свежие булочки, участливые лица... И как это он упал? Наверное, потерял
сознание на несколько секунд. Но теперь это было уже неважно. Там найдут
время заняться и этим. А потом он будет лежать один в чистой палате и
писать. Мерль откинулся на спину и прикрыл глаза...
Чернокожий хирург вежливо осведомился, не согласится ли Мерль, когда ему
станет получше, принять участие в торжественном чаепитии, которое
устраивается в его честь, и тут же уверил его, что докучать расспросами не
будут и, если нужно, создадут все условия для работы.
Потом его сменил психотерапевт, вызванный по просьбе Мерля, и спросил, не
бывает ли у него приступов удушья, галлюцинаций, рвоты, покалывания в
пальцах, зуда во всем теле и желания умереть. На все вопросы, кроме
последнего, Мерль ответил отрицательно. Психотерапевт покачал головой,
пробормотал что-то про аллергические реакции, похлопал его по плечу
профессиональным жестом и тоже вышел. Мерль откинулся на подушки и понял,
что хочет спать.
Это был самый плодовитый писатель в стране. Он исколесил остров вдоль и
поперек, исходил его пешком, работал, где только мог, чтобы лучше узнать
жизнь, преподавал в школе и университете, читал лекции, и всюду его
встречали радостно и искренне. Он любил людей, просто людей, и люди любили
его. Но теперь все изменилось. Попадая в какой-нибудь литературный клуб, он
испуганно забивался в угол и молился, чтобы его никто не заметил. Его и
перестали замечать.
По инерции его еще приглашали прочесть лекцию или выступить по радио, но
сказать ему было нечего. Он вздыхал и доставал из стола какую-нибудь статью
трехлетней давности и потом кое-как пересказывал ее перед слушателями.
Конечно, ему было стыдно, но придумать ничего нового он уже не мог.
Казалось, в нем что-то отключилось, иссяк какой-то источник, который питал
его все эти годы и давал ему власть над людьми. Да, это болезнь, думал он,
но понимал при этом, что одними лекарствами тут не поможешь. Надо было еще
что-то, но что - он пока еще не понял.
З. Фрагмент медицинского заключения
... Смерть наступила в результате попадания в легкие морской воды. Тело
пробыло в воде не менее трех суток. На теле пострадавшего не обнаружено
следов борьбы. Травма черепа последовала, видимо, уже после смерти в
результате столкновения тела с каким-то твердым предметом... Ну, не идиоты
ли?
И. Очередное излияние О'Браена, в котором он пытается добиться правды
Нет, я просто больше не могу! Все они как стадо овец, которых пытаются
заставить шагать в ногу. Ну, правой-левой, сено-солома, раз-два! А они все
равно разбредаются в разные стороны. Они даже не пытаются установить
личность убитого, а я твердо уверен в том, что это убийство, и тут им меня
не сбить.
Нет, надо мне самому взяться за это дело. Вот еще подожду немного,
подсоберу материалы и отправлюсь на место происшествия!
К. Конец первой главы
Сегодня игра не клеилась. Они забросили мяч и так и не смогли отыскать его.
Наверное, не очень старались. Собрав свои сумки, они разошлись по домам.
Мяч подождал их немного и сам выкатился на дорогу. Никого не найдя, он
грустно откатился к куче мусора и остался лежать, одинокий и никому не
нужный.
Майк быстро прошел мимо, даже не взглянув на него. Он тоже торопился домой.
У него в кармане лежало письмо, в котором сообщалось, что его кандидатура
для работы в летней школе для мальчиков одобрена руководством и ему
предлагается немедленно дать письменный ответ, когда и куда именно он хотел
бы поехать. Он волновался. Именно на такой школе он познакомился с Мерлем.
Он послал свою анкету уже давно и не был уверен, что его возьмут, у него
ведь совсем не было опыта. Увидев на конверте свое имя, он испугался и в
первую минуту даже не решился его вскрыть. А тут даже предлагают выбрать
место и время. Конечно, он хочет поехать в июле, когда не так много
туристов, и именно туда, где был сам, это ясно. Тогда Мерль должен был
преподавать им историю, но назвать ежедневные встречи с этим ярким
человеком уроками было бы трудно. Это были скорее незабываемые спектакли,
где они были восхищенными зрителями, а он - исполнителем всех ролей
одновременно. Вернее - это была одна единственная роль, огромная роль этого
человека в развитии их национальной культуры. Это придумал сам Майк и
как-то решился сказать об этом Мерлю. Так началась их дружба. С тех пор
прошло много лет, но ничего, подобного тем двум неделям, в жизни Майка
больше не было.
