тельницу. Выглядит лет на двадцать пять, гладкое фарфоровое личико, уме-
ренный макияж, ухоженные руки. Почти не волнуется.
Строева опустилась на краешек стула.
- Еще в милиции не была. В народный контроль вызывали, товарищеский
суд разбирался - ни одной бесквитанционки, а она все пишет и пишет! Вот
дура завистливая! Ей место не в нашем салоне, а в вокзальной парикма-
херской! Лишь бы нервы мотать...
Сизов сочувственно кивнул.
- Мы уже и на собрании заслушивали, и в профкоме были, ну скажите,
сколько можно?
На лице Строевой эмоции не отражались, только поднимались полукружия
бровей и закладывались глубокие морщинки на лбу.
Она покосилась на сигареты.
- Можно закурить? А то свои забыла.
- Курите, курите, - кивнул майор, не отрываясь от бумаг.
Строева вскрыла пачку, ловко подцепила наманикюренными коготками си-
гарету, размяла тонкими пальчиками.
- Фирменные. Хорошо живете!
Она улыбнулась.
- Неплохо, - согласился Сизов, подняв голову. Он отметил, что улыбка
у девушки странная: верхняя губа, поднимаясь, обнажила ровные зубы и ро-
зовую десну, а нижняя осталась ровной. Не улыбка, а оскал.
Строева поднесла сигарету к губам, ожидающе глядя на Сизова, но тот
не проявил понимания, тогда она вытащила из небольшой кожаной сумочки
зажигалку, закурила, откинулась на спинку стула и забросила ногу на но-
гу.
- По-моему, это неправильно. Пишет всякий кому не лень, а милиция тут
же повестку... Сколько можно!
- Разберемся, Тамара Сергеевна, - успокаивающе сказал майор.
- Вера Сергеевна! - еще не понимая, машинально поправила Строева.
- Ах да, извините. Тамарой вы представлялись некоторым из своих зна-
комых.
Строева поперхнулась дымом.
- Когда? Я никому чужим именем не называюсь! У меня свое есть!
Сизов молча смотрел на собеседницу. Она снова застыла в неудобной по-
зе на краешке стула. На лбу проступили бисеринки пота.
Коротко постучав, в кабинет вошел Губарев.
- Игнат Филиппович, сигареткой не выручите?
- Бери, но с возвратом.
Губарев аккуратно поднял сигаретную пачку и вышел. Сизов продолжал
рассматривать Строеву.
- Почему вы молчите? - забеспокоилась она. - И что это за намеки?
- Вам придется вспомнить и рассказать один эпизод из своей жизни.
Семь лет назад, вечером, в кафе "Север" вы подошли к одинокому молодому
человеку и попросили его разменять двадцать пять рублей...
- Этого не было! Я никогда не подхожу к мужчинам!
- Вы очень эффектно выглядели: жгучая брюнетка в красном платье с ши-
роким красным поясом, черные чулки. У вас была такая одежда?
Строева напряженно задумалась:
- Я... не помню.
- Это очень легко уточнить. Можно спросить у ваших подруг по общежи-
тию, можно...
- Кажется, действительно носила красное платье с поясом. Ну а чулки -
разве упомнишь...
- Тот молодой человек опознал вас по фотокарточке, опознает и при
личном предъявлении, а на очной ставке подтвердит свои показания.
- Он просто трус и слизняк! - гневно выкрикнула Строева. - На нас на-
пали грабители, и он убежал, а меня оставил на растерзание!
Она заплакала. Сизов невозмутимо выжидал. Постепенно Строева успокои-
лась, достала платок, осторожно, чтобы не размазать тушь, промокнула
глаза.
- В милицию вы, конечно, не заявили, примет не запомнили, - прежним
тоном продолжил майор. - Так?
- А что толку заявлять? Разве мне легче станет? И как их запомнишь,
если темно?
Она нервно порылась в сумочке, обшарила взглядом стол.
- Ваш товарищ так и не вернул сигарет.
- Пачка у экспертов, - пояснил оперативник. - Они исследуют отпечатки
ваших пальцев.
- Зачем? - испуганно вскинулась Строева. - Что я, воровка?
- Объясню чуть позже. - Сизов не сводил с допрашиваемой пристального
взгляда. - А пока скажите, что произошло на дачах через десять дней,
когда вы привели туда нового знакомого?
