доверяю ему, и все таки он не пугал меня: я почему-то был вполне уверен в
своей безопасности, хотя вскоре в этом пришлось горько разубедиться.
- Вы, конечно, извиняете мою холодность, господин Лаваль, - сказал
он, - с тех пор, как Император побывал на берегу, там всегда кишат
полицейские агенты, так что купцы должны быть всегда начеку, охраняя свои
интересы. Вы понимаете, что мои опасения были совершенно естественны: ваш
вид и ваше платье не внушали особенного довери в таких местах и в столь
поздний час!
Он, очевидно, ждал возражения, но я сдержался и скромно заметил:
- Я повторяю, что я просто заплутавшийся путник, и теперь, когда я
уже вполне отдохнул и освежился, я не буду более злоупотреблять вашим
гостеприимством и только попрошу вас указать мне дорогу к ближайшей
деревне.
- Я полагаю, что вам гораздо лучше будет остаться здесь, потому что
буря разыгрывается сильнее и сильнее!
И пока он говорил, сильный порыв ветра долетел до моих ушей. Он
подошел к окну и принялся так-же внимательно всматриваться, как и при моем
приближении.
- Хорошо было-бы, г-н Лаваль, - сказал он, глядя на меня с
притворно-дружеским видом, - если-бы вы не отказались оказать мне весьма
существенную услугу, побыть здесь не более получаса.
- Почему это? - спросил я, колеблясь между недоверием и любопытством.
- Вы хотите откровенности, - и он взглянул на меня так правдиво и
искренне, - дело в том, что я жду нескольких сотоварищей по ремеслу; но до
сих пор, как видите, совершенно тщетно; я решил отправиться на встречу им,
пройти вокруг всего болота, чтобы помочь им, если они потеряли дорогу. Но
в то же время, было-бы очень невежливо с моей стороны, если они придут без
меня и вообразят, что я ушел от них. Вы-бы оказали мне большое одолжение,
согласившись остаться здесь полчаса или около того, чтобы объяснить им
причину моего отсутствия, если мы случайно разминемся с ними по дороге.
Все это казалось вполне естественным, но его странный загадочный взор
говорил мне, что он лгал. Я колебался принять или не принять его
предложение, тем более, что оно давало мне удобный случай удовлетворить
мое любопытство. Что было за этим старым камнем и почему он скрылся от
меня именно туда? Я чувствовал бы себя неудовлетворенным, если-бы не
постарался выяснить это, прежде чем идти дальше.
- Отлично, - сказал он, нахлобучивая черную с приподнятыми полями
шляпу и быстро бросаясь к двери. Я был уверен, что вы не откажете мне в
моей просьбе и не могу долее медлить, потому что в противном случае я
останусь без товара.
Он поспешно захлопнул за собою дверь, и шаги его постепенно замерли
вдали, заглушенные ревом ветра. Таким образом, я был один в этом
таинственном жилище, предоставленный самому себе и жаждущий разрешить все
свои недоумения. Я поднял книгую, уроненную под стол. Это было одно из
сочинений Руссо. Трудно было предположить, чтобы купец, ожидающий встречи
с контрабандистами, стал читать подобные книги. На заголовке было написано
Люсьен Лесаж, а внизу женской рукой приписано - "Люсьену от Сибилль".
Итак, имя моего добродушного, но странного, незнакомца было Лесаж.
Теперь мне предстояло узнать только одно и притом самое интересное,
именно, что он спрятал в камин. Прислушавшись несколько минут к звукам,
доходившим извне и убедившись, что не было слышно ничего кроме рева бури,
я стал на край решетки, как это делал он, и перескочил через нее.
Блеск пламени скоро указал мне тот предмет, о котором я так долго
думал. В углублении, образовавшемся впоследствие падения одного из
кирпичей, лежал маленький сверток. Несомненно, это был именно тот предмет,
который мой новый приятель поспешил спрятать, встревоженный приближением
постороннего человека. Я взял его и поднес к огню. Это был сверток,
завернутый в маленький, четырехугольный кусок желтой блестящей материи,
перевязанный кругом белой тесьмой. Когда я развязал его, в нем оказалась
целая пачка писем и одна, совершенно особенно сложенная бумага.
