Но еще больше удивился вчерашний Колпаков, когда осмотрелся там,
внутри. Угрюмый пустырь, на котором должен был выситься монумент их веч-
ного несокрушимого братства... Кладбище неосуществленных благородных за-
мыслов... Бледные тени полупарализованных достижений... Мелкие грязнова-
тые лужицы вместо мощных гейзеров смелых идей... Довлеющий надо всем
черный остов храма гармонично развивающей личность Системы. Почему он
такой мрачный, полуразрушенный, обгорелый? Почему воздвигнут на площади
Разочарования? Кто сидит на ступенях, зажав между колен костыли, в жел-
той футбольной майке с отчетливо видимой цифрой "семь"? И что это там, в
углу, под слоем пыли и паутины? Бр-р-р! Груда переломанных костей, ске-
лет, отрезанная человеческая рука, мертвенная маска изуродованного лица
Рогова!
Прочь отсюда! Бегом! Изо всех сил! По переулку Бесчувственности, мимо
тупика Расчетливой Любви, на улицу Сделок С Совестью...
Хрустят под ногами черепки разбитой дружбы, осколки радужных надежд и
светлых планов. Бухают за спиной шаги погони, как ни напрягайся - не
отстают, но сзади никого нет, здесь вообще нет никого, кроме тебя, ведь
это твой внутренний мир!
Мой? Нет! Чужой, страшный, неузнаваемо изменившийся за десять лет,
ощерившийся беспощадными принципами, острыми, страшными и блестящими,
как "тигровые лапы".
Вот и главный проспект Умения Жить, извилистый, замусоренный, плохо
освещенный, как окраинная, ведущая к свалке улочка провинциального горо-
дишка, воздух плотен, тяжел, пропитан миазмами, неужели это и есть то,
ради чего ты существуешь?
И как получилось, что здесь, внутри, произошли изменения, обратные
процессам внешнего мира? Благоустроился, преобразился "штат Техас", но
как его мрачная давящая атмосфера и зловоние вечной лужи проникли в сфе-
ру твоего "я"? И как ты ухитряешься жить с этой помойкой? Где твои
друзья? На кого ты променял Сашку и Николая? Кто окружает тебя каждый
день? Полумошенники, прохвосты, лжецы!
Сознание раздвоилось, и сегодняшний Колпаков не мог ответить на воп-
росы вчерашнего. Наверное, потому, что невозможно врать самому себе.
Возникла и разрасталась щемящая боль в сердце.
Он давно чувствовал, что зашел в тупик, что все надо менять. Судьба
много раз подводила к развилкам на жизненном пути, и последние годы он
часто ошибался в выборе. И оказался перед стеной... Или крутым спуском,
ведущим в бездонную пропасть, с предостерегающими красными сигналами:
стоп, стоп, стоп.
Трудно ломать устоявшийся уклад, особенно если люди вокруг считают,
что все идет хорошо и правильно. Лена, Писаревский, завидующий его "ве-
зучести" Габаев, случайный попутчик - умудренный опытом Илья Сергее-
вич...
Остальных он не слушал, ведь они говорили неприятные вещи, недаром
советы Вени Гончарова воспринимались как раздражающие нотации.
У него и сейчас был выбор. Можно в очередной раз послушаться Писа-
ревского, расчетливыми точными ударами выбить кандидатский диплом и
удобное местечко под солнцем, разорвать заявление и по-прежнему изобра-
жать роль председателя городской федерации, даже с Леной можно восстано-
вить отношения, очень просто: купить дубленку, и она снова войдет в роль
очаровательной любящей женушки, простившей своего напроказившего му-
женька...
И не надо ничего менять, ломать, усложнять...
Только противно жить с помойкой в душе, стыдно перед собой, перед то-
варищами...
Очевидно, он шевельнул пальцами, брелок щелкнул, черт саркастически
усмехнулся и высунул язык.
"А есть у тебя товарищи? - услышал он немой вопрос. - Людям глаза не
завяжешь, все твои художества на виду, только кажется, что никто ничего
не видит!"
Черт оскалился и дразнил языком.
"Теперь у тебя другие товарищи: такие же, как ты, и обратного хода
нет: коготок увяз..."
- Врешь!
Колпаков взмахнул рукой, чтобы забросить игрушку подальше, но она бы-
ла скреплена с ключами, он завозился с кольцом и осознал глупость своего
порыва.
