нения ненавистного конкурента. Анонимный звонок в милицию? Не годится:
эта горилла много знает, если откроет рот на допросах...
Взять группу "телохранителей" и разгромить его штаб-квартиру, разбить
технику, порвать пленки? Заманчиво... Но будет много шума, и опять вме-
шается милиция...
Предложить убраться из города? Самый лучший выход! Но вряд ли он сог-
ласится.
Если следовать традициям карате, остается смертельный поединок -
где-нибудь в затемненной фанзе или на морском берегу, как в красочном
видеофильме, вызывающем восторг у молодых зрителей. Чего стоит одна
кульминационная сцена: герой в прыжке разрубает ладонью поставленную в
блок руку противника от кулака до локтя, и тот пытается левой сложить
распадающуюся кисть...
Что ж, можно поговорить с Кулаком. Если не захочет добровольно уйти с
дороги - предложить схватку при свидетелях. Не насмерть, конечно, - кто
остался на ногах, тот и победил... Григорий подтвердит и упрочит автори-
тет - слух сразу расползется. А репутация бородатой обезьяны лопнет как
пузырь, только и останется объедки подбирать. В том, что он победит Ку-
лакова, Габаев не сомневался.
А Кулаков придерживался на этот счет другого мнения. Он проснулся
поздно, с ощущением тяжкого похмелья, бычье здоровье пока позволяло сов-
мещать пьянки со спортом, хотя интенсивность занятий приходилось посте-
пенно снижать. И с самого утра подумал о Колпакове и Габаеве. О первом
напомнил еще побаливающий нос, о втором - вчерашний разговор в веселой
разгоряченной компании: якобы Гришка нелестно отзывался о нем и даже
грозил проучить при случае.
"Посмотрим еще, кто кого проучит!" - думал Кулаков, разглядывая в
зеркале отекшие глаза - единственную выглядывающую из обильной расти-
тельности часть лица.
Он считал себя сильнее и одареннее бывших наставников и, как все не-
далекие люди, отрываясь от реальности, завышал свои возможности.
- А с тобой особо поквитаюсь! - грозно обратился он к воображаемому
Колпакову, трогая свернутый нос.
Колпаков вышел на улицу, зябко поежился, запахнул воротник и напра-
вился к машине.
- Геннадий Валентинович! - услышал он за спиной знакомый голос и,
обернувшись, увидел Писаревского, озабоченно трусившего следом с большой
кожаной папкой, прижатой к округлому животу.
- Опаздываю, подбросишь до института? Только из командировки, сегодня
отчет на совете... Да и вообще уйма дел...
Жалобно посетовав, толстяк облегченно ввалился на сиденье, машина
просела.
- Как съездил?
Колпаков рассказал.
- Вот видишь, все, как я говорил!
- Возникли сложности с научным руководителем...
- Какие? - Взгляд неуклюжего толстяка стал напряженным и цепким, сра-
зу стало видно, что он не такой беспомощный и добродушный, каким умеет
казаться. - Ясно! - Писаревский ловил мысль собеседника на лету, мгно-
венно вычленяя главное. - Значит, так: панику отставить. Тебе надлежит
сделать нижеследующее... - Просительные нотки сменились командирской ин-
тонацией. - Переговоришь с Дроновым, скажешь, что тебя оклеветали. Будь
убедителен, смотри в глаза, он мягкий старикан, отойдет. Если же... Вряд
ли, но не исключено, он станет в позу, тут его бульдозером не сдвинешь,
тогда пойдем по другому пути: подключим инстанции... Накануне защиты от-
казаться от научного руководства! И на каком основании? Подлого аноним-
ного звонка! Нет, товарищи, понять такую позицию просто невозможно, а
поддержать - тем более!
Хотя в машине они были вдвоем, Писаревский по привычке говорил свис-
тящим шепотом, а последние фразы исполнил с надрывом, как добросовестный
суфлер в кульминационной сцене какойнибудь трагедии.
- Не получится с инстанциями, задействуем ректора...
- Вы потеряли чувство меры, - хмуро перебил Колпаков. Принципи-
альность и рассудительность ректора вошли в поговорку, заставить его
поступать вопреки убеждениям было совершенно невозможно.
