и она хочет, чтобы убийц сурово покарали! Поэтому ты и будешь расследовать -
быстро, качественно и результативно!
- Вот те раз... Теща областного губернатора работает поваром в кафе?!
- Это как раз признак демократизма, - кивнул прокурор. - Но ты понимаешь
ответственность. Если что - с нас шкуру снимут. Ясно?
Обычно он говорил по-другому: "Нам яйца оторвут". Но сейчас такая
формулировка не годилась.
- Да уж...
Ей было совершенно ясно, с кого "в случае чего" снимут шкуру.
Прижимая тонкий проверочный материал к груди, Таня вышла из кабинета
шефа. Сегодня она поддела под брюки теплые колготки. Впервые за эту осень.
Холодная осень, плюс пронизывающий ветер. Каждый раз в октябре Таня тихо,
по-бабьи скучала. Будто целую жизнь прожила, а умирать ой как не хочется...
От ушедшего лета она, как всегда, ждала многого - и, как всегда, получила
шиш с маслом. Любви нет, работа опротивела, в уголках рта затаились
морщинки. Двадцать восемь лет, двадцать восемь прожитых жизней - она едва
успевает провожать их взглядом, как вагоны, проносящиеся мимо на полной
скорости. Тот мальчик, Денис Петровский, он ведь на целых четыре года ее
младше. А Таня по инерции относится к нему как к ровеснику. Смешно, да? Он
симпатичный. И добрый. Наверняка не пресыщен женской лаской. Подруга по
университету, Сонька Кижеватова, говорит: "Затащить разок такого теленка в
постель - он всю жизнь доиться будет".
Он Тане нравится. Правда. А Сонька - дура, она одного такого теля поймала
за хвост, ему всего двадцать три, старший лейтенант, артиллерист. Третий год
живут в общежитии, ругаются, старлей каждый вечер напивается, тискает у
мусоропровода общажных блядей...
Но раз на раз не приходится. Может, ей больше повезет? Только с кем?
* * *
- Он у вас почти симпатичный вышел. Не похож. И губы должны быть толще.
Глаза меньше. Нос в крупных порах, на переносице складка, а вверху почти
сразу начинаются волосы. От него еще пахло неприятно. Нет, не похож.
Свидетель Лена Давыдова вернула художнику Рулеву плод его кропотливого
двухчасового труда.
- Но не буду же я рисовать вам эти поры! - возмутился Рулев. - И этот
запах!.. Я не импрессионист в конце концов! Я же вас спрашивал о пропорциях,
показывал, вы говорили мне: да, примерно так, да, все правильно!
- А теперь я вижу, что не похоже, - упрямо повторила Давыдова. - И лицо у
него не круглое, как здесь, а овальное, и голова похожа на яйцо.
Рулев был первым художником, с которым она общалась в своей жизни. Рулев
работал ответственным секретарем в милицейской ведомственной газете "На
посту", рисовал макеты и оформлял полосу "Разговорчики в строю", а по мере
надобности выполнял для своих учредителей функции приглашенного специалиста
по идентификации. У Рулева узкое лицо, желтые, как солома, волосы собраны
сзади в пучок. Зубы тоже желтые - от табака. И маслянистые глаза сердцееда.
Лена Давыдова твердо знала: стоит только похвалить эти его каракули, и он
разденет ее прямо здесь, в полутемном безоконном закутке райотдела. Разденет
и проткнет, как протыкают соломинкой пакетик с соком.
- Я бы никогда не узнала его здесь, - сказала Лена Давыдова, показывая на
рисунок.
- Почему?
- Потому что не похоже.
Это правда. Рисовал Рулев плохо. Он еще мог кое-как изобразить стакан и
яблоко (программа третьего класса художественной школы), у него забавно
получались человечки в милицейских фуражках, которыми была наводнена
юмористическая полоса "Разговорчики", - но дальше этого гений художника
Рулева не простирался. К тому же по вечерам он подрабатывал в рекламном
агентстве и испытывал хроническую нехватку времени.
- Елки зеленые, - в сердцах сказал Рулев.
Он снял стеркой овал лица и нарисовал новый, более вытянутый. Глаза
уменьшил в два раза и прилепил их почти к самой переносице. Решительно
сократил площадь лба. Закруглил и увеличил губы.