- Врешь, приятель, - спокойно, почти ласково сказал он тем тоном, ко-
торый использовал в ситуациях, предшествующих уличным дракам. - И супру-
га моя любезная врет, утверждая, что я такой же, как вся ее гоп-компа-
ния. И обратный ход есть. Сейчас...
Колпаков принял решение и стал складывать тонкие сухие веточки за
выступом фонтана, чтобы ветер не задувал пламя.
К черту Писаревского и всех ему подобных. Первый шаг в тупик он сде-
лал тогда, когда принял предложение этого интригана.
Колпаков понимал, что не вполне прав: неверных шагов и ошибочных ре-
шений было сделано столько, что вряд ли удастся отыскать первый, решаю-
щий. Но Писаревский вызывал наибольшую антипатию.
"Лгать, заглядывать Дронову в глаза с расчетом на его мягкость, при-
водить в действие механизм сложностей и противоречий, существующих в чу-
жой семье, - увольте. Десять лет назад я бы плюнул в физиономию тому,
кто предложил бы подобное!"
Он жестко улыбнулся.
"Впрочем, это и сейчас не поздно. Ничего не поздно..."
Пучок веток набрался достаточный для того, чтобы сжечь несколько
фальшивых бумаг.
Обычным пружинящим шагом Колпаков сходил к машине, принес папку и
спички, которые держал, как и пачку сигарет, специально для Лены.
Лена... Он представил, как она подносит сигарету к четко очерченным
губам, изящно выпускает дым... И ощутил острое сожаление: несмотря ни на
что, терять ее не хотелось.
Раздобыть денег на дубленку - пара пустяков, только рискнуть на два
месяца возобновить занятия в абонементной группе...
Он замешкался.
"А Писаревский и все остальные?"
"Одно с другим не связано".
"Как же ты объяснишь Лене провал с диссертацией? Для нее остепененный
муж такой же показатель престижности, как дубленка. Почти такой же..."
Рука со спичкой повисла в воздухе.
Колпаков остро ощутил, что стоит на развилке. В жизни все взаимосвя-
зано, и сделанное сейчас неминуемо повлечет ряд вытекающих одно из дру-
гого событий. Поджигать или нет? По какому пути двигаться дальше?
"Коготок увяз..."
"Обратного хода нет... Нет? Посмотрим!"
Сделав над собой усилие, он чиркнул спичкой, веточки занялись, огонь
быстро набирал силу. Он расстегнул папку, порылся, вытряхнул содержимое
прямо на холодную землю. Не может быть! Засунул руку, заглянул, неуже-
ли... Да, точно! Документы о внедрении остались дома, он попросту забыл
их на письменном столе...
Колпаков смотрел на прогорающий костер опустошенно и безучастно, как
человек, израсходовавший все силы на пустую работу.
К машине он возвращался, устало волоча тяжелые ноги, словно после
трудного поединка с равным противником, поединка, который, несмотря на
все старания, окончился вничью.
Но, опустившись на упруго пружинящее сиденье, Колпаков почувствовал
себя бодрее, словно лакированная оболочка автомобиля экранировала волны
тревоги, сомнений и беспокойства, излучаемые бывшим "штатом Техас".
"Никому из ребят не придет в голову, что можно явиться сюда для раз-
думий о жизни. А Гришка поднял бы меня на смех... Чего это я столько
вспоминаю о нем сегодня?"
В это время Кулаков звонил в дверь к Габаеву. Увидев бородача, Гришка
оторопел, его лицо стало похожим на висящую возле макивары гипсовую мас-
ку с выпученными глазами.
Первой мыслью было, что Кулаков пришел с повинной. Оказалось - с
ультиматумом. Недавняя злость вспыхнула с новой силой.
- Значит, так, - с трудом сдерживаясь, просипел Габаев. - Завтра со-
бираем учеников, ты - своих, я - своих, и устраиваем спарринг в контакт.
Сразу увидим, кто чего стоит!
- Почему же завтра, - хмель делал Кулакова нетерпеливым. - Давай пря-
мо сейчас!
- Ну что ж, - угрожающе произнес Гришка, глубоко вдыхая воздух, чтобы
поднять давление. - Если не терпится...
Они стали напротив друг друга, поклонились и обменялись ударами.
