страсти помощника к фотографии, о том, что он пользуется этой
страстью, чтобы лазить зачем-то в погреб. Погреб! Вот другой
конец запутанной нити. Я подробно расспросил Уилсона об этом
таинственном помощнике и понял, что имею дело с одним из самых
хладнокровных и дерзких преступников Лондона. Он что-то делает
в погребе, что-то сложное, так как ему приходится работать там
по нескольку часов каждый день в течение двух месяцев. Что же
он может там делать? Только одно: рыть подкоп, ведущий в
какое-нибудь другое здание. Пойдя к такому выводу, я захватил
вас и отправился познакомиться с тем местом, где все это
происходит. Вы были очень удивлены, когда я стукнул тростью по
мостовой. А между тем я хотел узнать, куда прокладывается
подкоп -- перед фасадом или на задворках. Оказалось, что перед
фасадом его не было. Я позвонил. Как я и ожидал, мне открыл
помощник. У нас уже бывали с ним кое-какие стычки, но мы
никогда не видали друг друга в лицо. Да и на этот раз я в лицо
ему не посмотрел. Я хотел видеть его колени. Вы могли бы и сами
заметить, как они у него были грязны, помяты, протерты. Они
свидетельствовали о многих часах, проведенных за рытьем
подкопа. Оставалось только выяснить, куда он вел свой подкоп. Я
свернул за угол, увидел вывеску Городского и Пригородного банка
и понял, что задача решена. Когда после концерта вы отправились
домой, я поехал в Скотленд-Ярд, а оттуда к председателю
правления банка.
-- А как вы узнали, что они попытаются совершить
ограбление именно этой ночью? -- спросил я.
-- Закрыв контору Союза рыжих, они тем самым давали
понять, что больше не нуждаются в отсутствии мистера Джабеза
Уилсона, -- другими словами, их подкоп готов. Было ясно, что
они постараются воспользоваться им поскорее, так как,
во-первых, подкоп может быть обнаружен, а во-вторых, золото
может быть перевезено в другое место. Суббота им особенно
удобна, потому что она предоставляет им для бегства лишние
сутки. На основании всех этих соображений я пришел к выводу,
что попытка ограбления будет совершена, ближайшей ночью.
-- Ваши рассуждения прекрасны! -- воскликнул я в
непритворном восторге. -- Вы создали такую длинную цепь, и
каждое звено в ней безупречно.
__ Этот случай спас меня от угнетающей скуки, --
проговорил Шерлок Холмс, зевая. -- Увы, я чувствую, что скука
снова начинает одолевать меня! Вся моя жизнь -- сплошное усилие
избегнуть тоскливого однообразия наших жизненных будней.
Маленькие загадки, которые я порой разгадываю, помогают мне
достигнуть этой цели.
-- Вы истинный благодетель человечества, -- сказал я.
Холмс пожал плечами:
-- Пожалуй, я действительно приношу кое-какую пользу.
"L'homme c'est rien -- I'oeuvre c'est tout"6, как выразился
Гюстав Флобер в письме к Жорж Санд.
Перевод М. и Н. Чуковских
Примечания
1 Франкмасоны (сокр. -- масоны) -- члены тайного
религиозно-философского общества.
2 Дуга и окружность -- масонские знаки. Прежде они были
тайными, но современные масоны, нарушая старинный устав,
нередко носят их на брелоках и запонках.
3 "Все неведомое кажется нам великолепным" (лат.).
4 Сарасате (1844--1908) -- знаменитый испанский скрипач и
композитор.
5 В Итоне и Оксфорде находятся аристократические учебные
заведения.
6 "Человек -- ничто, дело -- все" (фр.).