- Думаешь? - неприятно засмеялся Писаревский. - Разве я тебя хоть в
чем-то обманул?
Пожалуй, нет. Его фальшивки на вид всегда казались подлинными. Их ис-
тинную цену знал только сам толстяк и тот, кто пользовался его услугами.
По правилам игры обе стороны принимали ложь за правду.
- То-то! - назидательно продолжил Писаревский, по-своему истолковав
молчание собеседника. - Ректор железный мужик, но... С приемным сыном
отношения дьявольски сложные, парень считает, что отчим его не любит,
конфликтует, мать разрывается между ними, плачет... Ад кромешный! Он не
знает, как угодить мальчишке. - Писаревский выдержал паузу. - А мальчиш-
ка - твой ученик, без памяти влюбленный в своего сенсея! - Писаревский
снисходительно улыбнулся. - Откажет ли он неродному сыну в единственной
пустяковой просьбе - помочь любимому тренеру?
Смысл сказанного дошел до Колпакова внезапно. Вот стервятник!
Он затормозил, перегнувшись вправо и больно вдавив брюхо Писаревско-
го, открыл дверцу пассажира.
- Выходите, приехали!
- Что? Действительно... А я увлекся... Ты в институт не зайдешь,
едешь прямо? Ну, пока, спасибо, что довез.
Драматический жест обернулся фарсом: машина стояла у бокового входа в
институт.
Колпаков рванул ручку скорости, и машина с ревом вылетела на цент-
ральный проспект.
"Надо было догнать его, дать пинка напоследок... Вот сволочь! Так
влезть в сложности чужой семьи, найти болевые точки, чтобы в случае не-
обходимости сыграть на них... А приручил Лыкова моими руками. Думает,
что я с ним заодно!"
- Стервятник! - вслух сказал он.
"А разве не так? - мысль обожгла, прежде чем он успел ее додумать. -
Разве ты. Гена, не заодно с Писаревским, его вальяжным приятелем и про-
чей нечистью?"
Он вдруг с болезненной ясностью представил, что незаметно для самого
себя отошел от старых друзей: Зимина не видел целую вечность, с Окладо-
вым в последнее время как-то не о чем говорить. Гончаров превратился в
сугубо официальную фигуру - заведующий кафедрой, не больше. Умер Рогов,
считавший его когда-то младшим братишкой.
Исчезли точки соприкосновения интересов с Колодиным, Савчуком, отда-
лился от Ильи Михайловича Дронова, да что там - от родной матери уехал
будто не в другой район, а на противоположную часть земного шара!
Колпаков свернул за угол, миновал маленький заброшенный стадион, по
инерции прокатился сквозь проходной двор и заглушил мотор на аккуратном
асфальтовом пятачке, примыкающем к тыльной стороне Зеленого парка.
Заперев машину, он быстро прошел к небольшой калитке в старинной чу-
гунной ограде, спрыгнул с низкой каменной лестнички и размашисто зашагал
по неуютной, продуваемой ветром пустой аллее. Спортивная фигура и быст-
рые движения создавали впечатление направленной целеустремленности, и
две по-зимнему одетые старушки, секретничающие на лавочке у подъезда,
решили, что молодой человек спешит на свидание.
Это было верно лишь отчасти: Колпакова никто не ждал, он шел на сви-
дание с самим собой. Почему желание побыть в одиночестве привело его
именно сюда. Колпаков вряд ли смог бы объяснить: какие-то глубокие, зап-
рятанные в подсознании мотивы предпочли многочисленным тихим и безлюдным
местечкам родного города бывший "штат Техас".
Он шел к месту, где когда-то находился зловещий пустырь, и возвращал-
ся в прошлое. Разве можно было тогда предположить, что грубый и довольно
примитивный Гришка станет на определенное время его близким приятелем?
Кулаков тоже думал о Габаеве. Он проводил день как обычно: сидел с
несколькими молокососами из своей свиты в полутемном, до тошноты проку-
ренном баре, слушал тяжелый рок, предупредительно поставленный знакомым
барменом для уважаемого гостя, и потягивал через соломинку коктейль, все
дорогостоящие компоненты которого были заменены суррогатами - тут бармен
был последователен и ни для кого не делал исключений.
- А дальше что? - нетерпеливо заглядывали ему в лицо едва достигшие
совершеннолетия поклонники.