У меня захватило дыхание, когда я прочел адреса. Первое письмо было
на имя гражданина Талейрана, остальные, написанные республиканским стилем,
были аддресованы гражданам Фуше, Сольт, Мак Дональд, Бертье и так,
постепенно, я прочел целый лист знаменитых имен военных и дипломатических
деятелей, столпов нового правления. Что-же мог иметь общего этот мнимый
купец с такими высокими личностями? Несомненно разгадка кроется в другой
бемаге. Я сложил письма на место и развернул бумагу, которая сейчас-же
убедила меня, что соляное болото было для меня более безопасным убежищем,
чем это проклятое логовище!
Мои глаза сразу наткнулись на следующие слова:
"Товарищи, сограждане Франции! События дня указывают, что тиран, даже
окруженный своими войсками, не может избегнуть мести возмущенного и
раздраженного народа! Комитет Трех, временно действующий за республику,
приговорил Бонапарта к той-же участи, которая постигла Людовика Капета. В
отместку за 19-е Брюмера...
Едва я успел дочитать до указанного места, как вдруг почувствовал,
что меня кто-то схватил за ноги; бумага выскользнула из моих рук. Чьи-то
железные пальцы плотно обвились вокруг моих ног, и при свете угольев я
увидел две руки; несмотря на охвативший меня ужас, я заметил, что руки эти
были покрыты густыми, черными волосами и поражали своей величиной.
- Так, мой друг, - послышался надо мной чей-то голос, - на этот раз,
наконец, нас вполне довольно, чтобы задержать нас!
4. НОЧНЫЕ ПОСЕТИТЕЛИ
Я недолго предавался размышлениям о своем опасном положении: точно
схваченную с насеста птицу, меня приподняли за ноги и со всего размаху
выбросили в комнату, при этом спиной я ударился о каменный пол с такой
силой, что мне казалось, я перестал дышать.
- Не убивай его, Туссак, - сказал чей-то мягкий голос, - надо скачала
удостовериться, кто он.
Я чувствовал страшное давление больших пальцев на мой подбородок, так
как остальные пальцы железным кольцом сдавили мою гортань: давлением
пальцев этот Туссак отогнул мне вверх голову, насколько это было возможно,
не ломая шеи.
- Еще четверть дюйма, и я сломал бы ему шею, - сказал тот-же громовой
голос, - верьте моему долговременному опыту.
- Не делай этого, Туссак, не делай, - повторил чей-то мягкий голос, -
я уже был однажды свидетелем подобной расправы и это ужасное зрелище долго
стояло у меня перед глазами!
Моя шея была так повернута, что я не мог видеть тех, от кого зависела
моя участь, я мог только лежа слушать их.
- Однако-же приходится считаться с фактами, мой милый Карл! Этот
молодец проник во все наши тайны, наша жизнь зависит от него!
По голосу у узнал в говорившем Лесажа.
- Мы должны лишить его возможности вредить нам! Отпусти его, Туссак,
все равно он не может выбраться отсюда.
С неимоверной силой, давление которой я все время чувствовал на своей
шее, я был приподнят и приведен в сидячее положение, что дало мне
возможность в первый раз осмотреться вокруг себя и разглядеть получше тех
людей, в чьей власти я находился. Очевидно, это были субъекты, на совести
которых лежало немало убийств в прошлом, судя по их словам, они не
задумаются над убийством и в будущем. Для меня вполне ясно было, что в
центре уединенного соляного болота я был совершенно в их руках. Я вспомнил
имя, которое носил, и затаил в душе чувство смертельного ужаса,
разливающегося по моему существу.
Их было трое в комнате - мой старый знакомец и два новых пришельца.
Лесаж стоял у стола с той-же засаленной книгой в руках и совершенно
спокойно смотрел на меня. В его глазах отражалась насмешка; в них порою
светилось торжество человека, разбившего по всем пунктам своего
противника, который теперь принужден был бездействовать.
