статистики), обеспечивал особый язык, вернее группа языков, вне которой было
невозможно взаимопонимание и взаимодействие между стратами, то есть само
существование государства.
Вовне, особенно для наблюдателя, не принадлежащего ни к одной из страт (в
частности для исследователя-иностранца) это общество проявлялось в
парадоксальной форме: язык, которым люди, принадлежащие к стратам, описывали
самих себя, ни в коей мере не соответствовал внешне наблюдаемым формам
поведения и тем интерпретациям, которые давались этим формам
людьми-респондентами. Для того, чтобы включить парадокс в теорию
социалистического общества, внешним исследователям и наблюдателям пришлось
ввести представление об особых языках, на которых разговаривают граждане
социалистического общества - деревянном языке, языке истины, и т.п.
С нашей точки зрения, функционеры, диссиденты и обыватели (они же рабочие,
крестьяне и служащие) разговаривали на разных диалектах одного
социалистического языка, но использование диалекта (функционального,
диссидентского, обыденного) определялось ситуациями общения. В разных
жизненных ситуациях функционеры, например, общались на диссидентском диалекте,
а обыватели - на функциональном.
Граждане социалистического государства в той или иной степени овладевали всеми
диалектами социалистического языка: функциональным (деревянным), диссидентским
диалектом истины, и бытовым. От овладения диалектами зависела социальная
мобильность и возможность карьерного продвижения, т.е. сама жизнь.
Многоуровневая иерархия системы партийной учебы, высшего образования,
повышения квалификации была необходима для освоения диалектов этого языка.
Многодиалектность всех форм социального взаимодействия весьма затрудняла
социализацию в обществе и - в особенности - возможности понимания его
социальной структуры и механизмов функционирования при наблюдении со стороны.
Социализированные граждане социалистического государства в той или иной
степени владели всеми диалектами и, при необходимости, без затруднений
переходили с функционального на диссидентский и на бытовой, и наоборот.
Положение в системе управления государством, уровень иерархии, к которому
принадлежал конкретный функционер ни в малой степени не определял форм и
жанров его высказываний в той мере, в которой эти высказывания были определены
ситуацией общения. Высокопоставленные функционеры матерились в быту,
сотрудники органов государственной безопасности рассказывали политические
анекдоты, а записные диссиденты переходили на язык официоза при попытке
описать то светлое будущее, которое неизбежно наступит после крушения
социализма.
Взаимопонимание между стратами административно-рыночного государства
достигалось тем, что функциональный, диссидентский и бытовой диалекты имели
общие элементы. В речах на аппаратных совещаних при "вскрытии ошибок и
разоблачении недостатков" функционеры так или иначе опирались на официозы
диссидентов. Речи на аппаратных совещаних обсуждались на коммунальных кухнях и
в семьях интеллигентов, бытовой мат и матерные анекдоты пронизывали любое
общение. Всевозможные перетолковывания и переводы официальных высказываний на
диссидентский и бытовой диалекты составляли информационное и интеллектуальное
содержание обыденной жизни граждан всех социальных положений. В пространстве,
заданном типологическими характеристиками, действовали люди - носители свойств
всего социального целого. Функционеры диссидентствовали, диссиденты
функционировали, а обыватели и диссидентствовали, и функционировали.
Полный и закрытый список ситуаций общения (и типов сообщений) определялся
социальной стратификацией социалистического общества. Форма и содержание
общения и сообщения не могли выйти за рамки подтверждения существования
государства исправным функционированием в его институтах, диссидентского
отрицания форм государственности и быта, или редукции функционального и
гражданского начала до их витальных компонент (до обыденности).
Список ситуций общения и типов сообщений, специфичных для социалистического
общества может быть задан достаточно формально.
Формальное представление отношений между стратами и диалектами.
Для этого вводятся понятия одноименных уровня организации исследуемой
реальности и формы деятельности, соотносимые с друг с другом в квадратной
матрице. При этом любое пересечение уровня и формы (строки и столбца) не пусто
и отождествлено с предельно идеализированным обьектом. В данной работе
вводятся функциональный, диссидентский и обыденный уровни реальности и
одноименные формы деятельности,т.е. жизни в этой реальности.
