схватка. Первым залпом мы уложили четырех. Но когда мы взяли
добычу, нас осталось только трое. Я приставил дуло пистолета к
голове кучера -- это и был Маккарти. Господи, лучше бы я убил
его тогда! Но я пощадил его, хотя и заметил, что он смотрит на
меня своими маленькими злыми глазками, будто хочет запомнить
черты моего лица. Мы завладели золотом, стали богатыми людьми и
приехали в Англию, никем не заподозренные. Здесь я навсегда
расстался со своими бывшими приятелями и начал спокойную,
обеспеченную жизнь.
Я купил это имение, которое как раз продавалось в то
время, и старался принести хотя бы небольшую пользу своими
деньгами, чтобы как-то искупить прошлое. К тому же я женился, и
хотя жена моя умерла молодой, она оставила мне милую маленькую
Алису. Даже когда Алиса была совсем крошкой, ее ручонки
удерживали меня на праведном пути, как ничто в мире. Словом, я
навсегда покончил с прошлым. Все шло великолепно, пока я не
попался в руки Маккарти...
Я поехал в город по денежным делам и на Риджент-стрит
встретил Маккарти. На нем не было ни приличного пальто, ни
обуви.
"Вот мы и встретились, Джек, -- сказал он, прикасаясь к
моей руке. -- Теперь уж мы с вами больше не расстанемся. Я не
один: у меня есть сынишка, и вы должны о нас позаботиться. В
противном случае, вы знаете: Англия прекрасная страна, где чтут
законы. Кроме того, везде есть полисмены".
Вот он и поселился со своим сыном на западе, и я не мог от
них отделаться; они бесплатно живут на моей земле. У меня не
было ни покоя, ни .отдыха, ни забвения. Куда бы я ни шел, я
везде натыкался на его хитрую, ухмыляющуюся физиономию. Когда
Алиса подросла, стало еще хуже, так как он заметил, что для
меня страшнее всякой полиции, если о моем прошлом узнает дочь.
Что бы он ни захотел, он получал по первому требованию, будь то
земля, постройка или деньги, пока он не потребовал
невозможного. Он потребовал Алису. Сын его, видите ли, подрос,
моя дочь -- тоже, и, так как о моей болезни всем было известно,
ему представилось, что это великолепный шанс для его сына
завладеть всем моим состоянием. Но на этот раз я был тверд. Я и
мысли не мог допустить, что его проклятый род соединится с
моим.
Нельзя сказать, чтобы мне не нравился его сын, но в жилах
юноши текла кровь его отца, этого было достаточно. Я все же
стоял на своем. Маккарти, выведенный из себя, стал угрожать.
Мы должны были встретиться у омута, на полпути между
нашими домами, чтобы поговорить обо всем. Когда я пришел на
условленное место, я увидел, что он толкует о чем-то с сыном. Я
закурил и ждал за деревом, пока он останется один. Но по мере
того как я вслушивался в его слова, во мне закипала горечь и
злоба, я не мог больше этого вынести. Он принуждал сына
жениться на моей дочери, ничуть не заботясь о том, как она
отнесется к этому, будто речь шла об уличной девчонке.
Я чуть с ума не сошел, когда подумал, что все, чем я
дорожу, может очутиться во власти такого человека. Не лучше ли
разбить эти оковы? Я уже умирающий, доведенный до отчаяния
человек. Хотя рассудок мой ясен и силы не покинули меня, я
понимал, что моя жизнь кончена. Но мое имя и моя дочь! Я спасу
и то и другое, если заставлю Маккарти держать язык за зубами...
Я его убил, мистер Холмс... Я бы убил его снова. Я большой
грешник, но разве жизнь, полная страданий, не искупает вины? Я
все терпел, но мысль, что моя дочь попадет в ту же западню,
была невыносимы. Я убил его без угрызения совести, будто это
была отвратительная ядовитая тварь. На крик прибежал его сын,
но я успел спрятаться в, лесу, хотя мне пришлось вернуться за
пальто, которое я обронил... Это чистая правда, джентльмены,
все служилось именно так.