- А теперь? - спросил Рулев.
У него длинные и сильные, проворные пальцы. Лена Давыдова не сомневалась,
что этот Рулев ставит рекорды по скоростному расстегиванию лифчиков.
- Волосы ниже, - сказала она.
Рулев яростно заработал стеркой и карандашом. Линия лба зависла над
самыми бровями.
- Верхняя губа короче. Когда он говорил, у него в уголке рта пузырьки
были.
Пузырьки Рулев рисовать не стал. Верхнюю губу укоротил и подтянул к носу.
- Ну?..
В это время в коридоре раздались громкие нервные шаги. Дверь
распахнулась, в комнату вошла Таня Лопатко, в руке она держала незажженную
сигарету.
- Дай огня, Рулев. Что у вас слышно?
- Ничего, - мрачно сказал Рулев, доставая из кармана зажигалку. -
Говорят, не похоже рисую.
- Не может быть, - раздраженно бросила Таня.
Она прекрасно знала, что для нужд идентификации весь цивилизованный мир
использует специальные лаборатории с картотекой типов лиц и их фрагментов; в
крайнем случае прибегают к услугам профессиональных художников. Рулев
никогда не был профессиональным художником и никогда не станет им. Ему
только уродцев в газете рисовать. Но на весь Тиходонск имеется лишь одна
действующая лаборатория, и чтобы вщемиться в ее рабочий график, следователю
нужно иметь на руках дело с кучей малой трупов. Так что приходится брать что
дают.
- Наш Рулев замечательный художник, - механически произнесла Таня
Лопатко, разглядывая рисунок. - С его помощью тиходонской милиции удалось
поймать и обезвредить добрый десяток бандитов и угонщиков.
- Восемь человек, - уточнил Рулев.
У каждого из этих восьмерых имелся или шрам на лице, или здоровенная
бородавка, или какое-нибудь явное уродство. Бородавки Рулев рисовать умел.
- Но здесь все равно чего-то не хватает, - упрямилась Давыдова.
- Чего именно?
- Ну... Не знаю. У него в лице было что-то неприятное. Похож на кого-то.
- На кого?
- Говорю же: не знаю.
- В твоих показаниях записано, что нападавший находился очень близко от
тебя, - сказала Таня Лопатко.
- Он дышал мне в лицо.
- Да, именно так. Ты должна была его хорошенько рассмотреть, Лена.
Напряги-ка память, давай...
Лена Давыдова отвернулась к стене и напрягла память. Она вспомнила, как в
одной из соседних комнат снимали на фото ее грудь с лиловыми синяками,
которые остались после того злополучного обеда в "Пилоте". Сейчас фотография
подшита к делу, менты могут пялиться на нее сколько кому влезет, да и
фотограф наверняка штампанул для себя пару лишних копий. Лена уже жалела,
что послушалась подругу Регинку Бурак и связалась с милицией.
- Кажется, у него что-то с носом было, - неуверенно сказала она минуту
спустя. - Нос, он у него... - Лена Давыдова запнулась, подыскивая верное
слово. - Поросячий. Да, точно. Очень курносый, вздернутый.
- Какой-какой? - переспросил Рулев, недоверчиво скривившись.
- Поросячий, тебе сказали, - повторила за потерпевшую Таня Лопатко.
- Вздернутый, - добавила Давыдова.
Рулев хохотнул, что-то быстро изобразил на рисунке, подвинул листок к
Лене.
- Такой?
Лена Давыдова смотрела, будто громом пораженная. Потом сказала:
- Да, это он.
Таня Лопатко взяла у нее портрет, глянула и тоже чуть не расхохоталась.
Вместо носа Рулев нарисовал обычный свинячий пятак. Похоже, это дело будет
девятой его творческой удачей.
Позже Рулев подправил нос, чтобы рисунок не вызывал прямых ассоциаций с
персонажами "Разговорчиков", обвел линии рапидографом, любовно нарисовал в
уголке "РУЛ" и отдал все на ксерокс. К концу дня изображение должны сверить
с фотографиями из картотеки - нет ли там чего похожего. Таня Лопатко
вернулась в прокуратуру и до самого вечера занималась анализом собранных
показаний.
Информации мало, странностей много - вот и все, что можно сказать по
этому поводу.
