- Нет, - сказал Курбатов. Другого ответа и быть не могло: Курбатов любит
внеклассное чтение.
- Почитай-ка эти дела, - прокурор двинул по полированному столу две
аккуратно подшитые папки. - Петровский и Лопатко спешку порют с обысками да
арестами, а мне кажется, там доказательства сыроваты. Как бы нам не сесть в
калошу. А перед Лыковым опозориться очень бы не хотелось...
- Сыроваты, говорите? - важняк внимательно смотрел на шефа. И тот ответил
внимательным и многозначительным взглядом. Оба были профессионалами и знали,
что произнесенные слова не умирают, они повисают в воздухе, всасываются
микрофонами и чужими ушами, остаются в памяти, консервируются и могут
бумерангом вернуться в самый неподходящий момент. Взгляды - другой коленкор.
Взгляд к делу не пришьешь, не было еще такого случая.
- Сырые. Хороший адвокат в пух и прах разнесет. Спешки никакой нет. Лучше
день-два потерять, чем в дураках перед губернатором оказаться.
- Я понял.
Курбатов кивнул и, зажав дела под мышкой, направился к двери. Он никогда
не задавал лишних вопросов - Степанцову, во всяком случае.
Затем прокурор связался с секретаршей, спросил, здесь ли еще Лопатко.
- Здесь, - ответила секретарша.
- Ладно, впускай.
У Татьяны Лопатко было красное лицо и такой вид, будто ей срочно нужно
по-маленькому. Но прежде чем она успела задать свой вопрос, Степанцов твердо
сказал:
- Спешку гоните, хотите дров наломать... Девчонки этого хулигана
опознают, но они подружки, могли и сговориться. А третий потерпевший его не
опознал! Как это объяснить?
- Так проверять все надо, Владимир Иванович, - несколько удивленно
сказала Лопатко. - Обыск сделаем, допросим, очняки проведем, опера с ним в
камере поработают - вот все ясно и станет! Первый раз, что ли?
Прокурор вздохнул и сокрушенно покрутил головой.
- А у тебя что, часто родственники губернатора по делам проходят? Знаешь,
какое тут кадило можно раздуть? Костей не соберешь!
Таня хотела возразить, но он поднял руку.
- Я поручил Курбатову тщательно изучить дела и доложить свое мнение.
Опыта-то у него поболе, чем у вас обоих!
- Так время уходит!
- Сколько уже прошло того времени. А сейчас день - туда, день - сюда,
какая разница! Иди работай...
Глядя под ноги, Таня Лопатко вышла из прокурорского кабинета.
* * *
Литерное дело N 0057
Источник - Кирпич
Куратор Агеев
Сообщение N 14
"Позавчера мы с Павлом Есипенко по прозвищу Дрын завезли тухлое мясо в
дом N 64 по ул. Красноармейской и разбросали в подвале и по подъезду,
стучали в двери квартир, громко ругались и кричали: "Съезжайте, суки, а то
хуже будет!" Кроме того, Дрын нарисовал на каждом этаже череп с костями и
неприличные слова. Цель этого мероприятия мне неизвестна, хотя, очевидно,
связана с ведущимся отселением жильцов.
За последнюю неделю мне также удалось осмотреть складские помещения кафе
"Пальма" и "Донское", принадлежащих 000 "Визирь". Ничего, что говорило бы о
присутствии здесь интересующего нас товара, не обнаружено.
В течение всего срока работы во время погрузочно-разгрузочных работ мною
неоднократно изымались для исследования образцы продукции, находящейся в
обороте 000 "Визирь", как то: салями датское, сельдь атлантическая в
горчичном соусе, шпроты, молоко "Тимашевское" стерилизованное, оливки
черные, бананы, мандарины бескосточковые, бальзам "Рижский", водка
"Кремлевская". Ни в одном из вышеперечисленных продуктов следы интересующего
нас товара обнаружить не удалось. Один из охранников фирмы по имени Стае
произнес в моем присутствии фразу: "У Ираклия "дури" хватит на это", -
очевидно, имея в виду сделку руководства кафе "Лабинка" с городским
пивзаводом N 2 на поставку бочкового пива. Предположив, однако, что слово
"дурь" здесь могло быть употреблено в иносказательном смысле, я попытался
вывести Ираклиона Андреевича Чихаурова, директора кафе, на откровенный
разговор.