-- Что же, не мне судить вас, -- промолвил Холмс, когда
старик подписал свои показания. -- Думаю, нам не придется
представлять эти сведения в суд.
-- Я вам полностью доверяю, сэр! Но что вы хотите
предпринять?
-- Принимая во внимание ваше здоровье -- ничего. Вы сами
знаете, что скоро предстанете перед судом, который выше земного
суда. Я сохраню ваше признание, мне придется воспользоваться
им, если Маккарти будет осужден. Если же он будет оправдан --
ни один смертный, будете вы живы или нет, не узнает о вашей
тайне, все это останется между нами.
-- Тогда прощайте, -- торжественно сказал старик. -- Когда
настанет ваш смертный час, вам будет легче при мысли о том,
какое успокоение вы внесли в мою душу.
Шатаясь и дрожа всем своим гигантским телом, он медленно
вышел из комнаты, прихрамывая на правую ногу. 1
-- Бедные мы, бедные! -- после долгой паузы воскликнул
Холмс. -- Почему судьба играет такими жалкими, беспомощными
созданиями, как мы?
Выездная сессия суда присяжных оправдала Джеймса Маккарти
под давлением многочисленных доказательств, представленных
Холмсом. Старый Тэнер прожил месяцев семь после нашего
свидания, сейчас его уже нет в живых. Есть все основания
полагать, что Джеймс и Алиса могут спокойно жить в счастливом
браке, не думая больше о черных тучах, которые омрачали их
прошлое.
Примечания
1 Джордж Мередит (1828--1909) -- известный английский
писатель.
2 Ярд-- около 0,9 метра.
3 Фут-- около 0,3 метра.
4 A rat (а рэт) -- по-английски значит "крыса".
Артур Конан-Дойль.
Черный Питер
Перевод Н. Емельянниковой
Никогда я не видел моего друга в таком расцвете духовных и
физических сил, как в 1895 году. Известность его все росла,
практика все расширялась. Из уважения к чужим тайнам я не
позволяю себе даже намекнуть на имена тех знаменитых людей,
которым случалось переступать порог нашего скромного жилища на
Бейкер-стрит. Надо сказать, что Холмс, как все великие
художники, работал только из любви к искусству. Я не слышал
(кроме единственного случая с герцогом Холдернесским), чтобы он
требовал крупного вознаграждения за свои неоценимые услуги. Он
был настолько бескорыстен -- или настолько независим, -- что
нередко отказывал в своей помощи богатым и знатным людям, если
не находил ничего увлекательного для себя в расследовании их
тайн. В то же время он целые недели ревностно занимался делом
какого-нибудь бедняка, если это дело было настолько загадочным
и волнующим, что могло, зажечь его воображение и давало ему
возможность применить свое мастерство.
В этом памятном 1895 году Холмс произвел целый ряд
любопытных и разнообразных исследований, начиная с выяснения
причин внезапной смерти кардинала Тоски (по настоятельному
желанию Ватикана) и кончая арестом преступника Уилсона; этот
знаменитый тренер канареек был вместе с тем истинной язвой
лондонского Ист-Энда. Вслед за этими громкими делами возникла
трагедия в Вудменс-Ли: капитан Питер Керн погиб при самых
страшных и таинственных обстоятельствах. В моих записках о
деятельности Шерлока Холмса был бы большой пробел, если бы в
них отсутствовал рассказ об этом необычайном происшествии.
В течение первой недели июля мой друг так часто и так
надолго уходил из дому, что я понял: он чем-то занят. За эти
дни несколько раз к нам заходили какие-то люди сурового и
грубого вида. Они спрашивали капитана Бэзила. Это убедило меня,
что Холмс, скрывая под одной из своих многочисленных масок и
под вымышленной фамилией свое собственное грозное имя, ведет
какое-то новое расследование. В различных районах Лондона у
него было по меньшей мере пять укромных местечек, где он мог
изменять свой облик. Холмс ничего не рассказывал мне об этом
новом деле, и не в моем обычае было вызывать его на
откровенность. О том, в каком направлении он работает, Холмс
впервые дал мне понять довольно необычным образом.