На рис. 48 представлен упорядоченный веерной матрицей список идеальных
обьектов, которым даны собственные имена.
*_Рисунок 48._ Идеальные обьекты социальной структуры социалистического
общества. *
формы деятельности уровни социальной структуры функционирование
диссидентство бытование
функциональный Лигачев Ан. Яковлев номенклатурные сплетники и
интриганы
диссидентский Рой Медведев Сахаров Дети Арбата
обывательский стукачи и кляузники Авторы и исполнители политических
анекдотов Николай Николаевич
На строки матрицы вынесены наименования уровней социальной стратификации, а на
столбцы - наименования соответствующих стратам форм деятельности. Строки и
столбцы одноименны. Предполагается, что пересечения одноименных уровней
организации и наименований форм деятельности (диагональные элементы матрицы)
задают модальные элементы социальной структуры. Так, пересечение
функционального уровня и функционирования фиксируется в матрице как ЕГОР
ЛИГАЧЕВ, предельно идеализированный тип функционера, в то время как
пересечение диссидентского уровня и столбца "диссидентство" фиксируется как
АНДРЕЙ САХАРОВ - предельно идеализированный тип диссидента. Пересечение
обыденного уровня и столбца "бытование" фиксируется как НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ
ИВАНОВ, предельно идеализированный тип обывателя (прототип - герой повести Ю.
Алешковского "Николай Николаевич".
Под- и наддиагональные элементы матрицы отождествляются с теми подтипами, для
которых характерны сочетания обыденности, функциональности и диссидентства.
Так термин РОЙ МЕДВЕДЕВ обозначает тип диссидента, добивавшегося
функционального государственного статуса. И поскольку такого места для
диссидента не находилось, то его активность направлялась на изменение
государственного устройства, причем такое, в котором диссиденту может быть
обеспечен искомый статус.
Термин СТУКАЧИ И КЛЯУЗНИКИ обозначает тип обывателей, деятельность которых
концентровалась вокруг системы государственных функциональных мест. СТУКАЧИ -
профессиональные искатели справедливости, разоблачители коррупции и воровства,
борцы за равенство, считающие себя обиженными и обойденными при дележе
государственного пирога и стремящиеся установить справедливость
государственными же средствами. Инструментом восстановления справедливости они
выбирали донос или жалобу. В эмпирии в самом мягком виде тип был представлен
авторами разоблачительных писем в газеты и другие средства партийной
пропаганды, в жестком - профессиональными доносчиками-инициативниками.
Термин АЛЕКСАНДР ЯКОВЛЕВ обозначает тип государственных людей, для которых
были неприемлимы формы организации государственной жизни и которые стремились
улучшить государственное устройство для того, чтобы обывателям жилось лучше. В
этой своей активности они проявляли явно диссидентские устремления, которые и
фиксировались предназначенными на то органами.
Термин ДЕТИ АРБАТА обозначает тип диссидентствующих обывателей, социальная
активность которых сводилась к обмену политическими анекдотами и к разговорам
о недостатках государственного устройства на кухнях и в других стереотипных
местах общения социалистических обывателей.
Термин НОМЕНКЛАТУРНЫЕ СПЛЕТНИКИ И ИНТРИГАНЫ обозначает тип функционеров, жизнь
(бытование) которых концентрировалась вокруг карьеры в функциональной
государственной структуре. Содержание общения и разговоров у представителей
этого типа сводилось к обмену сплетнями о возможных карьерных перемещениях
"вверху" и последствиях таких перемещений для собственных карьер.
Представители этого типа в быту были заняты интригой, и государственное
функционирование было для них прежде всего интригой.
Термин ИСПОЛНИТЕЛИ ПОЛИТИЧЕСКИХ АНЕКДОТОВ обозначает тип диссидентов, основной
деятельностью которых был пересказ или сочинение политических анекдотов. Это
обыденное воплощение диссидентства, и исполнители политических анекдотов слыли
записными диссидентами среди ДЕТЕЙ АРБАТА на московских и провинциальных
кухнях.