Пока это походило на жесткий спарринг, но ограниченность прост-
ранства, взаимная ненависть и обоюдная жестокость неминуемо должны были
превратить схватку в настоящий бой не на жизнь, а на смерть.
Был час "пик".
Почти не снижая предельно допустимой в городе скорости, Колпаков рис-
кованно лавировал в транспортном потоке, протискивался между тяжело про-
севшими автобусами и усталыми, горячо пахнувшими соляркой грузовиками,
впритирку вписывался в повороты, обгоняя резвые легковушки.
Он испытывал азартное упоение: силу мышц удесятеряла мощь мотора,
быстроту реакции на непредвиденные ситуации обострял вакуумный усилитель
тормозов, чуткое рулевое управление послушно передавало бешено вращаю-
щимся колесам самое легкое движение руки, а руководил всем безошибочный,
как компьютер, мозг, умеющий контролировать меняющуюся обстановку и при-
нимать мгновенные решения.
На миг Колпаков ощутил, что слился с машиной воедино: кровеносные со-
суды соединились с системой питания двигателя, нервы срослись с провода-
ми бортового электрооборудования.
Мощный, смелый, стремительный, опьяненный победной гонкой механичес-
кий кентавр вдруг оценил жизнь совсем не так, как полчаса назад в бывшем
"штате Техас" раздвоенный и растерянный Колпаков.
Сердце билось ровно и размеренно, как бензонасос, щемящая тоска ис-
чезла бесследно - ей нет места в идеально работающем механизме, и марш-
рутный компьютер освободился от нелогичных, нерациональных мыслей.
"А ведь все не так плохо, как кажется! Главное, не принимать поспеш-
ных решений... Кто это собрался сложить руки?! Черта с два, мы еще пово-
юем!"
Вираж, заскрипела резина, оранжевый "Москвич" испуганно прижался к
бордюру, газ - позади осталась щегольски разукрашенная "двойка".
"Кто сможет меня обогнать? Этот лихой таксист? Посмотрим..."
Маневр, ускорение, разгон... Вот и все! Если бы не светофоры...
Их словно заколдовали: все перекрестки встречали красными огнями.
Стоп, стоп, стоп...
"Кажется, Витька схалтурил с тормозами. - Мысль, как кинотитры, проп-
лывала на заднем плане компьютерного мышления. - Значит, уважение пропа-
дает... Надо постоянно поддерживать, находиться в центре внимания. Иначе
крышка..."
В момент переключения светофора Колпаков вдруг задумался: если удаст-
ся попасть в "зеленую волну", он добьется своей цели во что бы то ни
стало. Всех своих целей.
Чет - нечет, орел - решка, шестерка - туз, красный - зеленый - для
игры с судьбой годятся любые символы. Но сегодня ему не везло.
Несколько раз менял режим движения, даже протащился квартал чере-
пашьим шагом - и все равно натыкался на запрещающий сигнал.
Оказавшись на ведущей в микрорайон магистрали, Колпаков разогнал ма-
шину так, что ветер со свистом влетал в приоткрытую форточку. Он оторвал
левую руку от рулевого колеса и щелкнул задвижкой. Стало уютней, но он
почувствовал, что продрог, и включил отопление. На пути оставался один
светофор.
Когда он вылетел к началу крутого спуска, внизу горел зеленый.
Последний шанс! Акселератор до упора, успеть! Любой ценой!
Любой?
Азарт губит игрока, особенно при высоких ставках. Когда играешь с
судьбой, на кону нередко оказывается жизнь.
Желтый, красный... Передние машины пыхнули стоп-сигналами.
Колпаков чертыхнулся и нажал педаль.
В большом мире ничего особенного не происходило, разве что подул хо-
лодный ноябрьский ветер, продувающий прохожих до костей, срывающий шля-
пы, бросающий в лицо жесткие сморщенные листья и засыпающий пылью глаза.
Да внизу тяжело выкатывался на перекресток мощный "КамАЗ", с натугой
влекущий длинную раму, к которой прилепились железобетонные панели фа-
садной стены сборного дома. С одной стороны два окна, с другой - окно и
балконная дверь, грубо торчат прутья арматуры, и издали все это напоми-
нает самоделку из детского конструктора. "КамАЗ" с первого раза не впи-
сался в разворот, раздраженно выглядывающий через открытую дверь высоко
