освещенную лампой. Волнение ясно отразилось на его красивом, умном лице,
когда он услышал эту новость.
- Но где-же он?
- Четверть часа тому назад он бежал!
- Но он ведь самый опасный из всех заговворщиков-республиканцев?
Император сильно разгневается! По какому направлению бежал он?
- Он, вероятно отправился внуть страны.
- А это кто? - спросил генерал Саварей, показывая на меня, - я понял
из вашего извещения, что тут будут только двое вместе с вами, господин
де...?
- Вы отлично знаете, что у меня нет аристократического имени, - резко
оборвал его Карл.
- Да, я припоминаю это, - с насмешкой ответил Саварей.
- Я сказал вам, что эта сторожка должа была быть местом свидания, но
это не было окончательно определено до последней минуты. Я дал вам способ
поймать Туссака, но вы прозевали его, выпустив собаку. Я думаю, что вам
придется отвечать перед императором за это упущение!
- Это уж наше дело, - в гневе воскликнул генерал Саварей, - вы еще не
сказали нам, что это за личность?
Мне казалось бесполезным далее продолжать скрывать имя, тем более,
что я имел в кармане бумагу, удостоверявшую мою личность.
- Мое имя Луи де Лаваль, - с гордостью сказал я.
Признаюсь, только теперь стало ясно для меня, что я и мои
родственники-эмигранты, сидя в Англи, слишком преувеличивали наши заслуги
для Франции. Нам казалось, что Франция с жадным нетерпением ожидала нашего
возвращения, а на поверку оказалось, что в быстром ходе событий в
последние дни о нашем существовании совершенно забыли. Молодой генерал
Саварей, по-видимому, очень мало был тронут моим аристократическим именем
и совершенно спокойно занес его в свою записную книжку.
- Monsieur де Лаваль не имеет никакого отношения к этому делу, -
сказал шпион, - он замешался в него случайно, и я беру его на свою
ответственность, если его потребуют к допросу!
- Несомненно, его потребуют, - сказал Саварей, - в настоящее время я
нуждаюсь в каждом лишнем солдате, и, если вы берете его на свою
ответственность, то проводите его в лагерь, когда в этом явится
необходимость. Я с удовольствием доверю этого юношу именно вам. Когда он
понадобится, я дам знать вам!
- Он всегда будет к услугам императора!
- Сохранились-ли какие-нибудь бумаги в хижине?
- Они все сожжены!
- Очень жаль!
- Но у меня есть копии.
- Прекрасно!
- Идемте-же, Лассаль! Каждая минута дорога, а здесь нам больше нечего
делать. Пусть люди осмотрят окрестности, а мы поедем далее.
Присутствовавшие при этой сцене солдаты покинули хижину бель дальнейших
объяснений с моим приятелем; чей-то резкий голос прокричал слова команды,
послышалось заяканье сабель, когда спешившиеся гусары снова вскочили на
лошадей. Через мгновение их уже не было, и я прислушивался к шлепанью
подков, быстро замиравшему вдали. Мой сотоварищ подошел к двери и выглянул
оттуда во мрак. Потом он вернулся и посмотрел на меня со своей сухой,
саркастической улыбкой.
- Отлично, молодой человек, - сказал он, мы изобразили перед вами
недурные живые картины, чтобы позабавить вас, и вы можете благодарить
только меня за это прелестное место в партере.
- Я очень обязан вам, сэр, - сказал я, борясь между признательностью
и отвращением к нему, - я право не знаю, как отблагодарить вас.
Он как-то странно взглянул на меня своими, несколько ироническими
глазами.
- Вы будете иметь впоследствии удобный случай, чтобы отблагодарить
меня, - сказал он, - а теперь, так как все-же для нас вы иностранец, а я
вас взял на свое попечение, то прошу следовать за мною в убежище, где мы
оба сможем быть в полной безопасности.