Артур Конан-Дойль. Желтое лицо
Вполне естественно, что я, готовя к изданию эти короткие
очерки, в основу которых легли те многочисленные случаи, когда
своеобразный талант моего друга побуждал меня жадно выслушивать
его отчет о какой-нибудь необычной драме, а порой и самому
становиться ее участником, что я при этом чаще останавливаюсь
на его успехах, чем на неудачах. Я поступаю так не в заботе о
его репутации, нет: ведь именно тогда, когда задача ставила его
в тупик, он особенно удивлял меня своей энергией и
многогранностью дарования. Я поступаю так по той причине, что
там, где Холмс терпел неудачу, слишком часто оказывалось, что и
никто другой не достиг успеха, и тогда рассказ оставался без
развязки. Временами, однако, случалось и так, что мой друг
заблуждался, а истина все же бывала раскрыта. У меня записано
пять-шесть случаев этого рода, и среди них наиболее яркими и
занимательными представляются два -- дело о втором пятне и та
история, которую я собираюсь сейчас рассказать.
Шерлок Холмс редко занимался тренировкой ради тренировки.
Немного найдется людей, в большей мере способных к напряжению
всей своей мускульной силы, и в своем весе он был бесспорно
одним из лучших боксеров, каких я только знал; но в бесцельном
напряжении телесной силы он видел напрасную трату энергии, и
его, бывало, с места не сдвинешь, кроме тех случаев, когда дело
касалось его профессии. Вот тогда он бывал совершенно неутомим
и неотступен, хотя, казалось бы, для этого требовалось
постоянная и неослабная тренировка; но, правда, он всегда
соблюдал крайнюю умеренность в еде и в своих привычках, был до
строгости прост. Он не был привержен ни к каким порокам, а если
изредка и прибегал к кокаину то разве что в порядке протеста
против однообразия жизни, когда загадочные случаи становились
редки и газеты не предлагали ничего интересного.
Как-то ранней весной он был в такой расслабленности, что
пошел со мной днем прогуляться в парк. На вязах только еще
пробивались хрупкие зеленые побеги, а клейкие копьевидные почки
каштанов уже начали развертываться в пятиперстные листики. Два
часа мы прохаживались вдвоем, большей частью молча, как и
пристало двум мужчинам, превосходно знающим друг друга. Было
около пяти, когда мы вернулись на Бейкер-стрит.
-- Разрешите доложить, сэр, -- сказал наш мальчик-лакей,
открывая нам дверь. -- Тут приходил один джентльмен, спрашивал
вас, сэр.
Холмс посмотрел на меня с упреком.
-- Вот вам и погуляли среди дня! -- сказал он. -- Так он
ушел, этот джентльмен?
-- Да, сэр.
-- Ты не предлагал ему зайти?
-- Предлагал, сэр, он заходил и ждал.
-- Долго он ждал?
-- Полчаса, сэр. Очень был беспокойный джентльмен, сэр, он
все расхаживал, пока тут был, притоптывал ногой. Я ждал за
дверью, сэр, и мне все было слышно. Наконец он вышел в коридор
и крикнул: "Что же он так никогда и не придет, этот человек?"
Это его точные слова, сэр. А я ему: "Вам только надо подождать
еще немного". "Так я, --
говорит, -- подожду на свежем воздухе, а то я просто
задыхаюсь! Немного погодя зайду еще раз", -- с этим он встал и
ушел, и, что я ему ни говорил, его никак было не удержать.
-- Хорошо, хорошо, ты сделал что мог, -- сказал Холмс,
проходя со мной в нашу общую гостиную. -- Как все-таки досадно
получилось, Уотсон! Мне позарез нужно какое-нибудь интересное
дело, а это, видно, такое и есть, судя по нетерпению
джентльмена. Эге! Трубка на столе не ваша! Значит, это он
оставил свою. Добрая старая трубка из корня вереска с длинным
чубуком, какой в табачных магазинах именуется янтарным. Хотел
бы я знать, сколько в Лондоне найдется чубуков из настоящего
янтаря! Иные думают, что признаком служит муха. Возникла,
знаете, целая отрасль промышленности -- вводить поддельную муху
в поддельный янтарь. Он был, однако, в сильном расстройстве,
если забыл здесь свою трубку, которой явно очень дорожит.
-- Откуда вы знаете, что он очень ею дорожит? -- спросил
я.
-- Такая трубка стоит новая семь с половиной шиллингов. А
между тем она, как видите, дважды побывала в починке: один раз
чинилась деревянная часть, другой -- янтарная. Починка,
заметьте, оба раза стоила дороже самой трубки -- здесь в двух
местах перехвачено серебряным кольцом. Человек должен очень
дорожить трубкой, если предпочитает дважды чинить ее, вместо
того, чтобы купить за те же деньги новую.