Что за странное нападение? Не пьяные ханыги, забредшие добавить по сто
пятьдесят беленькой и избившие не отпускавшего в долг буфетчика... Двое в
рабочей одежде, трезвые, разбрасывают по залу какое-то гнилье, лупят всех,
кто под руку попадет...
Странно ведет себя и директор "Пилота". Во-первых, не заявил. Девчонки
пожаловались в милицию - Давыдова с Бурак, а после смерти поварихи все и
завертелось. Иначе никто бы о нападении не узнал. А ведь директор кровно
заинтересован, чтобы хулиганов нашли и такого больше не повторилось! А он -
наоборот, не склонен откровенничать. Не помнил, как выглядела машина, на
которой приехали налетчики. С большим трудом, с пыканьем и мыканьем описал
их внешность. Весь персонал кафе вслед за заведующим поразила та же
непонятная амнезия.
Вода в электрочайнике почти выкипела, когда Таня наконец оторвалась от
бумаг. По привычке бросила взгляд через стол: обычно там видела она
безукоризненный прямой пробор на голове Тихона, склоненного над пишущей
машинкой и осторожно тыкающего пальцами в клавиши. Но сейчас Тихона нет, он
ушел в половине седьмого. Таня Лопатко сидела в кабинете одна.
- Так даже лучше, - подумала она вслух.
Крус был обычный мужик: в меру сердечный, в меру злой, готовый работать
как вол, чтобы прокормить семью. Носки, перхоть, растаявшая шоколадка в
нагрудном кармане (для жены), дешевый польский презерватив, припрятанный в
пачке сигарет (на всякий пожарный). Вообще-то Крус к выпивке равнодушен, он
не способен понять до конца, что приятного в том, что ноги не идут, а в
голове оглушительно играет малиновый звон, - но если Кравченко нужен
напарник, чтобы придушить бутылочку домашнего вина, то уговоры занимают не
больше пяти секунд.
Таня понимала, что точно так же получилось и с ней. Тихону сто лет не
нужна любовница, но он привык идти, куда ведут. Пусть идет тогда к чертям
свинячьим. Вот так.
Она вспомнила, что Тихон в свои двадцать шесть лет не научился попадать
без посторонней помощи, он беспомощно тыкался то в одно бедро, то в другое,
однажды даже колено обкончал - и пыхтел, пыхтел, как паровоз, пока она не
брала наконец инициативу в свои руки и не направляла ее в нужное место. В
такие минуты Тане казалось, что она завязывает взрослому дяде шнурки на
ботинках. В этом Тихон весь. Его надо брать за поводок и вести. И-не
отпускать.
"Почему не отпускать? На х... он нужен?" - спросила себя Таня и налила
кофе. Вместо одной ложки всыпала две, чтобы взбодриться. Сахару побольше.
Отпила глоток и стала прикидывать, что может скрываться за странностями
этого дела.
"Пилот" молчит, потому что боится. Это могут быть какие-то грешки,
припрятанные в пыльных углах кафе. Игра с наценкой? Пересортица? "Левые"
продукты? Это могут быть... Таня почувствовала, как внутри закопошилась
увесистая, полноценная идея. Это могут быть конкуренты. Внутрикорпоративные
разборки. Торговые мафиози шерудят друг дружку без посредников. Таня
оценивающе прислушалась к своим мыслям, прокрутив их еще разок для
демонстрации. Да, похоже на правду.
А потом одним глотком прикончила холодный кофе и вдруг подумала, что не
имела бы ничего против, если бы такой мужик, как Тихон Крус, повстречался ей
лет пять назад. Ей не пришлось бы сейчас сидеть допоздна в опустевшем здании
прокуратуры и травиться кисловатым "Кафе Пеле" и сигаретами на голодный
желудок. Она бы сумела взнуздать Тихона так, что он несся бы вперед,
взмыленный и счастливый, задрав пышный рыжий хвост, выбивая из-под копыт
звонкую монету, - а она сидела бы в бричке, одной рукой сжимая поводья,
другой придерживая у груди симпатичного голубоглазого ребеночка...
Резко раздался телефонный звонок. Таня невольно вздрогнула.
- Алло, Татьяна Леонардовна?
- Да, это я.