Чихауров говорить отказался, так как не так давно я ему заехал в лоб и он
до сих пор помнит. Других упоминаний об интересующем нас товаре в отчетный
период не было. В моем присутствии так точно. И вообще. Хрен их знает,
товарищ майор, где они держат свои наркотики, эти подонки".
Подобная бравада давно успела ему осточертеть, тем более что Кирпич
хорошо понимал: это не что иное, как компенсация собственного бессилия.
Раньше он позволял себе время от времени раздвигать узкие рамки
канцелярского жанра, оформлял докладные в виде репортажа, очерка или
фельетона, чтобы напомнить Агееву, кого он заставляет работать грузчиком. Но
на майора это впечатления не произвело.
Однажды Сергей на двух страницах расписал, как шофер Гога топтал
кладовщицу Алену Прокофьеву, заставляя ее в процессе соития есть парниковый
огурец. Докладная заканчивалась обычной фразой: "Никаких следов
интересующего нас товара обнаружить не удалось". Агеев прочитал сообщение с
обычным кислым выражением лица и мрачно произнес: "А при чем здесь огурец?"
Похоже, что он воспринимает Серегину писанину всерьез. Или делает такой вид,
чтобы обойтись без разговоров на действительно серьезные темы.
- Почему никто на "стрелку" не приехал? - через день после перестрелки
спросил его взбешенный Курлов. - Я предупредил заранее, а людей постреляли -
и все. Как будто так и надо!
- Накладка вышла, - Агеев скосил глаза в сторону. - Мы все передали, это
милиция напортачила...
И весь разговор.
Нет, этими интеллигентскими штучками их не прошибешь, просто себя
взбадриваешь, стравливаешь пар...
Сергей запечатал сообщение в длинный, европейского формата конверт и
сунул между зелеными томиками Есенина. Потом сжег бумажки с набросками.
Агеев советовал писать сразу начисто и обещал оскопить тупыми ржавыми
ножницами, если хоть одна молекула черновика окажется не уничтожена.
Выполнит ли он свое обещание - неизвестно, а вот его собственные товарищи по
труду точно порвут на части, если хоть что-то пронюхают про содержание
Серегиных сообщений. Сергей тщательно растер в пепельнице пепел и выдул
черную пыль в форточку.
В эту минуту отец постучался, сказал через дверь:
- Мать ужинать зовет.
- Сейчас, па, - ответил Сергей.
- Она зовет уже в шестой раз.
- Да... Сейчас.
Когда тяжелые шаги отца удалились по коридору, Сергей придирчиво осмотрел
книжную полку, снял один зеленый томик и, заложив в него конверт, спрятал в
ящик стола, ящик запер, ключ положил в карман и только тогда отправился
ужинать.
С недавних пор семья трапезничала раздельно, в два этапа: сначала отец,
потом - мать, или наоборот; Сергей сам выбирал, к кому из них
присоединиться. На этот раз он ужинал один. Мать приготовила голубцы, они
успели остыть, и сметанный соус был похож на холодную потрескавшуюся лаву.
Потом пришла мама, поставила на огонь чайник, сказала осторожно, с
надеждой:
- Я видела у тебя на столе какие-то бумаги, Сережа. Ты пишешь для
кого-нибудь?
Сергей вздрогнул так, что кусок голубца упал обратно в тарелку. Потом до
него дошло: мама, наверное, думает, что он решил снова заняться
журналистикой. Смехота.
- Не знаю, ма, - сказал он. - Работаю в стол. А там видно будет.
- Нелли Ивановна, моя однокурсница - помнишь ее?.. она подарила тебе
портмоне на выпускной, - сейчас работает в "Кулинарной газете". Я могла бы
поговорить с ней...