Статуэтка остолбенела.
- Какие десять дней?! Какой новый знакомый? Ничего не знаю! Вы мне
собак не вешайте! Я... Я жаловаться буду! Прямо к прокурору пойду!
Последние слова она выкрикнула тонким, срывающимся на визг голосом.
- А почему истерика? Если не были больше на дачах, так и скажите. -
Майор говорил подчеркнуто тихо.
- Вызывают, нервы мотают... Никогда и никого я туда не водила! Одного
раза хватило, чтобы за километр Яблоневку обходить! - Она глубоко затя-
нулась, закашлялась, протерла глаза.
- Пудреницу не теряли? - по-прежнему тихо спросил Сизов.
- Когда эти типы напали, всю сумочку вывернули! Хорошо, голова уцеле-
ла! - не отрывая пальцев от глаз, глухо произнесла Строева.
- Мы говорим о разных днях. После того, о котором вспоминаете вы,
место происшествия осматривалось очень подробно, но ничего найдено не
было. А через десять дней, когда очередной ваш спутник не успел убежать,
нашли пудреницу. Она лежала в трех метрах от трупа...
- Ничего не знаю! Вы меня в свои дела не запутывайте! - закричала
Строева, с ненавистью глядя на майора, но тот размеренно продолжал:
- С нее сняли отпечатки пальцев, и сейчас эксперты сравнивают их с
вашими, оставленными на сигаретной пачке. Подождем немного, и я задам
вам еще несколько вопросов.
Лицо Строевой побагровело, и пот проступал уже не только на лбу, но и
на щеках, крыльях носа, подбородке, будто девушка находилась в парилке
фешенебельной сауны, только готовая "поплыть" косметика была до крайнос-
ти неуместна.
- Я больше не желаю отвечать ни на какие вопросы! Я передовик труда,
отличник бытового обслуживания! У меня грамоты...
- Это будут смягчающие обстоятельства. Чистосердечное признание тоже
относится к ним. Советую учесть.
- Да вы меня что, судить собираетесь? Красивые губы мелко подрагива-
ли, и Сизов знал, что произойдет через несколько минут.
- Я собираюсь передать материал следователю. Он тщательно проверит
ваши доводы и скорее всего полностью их опровергнет. А потом дело пойдет
в суд.
- За что меня судить?! - Строева еще пыталась хорохориться, но это
плохо получалось, чувствовалось, что она близка к панике.
- За соучастие в разбойных нападениях. В зависимости от вашей роли -
может быть, и за соучастие в убийстве. Надеюсь, что к последним делам
ваших бывших приятелей вы не причастны.
- Какие еще... последние дела? - Охрипший голос выдавал, что она из
последних сил держит себя в руках.
И Сизов нанес решающий удар.
- Три убийства. Двое потерпевших - работники милиции.
По контрасту с будничным тоном сыщика смысл сказанного был еще более
ужасен.
- А-а-а! - схватившись за голову, Строева со стоном раскачивалась на
стуле. Фарфоровое личико растрескалось, стало некрасивым и жалким.
- Это звери, настоящие звери! Они запугали, запутали меня... Я же
девчонкой была - только девятнадцать исполнилось! Ну любила бары, танцы,
развлечения... Зуб предложил фраеров шманать, я отказывалась, он пригро-
зил. Он психованный, и нож всегда в кармане, что мне оставалось? Когда
этот здоровый убежал, Зуб меня избил за то, что такого бугая привела...
Она захлебывалась слезами, и голос ее звучал невнятно, но обостренный
слух Старика улавливал смысл.
- А этот, второй, только слово сказал. Зуб его ножом... Разве ж я
знала, что он на такое пойдет... Я с той поры от них отошла, в последние
годы совсем не видела, думала, посадили... А они вот что...
- Кто такой Зуб? - властно перебил Сизов, знающий, как пробивать сте-
ну истерической отчужденности.
- Зубов Анатолий, а худого звали Сергей, фамилию не помню... - словно
загипнотизированная, послушно ответила Строева.
Когда в кабинет вернулся Губарев, Строева сидела, безвольно привалив-
шись к холодной стали сейфа, а Старик быстро писал протокол. На скрип
двери он поднял голову и устремил на вошедшего вопросительный взгляд.
Губарев замялся.
- Ну?
- Вам не звонили.
Сизов ошарашенно помолчал.