Потом начались занятия в школе, скучные серые дни, и, когда уже совсем
настала зима, Мерль вдруг опять заговорил с ним с телевизионного экрана.
Майк замер от счастья, потом пошел к себе и старательно сделал уроки.
Немного подумав, он взял чистый лист бумаги и написал знаменитому писателю
длинное письмо. К его удивлению, тот ответил.
Глава вторая
Л. Дети и взрослые, или "сэндвич с сыром"
Продрав глаза, Майк понял, что безнадежно опоздал на автобус. Ну что же,
теперь спешить некуда. Он поплелся на кухню и уныло сварил себе кофе.
Молока в холодильнике, конечно, не нашлось. В университет он поехал на
велосипеде. Лег он поздно, так поздно, что за окном было уже совсем светло.
Но спать ему не хотелось. Всю ночь он просидел над этим рефератом и сумел
сделать начисто почти половину. Получилось очень неплохо. Гнетущее чувство
невыполненного долга постепенно отступало, и ему снова хотелось гулять,
играть в баскетбол или даже попрыгать пару часов в дискотеке при столовой.
Подъезжая к университету, он заметил развевающийся британский флаг, но не
обратил на это внимания. Почти не обратил. Может быть, кто-нибудь из
профессоров получил какую-нибудь награду или, наоборот, внезапно умер, или
кто-нибудь куда-нибудь полетел или, наоборот, разбился. Газет Майк почти не
читал. Ему все это было как-то все равно.
В столовой он сразу заметил Каттерна. Тот сидел в углу и сосредоточенно
выковыривал сыр из сэндвича. Майк взял себе стакан кофе и подсел к нему.
- Ну, посмотрите, - сказал Каттерн, - что я говорил? Я знал, что кончится
чем-нибудь таким. - Он протянул Майку свежую газету.
На первой странице красовалась очередная фотография Мерля, настолько
странная, что Майк невольно открыл рот. Писатель, с растрепанными волосами,
диким взглядом и испуганно сжатыми губами, стоял в обрамлении двух дюжих
полицейских. Казалось, он хочет вырваться от них и делает какие-то знаки
стоящему поодаль журналисту с видеокамерой.
- Это... это что? - прошептал Майк. - Когда это случилось? Почему? Что он
сделал?
Схватив газету, он жадно впился глазами в подпись под фотографией:
"Известный писатель Мерль Мебиус Пейдж беседует с полицейскими". Майк тупо
уставился на Каттерна, а потом снова взял в руки газету. Только теперь он
заметил заголовок, набранный жирными буквами: "Трое юношей погибли под
колесами поезда!". Теперь он понял: Мерль просто стоял в толпе любопытных,
и его случайно, или не совсем случайно, снял кто-то из журналистов. Он с
облегчением бросил газету на столик.
- А он и раньше любил смотреть на такие вещи? - неожиданно спросил Каттерн.
Майк пожал плечами.
- Не знаю. Я как-то не замечал... - он вдруг рассердился. - Да вы что
имеете ввиду? Он просто проходил мимо, тут, я думаю, каждый бы остановился.
Да только не каждого станут снимать журналисты, - добавил он, немного
помолчав.
Майк снова взглянул на заголовок: "Трое юношей..."
- А почему они погибли? - спросил он, - вы прочли?
- Да, - вздохнул Каттерн, - бедняги... Они, кажется, играли в футбол на
рельсах и не слышали сигналов. Вот поезд их и задавил.
М. Воспоминания
"Постарайтесь вспомнить, какое ваше первое детское воспоминание", - так
сказал ему тот психотерапевт, и добавил: "Это очень важно!". А почему это
так важно, не объяснил. Мерль откинулся на подушку и честно старался
вспомнить. Вот он в школе, бежит по коридору, опаздывает и боится, что его
не пустят. Нет, надо пораньше. Плюшевый медведь, почему-то красный. Когда
это было? Да, медведь. Они с красным плюшевым медведем сидят в машине,
почему-то одни. Лето. Какое-то пустынное шоссе, поле. Рядом с машиной
кто-то стоит, но Мерль не помнит, кто именно. Он смотрит прямо перед собой
на дорогу, держит медведя за красную плюшевую лапу и почему-то очень
боится.