Типы социальной структуры были связаны функционированием в одной
государственной системе. Используя введенные различения, можно сказать, что в
этом государстве было три уровня реальности, в каждом их которых существовали
вполне определенные типы. Так, в собственно государственной деятельности
принимали участие ЕГОР ЛИГАЧЕВ, РОЙ МЕДВЕДЕВ, СТУКАЧИ И КЛЯУЗНИКИ, АЛЕКСАНДР
ЯКОВЛЕВ И НОМЕНКЛАТУРНЫЕ СПЛЕТНИКИ И ИНТРИГАНЫ. Диссидентствовали в разных
формах РОЙ МЕДВЕДЕВ, АНДРЕЙ САХАРОВ, ИСПОЛНИТЕЛИ ПОЛИТИЧЕСКИХ АНЕКДОТОВ,
АЛЕКСАНДР ЯКОВЛЕВ И ДЕТИ АРБАТА. Жили обыденной социалистической жизнью
СТУКАЧИ И КЛЯУЗНИКИ, ДЕТИ АРБАТА, НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧИ ИВАНОВЫ, ИСПОЛНИТЕЛИ
ПОЛИТИЧЕСКИХ АНЕКДОТОВ, НОМЕНКЛАТУРНЫЕ СПЛЕТНИКИ И ИНТРИГАНЫ. Функциональный,
диссидентский и обыденный уровни пересекались в определенных типах, а
существование носителей типологических свойств обеспечивало воспроизводство
этого государства и его социальной структуры в целом.
В любой государственной организации (других просто не было) в разных
пропорциях присутствовали функционеры, диссиденты и обыватели. В ЦК КПСС, КГБ,
на заводах и в исследовательских центрах были свои чинуши, отождествлявшие
себя с функциональным местом, были диссиденты (ИСПОЛНИТЕЛИ ПОЛИТИЧЕСКИХ
АНЕКДОТОВ И ДЕТИ АРБАТА), а основную массу всегда и везде составляли
обыватели. В то же время, явные диссиденты- представители типов АНДРЕЙ САХАРОВ
и РОЙ МЕДВЕДЕВ концентрировались в определенных местах, таких как НИИ, ВУЗы и
учреждения культуры.
Такая социальная стратификация не соответствовала нормативной, которая должна
была бы состоять из рабочих, крестьян и служащих. Государство предпринимало
усилия для того, чтобы преобразовать реальную социальную стратификацию в
нормативную. Эти усилия принимали форму "борьбы с диссидентами", обличения
разных форм бытования ("борьба с мещанством") и критики бюрократизма ("борьба
с чиновниками"). Репрессии против диссидентов, бюрократов и обывателей и
соответствующие пропагандистские кампании проводились с разной периодичностью
и жесткостью.
Одним из результатов репрессий стало практически полная элиминация диссидентов
и соответствующего уровня социальной стратификации в малых и средних городах и
в селах всех типов. Набор типов социальной структуры в не-столичных городах
ограничивался ЕГОРАМИ ЛИГАЧЕВЫМИ районного масштаба, СТУКАЧАМИ И КЛЯУЗНИКАМИ,
НОМЕНКЛАТУРНЫМИ СПЛЕТНИКАМИ И ИНТРИГАНАМИ и НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧАМИ. В то же
время, в больших городах и особенно в столицах диссиденство было
неискоренимым.
Усилия государства по построению нормативной социальной структуры предваряли
чисто силовые мероприятия, такие как массовые чистки и репрессии, целью
которых был слом до-социалистической социальной организации и достижение той
степени пластичности людей, которая бы позволяла производить над ними
социально-инженерные манипуляции и включать их в реальность, в которой они
вынужденно занимали бы места функционеров, диссидентов и обывателей. Те люди,
которые не вписывались в рамки естественной для этого государства типологии ни
на одном из фиксированных уровней и не могли при всем желании стать
функционерами, диссидентами или обывателями получали внесистемный статус
ВРАГОВ НАРОДА.
Диалекты социалистического языка.
Каждый тип имел свой жанр, ту языковую форму, которая идентифицировала