- Дальше? - равнодушно переспросил Кулаков, подогревая интерес. -
Дерзкий ученик избил старика руками и ногами и был очень горд: сам он
получил только один слабый удар в область сердца, а старик остался не-
подвижно лежать на земле. Но когда юноша ушел, старик вскочил как ни в
чем не бывало, выпрямился и живо пошел к себе домой. А парень начал
чувствовать себя как-то странно: пропал аппетит, появилась бессонница.
Через шесть недель он уже был при смерти.
- Неужели старик? - ахнул кто-то из слушателей.
- Точно. Жители деревни пригласили для защиты мастера карате из дру-
гого района.
- А что с парнем?
Кулаков отбросил соломинку и одним глотком допил бурое пойло.
- Раскаялся, пригласил старика, извинился. Тот его вылечил и взял в
ученики, - скороговоркой закончил Кулаков и другим, властным, тоном при-
казал: - Возьмите еще выпить!
Счастливые, что могут услужить, поклонники рванулись к стойке.
Кулаков довольно улыбался.
На его взгляд, жизнь складывалась неплохо. Пропахший медикаментами
кабинет, привередливые, мотающие нервы и доставляющие неприятности паци-
енты, придирки главного врача - все это осталось в прошлом. Теперь он
важная птица, кругом вертятся заискивающие "шестерки", вместо унылых
урочных часов - сплошные развлечения... Есть деньги, девчонки восторжен-
но пялятся - только мигни, юнцы хватают на лету каждое слово... Красота!
Но у истоков такого благополучия стоял бывший учитель Гришка Габаев,
вспоминать о котором было неприятно. Да еще указ здорово портил настрое-
ние.
Он выпил второй стакан крепкой, дурно пахнущей жидкости.
"Ничего, приспособимся. Главное - не попадаться. Если быть умным и
осторожным, можно попрежнему жить припеваючи".
- Говорят, Максу десять лет дали.
Кулаков вздрогнул.
"Типун тебе на язык!" А вслух произнес:
- Мало ли что болтают! Лучше скажи, собрал людей на просмотр?
Витька Шнырь суетливо передвинул стакан справа налево и обратно.
- Только трех записал... Не идут - кто уже все у нас видел, кого Га-
баев переманил, он нарочно слухи распускает... И аппарат у нас плохой, и
пленки старые, и качество...
Опять Габаев! Перехватил из-под носа приличный зал в переоборудован-
ном подвале, грозится, отбивает клиентуру...
В темных дебрях того, что у обычного человека зовется душой, ворохну-
лась давно сдерживаемая злоба, слепая и опасная, требующая выхода.
"Сегодня переговорю с ним... Не послушает - пусть пеняет на себя!"
Бородач поднялся и, не обращая внимания на свиту, которой предстояло
расплачиваться, пошел к выходу.
Фонтан был пуст, на растрескавшемся цементном дне лежали желтые
листья, клочья бумаги, ржавая консервная банка.
Колпаков смотрел перед собой и видел дурно пахнущее болотце, вытоп-
танную траву, черные пятна кострищ. Так выглядело это место десять лет
назад. Но не это интересовало Колпакова. Гипнотизирующим взглядом он хо-
тел вызвать из прошлого самого себя. Молодого, чистого, полного радужных
надежд. И он появился, выплыл в сознании, пробившись сквозь толщу лет,
удивленно выглянул наружу.
Шикарная, купленная на чеки английская куртка, немнущиеся, высокока-
чественной шерсти брюки финского костюма, нарочито грубые, по моде,
югославские туфли...
Туда ли он попал? Колпаковы жили скромно, о дорогих вещах Геннадий
никогда не мечтал, в школе и институте с легкой иронией относился к
джинсопоклонникам, сбивающим ноги в бесконечной погоне за импортом.
В планах на будущее не отводилось места деньгам, фирменным шмоткам и
тому подобной шелухе. И вдруг...
Молодой Колпаков поднял руку Колпакова сегодняшнего. Из рукава куртки
выглянула швейцарская "Омега", в пальцах звякнули ключи от машины, рядом
болтался невиданный брелок: улыбающаяся голова черта. Если нажать скры-
тую пружинку, черт покажет острый красный язык. Невероятно!