6. СКРЫТЫЙ ПРОХОД
Дрова в камине уже чуть тлелись. Мой спутник задул лампу, и хижина
погрузилась в темноту, так что не прошли мы и десяти шагов, как уже
потеряли ее из виду, эту странную хижину, так трагически приветствовавшую
мое возвращение домой. Ветер уже начинал стихать, но частый, холодный
дождь лил все с той-же силой, как и прежде. Будь я предоставлен самому
сбе, я бы точно так же растерялся, как и будучи здесь в первый раз; но мой
спутник шагал с такой твердостью и уверенностью, что несомненно он
руководствовался какими-то местными признаками, которых не видел я.
Мокрый, иззябший, с растрепанным свертком под мышкой, с нервами до
невозможности взвинченными последними тяжелыми испытаниями, я в глубоком
молчании шагал рядом с ним, перебирая в голове все случившееся со мной.
Несмотря на молодость, я был хорошо знаком с положением дел во
Франции, благодаря постоянным политическим спорам между моими родными,
когда мы жили в Англиии. Я знал, что восшествие Бонапарта на престол
возбудило против него небольшую, но опасную партию якобинцев или крайних
республиканцев; все усилия их уничтожить королевскую власть не только были
тщетны, но и способствовали перемене королевской конституционной власти на
самодержавную власть императора. Вот каковы были грустные результаты этой
борьбы! Корона с восемью лилиями сменилась другой, более нашумевшей,
украшенной крестом и державой.
С другой стороны, приверженцы Бурбонов, в среде которых я провел свою
юность, были вполне разочарованы приемом, который оказал французский народ
этому возвращению от хаоса к порядку. Несмотря на полную противоположность
взглядов, обе партии объединились в их ненависти к Наполеону и твердо
решились одолеть его, во что-бы то ни стало. Результатом этого союза
явились многочисленные заговоры, главным образом, организованные в Англии;
целые отряды шпионов наблюдали за каждым шагом Фуше и Саварея, на которых
лежала ответственность за безопасность императора.
По воле судьбы, я попал на берег Франции в одно время со страшным
заговорщиком, на которого выпал жребий убить Наполеона, и имел врзможность
видеть человека, при помощи которого полиция сумела воспрепятствовать
замыслам заговорщиков и перехитрить Туссака и его сообщников.
Припоминая все приключения этой ночи: блуждания по соляному болоту,
таинственную хижину, куда я попал, открытие важных бумаг, мое пленение
заговорщиками, мучительно тянувшиеся часы в ожидании скорой смерти, и,
наконец, все эти быстро сменявшиеся сцены, которых я был невольным
свидетелем: убийство собаки, арест Лесажа, прибытие солдат, - припоминая
все это, я нисколько не удивлялся, что мои нервы были напряжены до
последней степени. Я все время как-то невольно вздрагивал и ежился, как
испуганное дитя.
Что меня занимало теперь больше всего, - это вопрос, какие отношения
установятся между мною и моим ужасным спутником. Я видел, что предо мной
гениальный шпион, сумевший, благодаря хитрости, так ловко провести и
одурачить своих мнимых приятелей; я прочел в его насмешливо улыбавшихся
глазах его всю бессердечную холодность и жестокость его натуры, когда он с
пистолетом в руках стоял над унижавшимся трусом, которого он погубил. Но с
другой стороны, я не могу не признаться, что, поставленный в безвыходное
положение своим дурацким любопытством, я был спасен только благодаря
вмешательству этого Карла, не побоявшегося даже разъяренного Туссака. Для
меня вполне ясно, что Карлу было-бы гораздо выгоднее дать возможность
захватить двух пленников и он мог бы это сделать, потому что, хотя и я не
был заговорщиком, я не имел бы возможности доказать это.
Его поведение по отношению ко мне совершенно не согласовывалось со
все тем, что я видел в эту роковую ночь, и, пройдя в молчании еще мили
две, я не имел больше сил сдержать свое любопытство и прямо обратился к
нему, прося сказать, чем объясняется его поведение по отношению ко мне.
