это
как раз то, чем вселенная может пренебречь"). Но самое главное
-- разобраться с Лиз. Привести свою, так сказать, личную жизнь
к тому образу, который он прекрасно знал по другому миру.
Конечно, в точности не получится, но я со своей стороны пойду
навстречу, и когда, наконец, мы придем к общему знаменателю,
устраним различия в потоках -- мы сольемся.
-- Знаешь, я довольно быстро разобрался, когда это
произошло. Я говорю о разделении времени. Я подбил твою Лиз на
воспоминания, и все стало ясно как день. Это случилось, когда
мы залезли в постель в первый раз. Представляешь? А тут как раз
время споткнулось. И ты кое-что сделал не так, как я. Не будь
обстановка столь решающей, ничего бы не произошло. Вряд ли
большое значение имеет, платил я в автобусе или нет, если не
попался, но то, что ты говоришь женщине, с которой проживешь
потом десять лет, занимаясь с ней любовью впервые -- это может
перевернуть мир...
Тут он вырвался из оцепенения; лицо задвигалось,
искаженный рот прошипел:
-- Можешь засунуть свои паршивые советы в собственную
задницу! Сейчас я тебя выкину отсюда; ты проснешься первым в
своем дрянном мирке, и можешь сам делать там, что захочешь.
Он плюнул мне в лицо, я закрыл глаза и отдернул голову, и
тут же получил сильный удар в челюсть. Во рту что-то хрустнуло;
я пошарил языком и непроизвольно замычал от боли. Зажегся свет,
надо мной склонилось заспанное и встревоженное лицо Лиз. Второй
Лиз, которую я знал только один день.
Плевок все еще сидел на переносице, я поскорее схватил
угол одеяла и отер лицо. Белье перепачкалось кровью -- ее у
меня был полный рот. Лиз смотрела, как свидетели преступлений
невидимого Фредди с улицы Вязов. Боясь разомкнуть губы, я
помычал успокаивающе и поспешил в ванную. Остановив
кровотечение, сполоснул лицо и рассмотрел, наконец,
повреждения. Этот сукин сын выбил мне зуб! И вдруг я
возликовал: у него тоже не было одного зуба; когда он кривил
свой поганый рот, мое подсознание отметило это. Опухающее лицо
так осветилось радостью, что Лиз, стоявшая в дверях,
растерялась и хихикнула. Она даже не стала спрашивать, что
случилось.
Своего двойника я видел еще только один раз, примерно
месяц спустя. За это время была проделана большая работа. Я
дописал роман, и он готовился к печати, но не в "Августе", --
пришлось подыскать другое издательство из соображений, что
двойнику окажется непросто сделать скачок от наборщика до
ведущего автора.
Лиз недолго пришлось упрашивать выступить в роли сводницы
и поправить личную жизнь Виталия Москвина, -- они так подходят
друг другу...
Во время последней встречи второй я полностью
соответствовал слову "двойник": мы выглядели одинаково,
говорили и даже думали -- тоже. С одной стороны его гнул я --
мое наследие в том мире, -- с другой -- Время. На меня
оказывалось не менее ощутимое давление Пятой стихии; точно так
же нельзя идти прямо, если на пути гора -- или вверх, или в
сторону...
Примерно через полгода после этих событий мне захотелось
их описать. Работа над повествованием близилась к концу, когда
я понял -- нет, совершенно определенно почувствовал, как оба
потока слились. Наверное, некоторые события и люди в каждом из
них еще немного различались (в пределах допустимого, с точки
зрения Времени), потому что меня здорово тряхнуло. Несколько
дней мы с Лиз, да и многие наши знакомые, чувствовали себя
совершенно разбито. Потом выяснилось, что это было со всеми:
астрологи говорили что-то о звездах, ученые -- о
непредсказуемом скачке магнитного поля... Целую неделю я ходил
как раздвоенный: то тянулся одновременно за двумя предметами,
то мысли, похожие, но все же разные, накладывались одна на
другую. А пытаясь в эти дни работать, я видел один текст, как
бы напечатанный на прозрачной пленке, положенной сверху на лист
бумаги с другим; оба они были мои, вроде как разные варианты
или редакции; с каждым днем они становились все более похожи,
и, наконец, слились полностью.
До последней запятой.