-- Что-нибудь еще? -- спросил я, видя, что Холмс вертит
трубку в руке и задумчиво, как-то по-своему ее разглядывает. Он
высоко поднял ее и постукивал по ней длинным и тонким
указательным пальцем, как мог бы профессор, читая лекцию,
постукивать по кости.
-- Трубки бывают обычно очень интересны, -- сказал он. --
Ничто другое не заключает в себе столько индивидуального,
кроме, может быть, часов да шнурков на ботинках. Здесь,
впрочем, указания не очень выраженные и не очень значительные.
Владелец, очевидно, крепкий человек с отличными зубами, левша,
неаккуратный и не склонен наводить экономию.
Мой друг бросал эти сведения небрежно, как бы вскользь, но
я видел, что он скосил на меня взгляд, проверяя, слежу ли я за
его рассуждением.
-- Вы думаете, человек не стеснен в деньгах, если он курит
трубку за семь шиллингов? -- спросил я.
-- Он курит гросвенорскую смесь по восемь пенсов унция, --
ответил Холмс, побарабанив по голове трубки и выбив на ладонь
немного табаку. -- А ведь можно и за половину этой цены купить
отличный табак -- значит, ему не приходится наводить экономию.
-- А прочие пункты?
-- Он имеет привычку прикуривать от лампы и газовой
горелки. Вы видите, что трубка с одного боку сильно обуглилась.
Спичка этого, конечно, не наделала бы. С какой стати станет
человек, разжигая трубку, держать спичку сбоку? А вот прикурить
от лампы вы не сможете, не опалив головки. И опалена она с
правой стороны. Отсюда я вывожу, что ее владелец левша.
Попробуйте сами прикурить от лампы и посмотрите, как,
естественно, будучи правшой, вы поднесете трубку к огню левой
ее стороной. Иногда вы, может быть, сделаете и наоборот, но не
будете так поступать из раза в раз. Эту трубку постоянно
подносили правой стороной. Далее, смотрите, он прогрыз янтарь
насквозь. Это может сделать только крепкий, энергичный человек
да еще с отличными зубами. Но, кажется, я слышу на лестнице его
шаги, так что нам будет что рассмотреть поинтересней трубки.
Не прошло и минуты, как дверь отворилась, и в комнату
вошел высокий молодой человек. На нем был отличный, но не
броский темно-серый костюм, и в руках он держал коричневую
фетровую шляпу с широкими полями. Выглядел он лет на тридцать,
хотя на самом деле был, должно быть, старше.
-- Извините, -- начал он в некотором смущении. -- Полагаю,
мне бы следовало постучать. Да, конечно, следовало...
Понимаете, я несколько расстроен, тем и объясняется... -- Он
провел рукой по лбу, как делает человек, когда он сильно не в
себе, и затем не сел, а скорей упал на стул.
-- Я вижу вы ночи две не спали, -- сказал Холмс в
спокойном, сердечном тоне. -- Это изматывает человека больше,
чем работа, и даже больше, чем наслаждение. Разрешите спросить,
чем могу вам помочь?
-- Мне нужен ваш совет, сэр. Я не знаю, что мне делать,
все в моей жизни пошло прахом.
-- Вы хотели бы воспользоваться моими услугами
сыщика-консультанта?
-- Не только. Я хочу услышать от вас мнение
рассудительного человека... и человека, знающего свет. Я хочу
понять, что мне теперь делать дальше. Я так надеюсь, что вы мне
что-то посоветуете.
Он не говорил, а выпаливал резкие, отрывочные фразы, и мне
казалось, что говорить для него мучительно и что он все время
должен превознемогать себя усилием воли.
-- Дело это очень щепетильное, -- продолжал он. -- Никто
не любит говорить с посторонними о своих семейных делах.
Ужасно, знаете, обсуждать поведение своей жены с людьми,
которых ты видишь в первый раз. Мне противно, что я вынужден
это делать! Но я больше не в силах терпеть, и мне нужен совет.