- Точно?
- Не точно. - Губарев переступил с ноги на ногу. - Как бы лучше
объяснить... Плохая слышимость. Невозможно разобрать, кто звонит и кому.
Сизов что-то сказал про себя, только губы шевельнулись.
- Ладно, разберемся. Организуй машину и понятых, мы с Верой Сергеев-
ной прокатимся по городу да съездим на Яблоневую дачу. - Майор повернул-
ся к Строевой. - Посидите пару минут в коридоре, нам нужно обсудить не-
большой вопрос.
Когда Строева вышла, майор набросился на молодого коллегу:
- Что ты плетешь? Какая слышимость?
- Помните, в позапрошлом году прорвало отопление? Архив залило, дак-
тилопленки отсырели, отпечатки с пудреницы расплылись и идентификации не
поддаются.
Сизов пристукнул кулаком по столу и беззвучно выругался.
- Извини... - Он немного подумал. - Ладно! Что есть, то и есть! Сей-
час я проведу проверку показаний на месте, а ты займись вот этим. - Си-
зов протянул Губареву листок с записями. - Только очень осторожно - про-
щупай, что за люди, где они сейчас. И все! Вечером обсудим.
На следующий день начальник отдела заслушивал отчет Фоменко, Ему нра-
вилось, что он внушает подчиненному явное почтение и ощутимый страх, по-
этому сбивчивость доклада отходила на второй план и особого раздражения
не вызывала.
- Мало ли куда могла попасть эта веревка! Номеров на ней нет, по ве-
домости не списывают... - как всегда, глядя в сторону, бубнил Фоменко. -
Можно пять лет работать да успешно отчитываться, только толку никакого
не будет. Я о товарище Веселовском ничего плохого сказать не хочу,
только он все это распрекрасно понимает!
- Что же ты предлагаешь? - благодушно поинтересовался Мишу ев.
Глаза Фоменко беспокойно блеснули.
- Товарищ подполковник, вы меня знаете - я исполнитель. Звезд с неба
не хватаю, в начальники не рвусь. Что поручат - выполню точка в точку. А
предлагать я не умею. У Сизова выдумки много, он во все стороны землю
роет, а что архив горячей водой зальет, и он не предвидел.
- Постой, постой, - перебил подполковник. - При чем здесь архив?
- Так он все в этом старом деле ковыряется... - обрадовавшись внима-
нию начальника, зачастил Фоменко. - Вчера у него под кабинетом шикарная
дамочка плакала, Губарев к экспертам бегал, ну я и полюбопытствовал.
Оказалось, она замешана в убийстве, даже пудреницу на месте происшествия
потеряла. - Фоменко зачем-то обернулся и привычно перешел на шепот: -
Сизов собирался ее отпечатками с той пудреницы намертво к делу пришпи-
лить, а оказалось, дактопленка испорчена. Вот блин! Кто мог предполо-
жить?
- Ну и что? - нетерпеливо спросил Мишуев.
Фоменко восторженно рубанул воздух ребром ладони.
- Сизов ее и так расколол! Сказано - Сыскная машина!
Спохватившись, он погасил восхищение в голосе.
- В общем, призналась дамочка по всем статьям! Мишуев немного подумал
и хмыкнул.
- Много ли стоит вынужденное признание, не подкрепленное объективными
доказательствами? Как вы считаете?
- Почему "вынужденное"? - недоуменно округлил глаза Фоменко.
- Говоришь же - плакала! Значит, вынуждали ее, запугивали. Сам зна-
ешь...
- Да они все плачут - себя жалеют! - презрительно сказал опер.
Мишуев встал, обошел стол и сел напротив подчиненного, создавая обс-
тановку доверительной беседы.
- Вчера призналась, а завтра откажется да еще пожалуется на недозво-
ленные методы ведения дознания! Мало таких случаев?
- Сколько угодно, - осуждающе выдохнул Фоменко.
- То-то и оно. И придется не восхищаться Сизовым, а наказывать его.
Так?
Фоменко пожал плечами.
Мишу ев недовольно повторил его движение.
- Нет, примиренческая позиция тут не годится. Мы не можем мириться с
нарушениями законных прав граждан! А было ли в данном случае соблюдено
право свидетельницы давать те показания, которые она считает нужными?
Фоменко вновь пожал плечами, явно не понимая, куда клонит начальник.