В ответ я услышал легкий взрыв смеха в темноте; моего спутника,
видимо, очень занимала моя откровенность и бесцеремонность.
- Вы очень занимательный человек, господин... господин... будьте
добры повторить ваше имя?
- Де Лаваль.
- Ах, да, monsieur де Лаваль! Вы обладаете пылкостью и
стремительностью юности. Вам захотелось узнать содержимое камина, и вы,
без дальнейших размышлений, прыгаете туда. Желая разрешить причину всего
происходившего, вы прямо спрашиваете о ней. Мне всегда приходилось иметь
дело с людьми, которые крепко держат язык за зубами, и ваша искренность
производит на меня впечатление освежительного напитка в жару.
- Я не знаю, какими побуждениями вы руководствуетесь, но вы спасли
мне жизнь, - сказал я, - и я глубоко обязан вам за это вмешательство.
Трудно высказывать благодарность и признательность человеку, который
вам ненавистен и отвратителен, и я боялся, что я снова попадусь с моей
пылкостью, потому что почти не владел собою.
- На что мне ваши благодарности? - холодно спросил он, - вы
совершенно справедливо заметили, что я мог погубить вас, если бы это
входило в мои планы, и точно так же я вправе думать, что, если бы вы не
были обязаны мне, то верно не подали бы мне руку, как только что сделал
это долговязый мальчишка Лассаль. Он думает, что служить императору на
поле битвы и рисковать для него своей жизнью очень почетная должность. Ну,
а когда приходится кому-либо проводить всю жизнь в опасностях, среди
отчаянных смельчаков, зная, что одна ничтожная обмолвка, ошибка повлечет
за собой смерть, почему такая служба не может рассчитывать на внимание со
стороны императора? Почему мое ремесло считается позорным? Почему, -
продолжал он с горькой улыбкой, - я мог бесконечно долгое время выносить
всевозможные лишения и терпеть от Туссака и его сотоварищей? И, несмотря
на это, Лассаль считает себя вправе отнестись ко мне с таким презрением? А
ведь все их маршалы, взятые вместе, не оказали мператору такой услуги, как
я. И я все таки уверен, что вы и после этих слов все же в душе презираете
меня, господин?...
- Де Лаваль!
- Ах да, удивительно, я никак не могу запомнить это имя. Я смело
ручаюсь, что вы стоите на точке зрения Лассаля!
- Трудно высказывать мнение по впоросу, с которым совершенно
незнаком, - сказал я, - знаю только одно, что обязан вам жизнью.
Не знаю, что он возразил бы мне на это, но в этот миг мы услыхали два
пистолетных выстрела, гулко раздавшихся в тишине ночи.
Мы остановились на несколько минут, но все уже смолкло.
- Они, вероятно, напали на след Туссака, - сказал мой спутник, -
боюсь, что он слишком смел и хитер, чтобы эти разини могли поймать его. Я
не знаю, какое впечатление он произвел на вас, но я могу сказать, что
трудно встретить более опасного человека, чем Туссак!
Я сознался, что по возможности желал бы избегнуть подобной приятной
встречи, и громкий смех моего спутника указал мне, что он хорошо понимает
и разделяет мои чувства.
- Это абсолютно честный человек, которого трудно найти в наше время.
Один из лучших, которых увлекла революция. Он слепо верит в слова
ораторов, увлекался идеями революционных мыслителей и был убежден, что
после волнений и необходимых казней, Франция сделается раем земным,
центром тишины и спокойствия и братской любви. Многие пылкие головы
увлекались теми же мыслями, но, увы! время жестоко разочаровало их.
Туссака следует причислить именно к этому разряду людей. Бедняга! Вместо
любви и полного уравнения всех - возникновение и укрепление деспотической
императорской власти. Ничего нет удивительного, что от всех этих
неожиданностей он словно обезумел. Он перестал быть человеком и сделался
диким животным, готовым отдать всю свою гигантскую силу, чтобы уничтожить
разрушивших созданный им идеал. Он не знает страха, настойчив и почти