Около него на ящике сидел человек лет пятидесяти с лицом аскета. На
его желтом лице виднелись глубоко-вдавшиеся глаза, резко-очерченные губы;
кожа его, изборожденная морщинами, спускалась складками с резко
выдававшегося подбородка. Он был одет в костюм табачного цвета, причем
длинные ноги его поражали своей худобой. Он с грустью покачивал головой,
глядя на меня, и я читал утешение в его, казалось, безчеловечных глазах.
Третий, Туссак, положительно устрашал меня! Это был колосс
коренастого сложения, с непомерно развитыми мускулами. Его огромые ноги
были искривлены, как у обезъяны; вместо рук у него были громадные лапы,
которые все время держали меня за шиворот. Было что-то животное во всей
его внешности; борода начиналась от глаз и совершенно скрывала выражение
его лица, ускользавшее от вас, потому что всклоченные волосы торчали во
все стороны, как солома. Взгляд его больших черных глаз переходил с меня
на его приятелей. В нем я читал свой приговор. Если те двое были судьями,
я не мог дальше сомневаться, кто был палач!
- Когда он пришел? Чем он занимается? Как он мог найти это убежище? -
спросил тот, кто, казалось мне, был на моей стороне.
- Когда он только что подошел сюда, я принял его за вас, - ответил
Лесаж, - в такую адскую ночь вряд-ли можно было рассчитывать встретить
кого-нибудь другого на болоте. Поняв свою ошибку, я запер дверь и спрятал
бумаги в камин. Я совершенно упустил из виду, что он мог видеть все это
через щель в двери, но когда я вышел, чтобы указать ему дорогу, мне сразу
бросилась в глаза эта щель. Я более уже не сомневался, что он видел мои
действия, и, конечно, они возбудили его любопытство настолько, что он не
перестанет думать о них и сделает попытку разъяснить все себе. Я вернул
его в избушку, чтобы иметь время рассудить, что делать с ним.
- Черт возьми! Пара ударов этого топорика и постель в самом покойном
углу соляного болота исправят все происшедшее, - сказал Туссак, сидевший
рядом со мною.
- Совершенно верно, мой милый Туссак, но к чему-же сразу открывать
свои козыри? Надо быть более разборчивым и сообразительным!
- Что-же было дальше?
- Первым делом моим было узнать, кто этот Лаваль?
- Как вы назвали его? - вскрикнул старик.
- Он назвал себя Луи Лавалем. Я повторяю, мне необходимо было
убедиться в своем предположении, видел-ли он, как я запрятал бумаги. Это
не только было важно для нас, но, и как видите, оказалось роковым для
него. Я дожидался вашего приближения, и тогда только оставил его одного. Я
следил за ним из окна и увидел, как он бросился в наш тайник. Когда мы
взошли, я обратился к тебе, Туссак, с просьбой вытащить его из-за камина,
и вот он лежит перед вами.
Красивый брюнет обвел всех взором, чувствуя одобрение товарищей, а
старик вспеснул руками, бросая на меня суровый, неумолимый взгляд.
- Мой милый Лесаж, - сказал он, - ты положительно превзошел самого
себя. Когда мы, республиканцы, ищем исполнителя наших замыслов, всегда
умеем найти наиболее достойного. Признаюсь, что когда я привел Туссака к
этому приюту и последовал за вами, то при виде чьих-то ног, торчавших из
камина, так растерялся, что обыкновенно сообразительный, никак не мог
понять, в чем дело. Однако, Туссак сразу со своей обычной сметливостью
понял, что его надо было схватить именно за ноги!
- Довольно слов! - проревел подле меня косматый великан, - все
благодаря тому, что мы много говорили и мало действовали, Бонапарт еще
носит корону на своей голове, или вернее голову на плечах. Расправимся с
этим молодцем, да поскорее приступим к делу!
Нежные, тонкие черты Лесажа невольно манили меня к себе. Я в них
искал защиты, но эти большие черные глаза смотрели на меня так холодно, с