Мерль закрыл глаза. Ерунда какая-то. Почему это важно? И куда это его везли
тогда? А, неважно... Красный плюшевый медведь вдруг вылез из машины и
подошел к стоящему рядом молодому мужчине. Его лица Мерль не видел, но
почему-то знал, что это его дядя, младший брат его матери. Медведь неслышно
подкрался к нему сзади и вдруг резким движением обхватил за шею и впился
зубами в затылок. Дядя вскрикнул. Яркая кровь залила стекло...
Мерль вскрикнул и открыл глаза. Дядя, красный плюшевый медведь, кровь, все
это еще стояло у него перед глазами и по всему телу разливалось приятное
спокойное тепло. Он вздохнул, повернулся на другой бок и блаженно уснул.
Н. Очередная эякуляция О'Браена
Ага! Теперь я понял! Этот МакАнны подсовывает нам очередную фантастику. В
первом романе у него было про трансплантацию мозга, потом - про раздвоение
личности, а теперь он пытается подсунуть нам этих мертвых мальчиков и психа
в башне из слоновой кости. И, мол, давайте, сами разбирайтесь во всяких там
психоаналитических штучках. Нет уж, это у вас не пройдет. Сон - это сон, а
труп - это труп, нечего путать! Все это, наверное, ему нужно для того,
чтобы мы забыли, с чего все началось: с того жмурика в воде. Он, небось, и
сам не знает, кто это был и почему его убили, вот и пытается навести тень
на плетень. Зря надеется, я это дело так не оставлю. Кстати, этот Каттерн
мне как-то очень не нравится. У него с совестью не все в порядке, помяните
мое слово!
О. Мерль Бебиус Пейдж прогуливается по дублинским улицам
Полицейские разрешили ему подойти поближе и взглянуть на трупы. Именно в
этот момент его и снял кто-то из фоторепортеров. Теперь эта жуткая
фотография пялилась на него со всех газет, лежащих на уличных лотках. Он
купил в киоске бритву, зашел в какую-то уборную и побрил голову. Потом
поднял воротник плаща, нашел в кармане шелковый шарф и замотался им до
бровей. Вид получился странный, это он понимал, но так его хоть никто не
узнавал. Так он был похож то ли на кришнаита, то ли на наркомана, но лучше
уж это, чем то жуткое лицо в газете. Мерль сосредоточенно шел по улице.
Все, десять минут, и никто на него не обернулся. Кажется можно расслабиться
и снять с лица этот шарф.
Он сел на скамейку возле какой-то школы и блаженно вздохнул. Проходящие
мимо девушки в ярко-зеленых форменных свитерах остановились невдалеке и
стали, хихикая, подталкивать друг друга локтями. Его узнали. У одной из них
даже нашелся журнал с его рассказом, который он с готовностью подписал. На
душе стало как-то приятней. Ну и что, что такая фотография, не единственная
же она у него. Его узнают на улицах, взрослые и дети... Он пытался
психотерапевтически задержаться на этой приятной мысли, но хватило ее не
надолго.
Ну и что, что его все знают? Какой в этом смысл? Какой смысл вообще в его
жизни и в жизни вообще? Хорошо бы куда- нибудь уехать, но вот только куда?
Можно было бы съездить на Красное озеро, но он сейчас чувствовал в себе
мало религиозного духа, чтобы совершать паломничества, к тому же он читал,
что там начались раскопки, так что для простых посетителей там, наверное,
все закрыто.
Он понимал, что все ждут от него новой книги, и план ее был у него уже
готов. Это будет, конечно, сборник рассказов, роман он сейчас не потянет,
но рассказы будут тщательно подобраны так, что окажутся разными
воплощениями одной и той же идеи, но какой именно - он сам еще не решил.
Некоторые рассказы уже выходили в журналах по обе стороны Атлантического
океана, но это ничего не меняло. Главное - правильно их расположить и
придать всей книге необходимую тональность. Да, он обязан сделать это, и
это будет его последняя книга, лебединая песня, последний сноп, радостный,
но требующий жертвы.
Всю жизнь он писал о себе самом. Конечно, не совсем в прямом смысле слова.