Как-то раз он ушел из дому еще перед завтраком; я только
что сел за стол, как вдруг он входит в комнату, не снимая шляпы
и держа, словно зонтик, под мышкой громадный гарпун.
-- Черт возьми, Холмс! -- вскричал я. -- Неужели вы хотите
сказать, что гуляли по Лондону с этакой штукой?
-- Нет, я только сЦездил к мяснику.
-- К мяснику?
-- И вот возвращаюсь домой с прекрасным аппетитом. Знаете,
как полезны физические упражнения перед завтраком? Но, держу
пари, вам ни за что не угадать, какие именно упражнения я
проделывал.
-- И не собираюсь угадывать.
Холмс, посмеиваясь, налил себе кофе.
-- Заглянули бы вы в заднюю комнату лавки Аллардайса, так
увидели бы: с потолка свисает свиная туша, а какой-то
джентльмен, сняв сюртук, яростно старается проткнуть ее вот
этим орудием. Джентльмен этот -- я. И, увы, оказалось, что мне
с одного удара ее не проткнуть. Не хотите ли попробовать сами?
-- Ни за что на свете. Но для чего вы этим занимались?
-- Мне кажется, что это имеет косвенное отношение к
загадочной истории в Вудменс-Ли... А, Хопкинс, я получил вашу
телеграмму вчера вечером и ждал вас. Входите, сейчас будем
завтракать.
К нам вошел худощавый подвижный человек лет тридцати. На
нем был скромный шерстяной костюм, но его выправка
свидетельствовала о том, что он привык носить военный мундир. Я
сразу узнал Стэнли Хопкинса, молодого инспектора полиции,
который, по мнению Холмса, подавал большие надежды. Хопкинс, в
свою очередь, считал себя учеником знаменитого сыщика и
восхищался его научными методами.
Лицо Хопкинса было хмуро; он опустился в кресло с видом
глубокого уныния.
-- Нет, благодарю вас, сэр, я уже позавтракал. Я ночевал в
городе, потому что приехал сюда для доклада.
-- И о чем же вам пришлось докладывать?
-- О неудаче, сэр, о полной неудаче.
-- Вы не сдвинулись с места?
-- Нет.
-- Неужели? Видно, придется заняться этим делом мне.
-- Ради бога, прошу вас, мистер Холмс! Мне в первый раз
поручили важное дело, а я не в силах выполнить его. Умоляю,
помогите!
-- Ладно, ладно. Я как раз внимательно ознакомился со
всеми данными следствия. Кстати, что вы думаете по поводу
табачного кисета, найденного на месте преступления? Не в нем ли
ключ к этому делу?
Хопкинс, казалось, удивился:
-- Кисет принадлежал убитому, сэр. Там внутри его
инициалы. И сделан он из тюленьей кожи, а ведь покойный много
лет охотился на тюленей.
-- Но при нем не оказалось трубки.
-- Да, сэр, трубки мы не нашли -- он действительно курил
мало. Впрочем, мог же он держать табак для приятелей.
-- Безусловно. Я лишь потому заговорил об этом, что если
бы я сам расследовал этот случай, то сделал бы именно кисет
отправным пунктом моих поисков. Однако мой друг, доктор Уотсон,
не знает этой истории, и я тоже не прочь еще раз послушать ее.
Расскажите нам в двух словах самое существенное.
Стэнли Хопкинс извлек из кармана узкую полоску бумаги:
-- В моем распоряжении есть некоторые данные о жизни
покойного капитана Питера Кери. Он родился в 1845 году --
значит, ему было пятьдесят лет. Он считался одним из самых
отважных и удачливых охотников на тюленей и китов. В 1883 году
командовал паровым охотничьим судном "Морской единорог" из
Данди. В том же году он совершил ряд удачных рейсов, а в
следующем вышел в отставку. Затем несколько лет путешествовал
и, наконец, купил себе небольшую усадьбу "Вудменс-Ли" возле
Форест-Роу, в Суссексе. Там он прожил шесть лет и там же умер
ровно неделю назад.
Он отличался большими странностями. В повседневном быту
этот молчаливый и мрачный человек был строгим пуританином1.
Семья его состояла из жены и двадцатилетней дочери. Дом