Сергей чуть не расхохотался. Мамочка грохнулась бы с печи, когда бы
узнала, что ее сын и в самом деле задумал здоровенный очерк с продолжением,
целую хронику - только не о жизни вообще и не о рецептах греческой кухни или
способах приготовления дальневосточного лосося, а о современных сексотах,
которым ради блага страны и человечества приходится жрать наркотики и
участвовать в убийствах. О кураторах, об этих насекомых-кровопийцах,
которые, выкачав из тебя все, что можно, сдают в уголовку, словно в чулан
для старых, сломанных кукол... Да, Сергей уже почти не сомневался, что в тот
момент, когда весь компромат на "Визирь" окажется на столе у Агеева - в тот
же самый момент он из тайного агента превратится в эн-плюспервого
обвиняемого, ничем не отличающегося от Дрына, Ираклия или Вал Валыча. Скорее
всего его даже уберут, поскольку в отличие от остальных он может разболтать
государственные секреты.
- ...Алло, ты отключился, Сережа? - с улыбкой переспросила мама.
- Да, то есть... Спасибо, ма. Не думаю, что мой материал сгодится для
"Кулинарной газеты".
- Смотри сам. На твоем месте я бы уволилась из этой твоей
купи-продай-конторы и спокойно посидела месяцдругой над статьей. А там бы
уже отдала ее хоть... в "Ньюсуик".
Сергей энергично прикончил последний голубец.
- Может, я так и сделаю, - сказал он.
За чаем мама попыталась снова перевести разговор на "этих женщин". Так
она называла Светку Бернадскую, Зою и всех остальных обитательниц Тиходонска
в возрасте от девятнадцати до тридцати пяти, физически здоровых, незамужних,
бездетных, с которыми, как она полагала, мог иметь дела Сережин папочка.
Сергей извинился, сказал, что у него полно работы, - и вернулся в свою
комнату. Заперся. Лег на кровать, положив под голову крупные ладони. И
тяжело задумался.
Все, что он сообщал майору Агееву, было враньем. Или почти все.
С тех самых пор, когда Сергей Курлов устроился в "Визире", куратор
получил в лучшем случае одну-две правдивые, информативные - как он сам это
называет, - докладные. Все остальные листки были заполнены поносом, обычным
поносом из грамотно составленных, стилистически безукоризненных (даже когда
речь заходила о Гоге и кладовщице Алене Прокофьевой) фраз, которыми обычно
забивают "белые пятна" на полосах бульварных газет.
Сергей в самом деле обшарил несколько принадлежащих "Визирю" складов,
несколько раз тайком от Паши Дрына исследовал содержимое коробок и банок,
перевозимых на фургоне. И нашел то, что искал. Без особого, надо сказать,
труда. Упаковки с салями, которые предназначались для "Лабинки" и "Пальмы"
(эти две "точки" считались наиболее прибыльными в системе) частенько
оказывались нашпигованными пластиковыми шариками с героином. Каждый шарик
рассчитан на одну дозу: от половинки до двух "кубиков", в зависимости от
качества порошка. Дешевый "коричневый" героин Сергей находил также в
консервных банках. Однажды наудачу открыл банку шпрот - точно таких же,
какими его потчевал однажды Ираклий. Порошок был и там.
Но докладывать о своих находках Сергей Курлов никому не собирался.
Еще чего.
Он чувствовал... нет, он знал наверняка, что когда пятнисто-зеленые
хлопцы из отдела по борьбе с наркоманией налетят на "Визирь", то его
расплющит между противоборствующими силами.
Неизвестно, как это будет: то ли в перестрелке кто-то - равновероятно с
любой стороны - засадит пулю ему в голову, то ли его уберут как
нежелательного свидетеля, то ли как провокатора, то ли как запачкавшегося
агента... Но он обязательно окажется одним из первых пострадавших, одним из
тех, кто останется плавать в соусе из собственных мозгов, повиснет на пере
или на жгуте из тюремной простыни.
Сергей не хотел этого. Он принял единственно правильное решение:
потихоньку, не привлекая пристального внимания ни тех ни других, работать
грузчиком, выжидая подходящего момента. Когда такой момент наступит,
захватить партию порошка покрупнее и сделать всем ручкой. Один не совсем
приличный жест. Адресованный как Агееву, так и Хою с Вал Валычем.
Да пошли они все. Монтажницы в типографии к тому времени уже будут лепить
